Властелин 2

Книга 2. Отречемся от старого мира

Глава 1. Просвещенные

В комнате, которую освещал лишь свет от тлеющих в камине углей да свеча на столе, за столом сидели трое. Один из них – человек, выглядящий лет на сорок, горбоносый, с большими светлыми глазами и выдающимся вперед подбородком с ямочкой – зачитывал список имен, шевеля пухлыми губами. Сидящий напротив него молодой человек, водил гусиным пером по листку бумаги. Третий – внимательно слушал.

Все трое одновременно вздрогнули, когда раздался громкий и настойчивый стук в дверь.

– Иди открой, Катон, – приказал Горбоносый молодому человеку.

– Почему я, Спартак? Я же пишу! – возмутился «писарь».

Тот, кого назвали Спартак, молча уперся взглядом в сидящего напротив, и молодой человек, отложив перо, направился к двери. Не успел он отодвинуть щеколду, как двери распахнулись, и в комнату ворвался крупный мужчина. Он, размахивая свернутой газетой, заговорил:

– Так ты говоришь, Адам, что волю «неведомых высших» получаешь от Сен-Жермена? – звуки его голоса кому угодно могли показаться зловещими, но не Горбоносому:

– Опять нарушаешь, Филон. Сколько раз нужно повторять, чтобы ты прекратил, наконец, обращаться по именам? Мы зачем взяли себе псевдонимы? – спокойно произнес он, глядя прямо перед собой.

– Ты не ответил на вопрос!

– Сядь, Филон, и успокойся. С чего, вдруг, ты этим заинтересовался?

– Ты не увиливай, Адам…

– Не Адам, а Спартак!

– Будь по-твоему, Спартак, – уже спокойным голосом заговорил Филон, усаживаясь на единственный свободный стул, – я жду ответа. Думаю, мы все ждем ответа.

– Ты не услышишь в моем ответе ничего нового: да, волю «неведомых высших» мне передает граф Сен-Жермен.

– Тогда что ты скажешь на это, Спартак? – Филон постарался сосредоточить всю иронию на слове «Спартак» и развернул на столе принесенную с собой газету.

– Что здесь?

– Вот, почитай, – Филон ткнул пальцем в заметку, которая гласила: «27 февраля 1784 года в замке Готторп умер граф Сен-Жермен. Его тело захоронено неподалеку у старой часовни».

– Где ты взял эту газету?

– Какая разница, где я ее взял?! – вновь начал заводиться Филон, – допустим, мне ее подбросили, что это меняет? Сен-Жермен умер больше полгода назад, а ты все это время являл нам волю «неведомых высших». Что ты на это скажешь?

– Скажу, что какая разница, кто доводит до меня волю «неведомых высших»? Главное, что она до нас доходит.

– Ты нам лжешь!!! – почти выкрикнул Филон.

– О чем спор, господа? – раздался мягкий голос в сумраке комнаты.

Все четверо резко обернулись на этот голос, а молодой человек, которого назвали Катоном, даже вскочил со стула, чуть его не опрокинув. У двери стоял невысокого роста человек, закутанный в черный плащ. Он прошел к столу, уселся на освободившийся стул со словами, обращенными к молодому человеку: «Вы позволите, Ксавьер?». Эта реплика вызвала еще больший шок присутствующих. Откуда незнакомец знает их имена?

– Кто вы? – первым пришел в себя Филон.

– Это граф Сен-Жермен, – ответил за гостя Спартак.

– Да, это я. Рад, что вы меня узнали, Адам. Хочу вас похвалить: вы неплохо справлялись.

– Но как же …? – Филон указал пальцем на газету.

– У меня нет времени рассказывать. Если вам интересно, расспросите вашего друга Адама. А сейчас я сам явлю вам волю «неведомых высших», – Сен-Жермен сделал паузу и обвел всех взглядом, – вы должны созвать новый масонский конвент, теперь в Париже. На него вы соберете только тех, кто примкнул к вам на прошлом конвенте в Вильгельмсбаде и кого вы успели переманить после него. Срок вам даю до апреля следующего года. У кого есть вопросы?

Нависла тишина. Никто из присутствующих не решился ее нарушить, хотя вопросы были у всех четверых.

– Тогда берите по листку бумаги и пишите клятву, – продолжил свою речь Сен-Жермен.

– Что писать? – заговорил молчавший до сих пор участник встречи.

– Пишите: «я, Йохан Боде, клянусь во веки веков ни одним словом не упоминать о встрече, состоявшейся 31 октября 1784 года в доме Адама Вейсгаупта». В конце поставьте свою подпись. Все пишите от своего настоящего имени.

Сен-Жермен встал из-за стола, уступив место самому молодому из присутствующих, Ксавьеру фон Цваку. Пока «просвещенные» старательно выводили текст клятвы, граф сделал шаг от стола и внимательно за ними наблюдал. Среди панического калейдоскопа мыслей, исходивших от членов ареопага ордена иллюминатов, он уловил одну, совершенно четкую: «только через него я смогу возвыситься». И эта мысль созрела в голове Йохана Боде. Сен-Жермен отметил для себя эту особенность его характера: редко кому удается сохранять хладнокровие в подобной ситуации.

Граф поочередно собрал передаваемые ему листки, обращая внимание на подписи: Адам Вейсгаупт, Ксавьер фон Цвак, Йохан Боде, барон Адольф фон Книгге.

– Ну, что ж, до встречи в Париже, господа, – Сен-Жермен скатал листки в трубку и покинул дом.

Иллюминаты долго сидели в полном молчании, пока его не нарушил хозяин дома:

– Ты закрыл двери за бароном на засов, Ксавьер?

– Ты же сам говорил: не упоминать имен, Спартак.

– К черту! Закрыл?!

– Закрыл, кажется…

– Послушай, Адам, какая разница: закрыл, не закрыл? Лучше расскажи, что здесь происходит. Ты ведь не ожидал его увидеть?

– Не сейчас. Давайте на сегодня закончим. Я устал.

Все поднялись со своих мест и двинулись к двери. Вейсгаупт встал их проводить и приблизившись к барону фон Книгге шепнул: «возвращайся».

Адольф вернулся через четверть часа, вошел в незапертую дверь, уселся на стул и молча уставился на хозяина дома.

– Что ты так смотришь, Адольф? – заговорил Вейсгаупт, – да, я вас обманывал. Вернее, я думал, что обманываю. Но я думал, что обманываю с благой целью. А теперь получается, что я на самом деле выполнял волю «неведомых высших» …

– Погоди, Адам, я ничего не понял. Давай все по-порядку. Ты встречался раньше с Сен-Жерменом?

– Один раз, семь лет назад. Я просил его освятить наш орден и направить на путь истинный. Но он отказал. Сказал, что у него нет времени. Тогда я первый раз соврал ареопагу. Тебя тогда еще не было. Я сказал, что получил задание привлекать в орден знатных особ и влиятельных членов общества. У нас мало, что получалось. Единственная наша удача – это ты. Зато, когда ты пришел, от представителей знати не стало отбоя.

– Это я знаю. Дальше.

– Потом мне пришла в голову мысль, что нам нужно расширяться за счет масонов…

– Получается, ты сам все это придумывал?!

– Нет же, Адольф! Это я тебе и пытаюсь объяснить. Не я сам придумывал, а он посылал мне мысли. Ты же слышал: он сказал, что я неплохо справлялся.

– Бред! Как это может быть?

– Никакой не бред, если понять, кто он такой.

– Ну, и кто он, по-твоему?

– Сначала я думал, что он посланник Люцифера, а теперь уверен: он сам Люцифер!

– Бред, бред, бред. Мы, что, служим Дьяволу?

– Не дьяволу, а Люциферу.

– Да какая разница?! И с чего ты решил, что это так?

– Сам посуди: он прошел сквозь закрытые двери, он первый раз нас видел, а всех знает по именам, он может мысленно давать задания и, наконец, он может обращать время вспять.

– Если подумать, то все это можно объяснить логически. Я только не понял про «время вспять».

– Семь лет назад, при нашей первой встрече, он выглядел лет на шестьдесят, семьдесят, а сегодня… ты сам видел: не больше сорока пяти.

– Может ты виделся с другим человеком?

– А как тогда он все узнал о нашей встрече?

Барон задумался. Не нравилось ему все это. Сам он, ревностный католик, стал иллюминатом исключительно ради просвещения народа. Открыть людям истину – вот в чем видел он свою задачу. А в чем истина? Да в Слове Божьем! Только так и не иначе. А теперь, выходит, он служит Дьяволу, если Адам прав. Еще хуже, если его друг неправ. Тогда Адам сумасшедший, который радуется, что служит Дьяволу. А он, барон Адольф фон Книгге, служит сумасшедшему.

– Вот что, Адам. Я не намерен служить никакому Люциферу. Я ухожу.

– Но это предательство, Адольф!

– Называй, как хочешь. Мне все равно. Я ни минуты не останусь в этом дьявольском гнезде. Прощай.

Барон фон Книгге покинул дом, негромко хлопнув дверью, а Адам Вейсгаупт еще долго стоял в растерянности. Сегодня он потерял самого деятельного члена ордена и просто друга.

***

Конвент «любящих истину» открылся 16 апреля 1785 года в парижском отеле Сен-Жермена. Иллюминатам удалось собрать под крышей одного из самых роскошных отелей Парижа около трехсот престольных мастеров масонских лож Франции и Германии. Были делегаты и из других стран, даже из России.

В письмах, полученных мастерами за подписью Спартака, не было упоминания ни о масонах, ни об иллюминатах. Досточтимые филалеты – любящие истину – созывались на конвент для «нахождения истинного знания».

Две недели делегаты «искали истину», обсуждая изменения в уставе, ритуалах и тайных знаках. Новшества были нужны, чтобы филалеты могли отличить своих собратьев от других масонов. Но все ожидали события, которое было анонсировано еще на первом общем собрании делегатов: выступления на конвенте посланца «неведомых высших».

Сен-Жермен все это время находился рядом, в своих апартаментах. Он через аббата Жозефа Сийеса и Йохана Боде, возглавлявшего делегацию иллюминатов, следил за всеми перипетиями «поиска истины».

Бенджамин Франклин, престольный магистр ложи «Девяти сестер», так же, как и остальные делегаты, сгорал от нетерпения в ожидании встречи с посланцем «неведомых высших», и он был заинтригован, кто же теперь, после смерти графа де Сен-Жермен, будет этим посланцем.

В один из дней к Франклину подошел аббат Сийес и сообщил, что кое-кто хотел бы с ним встретиться. Шаркая вслед за аббатом по мраморному полу отеля отяжелевшими к старости ногами, американец безуспешно перебирал в голове всех, кому он мог понадобиться в это время и в этом месте. Войдя в открытую Сийесом дверь апартаментов, Франклин услышал знакомый голос:

– Входите, мистер Франклин. Рад вас видеть.

В кресле сидел ничуть не изменившийся за семь лет с момента их последней встречи граф Сен-Жермен.

– Но как, мессир?! – обрадованно воскликнул Франклин, – в газетах писали…

– Не верьте всему, о чем пишут газеты. Верьте своим глазам и ушам.

С выражением счастья и умиления на лице старик доковылял до кресла и уселся напротив хозяина апартаментов.

– А я гадаю, кто теперь будет являть волю «неведомых высших»? Оказывается, это вы, мессир. Как же я рад, что газеты иногда врут, – на радостях болтал старина Бен.

– Расскажите лучше, что здесь происходит? Давно я не слышал парижских сплетен, а из них иногда можно узнать больше, чем из газет.

– С чего бы начать, мессир?

– Начните с жизни королевского двора.

– О, после смерти графа де Морепа и ухода Жака Неккера двор чувствует себя прекрасно. Новый министр финансов Каллон отменил режим экономии, и король потянулся к роскоши. Он сразу же приобрел для себя «охотничий домик» в Рамбуйе за четыре миллиона ливров и на радостях выделил десятимиллионный заем Америке. Хотя вы говорили, мессир, что этому займу поспособствует Неккер.

– Он и поспособствовал. Вы думаете Каллон сам придумал занимать у международных банкиров? Нет. В его министерстве сидит незаметный клерк, которого оставил Неккер, и дает советы ничего не понимающему в финансах министру. Неккер ушел вовремя и появится в нужный момент, как спаситель Франции.

– Неужели вы все это заранее предусмотрели, мессир?

– Не все. Иначе революция в Париже началась бы уже в следующем году и на этом конвенте мы бы обсуждали тактику захвата Версаля. А пока придется и дальше вводить короля в искушение.

– Мне кажется, их величества и так вошли во вкус. В прошлом году король купил для своей супруги поместье Сен-Клу за шесть миллионов ливров, а недавно ходил слух, что королева приобрела баснословно дорогое бриллиантовое ожерелье.

– А вы, случайно, не знаете чьей оно работы?

– Этого я не знаю, но слышал, что его делали еще по заказу прошлого короля для мадам Дюбарри. Но король умер и не успел выкупить ожерелье.

– Тогда я знаю автора. Хорошо, мистер Франклин, – Сен-Жермен хлопнул двумя ладонями о подлокотники кресел, меняя тему, – а вам еще не наскучила парижская жизнь?

– Парижская жизнь не может наскучить, но меня давно тянет домой.

– А как же мадам Гельвеций?

– Я уже потерял надежду, что мадам Гельвеций будет воспринимать меня ближе, чем друга.

– Тогда самое время попросить Конгресс о своей отставке.

– Вы думаете, я не просил? Просил уже два раза. Отказали.

– Попросите еще раз. И напишите Томасу Джефферсону. Пусть он подаст прошение о назначении его послом во Францию. Я ему тоже черкану пару слов.

– А ведь сработает. Спасибо, мессир!

Сен-Жермен кивнул, и его гость, поняв, что разговор окончен, с кряхтением поднялся с кресла и откланялся.

После ухода американца граф вызвал слугу и приказал запрячь в возок пару лошадей. Спустя четверть часа, он закутался в черный плащ и через потайной ход вышел во двор. Здесь его ждал экипаж, в котором граф отправился в ювелирную мастерскую Бемера.

Бемер работал на Сен-Жермена уже давно, и, как мастера, граф его ценил, но вот коммерческой жилки ювелир был лишен напрочь. Одиннадцать лет назад он получил заказ от короля изготовить ожерелье, способное восхитить весь мир. Ювелир вдохновенно взялся за работу, но через месяц узнал, что заказчик умер. Что нужно было сделать? Да сразу же прекратить работу, пока не увяз в ней с головой! Но Бемер не смог остановиться и через полгода изготовил ожерелье небывалой красоты. Он предложил свое творение новой королеве, и она просто загорелась от желания им обладать. Однако тогдашний министр финансов Тюрго наотрез отказался выдать ее величеству полтора миллиона ливров. Возможно, именно за свою непреклонность в этом вопросе он поплатился отставкой. Пострадал и Бемер. Сен-Жермен обязал его возместить все издержки связанные с изготовлением ожерелья. Ювелиру пришлось бы всю жизнь работать за еду, но, видимо, королева все эти годы ждала возможность выкупить драгоценное украшение. Наконец, дождалась. Теперь можно и с Бемера наказание снять.

Ювелир отреагировал на появление своего хозяина так же, как и все, кто прочел о его смерти: он замер с открытым ртом, сидя за рабочим столом и машинально продолжая крутить ногой точильный круг.

– Чем вы так расстроены, Бемер? – улыбнулся Сен-Жермен, – неужели тем, что я не умер?

– Что вы, мессир! Мне незачем желать вашей смерти.

– Я уже знаю, что вы продали ожерелье королеве. Надеюсь вы переправили деньги в банк?

– Нет, мессир. Деньги здесь, у меня

– Вы с ума сошли, Бемер? Держать дома такую сумму!

– Сумма совсем небольшая, мессир. Наличными я получил лишь пятьдесят тысяч, а на остальное у меня есть два векселя ее величества. Срок первого истекает на днях, а второго через три месяца.

– Покажите мне векселя.

Ювелир прекратил наконец толкать ногой точильный камень, встал из-за стола, подошел к секретеру и достал бумаги, две из которых бережно, как величайшую ценность, передал графу.

Сен-Жермен внимательно рассмотрел векселя и небрежно бросил их на стол.

– Королева подписывала бумаги при вас?

– Нет, мессир. Мне их принес кардинал Роган вместе с доверительным письмом от ее величества и пятидесятью тысячами ливров золотом.

– Где письмо?

– Вот оно, мессир, – ювелир протянул графу свернутую в трубку бумагу с сургучной печатью на тесемке.

Сен-Жермен развернул письмо и, лишь мельком взглянув на него, произнес:

– Вы хоть понимаете, Бемер, что отдали ожерелье, которое стоит полтора миллиона, за пятьдесят тысяч и две никчемные бумажки?

– Как это, мессир? – захлопал глазами ювелир.

– Да так! В письме не рука королевы, а на векселях не ее подпись!

– Не может быть, да что же это? – запричитал Бемер.

– Эх, Бемер. Видно до конца жизни вам придется работать даром. Этот Роган, судя по датам на документах, уже три месяца назад сбежал из Франции и теперь распродает ожерелье по частям в Лондоне или Мадриде.

– Отчего же, мессир? Я видел кардинала Рогана третьего дня здесь, в Париже. Он, как обычно по воскресеньям, раздавал милостыню.

– Вот как? И где он обычно раздает милостыню?

– Он проезжает по разным маршрутам, мессир. И конечный пункт раздачи всегда разный. В прошлый раз я его видел у ворот Сен-Дени.

– Тогда сделаем так: вы предъявите векселя королеве, как будто они настоящие. Пусть король проведет официальное расследование. А я выясню, в чем тут дело по-своему.

Добравшись до своих апартаментов в отеле, Сен-Жермен вызвал аббата Сийеса и объявил, что завтра явит волю «неведомых высших» и еще поручил разузнать маршрут королевского раздатчика милостыни, кардинала Рогана, в ближайшее воскресенье.

На следующий день делегаты конвента собрались в Большом зале для представлений. На сцену вышел Сен-Жермен и начал говорить:

– Монархия прогнила насквозь. Казна пуста, а король берет деньги в долг, чтобы купить себе замок за четыре миллиона. Чтобы покрыть этот долг его величество получает новый заем, но и его тратит. Только теперь уже не на себя, а на ее величество. Поместье для королевы обошлось казне уже в шесть миллионов. Знаете ли вы об этом, досточтимые мастера?

– Да, да знаем, – раздались из разных концов зала редкие выкрики.

– Видите? Не все знают. Если даже вы, престольные мастера, не все знаете, то что уж говорить о народе, – продолжил посланец «неведомых высших». – Народ любит короля и обожествляет его власть над собой. Народ воспринимает, как данность и свою бедность, и роскошь королевского двора. Так было всегда и никто даже не помышляет это изменить. А менять придется. Иначе, как только международные банкиры перестанут ссужать королю, наступит голод. И тогда голодный народ сметет всех: и короля, и знать, и духовенство, и богатое третье сословие. Чтобы этого не произошло, вы должны перенаправить народный гнев против короля. Как это сделать? Сначала народ должен научиться смеяться над королем и королевой. Пишите сатирические памфлеты. Не хватает фактов – сочиняйте. Для неграмотных устраивайте представления бродячих артистов. Создайте кассы, из которых будете оплачивать представления, наиболее ярко высмеивающие королевскую власть. Создайте боевые дружины, которые будут организовывать беспорядки на пути полиции, если та попытается арестовать артистов. Привлекайте в эти дружины обычных парижан. Ваша главная задача на ближайшее время превратить короля и королеву в глазах народа из сакральных фигур в комедийные персонажи.

Посланец «неведомых высших» обвел взглядом зал и покинул сцену. Его место на сцене занял аббат Сийес. Он объявил о закрытии конвента и пригласил делегатов на торжественный ужин.

Сен-Жермен вернулся в свои апартаменты и едва успел усесться в кресло, как в дверь постучали. В комнату вошел Йохан Боде. Он сначала замялся у двери, но потом решительно заговорил:

– Вы поставили понятную задачу для парижан, мессир, а что делать нам, в Германии?

– То же, что и раньше: вербовать сторонников. А года через два созовете новый конвент и получите новую задачу.

– И еще, мессир… Адам просил дать ему какую-нибудь официальную должность, вроде заместителя посланца «неведомых высших» или глашатая Люцифера…

– Ха-ха-ха, – развеселился Сен-Жермен, – скажите ему: я подумаю над его просьбой. А вы, Йохан, не хотели бы стать заместителем посланца «неведомых высших»?

– Нет, мессир. Я лишь хочу служить вам.

***

В воскресенье за час до полудня на Рю Сен-Жако со стороны Версаля свернула кавалькада. Во главе ее плелись на смирных лошадках двое швейцарских гвардейцев. За ними следовал открытый возок, из которого седовласый мужчина, одетый в кардинальскую мантию, раздавал мелкие медные монеты в протянутые к нему руки страждущих, облепивших возок с двух сторон. Еще двое верховых швейцарских гвардейцев замыкали шествие. Один из них и увидел, как его преосвященство внезапно завалился набок, а толпа нищих мгновенно отхлынула от раздатчика милостыни, и стояла в растерянности в двух шагах от повозки.

– Лекаря! – крикнул в толпу старший по званию швейцарец, а что делать дальше он не имел ни малейшего представления. По предписанию они должны защищать раздатчика милостыни и деньги от любых сторонних посягательств и обеспечить выполнение им своих функций. Здесь нет никаких посягательств, но функцию свою кардинал выполнять не может.

– Лекаря!!! – вновь крикнул гвардеец, и подхваченный толпой этот клич понесся по улице: «Лекаря! Лекаря!».

К повозке подбежал молодой человек с небольшим саквояжем. Он приложил руку к шее кардинала и обращаясь к гвардейцам сказал:

– Я лекарь. Его нужно срочно перенести в мой дом. Вы его только что проехали.

– Мы не можем отойти от повозки, – отрезал швейцарец, – лечите здесь.

– Да мне-то что за дело? Пусть здесь умирает. Я пошел.

– Стойте! Где, вы говорите, ваш дом?

– Да вон, его отсюда видно, – показал рукой лекарь.

– Разворачиваемся, – скомандовал швейцарец, и кучер, спрыгнув с облучка, начал разворачивать повозку на узкой улочке, оттесняя толпу нищих.

Подъехав к дому лекаря, двое гвардейцев соскочили с лошадей и вместе с кучером помогли занести кардинала в дом.

– Выйдите все, – непреклонным голосом скомандовал лекарь.

Немного поколебавшись швейцарцы, покинули дом.

– Они ушли, мессир, – произнес лекарь.

Из-за перегородки вышел граф Сен-Жермен. Он достал из своего саквояжа маленькую склянку, вынул пробку и поднес ее под нос «больному». Кардинал открыл глаза:

– Где я? Что со мной?

– Где вы – не важно, а вот что с вами, я могу рассказать. В вас попал яд. Он парализовал ваши конечности и теперь, если не принять противоядие, вы умрете через час.

– Как в меня попал яд?

– Если я начну рассказывать, то это займет какое-то время, и жить вам останется еще меньше. Так мне отвечать или уже можно спрашивать вас?

– Спрашивайте…

– Где ожерелье, которое вам передал три месяца назад мэтр Бемер?

– Как где?! У королевы!

– Вы передали его из рук в руки?

– Естественно!

– Это было при свидетелях?

– Нет. Ее величество не хотела, чтобы до поры до времени кто-нибудь узнал о ее покупке. Поэтому я передал ей ожерелье ночью в саду Версаля. Там же за ночь до этого ее величество передала мне деньги, векселя и письмо.

– Вы хорошо видели ее лицо, слышали ее голос? У вас нет сомнений, что это была она?

– Было темно и ее величество была одета в плащ с капюшоном, но до вашего вопроса я не сомневался – это была она. Манеры, интонацию, покровительственный тон – все это ни с чем не спутаешь.

– Все детали операции по покупке ожерелья вы обсуждали непосредственно с королевой?

– Д-да, – кардинал замешкался перед таким простым ответом и это не ускользнуло от внимания Сен-Жермена.

– Лжете! Помните, с каждым лживым словом вы теряете свое драгоценное время.

– Все переговоры с королевой вела графиня Ламотт. Но она только сообщала мне место и время встречи с ее величеством. Все остальное, что я рассказал, чистая правда.

Граф уже и сам видел, что кардинал Роган говорит правду. Он уверен, что передал ожерелье королеве.

– Куда уехала графиня Ламотт? – спросил граф, не сомневаясь, что именно она провернула такую аферу.

– Никуда. Она здесь, в Париже. Живет в особняке своего мужа на Рю Сен-Анн.

Ответ кардинала разрушал первоначальную версию Сен-Жермена. Если графиня с помощью подельницы, сумевшей сымитировать голос королевы, украла ожерелье, то она должна быть как можно дальше от Парижа. Что-то не сходится. Надо ехать в особняк графа де Ламотт.

Сен-Жермен накапал из склянки на губы «больному» какой-то безвкусной жидкости и сказал:

– Через четверть часа попробуйте поднять руку, ваше преосвященство. Если получится, то можете смело вставать и выходить на улицу, если нет – полежите еще четверть часа.

– А если и через полчаса я не смогу поднять руку? – обеспокоенно спросил кардинал, но его вопрос завис в воздухе. Граф Сен-Жермен вместе с «лекарем» уже покинули дом через заднюю дверь.

Спустя час граф тарабанил в двери особняка де Ламотт. Дверь открыла испуганная служанка. Сен-Жермен отодвинул ее плечом и вошел внутрь дома.

– Мне нужен граф де Ламотт – резко объявил он.

– Но его светлости нет. Он уже три месяца в Лондоне, – начала успокаиваться служанка, радуясь, что это не грабители.

– Где графиня?

– В спальне наверху, но туда нельзя! – спохватилась служанка, когда увидела, что нежданный гость устремился вверх по лестнице.

Ворвавшись в спальню, Сен-Жермен отметил, что графиня уже не спала, а сидела на кровати, встревоженно глядя на дверь.

– Что вы себе позволяете, мсье! Выйдете вон! – гневно выкрикнула графиня.

Сен-Жермен пропустил ее реплику мимо ушей, прикрыл дверь, прошел в спальню и сел рядом с ней на кровать.

– Вы украли у меня ожерелье стоимостью полтора миллиона ливров, и я могу прямо сейчас отдать вас палачу. Но прежде я хотел бы услышать ответ на вопрос: почему вы не сбежали?

– Потому, что я ничего не крала. Я лишь передала просьбу ее величества кардиналу Рогану и сообщила ему, где королева будет его ждать.

«Странно, ведь она не лжет, – думал Сен-Жермен, – может, зря я запаниковал? Может, мне показалось, что векселя фальшивые? Через два дня подойдет срок погашения первого векселя, и королева спокойно оплатит восемьсот тысяч ливров…».

– Зачем тогда вы подделали векселя и письмо королевы? – наугад забросил удочку граф.

– Этого я не могу сказать. Это не моя тайна.

– Девочка моя, нет таких тайн, о которых я не узнаю. Знаете, что это такое? – граф достал из кармана склянку, из которой полтора часа назад накапал на губы кардинала Рогана.

– Что это?

– Это серная кислота. Достаточно одной маленькой капельке этой жидкости попасть на ваше милое личико, и оно превратиться в лицо чудовища.

– Вы не сделаете этого!

– Да? И что же меня остановит?

Сен-Жермен, вдруг увидел, что графиня собирается вскочить с кровати, бежать к окну и звать на помощь. Он взял ее за руку, пристально посмотрел в глаза и, покачав головой произнес:

– Не нужно этого делать. Вы не успеете позвать на помощь. Кислота попадет на ваше лицо раньше. Подумайте, что это за жизнь без лица?

– Отпустите руку. Мне больно. Отпустите, я не убегу, – успокоено проговорила графиня. – Вы спрашиваете, что за жизнь без лица? А у меня и с лицом жизни не будет, если я выдам чужую тайну.

– Ну, хорошо, – граф разжал пальцы, сжимавшие руку женщины, – в таком случае, мне придется откланяться, мадам Ламотт.

Графиня уставилась на него, выражая всем лицом полное недоумение:

– И вы не будете меня пытать?

– Разве я похож на изверга, мадам? Все, что мне было нужно, я уже знаю.

Сен-Жермен встал с кровати и покинул комнату.

Ай да ее величество! Кто бы мог ожидать подобного от добродетельной и религиозной королевы? Она шантажом заставила графиню Ламотт изготовить фальшивые векселя и впоследствии взять вину за кражу ожерелья на себя. Королева как-то узнала, что графиня Ламотт в прошлом была вовсе не знатной дамой, в жилах которой течет кровь Валуа, как она всем о себе рассказывала, а обычной куртизанкой в Неаполе. Тихая и покладистая Мария-Антуанетта использовала эту информацию, чтобы завладеть вещью, которую она давно вожделела.

«Ну, что ж, ваше величество, пожалуй, я мог бы вас спасти. За такую оригинальную аферу, вы достойны даже похвалы. Но это, если бы вы украли не у меня. У меня красть нельзя. Вы будете наказаны».

***

Адам Вейсгаупт получил письмо от Адольфа фон Книгге. В нем барон просил о встрече возле старой часовни на окраине Ингольштадта. Надвигалась гроза, но Адам без раздумий отправился к назначенному месту. Он не задавался вопросом, зачем фон Книгге назначил встречу в столь отдаленном и безлюдном месте. Главное, что теперь он сможет уговорить Адольфа вернуться в орден.

Темнело. Редкие вспышки молнии освещали улицу. Вдалеке раздавались раскаты грома, но это не пугало Вейсгаупта. Наоборот, даже хорошо, если пойдет дождь. Тогда они смогут укрыться в старой часовне и подольше поговорить.

Еще издалека, при очередной вспышке молнии, он увидел, что на дороге лежит какой-то человек. Адам, испугавшись за своего друга, бегом кинулся к нему.

– Что с тобой, Адольф?! – крикнул Вейсгаупт, подбегая к лежащему на дороге человеку, и тут же понял, что ошибся. Это был не Адольф.

Но кто это? Адам принялся обшаривать карманы незнакомца в надежде найти у него хоть какой-то документ, и в этот момент над его головой раздался голос:

– Что это вы делаете, ваша милость?

Адам поднял голову. Вспышка молнии на мгновение осветила широкое рябое лицо и колючие маленькие глаза, подозрительно уставившиеся на него. Вейсгаупт запаниковал. А вдруг этот мужчина подумал, что он грабит лежащего? А ведь он может посчитать его и убийцей! Адам резко вскочил на ноги и бросился наутек.

А наутро к нему пришли полицейские. Вейсгаупту предъявили обвинение в убийстве и отвели в полицейский участок. Здесь его встретил следователь, который, едва дождавшись пока конвоиры усадят арестованного на стул и покинут помещение, начал допрос:

– Что вы делали вчера около полуночи у старой часовни, господин Вейсгаупт?

– Я приходил туда для встречи с другом.

– Странное место вы выбрали для встречи.

– У меня не было выбора. Мой друг прислал письмо и назначил встречу именно там.

– И у вас есть это письмо?

– Естественно!

Адам достал из кармана распечатанное письмо и выложил на стол перед следователем. Тот взял письмо, развернул его и с упреком посмотрел на арестованного.

– Это какая-то шутка, господин Вейсгаупт? – произнес он, возвращая письмо.

Адам принял протянутый листок и оторопел: лист был чист. Вейсгаупт охлопал себя по карманам: никакой другой бумаги при нем не оказалось.

– Не представляю, как такое может быть, господин следователь. Я вчера получил письмо, прочитал его и отправился на встречу. Может мой друг написал его какими-то исчезающими чернилами?

– Все может быть, господин Вейсгаупт. А кто ваш друг?

– Барон фон Книгге. Вы спросите у него.

– Спросим, обязательно спросим. А пока вам придется посидеть в камере.

Впервые в жизни Адам Вейсгаупт попал в такую переделку. Но он не сильно расстроился. Вскоре полицейские переговорят с Адольфом и все разъясниться. Он ждал вызова к следователю, но о нем будто забыли, а к вечеру принесли на ужин какую-то баланду с неприятным запахом. Адам попробовал и, несмотря на голод, не стал это есть. Всю ночь он не спал. Он строил догадки. Посреди ночи ему в голову пришла невероятная мысль: а вдруг Адольф его подставил? Это самое логичное объяснение. Но зачем барону это понадобилось?! Они хоть и расстались, но ведь не врагами же! И снова мысли по кругу до утра.

Утреннюю баланду он съел полностью и не наелся. Ничего, скоро его вызовет следователь, и все разъяснится. Обедать он будет уже дома.