Властелин. Книга 3. Император Европы

Книга 3. Император Европы

Глава 1. Друзья и враги

Император Павел не находил себе места. Его обманули! Да что там обманули – его предали. Да, предали! Австрийцы сделали все, чтобы заманить армию Суворова в ловушку. Они и его, российского императора, обманом сделали соучастником своей мерзкой комбинации. Если бы не полководческий талант Александра Васильевича, то лучшие боевые части русской армии погибли бы в горах Швейцарии на потеху французам, да и всей Европе. А ведь вместо этого, русская армия могла встречать новый год и новый век в Париже.

Англичане тоже не лучше австрийцев. Обещали помочь Ушакову освободить Мальту и передать управление островом ему, Гроссмейстеру ордена Иоаннитов, императору Павлу. А сами? Нельсон осадил остров и передал его в подданство неаполитанскому королю. Какое отношение этот король имеет к Мальте? Он свое-то королевство потерял. Если бы десант адмирала Ушакова не отбил у французов Неаполь, так и оставался бы королем без королевства. Понятно же: англичане сами хотят владеть этим островом.

Нет, он совершенно правильно поступил, когда отозвал русскую армию и эскадру Ушакова с театра военных действий. Пусть теперь союзники сами повоюют.

Император настолько распалил в себе гнев, что чуть не накричал на вошедшего с докладом дежурного адъютанта. Но увидев, как четко адъютант сделал три строевых шага и замер по стойке смирно, Павел смягчился.

– Что у вас? – спросил он.

– Ваше величество, пришел английский посол Уитворт и просит его принять по срочному делу, – доложил дежурный.

– Почему он обращается ко мне, а не в иностранную коллегию? Пусть изложит свое дело Ростопчину.

Адъютант вышел, но через минуту вошел вновь и растерянно сказал:

– Уитворт, говорит, что дело, с которым он пришел, обрадует лично вас, ваше величество.

Павел хотел накричать на дежурного за неисполнение первого приказа, но передумал. До него дошел смысл доклада. Надо послушать, чем собирается порадовать Уитворт.

– Впустите посла, – приказал император.

Уитворт вошел, раскланялся и без предисловий, как стало принято при дворе русского императора, перешел к цели визита:

– Только сегодня, ваше величество, я получил ответ от своего правительства на мой запрос относительно Мальты и сразу поспешил к вам.

– Что за запрос, господин посол?

– Я писал, что крайне несправедливо поступает адмирал Нельсон, отказываясь от помощи русской эскадры в освобождении острова. Ведь именно вы, ваше величество, являетесь главой острова и кому, как ни адмиралу Ушакову должно быть предоставлено право водрузить ваш флаг над крепостью Ла Валетт.

– И что вам ответили? – заинтересовался Павел.

– Мне поручили уведомить вас, ваше величество, что сразу по освобождении острова вам будет предоставлено право назначить администрацию по своему усмотрению. И это вне зависимости от того, будет ли участвовать адмирал Ушаков в операции или нет.

– Это все? – спросил Павел, зная наперед, что это не все. Англичанин еще не огласил, какую плату они хотят за свою подачку.

– Нет, ваше величество. Еще мой король просит ваше величество не отзывать армию фельдмаршала Суворова из Европы. Он просит передать вам, что приложит все свое влияние на Вену для наказания виновных в том незавидном положении, в котором оказалась русская армия.

– Мы уже отдали приказ Суворову и Ушакову возвращаться в Россию.

– Я знаю, ваше величество. Но ведь в ваших силах его отменить.

– Мы ценим ваше благородство, господин посол, и готовы ходатайствовать перед вашим королем о вашем поощрении. Но ничего отменять мы пока не намерены. Мы отдадим команду генералиссимусу Суворову встать на зимние квартиры в Праге, а адмиралу Ушакову оставаться на острове Корфу. К этому разговору мы вернемся, когда увидим, что ваши слова не расходятся с делом.

– Благодарю вас, ваше величество! – откланялся посол.

***

Канцлер Священной Римской Империи барон Франц фон Тугут просматривал корреспонденцию. Среди множества писем его взгляд выхватил пухлый пакет с печатью, от вида которой его охватил трепет. Так было не впервые, а каждый раз, когда он получал письма с печатью Хозяина.

Канцлер надломил печать и вскрыл пакет. Внутри него находился конверт поменьше без указания адресата. Тугут отложил этот конверт и принялся читать послание:

«Вы не виноваты в том, что случилось, – говорилось в письме, – но дело требует завершения. Найдите среди пленных французов капитана Мориса Дюпона и передайте ему мое письмо. Добейтесь его освобождения, снабдите деньгами и рекомендательным письмом к одному из высокопоставленных Ваших доверенных лиц в Праге. Сделайте это без промедления. Порекомендуйте Вашему доверенному лицу устроить прием в честь нашего общего «Друга». Надеюсь, вы поняли, о ком речь».

Канцлер вызвал своего секретаря и приказал разыскать среди пленных некоего капитана Мориса Дюпона. Секретарь связался с комендантом венского гарнизона и запустил бюрократическую машину исполнения приказа. В результате, ближе к вечеру искомый француз предстал перед канцлером в сопровождении конвоя. Канцлер, отпустив конвой, сразу приступил к делу.

– Вот возьмите, капитан, это письмо для вас, это деньги, это паспорт, это рекомендательное письмо моему зятю графу Ностицу в Прагу, – Тугут вручал все это бывшему пленному с видом Санта-Клауса, раздающего подарки.

Когда «подарки» иссякли канцлер, ожидая выражения благодарности, взглянул в глаза француза, но почувствовал безотчетный страх и отвернулся. Бывший пленник вскрыл конверт, бегло прочел короткий текст и, не взглянув на канцлера, удалился.

Он отправился искать аптекаря, имя и адрес которого были указаны в письме. От дворца Хофбург и до дома аптекаря Дюпон в форме пехотного капитана французской армии ловил на себе полные неприязни взгляды жителей австрийской столицы. В таком виде здесь опасно расхаживать. Не дай бог, найдутся ретивые горожане, которые попытаются его побить. Он, конечно, может за себя постоять, но зачем нужны лишние неприятности?

Опасения капитана оказались напрасными. До дома аптекаря он добрался без приключений. Следуя инструкции, он показал аптекарю конверт с печатью Хозяина. Дежурная маска радушия, предназначенная для всех посетителей, мгновенно слетела с лица владельца аптеки. Он запер дверь на ключ и в тревожном ожидании спросил:

– Чем могу служить?

– Мне нужна медленно действующая микстура, – ответил важный посетитель.

– Насколько медленно?

– Сутки. Может быть двое, не больше.

– Мне нужно знать вес и рост «больного», чтобы рассчитать дозу.

– Рост, примерно, пять футов с дюймом. Вес около ста двадцати фунтов.

– Это что для подростка?

– Не ваше дело.

Аптекарь кивнул и, открыв крышку подвала спустился туда по приставной лестнице. Его не было несколько минут, а когда он вернулся, в руке его была зажата маленькая склянка.

– Вот, – передал он склянку в руки Дюпона, – вольете все содержимое в любой напиток.

– Еще мне нужна одежда. Я не могу ходить по Вене в таком виде.

– Где же я вам ее возьму? Все что у меня есть, это мои костюмы. Но вам они вряд ли придутся впору.

– Сходите на рынок и подберите что-нибудь по моей комплекции. И поставьте согреть воды. Пока вы ходите, я хотел бы помыться.

Когда через три часа аптекарь вернулся, весь пол на кухне был мокрым, в ведрах не осталось ни капли воды, а его гость мирно спал на хозяйской кровати.

***

Адмирал Нельсон получил письмо из военно-морского ведомства. В нем предписывалось не отказывать адмиралу Ушакову, если тот предложит помощь в осаде и штурме Мальты. Также после взятия Мальты адмирала Нельсона обязывали сообщить об этом российскому императору и согласовать с последним назначение администрации острова.

Они там в Лондоне с ума сошли! Какого черта он должен делить свою победу с русскими? Это на сто процентов его операция, и отдавать даже один цент славы кому бы то ни было он не намерен. Тем более Ушакову. Этот выскочка и так чувствует себя чуть ли не владыкой Средиземного моря, а ему хотят еще и Мальту подарить. Черта с два!

Выпустив пар, Нельсон успокоился и приказал себе рассуждать трезво. В приказе из Лондона сказано «…не отказывать Ушакову, если тот предложит…». А если не предложит? Тогда и подпускать его к Мальте никто не обязывает. Так. Отлично! Теперь надо сделать так, чтобы Ушаков даже не подумал предлагать помощь. Может, написать ему оскорбительное письмо? Нет, не пойдет. Еще, чего доброго, обвинят в разжигании вражды с союзниками. А если Ушаков узнает из надежного источника, что Мальта уже в руках англичан? Захочет ли он предложить помощь? Конечно, нет!

Нельсон вскочил со стула и улыбаясь заходил по кабинету. Отлично придумано! Он и приказа не нарушит и Мальту русским не отдаст. Эти штабные крысы в Лондоне просто не представляют, что такое Мальта. Это ключ к Средиземному морю: кто владеет Мальтой, тот владеет морем. Они ему еще спасибо скажут.

Адмирал вызвал своего адъютанта и приказал найти смышленого вестового офицера. Через четверть часа в кабинет командующего английской эскадрой вошел молоденький лейтенант и представился:

– Лейтенант Уилсон, ваше превосходительство.

– Вы умеете пить, лейтенант? – с сомнением глядя на молодого офицера, спросил Нельсон.

– Я моряк, ваше превосходительство! – уклончиво ответил Уилсон, и его находчивость понравилась адмиралу.

– В таком случае, вас ждет ответственное задание, лейтенант. Слушайте, что вам надлежит сделать. Пойдете в ресторан, где собираются русские офицеры. Там заведете с знакомство с кем-нибудь из них и под большим секретом сообщите, что Мальта взята штурмом, а вас послали в Неаполь доложить адмиралу Нельсону о победе.

– Слушаюсь, ваше превосходительство! – лейтенант явно обрадовался столь важному заданию.

Через четыре дня после этого, адмиралу Ушакову на Корфу пришло донесение из Неаполя. В нем говорилось, что эскадра адмирала Нельсона штурмом овладела крепостью Ла Валет. Ушаков не замедлил сообщить об этом императору Павлу.

***

Павел был взбешен, получив депешу от адмирала Ушакова. Его вновь обманули. Они его ни во что не ставят! Они Россию ни во что не ставят! Разве можно такое спускать? Раз спустил им, так они еще хуже подлость придумали. А главное, зачем?! Ведь он еще не сделал ничего, о чем они его просили. Зачем же, в таком случае нарушать свои условия? Нет, это не глупость. В чем, в чем, а в глупости их заподозрить нельзя. Это насмешка над ним!

Павел выскочил из кабинета в приемную и приказал немедленно разыскать Ростопчина. Пока искали главу иностранной коллегии, император продиктовал генерал-адъютанту приказы, предписывающие генералиссимусу Суворову и адмиралу Ушакову немедленно вывести вверенные им военные соединения в Россию.

Когда побледневший от волнения граф Ростопчин, прибыл в кабинет государя, Павел еще не успокоился. Он стоя спиной к графу и, стараясь не повышать голос, заговорил:

– Граф, вам надлежит сделать следующее. Подготовьте указ о расторжении союзнических отношений с Австрией и Англией. Укажите причину. Австрия умышленно допустила своими действиями и бездействием то, что русская армия оказалась в безвыходном положении. И никто из высшего руководства Генерального штаба за это до сих пор не наказан. Англия нарушила пункт договора по передаче управления островом Мальтой его законному главе – Гроссмейстеру ордена Иоаннитов. Запомнили?

– Запомнил, ваше величество! – Ростопчин не сумел скрыть радость.

Павел обернулся и увидел улыбающееся лицо своего придворного.

– Чему вы радуетесь, граф? – удивленно спросил он.

– Я радуюсь тому, ваше величество, что ваше решение собьет спесь и с австрийцев, и с англичан. А то они уже хозяевами Европы себя почувствовали, благодаря князю Суворову. И его же чуть не угробили.

Да, Ростопчин прав. Давно нужно было порвать с ними. Такие союзники хуже врагов.

– Хорошо. Еще подготовьте требование английскому правительству об удалении посла Уитворта из России.

– С превеликим удовольствием, ваше величество, – откланялся Ростопчин.

Граф Федор Васильевич Ростопчин испытывал великую антипатию к английскому послу Уитворту. Такие, как он, все меряют деньгами. Они считают, что могут купить любого. Однажды он смел предложить пятьдесят тысяч фунтов и самому Ростопчину. И за эти деньги всего-то нужно было изменить один пункт в торговом соглашении.

Граф тогда дал такую отповедь англичанину, что, казалось, у того не было выхода, кроме, как покинуть Россию. Иначе, как бы он мог смотреть в глаза главе иностранной коллегии, с которым часто приходилось встречаться по службе?

Но нет. Буквально, на следующий день Уитворт заявился на прием, как будто вчерашнего разговора и не было.

И вот, наконец, бессменный посол Англии, уже двенадцать лет плетущий свои интриги в России, будет удален навсегда.

***

Когда графу Ностицу доложили, что из Вены прибыл посланник от канцлера, он ожидал увидеть щеголеватого придворного, одетого по последней венской моде. Но его удивлению не было предела, когда перед ним предстал крепкий мужчина в модном десять лет назад костюме буржуа. Еще больше удивило графа рекомендательное письмо, подписанное его великим тестем. В нем предписывалось исполнять все требования подателя сего письма. Граф дважды перечитал письмо и все еще боялся спросить, какие требования предъявит этот посланец. А вдруг этот громила ограбил настоящего протеже канцлера?

– И что же вы хотите? – страшась ответа, спросил граф.

– Немного. Всего две вещи, ваше сиятельство. Во-первых, вы дадите бал в честь фельдмаршала Суворова…

– Генералиссимуса.

– Что, простите?

– Генералиссимуса Суворова. Русский цезарь недавно присвоил ему это звание.

– Неважно. Вы дадите бал в его честь.

– Хорошо. Барон Тугут просит о том же. А во-вторых?

– Во-вторых, я должен присутствовать на этом балу в качестве лакея.

Граф не смог найти слов: настолько неожиданным оказалось это условие. Знает ли о нем барон фон Тугут? Видимо знает, раз так безоговорочно ему доверился. Но ведь очевидно, что здесь что-то нечисто! Что же делать? Не выполнить предписания всемогущего тестя? Лучше застрелиться…

– Вы выполните мои требования, ваше сиятельство? – как издалека, расслышал граф.

– Да, да, конечно, – спохватился он, – сообщите, где вы остановились, и вас уведомят накануне бала.

– Я хотел бы остановиться у вас, ваше сиятельство, если вы не возражаете.

– Буду рад, – обреченно произнес граф.

Бал готовился в спешном порядке. Служащие графа бегали по всей Праге, передавая приглашения лично в руки самых знатных особ столицы Богемии. Повара договаривались с поставщиками мяса, рыбы, дичи, специй, муки о доставке свежих продуктов непосредственно за несколько часов до открытия бала. Возами в погреба графского дворца свозилось вино и шампанское. Сам граф вел переговоры с лучшими оркестрами Праги. И, как назло, ни одного свободного оркестра в Праге на день бала не оказалось. Пришлось уговаривать музицирующих знакомых из высшего света и надеяться на то, что они успеют сыграться за неделю до бала.

Наконец, назначенный день наступил. Весь высший свет Праги собрался в доме графа Ностица. Публика прохаживалась по залу, «оркестранты» настраивали инструменты. Никто и не думал открывать бал, пока не появится самый важный гость.

На балконе над парадным входом стоял «впередсмотрящий» лакей и вглядывался в дорогу, едва освещенную фонарями. Увидев приближающийся экипаж, он вбежал в зал и закричал: «Едут!».

Все гости ринулись на парадную лестницу. Из повозки появился Суворов. Несмотря на мороз, он был одет лишь в белоснежный мундир австрийского фельдмаршала, весь увешанный лентами и орденами. Под аплодисменты собравшихся генералиссимус, раскланиваясь на обе стороны, прошествовал в главный зал. Лишь только он появился, оркестр грянул русский гимн «Гром победы раздавайся».

Граф Ностиц с женой подошли приветствовать великого полководца. Оба они рассыпались в комплиментах, а Александр Васильевич, закрыв глаза и с улыбкой на лице, словно дирижируя, помахивал рукой. Когда запас слов хозяев дома иссяк, Суворов открыл глаза и, изображая удивление в голосе, шутливо посетовал:

– И всего-то? А я только приготовился слушать.

Он не стал упиваться видом смущенных графа и графини, а сразу же пригласил хозяйку бала на первый танец. Бал начался. После танца Александр Васильевич, исполняя обязанности главного приглашенного гостя, переходил от одной кучки ожидающих его знатных особ к другой, высказывая свое мнение по обсуждаемым ими темам. Ему нравилось шокировать эту публику, поэтому его мнения зачастую были парадоксальными. Они заставляли знатных вельмож искать в словах великого полководца скрытый смысл, а когда он не находился, публике приходилось признавать, что ей недоступно понимание мыслей гения.

В разгар бала граф Ностиц предложил князю Италийскому, графу Рымникскому, графу Священной римской империи, генералиссимусу Суворову сказать тост. Александр Васильевич поднял бокал шампанского, который ему поднес лакей, и произнес:

– А знаете, господа, почему Ганнибал, разбив римлян при Каннах, не пошел сразу на Рим?

Гости наперебой начали высказывать разные версии.

– Нет, господа, все было проще, – отбросил Суворов все предложенные варианты. –Генерала Ганнибала остановил Совет Карфагена. Итог оказался плаченый. Я пью за то, чтобы никогда впредь никакие Советы не мешали генералам исполнять их дело. Тогда и жизней солдатских погублено напрасно не будет.

Суворов начал пить, и ему показался странным привкус шампанского. Он взглянул на лакея, стоящего рядом с подносом в руках. Лакей сразу же опустил взгляд. Слишком поспешно. Александр Васильевич поставил недопитый бокал на поднос.

– А хотите, господа, я покажу вам, как сбегал от меня генерал Моро? – бодрым голосом спросил он.

– Хотим! Хотим, конечно, хотим, – только и можно было расслышать в ответном гуле голосов.

– Тогда за мной! – скомандовал Суворов и побежал по залу, мелко семеня ногами.

Он в сопровождении толпы гостей пробежал по кругу, выскочил на улицу, спустился по парадной лестнице и заскочил в свою повозку, бросив кучеру: «Гони!».

Гости еще долго стояли на улице, ожидая продолжения. А в это время экипаж командующего уже подъезжал к особняку, который местные власти выделили русскому полководцу. Командующий спрыгнул с высокой санной повозки, едва она поравнялась с парадным крыльцом. Он взбежал по ступенькам, распахнул двери и, подбежав к кадке с водой, принялся зачерпывать ковшом и жадно пить. Он пил пока не затошнило.

– Да что ж с вами такое, ваше сиятельство? – бегал вокруг него и причитал его денщик Прохор.

– Ничего, Прошка, прорвемся. Не из таких переделок выкарабкивались.

– Вам бы лечь, отдохнуть. Небось супостаты тухлятиной накормили?

– Ха-ха, тухлятиной… Ладно пойду прилягу.

Только вот выспаться Суворову не дали. Ночью прибыл фельдъегерь из Санкт-Петербурга. Александр Васильевич проснулся, прислушался к своему организму, но никаких симптомов ухудшения здоровья не почувствовал. Может и зря он вчера всполошился. Суворов оделся и вышел в приемную. Он жестом остановил фельдъегеря, собиравшегося доложить по форме, и принял депешу. Это оказался приказ, подписанный самим императором. Приказом предписывалось незамедлительно вернуть в Россию все подчиненные генералиссимусу Суворову российские войска.

Жаль. Чувство незавершенности, недоделанности чего-то важного мешало Александру Васильевичу признать этот поход успешным. Да, в той ситуации, в которую его загнало предательство союзников, он сделал все, что мог. И сто раз прав император: предательства спускать нельзя. Одно плохо: российский демарш на руку Бонапарту. Теперь, когда он стал во главе Франции, он не успокоится, пока весь мир не завоюет. Кто его остановит? Ведь никто до сих пор не понял почему он побеждает. А дело-то нехитрое: он бьет там, где никто не ждет. Одним ударом сеет панику, а потом добивает. Жаль. Не довелось с ним сразиться, не довелось укротить молодца. Но приказ, есть приказ. Командующий послал вестовых к командирам корпусов и сам принялся собираться в дальнюю дорогу.

Уже к обеду следующего дня первые части суворовской армии под звуки полковых оркестров покидали Прагу. К вечеру Суворову стало плохо. Его бил озноб, и он не мог согреться даже под многочисленными тулупами.

***

Морис Дюпон ждал сообщения газет о кончине генералиссимуса. Но газеты молчали. Лишь через неделю появилась заметка, в которой говорилось, что Суворов покинул границы империи. По пути он останавливался у могилы австрийского генерала Лаудона и, прочтя длиннющую эпитафию, попросил присутствующих генералов на своей могиле такого не писать. «Напишите: «Здесь лежит Суворов» и больше ничего», – сказал он. На что генералы дружно ответили, что рано еще их командующему об этом думать.

Еще раз перечитав заметку, Дюпон понял, что Суворов выкарабкался. По каким-то причинам яд не подействовал. И что теперь делать? По инструкции капитан Дюпон должен был сразу после смерти Суворова явиться к властям и признаться в содеянном. Свой поступок он должен был объяснить приказом французского командования. На этом его активные действия заканчивались. Его ждал суд и казнь. К этому он был готов. Но этот тщедушный русский как-то умудрился выжить и этим разрушил план Хозяина.

Теперь остается вернуться в Париж. И неизвестно, что его там ждет: наказание или новое задание.

***

Перед Краковом Александру Васильевичу стало совсем плохо. Его тело покрылось волдырями, наваленный на него ворох тулупов не спасал от озноба, вдобавок, душил тяжелый сухой кашель. Командующий едва мог говорить в короткие мгновения, когда кашель отступал. Суворов сдал армию под командование генерала Розенберга, написал Павлу о своей тяжелой болезни и поспешил к Бресту, в свое имение Кобринский Ключ. Его сопровождали лишь денщик, да двое адъютантов.

В дороге Суворов ничего не ел и к концу пути полностью обессилел. Прохор на руках внес его в дом. Адъютанты лишь суетились вокруг, страдая от невозможности помочь своему обожаемому командиру. Александр Васильевич открыл глаза и одними губами произнес: «Баню, Проша…»

Через четыре часа Прохор отнес своего хозяина в жарко натопленную баню и положил на верхний полок. Он хлестал Александра Васильевича хвойным веником, а тот только покрикивал: «Добавь жару, Прошка, хлещи сильней!».

Из тела хозяина выходил зловонный дух, и Прошка едва не потерял сознание. Он успел выскочить в предбанник и глотнуть свежего воздуха. Выпавший из его рук веник подхватил один из адъютантов и, словно в бой, ринулся в парную…

Банные процедуры повторялись каждый день. На второй день волдыри вскрылись и из них начал выходить гной. На третий день с кашлем начали выходить сгустки черной мокроты.

– Поешьте бульончику, ваше сиятельство, – умолял Прохор своего хозяина.

– Рано еще, Прошка. Не вся хворь из меня вышла. Зачем ее кормить?

В начале седьмого дня из столицы в Кобрино прибыл личный врач императора. Он привез послание Павла, которое гласило:

«Князь Александр Васильевич! С крайним сожалением вижу Я что здоровье Ваше продолжает быть расстроенным. Надеюсь, что воздержание и терпение Ваши, а притом и доктор Мой восстановят Вас по прежнему и доставят Мне скорое удовольствие Вас видеть здесь. До свидания. Уповайте, яко и Я, на Бога».

Доктор осмотрел больного и не обнаружил у него симптомов тяжелой болезни. Сердце билось ровно, в дыхании не слышалось хрипов, жара нет, зрачки не расширенные, цвет кожи нормальный. Единственно что внушало опасение – это незажившие гнойники по всему телу. Но это легко исправляется примочками.

– Вы здоровы, ваше сиятельство, – выдал свое заключение доктор. – Чем вы лечились? Я читал ваше описание болезни и не был уверен, что застану вас живым.

– Баня, голодание и молитва, – коротко ответил Суворов.

– Не знаю, что из этого вам помогло, но признаков болезни больше не вижу.

– Когда можем ехать?

– Залечим ваши язвочки, и можно ехать в столицу.

Доктор честно написал об увиденном царю, выразив свое мнение, что болезнь вовсе не была такой страшной, как описывал ее князь. Иначе он не смог бы за неделю выздороветь почти полностью.

***

Войска, вернувшиеся в Россию из италийского и швейцарского похода, проходили парадом по плацу Гатчинского царского дворца. Командиры дивизий отправили на парад сборные батальоны, в которые собрали солдат в наименее потрепанном обмундировании. Высочайшим указом героям европейского похода, в виде исключения, разрешалось идти на параде походным шагом.

Император стоял на балконе дворца вместе со своими сыновьями, великими князьями: Александром, Константином и малолетним Николаем. Парадные расчеты шли из рук вон плохо. Равнения в шеренгах никакого, подъем ноги у всех разный, вместо одновременной постановки ног с каждым ударом барабана получается какая-то дробь…

– Что это такое, ваше высочество? – император обратил свое возмущение на Константина, – во что превратилась моя армия?

– А что вам не нравится, ваше величество? – ничуть не смущаясь и не робея ответил принц.

– Да вы посмотрите, что за шаг! Они даже походному шагу не обучены, – гневно повысил голос император.

Гнев отца не напугал Константина. После того, что он вместе с армией пережил в этом походе, он перестал испытывать страх. Поэтому великий князь, без боязни ответил:

– Этим шагом, ваше величество, солдаты входили в Милан и Турин. А строевым шагом на Сен-Готард не поднимешься.

– Что?! При чем здесь это? Парад – это одно, война – это другое.

– Зачем нужна муштра на плацу, если на войне это не понадобится?

– Молчать, если ты ничего не понимаешь!

– Я могу и замолчать, ваше величество, но я сам видел, как новобранцы погибали в первом штыковом бою. Штыковому бою они не обучены, зато шагистике обучены.

– Шагистике?!! – чуть не в истерике закричал император, – ты называешь строевой шаг «шагистикой» ?! К своему полку, марш!!! И чтобы на глаза не появлялся, пока строевой шаг, как у моей гвардии будет!

Цесаревич Константин демонстративно щелкнул каблуками, изобразил уставной поклон головой, сделал один строевой шаг к двери и покинул балкон.

– Шут! – для оставшихся сыновей высказался царь, – вот во что превратил Суворов мою армию всего за год! Того вы не поймете, что армия есть лицо государства. Не будет дисциплины в армии, и в государстве расхлябанность процветать будет. А что лучше всего дисциплинирует армию? Строевой шаг!

Сыновья не посмели возразить отцу и императору.

***

Перед самым отъездом в столицу Александр Васильевич получил письмо от Ростопчина. В нем старый товарищ расписывал, с какими почестями будет встречен герой Италийского и Альпийского похода генералиссимус Суворов. Столица встретит главнокомандующего колокольным звоном. Пешие и конные полки буду выстроены вдоль всей дороги до самого Зимнего дворца. Не преклоняя колен, полководец поднимется на парадное крыльцо, где император его встретит и обнимет. Это неслыханная честь, ибо ритуал сей предназначен исключительно для царственных особ.

Александр Васильевич улыбался, читая письмо. Наконец-то его заслуги оценили. Теперь можно постепенно и аккуратно приучать императора к мысли о превосходстве русской модели армии над прусской. Впервые за два месяца болезни Суворов почувствовал облегчение. Да и гнойники, благодаря примочкам царского доктора, затянулись. Пора собираться в дорогу.

В конце марта русская тройка лошадей, запряженная в крытую санную повозку, выехала из Кобрина в направлении на Гродно. В повозке на мягком соломенном ложе возлежал Суворов под наблюдением доктора. Повозку верхом сопровождали два адъютанта.

Первую остановку сделали в Гродно. И здесь стало понятно, что дорога в столицу будет долгой. Узнав, что в городе сделает остановку сам Суворов, местные дворяне наперебой зазывали великого полководца погостить именно в их доме. Чтобы никого не обидеть, Александр Васильевич изъявил желание остановиться у главы дворянского собрания.

На ужин в доме главы собралось все гродненское светское общество. Суворов рассказывал про последний поход, много шутил, но за час до полуночи попросил извинения и, сославшись на усталость отправился спать.

Наутро дом, где ночевал Суворов окружила огромная толпа народа. Всем хотелось хоть одним глазком взглянуть на чудо-богатыря, который разит любого супостата и не знает поражений.

Генералиссимус вышел на крыльцо в парадной форме русского фельдмаршала. Мундир генералиссимуса еще не придумали. Он только разрабатывался в Санкт-Петербурге по личному распоряжению императора.

Оглядев публику, Суворов улыбнулся и громко выкрикнул:

– Ну что, посмотрели на Суворова? Небось думали: косая сажень росту, да сажень в плечах? Ан нет! Мелок и щупл Суворов оказался. Только ведь не в росте и в плечах дело! Не этим силен человек, а духом своим. Кто духом сильней, за тем и победа! Потому и не могут одолеть нас супостаты. Не Суворов их бьет, а русский дух…

В это время Александр Васильевич заметил, как сквозь толпу к крыльцу прорывается фельдъегерь. Наконец, он вырвался из окружения людских тел и замер в ожидании. Он ждал, когда командующий закончит свою речь.

– Давайте, депешу, – обратился к нему Суворов.

Александр Васильевич надеялся увидеть в письме очередное изъявление благосклонности императора. Его и перед толпой зачитать можно.

Он развернул письмо. Как и все письма императора оно было кратким:

«Князь, Я отправил вам самое дорогое, что у Меня есть, своего сына, дабы к военным наукам вы его приспособили. А кого вы Мне вернули? Вольнодумца! Забывшего почтение к родителям».

Цесаревич Константин нравился Суворову. Да, поначалу он превысил свои полномочия, что стало причиной гибели многих солдат у реки По. Но после воспитательной беседы, он все понял и больше хлопот не доставлял. Напротив, он отлично справлялся с поручениями командующего. Он вместе со всеми стойко переносил тяготы Альпийского похода. Он ни разу не пожаловался. Таким сыном любой отец мог только гордиться. Чем же он прогневил Павла Петровича? Надо ехать спасать цесаревича.

Александр Васильевич приказал Прохору запрягать лошадей. Слуга вышел, но тотчас вернулся.

– Еще фельдъегерь из Петербурга, ваше сиятельство, – растерянно доложил он.

– Зови.

На этот раз Павел превзошел в краткости самого себя. В его письме было лишь три строчки:

«Во всех, вверенных Вам частях сделано упущение, даже и обыкновенный шаг нимало не сходен с предписанным уставом».

Ладно хоть «Вам» выделил заглавными буквами, в отличие от предыдущего письма. Зато теперь становилось понятно, чем цесаревич разозлил своего отца. Скорее всего, он выразил мнение всей суворовской армии о губительности увлечения императора муштрой на плацу. Что ж, честь и хвала цесаревичу. Но в таком разе заступничество Суворова ему только повредит. Так что же, поворачивать назад? Не было такого в привычке генералиссимуса. Только вперед. Но без спешки и суеты. Надо дать время императору остыть. Когда он в гневе, говорить с ним бесполезно. В гневе он ни то что собеседника, себя не слышит.