Читать книгу: «Общее место», страница 3

– Как зверя зовут?

– Рыжиком, – улыбнулась Шура.

– Рыжиком… – сердце мое из груди не выпрыгивало, но билось тревожно. – Я из каковых?

– Сейчас, – Мамыра закрыла глаза, вытерла другой рукой пот со лба. – Что скажешь, Шур?

– Клубится что-то, – прошептала дочь. – Как будто камень в ручей брошен, ил взбаламутился, но не уносит его почему-то, словно другой родник со дна пробился.

– Точно так, – выдохнула ее мать. – Ну, это пока что не смертельный недуг. Не волнуйся парень. Ручку заводную в тебя вставили, а вот руки к ней пока что не приложили. Однако подумать придется…

– Так мне идти или разворачиваться? – спросил я, представляя, куда это в меня могли вставить заводную ручку.

– Если бы вам разворот следовал, сейчас бы Рыжик в вашу ногу вцепился бы, – хмыкнула Шура.

– Давай, Шура, будем на «ты», – попросил я. – Мне так проще. Так мне идти?

– Иди, конечно, если тебе не верить, то кому тогда? – с улыбкой вздохнула Мамыра и словно спохватилась. – Погодь. Я слышала, что у тебя домовой приблудный квартирует. Не хочешь поделиться?

– Это уже к маме, – пожал я плечами. – Домовенок, что надо. Фемистоклом зовут, и дом ищет. Но они скорешились вроде с мамой. Хотя я и не ожидал.

– Я позвоню Надюшке, – задумалась Мамыра. – Ей домовой сейчас ни к чему, только лишние хлопоты, а нам защита понадобится. Ой как понадобится.

«Надюшке!» – удивился я, заходя в дом.

Кажется, открытия продолжались.

Глава шестая. Серьезный разговор

В гостиной, которую Мамыра тут же обозвала горницей, по углам царил полумрак, зато в центре стоял большой круглый стол, укрытый льняной скатертью с кружевом по кольцу, а над ним висела люстра с желтым абажуром, под которым – я специально заглянул – светили вполне себе современные светодиодные лампы.

– Экономия, – объяснил Вовка, в шесть рук вместе с Лизкой и Шурой накрывая на стол.

– Прошу присаживаться, – объявила Мамыра, обнимая за плечи оробевшего Толика. – Ты не тушуйся, парень. Я тебя поддерживаю, чтобы не оступился, а не в зятья тащу, хотя давненько не встречала такого удальца. Как же к тебе грязи не прилипло? Сколько уже годков-то? И какого ты внутреннего устройства?

– Двадцать пять, – почему-то охрипшим голосом сказал Толик. – Устройство, как и у всех… людей, а так-то… Автомобильный техникум, армия. Слесарил с годик, купил старый фольксваген, что пришлось у Федора Семеновича оставить, потом прибился вот. Уже четыре года как… ландшафтным дизайном занимаюсь с ребятами. Рулю, в смысле. Не понял я насчет грязи. Приходилось копаться, отчего ж. Есть секреты, чтобы потом руки бензином не портить.

– Не о той я грязи, – засмеялась Мамыра.

– Опять любимчика нашла, – хмыкнул, усаживаясь, Леня. – Мы что ли грязны?

– Вы не грязны по уму, – скривила губы Мамыра. – По выбору, по нутру, что с годами складывается, по родителям, по знаниям, по ремеслу. А так, чтобы от природы, редко бывает. Человек, что чистый лист, что напишешь, то и будет.

– Тут можно поспорить, – расплылся в улыбке Вовка. – Может, и чистый лист, да разница есть, что за бумага. Кстати, мелованная ничего не гарантирует.

Леня сдвинул рукав, нажал на золотые часы и над столом раздался мелодичный звон.

– Звонок для учителя, – отчеканил Козлов. – Оставайтесь в классе! Записывайте домашнее задание. Метафоры!

Все рассмеялись, и Вовка громче прочих.

– И природных праведников трясина засасывала, – стала серьезной Лизка. – Все зависит от того, как ломать будет. И кто.

– Это точно, – кивнула Мамыра. – Так мы это всегда в голове держим.

– Да вы что? – вытаращил глаза Толик. – Какой я вам праведник? Вовсе нет…

– Слышала? – растянул тонкие губы в улыбку ФСБ, выставляя на стол сразу с дюжину граненых шкаликов. – Не знаю-не знаю. Какой же он зять, если не праведник?

Толик покосился на Шуру, что с ироничной усмешкой раскупоривала бутылку водки, покраснел и бухнулся на стул, постаравшись исчезнуть из сферы общего внимания. Я присел напротив. Окинул взглядом собравшихся, которых, кроме Игнатьевых, конечно, видел едва ли ни каждый день. Все оставались прежними, только ФСБ как будто переменился, нет, не стал другим, не постарел, а словно подобрался. Стал похож на того воина, что разговаривал со смертью у костра в зацепившем меня когда-то старом фильме, в «Седьмой печати». Только на воина, уже повидавшего слишком многое. Он все еще твердо стоял на ногах, но при этом опирался о стол костяшками пальцев. И, глядя на него, начали подниматься все, кто успели присесть.

Леня взял бутылку и разлил по шкаликам водку. В один капнул с пол напёрстка. Подвинул стаканчик с недодачей Димке. Тот покосился на мать, но она хранила молчание. Остальные разобрали шкалики сами. Помнится, Марк называл их лафетниками. Именно так, а не лафитниками, как пытался доказать ему Вовка. Другой вопрос, что интернет и картинку тогда совсем другую выкатил.

– Как же… – прошептал Толик. – А если ехать куда?

– Т-с-с-с, – прошелестела Мамыра, и Толик заткнулся.

– Дорогой Марк… – глухо произнес ФСБ. – Однажды это должно было случиться, но, чтобы так… Прости. Мы разберемся с этим, друг. Прости, что не оказались рядом. И спасибо тебе за все. Светлая память. И до встречи. Не чокаясь.

Глотки слились в один, Димка вытаращил глаза, но Лизка уже пихала ему в руку стакан томатного сока, и Вовка грустно шутил что-то про кровавую Мэри, а потом все сели, и уже не заливаясь ничем, хотя на столе стояло и вино, и водка, стали есть обычную деревенскую еду. Вареную картошку с укропом. Домашние соления. Куриные ножки с чесноком. И, конечно же, зерновой хлеб, разные нарезки, сок. Это уже стараниями Лизки.

На ноги мне что-то надавило. Я приподнял скатерть и увидел Рыжика. Кот привалился к ногам и, увидев меня, замурлыкал. Ну, хоть так. Лучше, чем если бы вцепился в лодыжку. Я снова взялся за еду, пытаясь прислушаться к разговору, но его не было. Иногда соседи по столу перебрасывались одним-другим словом, но общения никакого не получалось, все словно чего-то ждали. Я оглядывал собравшихся и думал о том, что еще недавно считался если и не мотором этого прекрасного сборища, не старшим по званию, то уж точно довольно важным специалистом. И вот, сижу, смотрю на друзей и думаю, что лучше мне пока что помолчать.

Говорить начал ФСБ. Как и всегда он произносил слова с небольшими паузами, как делают чтецы, что посматривают на экран видеосуфлера, но никакого экрана перед ФСБ не было.

– Окончательные выводы делать рано, – скрипел ФСБ, – но кое-что становится понятным. Не полностью, но в основных чертах. Вряд ли это нападение именно на наш союз…

«Такого определения я еще не слышал», – подумалось мне.

– …нечто подобное произошло и с некоторыми другими заметными персонами, вроде того же Савелия, но никто при этом не пострадал. То есть, это предупреждение. Иначе говоря, что-то назревает, но колдовское сообщество не должно в это вмешиваться.

– Никто не пострадал? – возмущенно выдохнула Лизка.

– Пострадали двое, – кивнул Вовкиной жене ФСБ. – Наш дорогой Марк и не менее дорогой Николай. И эти случаи я не готов счесть случайностью. То есть, Марка не случайно убили, а хотели именно убить. А Николая точно так же не предупреждали, а арканили. Зачем-то…

– Арканили… – фыркнул Вовка.

– Именно так, – подчеркнул ФСБ. – Но о Николае мы поговорим отдельно и с глазу на глаз. С ним самим и с ответственными лицами. Прошу отнестись к этому с пониманием. Это не значит, что остальные лица безответственные. Каждый отвечает за что-то свое. И не только.

Все промолчали. Лизка пожала плечами, Леня достал пачку сигарет, но закуривать, конечно, не стал. Вытащил сигарету и стал ее разминать.

– Теперь о текущем, – вздохнул ФСБ. – Прежде всего все должны понимать, что речь идет не о работе, не о выполнении какого-то договора, а о выживании. Это главное, все остальное – по обстоятельствам. Если нас предупреждают, чтобы мы не высовывались, конечно, если мы правильно интерпретируем угрозу, значит, мы должны высунуться. И хотя бы оглядеться.

– Для чего? – крякнул Леня. – Чтобы показать удивленную и испуганную физиономию? Или это такой отвлекающий маневр? А если придется лезть в драку? А вдруг там с колотушкой кто стоит? Может, разобраться сначала? А если все сложнее, чем кажется?

– Сомнения имеют право быть, – согласился ФСБ. – Только не надо сразу пугаться сложностей, тем более планировать драку. Правда, без нее, как мне кажется, не обойтись. Но осторожности никто не отменял. Если угодно – высунуться медленно и с опаской. Или есть какой-то другой способ разобраться в происходящем? То, что случилось с Марком, повториться не должно. Собственно, главной задачей для нас пока что является определение источника… угрозы. Кто это? Затем или одновременно с этим предстоит понять, что затевается и какие последствия из этого могут последовать. Наконец или опять же параллельно, что мы можем предпринять…

– Что мы должны предпринять! – неожиданно твердо сказала Маринка.

Она почему-то смотрела на меня, да так, что мне захотелось опустить глаза.

– Да! – поддержала ее Лизка.

– Никаких сомнений, – успокаивающе поднял руки ФСБ. – Марк должен быть отомщен, а Николай – огражден. Но речь-то не об этом. Речь идет о том, сможем ли мы противостоять чему-то неизвестному. И какова будет цена… Собственно, именно это многое и определит…

– А разве те, кто действуют подобными методами… – Вовка покосился на жену, – могут затевать что-то такое, чему мы противостоять не должны?

– Это хороший вопрос, – отметил ФСБ. – Хотя и не новый. Он похож на давний спор. Помните? Относительно той болезни, что поразила наше отечество.

– Отечество… – поморщился Леня. – Семеныч, твою же мать… давай без этого…

– Ну… – ФСБ пожевал губами.

– Гниль везде есть, – прошептала Мамыра. – Не только у нас. Я об отечестве, если что.

– Но не везде она… – неопределенно щелкнул пальцами ФСБ.

– Помнится, Марк говорил, что в нашем случае это не гниль, а ложь, – снова откликнулась Мамыра.

– А есть разница? – посмотрел на нее ФСБ. – Если уж мы обращаемся к метафорам, так уж примем как данность, что они перетекают друг в друга. Помните, что Марк говорил по поводу нашего невмешательства в то, что происходит на этой территории в смысле государственного устройства? Маленький пожар можно тушить, а от большого – только спасаться.

– Смысл? – спросил Вовка.

– Чтобы пригодиться на пепелище, – ответил ему ФСБ. – Можно, конечно, и сгореть. Но в чем польза?

– То проклятье… – кашлянул Леня. – Ну, что на было на лице Марка… Оно… Оно очень сильное. Я бы припечатал им кое-кого. Понятно, что лава бы потекла, но все одно, лучше так, чем никак.

– Дерьмо бы потекло, – прошипела Лизка.

– А то сейчас оно не течет? – процедил сквозь зубы Леня.

– Тебя к нему и близко не подпустят, – прошептала Мамыра.

Я тянул из стакана томатный сок и просто смотрел на них. На злую прекрасную Лизку и на поджавшую губы Маринку, которая как будто стала еще красивее, чем была. На Вовку, погрузившегося в размышления. На разрумянившегося Толика, что то и дело пытался взглянуть на Шуру. На Димку, правая рука которого словно держала невидимую мышку и даже инстинктивно нащупывала колесико на ней. Они все были для меня родными людьми. Почти с каждым из них было переговорено и переспорено обо всем, о чем только возможно. Мне казалось, что я могу угадать очередную реплику любого. И все-таки теперь все было чуть-чуть иначе. Теперь мы не знали, что нас ждет.

– Есть еще какие вопросы по существу? – постарался приободриться ФСБ.

– Что с Савелием? – спросила Лизка. – И что он думает?

– Он уязвлен, – нахмурился ФСБ. – Но на рожон не полезет. Шибануло его примерно так же, как и твоего Вовку. Когда за хлебом ходил. Кто – разглядеть не успел. Народу было много. Да и на ногах он с трудом удержался. Но в одном уверен. Убить не хотели. Просто продемонстрировали силу. Мол, не высовывайся. Сейчас он все это обдумывает.

– Чужаки, – твердо сказал Леня. – И колдовство, что от них исходит, чужое. Причем пришли они на время. Такого, как Савелий, свалили бы, если бы навсегда. В живых его оставлять себе дороже. Значит, дело у них временное.

– А Марк? – спросила Маринка.

– А Марк им чем-то мешал… – задумался Леня.

– Чем он мог помешать? – понизила голос Лизка. – Что он делал-то в последние годы? Опытом делился? Подсказывал? Советы давал?

– В этом и ответ, – кивнул ФСБ. – Он что-то знал.

Семеныч еще раз оглядел присутствующих и вновь начал говорить медленно и тихо:

– Значит так, дорогие мои. Никто вас здесь запирать не собирается, хотя увидеться нам было нужно. Но именно это место станет нашей опорной базой. Домой пока что никому из вас соваться не рекомендую. Каждый знает точку, где он может переночевать в безопасности и переждать любые неожиданности. И у каждого будет отдельная задача. Но сначала об общих условиях. Никакой ментальной связи. Только в исключительных случаях. Звонков по телефону тоже не должно быть. Контакт поддерживаем через мессенджеры. Впрочем, Марина всех уже инструктировала не раз. Теперь об отдельных задачах. Леня…

ФСБ посмотрел на Козлова.

– Я все знаю, – кивнул Леня.

– Пусть знают и остальные, – вздохнул ФСБ. – Леня будет заниматься похоронами и расплетать то проклятье. Кое-что он уже сделал, но там еще есть над чем поработать. Надо определить автора, даже если он всего лишь исполнитель. Увы, но на церемонии присутствовать кроме Лени никто не сможет. Это слишком опасно. Но с той стороны кое-что узнать мы, я надеюсь, сможем.

– Обязательно, – пообещал Леня.

– Толик, – ФСБ взглянул на вздрогнувшего водителя. – Ты ведь с нами?

– Да, – выдохнул Толик, но поежился при этом и прошептал секундой позже. – Но, если честно, я и половины сказанного не понял. Фэнтези какое-то это все.

– Если только черное, – хмыкнула Маринка. Теперь она смотрела в стол.

– Лиза тебе все разъяснит, – пообещал ФСБ. – Завтра с утра поступаешь в распоряжение Ушковых. Владимир и Елизавета вместе с тобой должны понять, что произошло с Петькой. Никто из нас не может сгинуть без следа. Не должен сгинуть. Я бы даже сказал, что это главное на сегодняшний и завтрашний дни.

– Согласен, – кивнул Вовка. – Только тут ведь как, все эти ниточки из одного клубка высовываются.

– О том и речь, – развел руками ФСБ. – До клубка мы еще доберемся, а я попытаюсь переговорить с уважаемыми людьми, которые должны быть в теме. С тем же Савелием и прочими. Попрошу у них совета. Их это зацепило не на шутку.

– А я? – вдруг с беспокойством спросил Димка.

– Тебе тоже работа найдется, – пообещал ФСБ. – Марина тебе все расскажет, но чуть позже, через час или около того. Доту или ГТА не обещаю, а вот поработать в сетях придется. И это очень важно, очень. Возможно, и важнее всего прочего. Но ты ведь уже взрослый человек? К тому же, из семьи волшебников?

Димка залился краской.

– А Коля что? – спросил Леня.

Все посмотрели на меня.

– С Колей разговор будет отдельным, – сказал ФСБ. – И, кстати, мне тут обида почувствовалась, так вот, причины для нее нет. Да, есть кое-что, что надо обсудить пока в узком кругу, но это не значит, что мы кому-то не доверяем. Вся важная информация будет передана всем. Просто… вопрос связан с приватной сферой. У вас же ведь тоже у каждого имеется что-то, что вы не хотели бы выносить на общее обсуждение?

Вовка с Лизкой с улыбками переглянулись, Леня с неопределенным выражением лица почесал подбородок, а Толик, Маринка и почему-то Шура залились краской. С Димки же не сошел еще и прошлый румянец.

– Тогда все, – хлопнул в ладоши ФСБ. – Тут неподалеку маршрутка останавливается, да и Лиза с Вовкой и Толиком с утра могут подкинуть, кому надо до метро или до стоянки такси, но все это уже завтра. На время расследования все поездки будут считаться служебными. Не волнуйтесь, мы справимся с этой напастью. Сейчас можете продолжить трапезу, поболтать, что угодно. Шура покажет, где каждый будет устроен на ночь. Дима, – он обратился к младшему Ушкову. – Проверь пока, как тут с интернетом, все вопросы опять же к Шуре. Марина с тобой займется чуть позже. А мы с Колей и… – он окинул взглядом присутствующих… – с Мариной, Лизой и Ириной Ивановной перейдем на время в летний домик.

«Ничего себе, приватность», – подумал я.

– Лиза, – попросил ФСБ. – Возьми с собой медицинский саквояж.

Глава седьмая. Кое-что

Домик стоял в глубине ночного сада словно забытая кем-то много лет назад строительная бытовка. Рядом на старые шпалы опирался массивный железный бак с водой для полива, на гвоздях висели оцинкованные ведра, поблескивали металлом на остриях составленные в угол лопаты, грабли, вилы и мотыги. Такова огородная жизнь. Если бы не с полдюжины садовых мерцающих светильников и не сопровождение Мамыры, я бы не отыскал это место садового уединения. Действительно, маленькая летняя спальня с удобствами во дворе. С тонкими дощатыми стенами, марлей на двух окошках, с лампой в патроне вместо люстры под низким потолком, узкой застеленной кроватью, несколькими табуретами и обшарпанным письменным столом, на котором лежал видавший виды ноут. Я скользнул взглядом по стенам, оклеенным страницами из разодранных номеров журнала «Огонек», почувствовал аромат старых вещей, дождался, когда усядутся женщины и ФСБ, присел на табурет возле угла стола. Маринка тут же наклонилась над компьютером. Я вдохнул ее запах.

– Ты все молчал там, – обратился ко мне ФСБ, облокачиваясь на стол с другой стороны. – Есть какие мысли?

Лизка щелкнула замками медицинского саквояжа, выставила на свободный табурет нашатырь, еще что-то. Интересно, есть ли у нее там скальпель? И пустит ли она его в ход, если я обращусь в какую-нибудь мерзость?

– По общим вопросам? – поинтересовался я.

– Пока да, – кивнул ФСБ.

– Немного, – пожал я плечами. – Относительно себя ничего не скажу, по Марку я скорее согласен со сказанным. А вот по поводу этих неизвестных… Мы же ведь мелкой пакостью занимаемся, так?

– Ну, – сдвинул брови ФСБ.

– Значит, и их интересует мелкая пакость, – предположил я. – Амур этот. Если они его наняли, значит, умеют управляться с нею. Могут ее призывать как-то. Этого стрелка надо найти. И поговорить… Может быть, жестко поговорить. Но даже если мы его не найдем, секрет в ней. В пакости. Она им зачем-то нужна. То есть, будем отслеживать ее, найдем и их.

– А мы что делаем? – нахмурилась Лизка.

– Мы работаем с отбросами, – ответил я. – С теми, что выползают из тонкого мирка и не просто присасываются к нашему, а гадят. Или вовсе с нечистью. Но и та пакость, и другая, она же здесь, рядом. Взять хотя бы тех же домовых. Чердачников. Пылевиков. Да и всех прочих. Мы бы надорвались, если бы взялись выводить их. Они же вреда никому не причиняют. Так вот, если застонут, зашевелятся, значит, кто-то за них взялся…

– Кому они нужны кроме нас? – сдвинула брови Маринка.

– А вот это главный вопрос, – заметил ФСБ. – А ведь ты, Коля, прав. Из-за пакости все. Другое дело, как к этому Марка пристегнуть и тебя…

– Ты спрашивай его, Федя, – прошептала Мамыра. – А я послушаю. Да посмотрю. А то, как покажем, может, и спрашивать будет поздно.

– Что вы собираетесь мне показать? – не понял я.

– То, что и все прочие увидят, – улыбнулся ФСБ и кивнул сдвинувшей брови Лизке. – Правда, чуть позже. Пока что это видели только я, Мамыра, Шура и Марина. Марина – в первую очередь. Но скрывать увиденного не будем. Потому что мы в одной лодке. А спрашивать надо. Скажи мне, Коля. Что у тебя с сердцем. Не в смысле медицины, а в смысле души. Есть там кто? Не по наговору, а по существу.

Повисла пауза.

– Я могу пока выйти, – прошептала Маринка, покраснев.

– А я не могу, – твердо сказала Лизка. – Я врач.

А ведь она тоже была красивой. Такой красивой, что глаза слепила. Как тут Вовку не понять, я бы тоже хрюкнул, если бы такая меня по щеке потрепала. Что же мне помешало в нее влюбиться, ведь не эта глупая разница в возрасте, и не Вовка, мы тогда еще и друзьями не были, и не малолетний Димка. Нет. Только то, что свет от их любви столь ярким казался, что собственная похоть и влюбленность меркли на его фоне. Отчего же я тогда не влюбился в Маринку? Ведь думал о ней всегда, из головы не мог выбросить, да и теперь боюсь даже голову повернуть в ее сторону. Не потому ли, что однажды бросил Бауманку не по причине скуки и бесполезности продолжения учебы, а потому что была там девчонка, которая однажды посмотрела на меня с недоумением, а потом просто сказала, да пошел ты, Колюня, нахрен. Мало ли что я говорила? Мало ли с кем я переспала? Я что, теперь тебе должна чего по гроб жизни? Что я тогда ей ответил? Ну точно. Так и отчеканил – Да. Ты мне. А я тебе. А она? «Ага. Щас! Замучаешься пыль глотать». Именно так – «Щас!» и «Замучаешься пыль глотать».

Так что же получается, я получил на этом деле комплекс? Пунктик в душе образовался? Так были уже у меня после этого короткие связи, легко, без обязательств и переписок. Или так мне казалось? А может, я скорлупой покрылся, и поэтому отскакивало все от меня, как от пересохшего ореха? Или даже как от засохшего куска дерьма? Пока не пронзила меня та самая стрела с алюминиевым наконечником? А до этого я просто боялся, что та же Маринка скажет мне тоже самое, а не пойти ли тебе, Колюня, нахрен? Да ладно… Просто это было… как сорвать цветок. Не хотелось срывать. Хотелось смотреть на него и согревать собственным дыханием. И хочется. Что же ты тогда, Колюня, сопли жуешь?

– Нет, – с трудом произнес я. – Не надо выходить. Мне нечего скрывать… пока. Если я, конечно, и сам понимаю, что внутри меня творится. Но так, чтобы отчетливо и без вариантов… не могу сказать. Было кое-что, что самому казалось… Но уже давно. Как сказал бы Марк, уже и быльем поросло. Засохло, осыпалось и развеялось без остатка. Пардон, конечно. Да и смешно сейчас об этом. Теперь разве что… в мечтах. В горячих, конечно. Поллюции, все дела. Простите за откровенность, от меня ведь это требуется?

Лизка подавила смешок, кашлянула. Маринка словно окаменела.

– Трудно быть холостым, когда такие девушки рядом, – я попытался изобразить улыбку. – Марина вот сияет, словно на сварку смотришь, зайчики ловишь, не проморгаться потом, а смотреть все одно хочется. Лиза из того же клуба, извинения Вовке. Шура еще нарисовалась. Хотя она ребенок еще. Простите, девушки. Это я шучу, если что. В каком-то смысле. Отчасти. Так что, нет. Ничего такого, что было бы связано с какими-то обязательствами. Так… Слепящий свет на горизонте, ожог в сердце. Наяву пока что только тоска. Может, и надежда там же. Пуганный я в этом плане. Поломанный. Так что ничего серьезного. Да и несерьезного… давно не было.

Последнее произнести было особенно трудно. А как произнес, сразу стало легче. Исповедовался, блин. Зато вся эта компания, весь этот «узкий круг» из ФСБ, Мамыры, Лизки и Маринки, на которых я теперь и в самом деле не мог поднять взгляд, словно превратился в круг близких друзей. Впрочем, так оно и было.

– Да, – сказала Мамыра.

Просто «да» и ничего больше. Вот ведь, седой и обаятельный детектор лжи. А Маринка почему-то отвернулась и принялась чесать нос. Прости, если разочаровал, не на горизонте ты, ближе, конечно, но не дотянешься. Разве что ребра раздвинуть. Лизка снова полезла в саквояж. А ФСБ принялся постукивать пальцем по стене. После чего сказал:

– А ты поэт, Коля. Да, есть такой способ взаимодействия с сущим – поэзия. Стихи при этом писать необязательно. Ладно. Давай, Марина. Запускай ролик. Начни со второго.

– Сколько их всего? – спросила Лизка.

– Пять, – вздохнула Маринка.

– Самый интересный пятый, – хмыкнул ФСБ.

– А самый опасный – четвертый, – прошептала Мамыра.

– Второй, – кликнула мышкой Маринка.

Запись была неважного качества. Наверное, это зависело от параметров видеокамеры или от расстояния. Камера стояла где-то ближе к метро «Арбатская», чуть ли не в сотне метров от того самого места, где я почувствовал протыкающую меня стрелу. Народ в кадре, мягко говоря, не толпился. Маринка повела мышкой и чуть увеличила изображение. Конечно, никакой четкости, но…

– Замедли, – попросил ФСБ. – Вот. Смотрите.

Мы склонились к экрану. Возле санкабин появилась фигура. Нет, ни одна из санкабин не открылась, фигура как будто материализовалась из воздуха. Не слишком высокая, стройная, кажется, принадлежащая женщине.

– Далеко, – нахмурилась Лизка. – Почти распадается на пиксели.

– Смотри, – посоветовал ФСБ.

Маринка еще приблизила изображение, оно стало размываться, но кое-что угадать было возможным.

– Примерно за пять минут до твоего появления, – она посмотрела на меня.

Это была фигура женщины, возможно, довольно молодой. Ни лица, ни каких-то подробностей разглядеть было нельзя, разве что определить, что у нее черные волосы и свободная одежда – что-то вроде плаща или длинного кардигана.

– Сейчас, – прошептала Маринка.

Женщина подняла руку и что-то извлекла из воздуха. Что-то едва различимое, исчезающее в размытой картинке. Поднесла это к лицу и тут же протянула обратно. Вернула в невидимость.

– Стрела, – мрачно сказала Маринка. – Вытащила ее из воздуха, поднесла к губам, плюнула на наконечник и вернула.

– Вот он и объект приворота, – скрестила руки на груди Лизка и тоже посмотрела на меня. – Не могла же она плюнуть чужой слюной?

Я пожал плечами. Что я мог сказать по этому поводу? Никакого приворота к едва различимому силуэту я не чувствовал.

– И финал, – хмыкнул ФСБ. – Ты отлично поработала, Марина.

Она кивнула. На экране ноута незнакомка растворилась точно также, как и появилась.

– Что скажете? – спросил ФСБ.

– Есть нестыковки, – заметила Лизка. – Если представить, что она подошла к тому самому амуру или купидону, то, получается, что она его видела.

– Разве это удивительно? – пожал плечами ФСБ. – Пакость многие видят. Некоторые от природы, – он посмотрел на меня, – некоторые с помощью определенных ухищрений. Еще что?

– Она вытащила из невидимости ментальную стрелу, – прошептала Маринка. – Или сделала ее видимой или даже материальной. И плюнула на нее. Хотя, может, дыхнула. Или сказала что. И еще одно. Она… появлялась и исчезала. Это перемещение? Или невидимость? Может, она сама пакость?

– В каком-то смысле, да, – кивнул ФСБ. – Но вряд ли в прямом. Хотя нам известны примеры, когда пакость становится доступна обычному взгляду. Редкость, но случается. И все-таки она не пакость. Если бы она была просто невидима, то зачем ей светиться? Так бы невидимой и обделала все с исполнителем. Нет, она появилась там, где должна была появиться. А потом исчезла. Думаю, переместилась.

– Я предполагал, что таких колдунов уже давно нет, – подал я голос.

– В Москве давно уже нет, – согласился ФСБ. – Или я о них не знаю. Но мы же не проверяли у нее прописку.

– Еще одно, – задумалась Лизка. – Там шли люди. Но никто не обратил внимания на ее появление. Понятно, что можно отвести глаза, но я ничего не увидела. Ни жеста, ничего.

– Другая магия, – прошептала Мамыра. – Просто другая магия…

– Давай первый ролик, – попросил ФСБ.

Я увидел самого себя, выходящего из подземного перехода. Вид у меня был довольно праздный, возможно, даже легкомысленный. Лизка хмыкнула:

– Да ты косолапишь!

– У меня полно недостатков, – согласился я.

– Это напротив «Праги», – сказала Маринка. – Переход от метро Арбатская, собственно, к Арбату. Пришлось поискать. Минут за десять до того выстрела. И минут за пять до появления той дамочки.

Я исчез из кадра, за мной шли люди, еще люди, внезапно Маринка нажала на стоп. На экране застыл неизвестный мужчина лет сорока или чуть старше. Он был до неприличия худ, черные волосы лепились ко лбу с залысинами, впалые щеки подчеркивались носогубными складками, вообще все, что торчало из ворота его рубашки, напоминало обтянутый кожей череп.

Маринка дождалась, когда все рассмотрят незнакомца, и чуть отмотала ролик, показала худого во весь рост. Он тоже был одет во что-то вроде кардигана или халата. Черного и разлетающегося полами сильно ниже колен. На ногах у него были сапоги тонкой выделки.

– Необычный персонаж… – пробормотала Лизка. – Там нигде рядом кино не снимали? Что-нибудь о средневековых колдунах…

– Нет, – покачала головой Маринка. – Впрочем, я не узнавала. Не копала в эту сторону. И так, чувак засветился конкретно. Но толку – чуть. Нет такого лица. Я, конечно, запустила поиск, возможно, что он снова где-то всплывет, но пока больше никакой информации.

– Почему он нас должен заинтересовать? – спросил я, хотя уже чувствовал, что незнакомец как-то причастен к произошедшему.

– Он шел за тобой, – сказала Маринка. – По крайней мере, последующие пять минут. Есть еще несколько роликов, где виден и он, и ты. Ты, кстати, ни разу не обернулся.

– Порицаю, – проскрипел ФСБ.

– Но качество так себе, – продолжила Маринка. – Важно другое. У меня нет кадров, где он исчез, но где-то на полпути к кофейне Карло его уже нет. То есть, он исчезает, а та дамочка появляется. Полагаю, что он зафиксировал тебя или довел до места и дал сигнал к проведению акции.

– А если он и есть та дамочка? – усмехнулась Лизка.

– Это было бы замечательно, – пробормотал я. – На это меня приворожить невозможно.

– Не усложняйте, – покачал головой ФСБ. – Давай третий ролик.

На третьем ролике снова был я. Останавливался, заводил руку за спину, корчился, оборачивался, разговаривал с кем-то невидимым. Потом выцарапывал из кармана телефон, звонил Лизке. И так далее. Ничего интересного. Все смотрели на происходящее, затаив дыхание, хотя разрешение было так себе.

– Там есть еще одна камера, – сказала Марина. – Но она поворачивается. То есть, делает хорошую картинку, но не все в нее попадает. Все, что попало, на ролике номер четыре и номер пять.

– Четвертый в последнюю очередь, – предупредил ФСБ. – Давай пятый. Самый интересный.

– Хорошо, – кивнула Маринка. – Сразу скажу, что сейчас мы увидим женщину, которая оказалась на том самом месте примерно через пять минут после того, как Николай ушел оттуда. И, наверное, минут за пять до того, как он сел в такси.

Маринка посмотрела на меня и поправилась:

– Как ты сел в такси.

Да, четвертый ролик оказался довольно неплохого качества. На нем были видны те самые сантехнические кабины, мостовая, идущие по ней люди. Правда все это с другой стороны. Среди зевак выделялась девушка. Она странно передвигалась, так, словно хромала на обе ноги. И пошатывалась при этом, как после тяжелой болезни. Длинные распущенные темные волосы, стройная фигура, водолазка, серые брюки-карго… Лицо… Нельзя сказать, чтобы девушка была ослепительно красива, но она показалась мне довольно милой, хотя и как будто нездоровой. Я не знаток восточных народов, но она была или кореянкой, или японкой. А может и китаянкой. Или метиской.