Читать книгу: «Теоретический генезис. Как научные теории формируют реальность», страница 8

3.5. Современная философия науки

Из туманных интеллектуальных высот метафизических спекуляций и лингвистических анализов спустимся теперь на землю конкретной научной практики. Если феноменология исследовала конститутивную роль сознания в формировании опыта, а лингвистическая философия – роль языка в конструировании реальности, то современная философия науки фокусируется на реальной практике научного исследования, на её исторической эволюции, социальной обусловленности и когнитивных структурах.

Во второй половине XX века произошёл радикальный поворот в философии науки – от логического анализа научных теорий, их структуры и отношения к эмпирическим данным, характерного для логического позитивизма и критического рационализма, к исторической, социологической и антропологической перспективам, исследующим науку как социальную практику, укоренённую в конкретных исторических, культурных и институциональных контекстах.

Этот поворот, связанный прежде всего с работами Томаса Куна, Пола Фейерабенда, Имре Лакатоса и других, имеет фундаментальное значение для концепции теоретического генезиса, поскольку позволяет понять, как научные теории не просто описывают или отражают предсуществующую реальность, но активно участвуют в её конструировании через сложные социальные и материальные практики научного исследования.

3.5.1. Томас Кун: парадигмы как формирующие структуры научного восприятия

Публикация книги Томаса Куна «Структура научных революций» в 1962 году произвела настоящую интеллектуальную революцию в философии науки, сравнимую по своему значению с «коперниканской революцией» в астрономии. Кун радикально пересмотрел традиционное понимание науки как кумулятивного, линейного процесса накопления знаний, предложив вместо этого модель научного развития как чередования периодов «нормальной науки» и «научных революций».

Центральным понятием куновской философии науки является «парадигма» – фундаментальная теоретическая структура, определяющая, как учёные воспринимают мир, какие вопросы они считают значимыми, какие методы используют для их решения и как интерпретируют полученные результаты. Парадигма включает не только теоретические принципы и законы, но и ценности, образцы решения проблем и даже мировоззренческие установки, разделяемые научным сообществом.

В периоды «нормальной науки» учёные работают в рамках установленной парадигмы, решая «головоломки» – проблемы, определённые и структурированные этой парадигмой. Они не стремятся опровергнуть или радикально изменить парадигму, но скорее расширить область её применения, уточнить её следствия и повысить её точность. «Нормальная наука» представляет собой кумулятивный процесс накопления знаний, но только внутри рамок, установленных парадигмой.

Однако со временем накапливаются «аномалии» – наблюдения или экспериментальные результаты, которые не могут быть адекватно объяснены в рамках существующей парадигмы. Когда количество и значимость этих аномалий достигает критического уровня, наступает «кризис» парадигмы, ведущий к «научной революции» – фундаментальному пересмотру теоретических основ науки и переходу к новой парадигме.

Научные революции, согласно Куну, не просто заменяют одну теорию другой, более точной или более общей. Они представляют собой радикальные трансформации в способе видения мира, изменения в самой структуре научного восприятия и мышления. Наиболее известным примером такой трансформации является переход от птолемеевской астрономии к коперниканской, который изменил не только конкретные предсказания о движении планет, но само понимание места Земли и человека во Вселенной.

Ключевая идея Куна, имеющая фундаментальное значение для теоретического генезиса, состоит в том, что парадигмы не просто интерпретируют нейтральные данные наблюдения, но активно формируют само восприятие учёных, определяя, что они видят и как они это понимают. Ученые, работающие в рамках различных парадигм, буквально «видят различные миры», даже когда смотрят на одни и те же объекты. Например, для сторонника птолемеевской астрономии Солнце буквально вращается вокруг Земли, а для сторонника коперниканской астрономии Земля вращается вокруг Солнца – это не просто различные интерпретации одних и тех же наблюдаемых явлений, но различные перцептивные миры.

Эта идея о формирующей роли парадигм в научном восприятии имеет прямое отношение к концепции теоретического генезиса. Парадигмы можно рассматривать как макро-уровень теоретических конструктов, структурирующих научное восприятие и мышление, делающих определённые аспекты реальности видимыми и значимыми, а другие – невидимыми или незначимыми. Они не просто описывают предсуществующую реальность, но активно участвуют в конструировании «научной реальности», доступной исследованию.

Кроме того, куновская концепция «несоизмеримости» парадигм – идея, что различные парадигмы не могут быть напрямую сравнены, поскольку они определяют различные проблемы, используют различные концептуальные схемы и даже придают различные значения одним и тем же терминам – имеет важные следствия для понимания отношений между различными теоретическими моделями. Она указывает на то, что различные теоретические модели не просто предлагают различные описания одной и той же реальности, но конструируют различные «реальности», которые не могут быть прямо соотнесены друг с другом.

3.5.2. Нельсон Гудмен: «способы создания миров» через символические системы

Нельсон Гудмен, американский философ, разработал оригинальную концепцию «способов создания миров», которая имеет глубокие связи с теоретическим генезисом. В своей книге «Способы создания миров» (1978) Гудмен отвергает платоновскую идею о единственном, фиксированном «реальном мире», который должен быть открыт и описан, в пользу плюралистической концепции множественных «миров», создаваемых через различные символические системы.

Для Гудмена нет «готового мира», ожидающего своего описания. Вместо этого мы активно создаём миры через символические системы – языки, теории, классификации, категоризации, нарративы, изображения, музыку и другие формы репрезентации. Эти символические системы не просто отражают предсуществующую реальность, но активно структурируют наше восприятие и понимание, выделяя определённые аспекты опыта, группируя их определённым образом, устанавливая между ними определённые отношения.

Процесс «создания миров», согласно Гудмену, включает такие операции, как композиция и декомпозиция (группировка и разделение элементов), придание веса (выделение одних аспектов и игнорирование других), упорядочивание (установление отношений между элементами), удаление и дополнение (устранение одних элементов и добавление других), деформация (изменение формы или структуры). Эти операции трансформируют «необработанный материал» опыта в структурированные, осмысленные «миры».

Различные символические системы – такие как наука, искусство, обыденное восприятие, мифология – создают различные «миры» со своими объектами, свойствами, отношениями и законами. Эти миры не являются произвольными конструкциями – они ограничены как свойствами используемых символических систем, так и «сопротивлением» опыта. Но они не являются и простыми отражениями единой, предсуществующей реальности. Они представляют собой различные способы структурирования и осмысления опыта.

Эта концепция «способов создания миров» имеет фундаментальное значение для теоретического генезиса. Научные теории можно рассматривать как особые символические системы, создающие свои «миры» со специфическими объектами, свойствами и отношениями. Например, ньютоновская механика создаёт «мир» абсолютного пространства и времени, населённый материальными точками, взаимодействующими через силы дальнодействия. Общая теория относительности создаёт «мир» искривлённого пространства-времени, в котором массивные тела движутся по геодезическим линиям. Квантовая механика создаёт «мир» волновых функций, операторов и вероятностных распределений.

Эти научные «миры» не являются произвольными конструкциями – они ограничены как логической когерентностью теорий, так и их эмпирической адекватностью. Но они не являются и простыми отражениями единой, предсуществующей физической реальности. Они представляют собой различные способы структурирования и осмысления физического опыта, выделяющие различные аспекты, устанавливающие различные отношения, создающие различные объекты.

Особенно важным для теоретического генезиса является гудменовский анализ роли «проекций» – процесса, посредством которого предикаты, первоначально применяемые к одной области опыта, проецируются на другие области. Научные теории часто развиваются именно через такие «проекции» – например, понятие «волны», первоначально применяемое к видимым волнам на воде, проецируется на звук, затем на свет, затем на материальные частицы в квантовой механике. Каждая такая «проекция» не просто расширяет область применения понятия, но трансформирует само понятие и создаёт новые концептуальные связи.

Наконец, гудменовская критика «мифа о данном» – идеи, что существуют «чистые данные», независимые от всяких концептуальных схем и теоретических предпосылок, – имеет важные следствия для понимания отношений между теорией и наблюдением в научном познании. Она позволяет понять, что научные наблюдения всегда структурированы теоретическими предпосылками, определяющими, что именно наблюдается, как это интерпретируется и какое значение придаётся наблюдаемым явлениям.

3.5.3. Бруно Латур: социальное конструирование научных фактов

Бруно Латур, французский социолог и философ науки, развил оригинальную «акторно-сетевую теорию» (Actor-Network Theory, ANT), которая радикально пересматривает традиционное понимание науки и её отношения к обществу и природе. Вместо того чтобы рассматривать науку как деятельность по открытию предсуществующих «естественных фактов», Латур исследует её как процесс конструирования «научных фактов» через сложные сети взаимодействия между человеческими и нечеловеческими акторами.

В своих этнографических исследованиях научных лабораторий, таких как «Лабораторная жизнь» (1979, с Стивом Вулгаром), Латур показывает, как научные факты не просто «открываются», но буквально «изготавливаются» (fabricated) в лабораториях через сложные сети взаимодействия между учёными, приборами, образцами, протоколами, статьями, грантами и другими элементами. Научные факты не существуют «в природе», ожидая своего открытия, но возникают как стабилизированные результаты этих сетей взаимодействия.

Особенно важным в акторно-сетевой теории является отказ от априорного различения между «природой» и «обществом», между «естественным» и «социальным», между «объективным» и «субъективным». Вместо этих дуализмов Латур предлагает концепцию гибридных сетей, в которых человеческие и нечеловеческие акторы – учёные, приборы, микроорганизмы, статьи, институты – взаимодействуют и взаимно определяют друг друга. Научное знание производится не через одностороннее «открытие» природы человеком, но через совместное «производство» (co-production) природы и общества.

В своей книге «Наука в действии» (1987) Латур вводит ключевое различение между «готовой наукой» (ready-made science) и «наукой в процессе создания» (science in the making). «Готовая наука» – это стабилизированное, общепринятое научное знание, представленное в учебниках и популярных изложениях. «Наука в процессе создания» – это наука в момент её формирования, когда факты ещё не стабилизированы, утверждения остаются спорными, и будущее научных объектов ещё не определено.

Латур показывает, как «черные ящики» науки – утверждения, принимаемые как само собой разумеющиеся, без обсуждения или сомнения – создаются через процесс «очищения», в котором стираются следы их конструирования. Когда научное утверждение становится общепринятым фактом, история его создания, все споры, неопределённости, альтернативные интерпретации, стоявшие за ним, стираются из коллективной памяти. Факт начинает казаться «естественным», существовавшим всегда, просто «открытым» учёными.

Этот анализ процесса «очищения» имеет фундаментальное значение для теоретического генезиса, поскольку позволяет понять, как научные объекты, первоначально конструируемые в сложных сетях взаимодействия, начинают восприниматься как «объективно существующие», независимые от процесса их конструирования. Например, бозон Хиггса, первоначально постулированный как теоретическая необходимость и затем «обнаруженный» в результате колоссальных технологических и социальных инвестиций, теперь воспринимается как «объективно существующая» элементарная частица, которая «всегда была» частью физической реальности, просто «скрытой» от нашего наблюдения.

Однако важно отметить, что акторно-сетевая теория Латура не является формой радикального социального конструктивизма, утверждающего произвольность научного знания или его сводимость к социальным интересам и властным отношениям. Латур подчёркивает, что нечеловеческие акторы – такие как микробы, электроны или гравитационные волны – оказывают реальное сопротивление, «отвечают» на наши действия способами, которые не могут быть произвольно определены социальными факторами. Научное знание является результатом диалога, переговоров между человеческими и нечеловеческими акторами, а не односторонней проекцией социальных структур на пассивную природу.

Эта диалектическая концепция научного познания как процесса взаимного формирования человеческих и нечеловеческих акторов имеет глубокие связи с теоретическим генезисом. Она позволяет понять, как научные теории не просто описывают предсуществующую реальность, но активно участвуют в её конструировании через материальные практики науки, включающие экспериментальные установки, измерительные приборы, лабораторные протоколы и технологические приложения.

3.5.4. Ян Хакинг: «вмешательство» и «представление» в научной практике

Ян Хакинг, канадский философ науки, разработал оригинальный подход к анализу научного познания, фокусирующийся на реальной практике экспериментирования и вмешательства, а не только на теоретическом представлении. В своей книге «Представление и вмешательство» (1983) Хакинг критикует традиционную философию науки за её одностороннюю фиксацию на теориях и их отношении к наблюдению, игнорирующую материальные аспекты научной практики – эксперименты, инструменты, манипуляции.

Хакинг предлагает различать два измерения научной практики: «представление» (representation) – создание теоретических моделей, описывающих и объясняющих явления, и «вмешательство» (intervention) – активное манипулирование природой через эксперименты, измерения, технологические приложения. Эти два измерения взаимосвязаны, но не сводимы друг к другу: представление направляет вмешательство, но вмешательство может происходить и без ясного теоретического понимания, и часто ведёт к пересмотру теоретических представлений.

Особенно важным для теоретического генезиса является анализ Хакингом отношений между этими двумя измерениями в конкретных эпизодах истории науки. Он показывает, как научные объекты, первоначально постулированные как теоретические сущности, постепенно обретают «реальность» через их включение в экспериментальные практики, измерительные процедуры и технологические приложения. Например, электрон, первоначально введённый как теоретическая сущность для объяснения определённых физических явлений, постепенно становится «реальным» через его использование в различных экспериментальных контекстах – от катодно-лучевых трубок до электронных микроскопов и транзисторов.

Хакинг формулирует своё знаменитое экспериментальное правило: «Если вы можете распылять их, они реальны» (If you can spray them, they are real). Этот принцип указывает на то, что научные объекты становятся «реальными» не просто через их теоретическое постулирование, но через их включение в материальные практики манипуляции и вмешательства. Электроны «реальны» не потому, что есть убедительная теория, описывающая их свойства, но потому, что мы можем манипулировать ими в лабораториях, использовать их в технологиях, создавать новые эффекты с их помощью.

Эта концепция экспериментального реализма имеет глубокие связи с теоретическим генезисом. Она позволяет понять, как теоретические конструкты материализуются, обретают «реальность» через их воплощение в экспериментальных практиках и технологических артефактах. Теоретические сущности не остаются просто постулатами в уравнениях, но трансформируются в материальные объекты, доступные манипуляции и использованию.

Хакинг также развивает оригинальную концепцию «стилей научного мышления» – исторически специфических способов постановки вопросов, конструирования объяснений и установления стандартов доказательства. Он выделяет несколько таких стилей, включая аксиоматический (характерный для математики), гипотетико-экспериментальный (характерный для физики), таксономический (характерный для биологии), статистический и лабораторный. Каждый стиль создаёт свои «объекты» – математические структуры, физические сущности, биологические виды, статистические закономерности, – которые не существуют «в природе» до их конструирования в рамках соответствующего стиля мышления.

Эта концепция «стилей научного мышления» имеет важные следствия для теоретического генезиса. Она позволяет понять, как различные научные дисциплины не просто исследуют различные аспекты единой предсуществующей реальности, но активно конструируют свои «объекты» через специфические стили задавания вопросов, конструирования объяснений и установления стандартов доказательства.

Наконец, хакинговский анализ «созданных видов» (making up people) – категорий людей, которые начинают существовать только после их концептуализации и классификации в научных дисциплинах, таких как психиатрия или статистика, – имеет важные следствия для понимания теоретического генезиса в социальных науках. Он показывает, как научные классификации не просто описывают предсуществующие социальные реальности, но активно участвуют в их конструировании через «эффект петли» (looping effect), при котором люди, классифицированные определённым образом, изменяют своё поведение в ответ на эту классификацию, что ведёт к изменению самой классификации.

3.6. Теоретический генезис как философский синтез

Достигнув завершения нашего философского путешествия через историю понимания отношений между идеями и реальностью, от платоновских эйдосов до хакинговского экспериментального реализма, мы находимся в положении, позволяющем увидеть концепцию теоретического генезиса в её полноте – не как ещё одну точку зрения в бесконечном споре между реализмом и антиреализмом, объективизмом и конструктивизмом, но как синтетическую философскую позицию, интегрирующую ценные прозрения различных традиций в единую когерентную перспективу.

Теоретический генезис представляет собой не просто ещё одну главу в нескончаемой истории метафизических дебатов, но попытку их диалектического преодоления через новое понимание отношений между теорией и реальностью, познанием и бытием, субъектом и объектом. Он не отрицает ни существования независимой от сознания реальности (что было бы формой субъективного идеализма), ни активной, конструирующей роли теоретического познания (что было бы формой наивного реализма), но стремится понять их сложное диалектическое взаимодействие.

3.6.1. Преодоление традиционной дихотомии реализм/антиреализм

История философии науки в XX веке может быть представлена как маятник, качающийся между двумя полюсами: научным реализмом, утверждающим, что зрелые научные теории дают нам истинное или приближенно истинное описание ненаблюдаемых аспектов реальности, и антиреализмом, отрицающим, что наука способна давать нам знание о ненаблюдаемой реальности.

Научный реализм, представленный такими философами, как Уилфрид Селларс, Ричард Бойд и Хилари Патнэм (в его «ранний» период), утверждает, что:

– Теоретические утверждения науки следует понимать буквально, как высказывания, претендующие на истинность или ложность.

– Теоретические термины науки, такие как «электрон» или «ДНК», референциально указывают на реальные объекты, существующие независимо от нашего знания о них.

– Зрелые научные теории приближаются к истине о ненаблюдаемых аспектах реальности.

Антиреализм, представленный такими философами, как Бас ван Фраассен, Ларри Лаудан и поздний Патнэм, отрицает один или несколько из этих тезисов. Инструментализм рассматривает теории не как буквальные описания реальности, но как инструменты для предсказания наблюдаемых явлений. Конструктивный эмпиризм утверждает, что задача науки – создание «эмпирически адекватных» теорий, правильно описывающих наблюдаемые явления, без притязаний на истинное описание ненаблюдаемых аспектов реальности. Различные формы конвенционализма и прагматизма фокусируются на практической полезности, концептуальной элегантности или социальной приемлемости теорий, а не на их буквальной истинности.

Теоретический генезис предлагает третий путь, диалектически преодолевающий этот маятник между реализмом и антиреализмом. Он признаёт, вместе с реализмом, что наука имеет дело с реальными аспектами независимого от сознания бытия. Но он также признаёт, вместе с антиреализмом, что научные теории не являются простыми «зеркалами», отражающими предсуществующую реальность, но активными элементами в диалектическом процессе, в котором реальность, доступная научному опыту, конструируется через взаимодействие теоретических моделей и независимого бытия.

В этой синтетической перспективе научные теории не являются ни произвольными конструкциями, ни зеркальными отражениями, но элементами в непрерывном диалоге между человеческим познанием и независимым бытием. Они одновременно отражают и конструируют реальность, но не в тривиальном смысле чередования этих процессов, а в глубоком диалектическом смысле их взаимного проникновения и конституирования.

3.6.2. Интеграция эпистемологических и онтологических аспектов познания

Другая фундаментальная дихотомия, которую стремится преодолеть теоретический генезис, – это разделение между эпистемологией (теорией познания) и онтологией (теорией бытия). В традиционной философии эти домены часто рассматривались как отдельные области исследования: эпистемология занималась вопросами о возможности, границах и природе знания, в то время как онтология исследовала структуру и категории бытия.

Это разделение основывалось на фундаментальном допущении, что бытие предшествует познанию и независимо от него, что онтологическая структура реальности существует «в себе», до и независимо от всякого акта познания. Задача познания, в этой перспективе, состоит в том, чтобы «отразить» или «репрезентировать» эту предсуществующую структуру с максимальной точностью.

Теоретический генезис подвергает критике это фундаментальное допущение, показывая, как акт познания не следует за бытием, но активно участвует в его формировании. Он интегрирует эпистемологические и онтологические аспекты познания, показывая, как структуры, традиционно рассматриваемые как чисто эпистемологические (теории, модели, категории, классификации), имеют онтологическое измерение, участвуя в формировании той реальности, которую они стремятся описать.

Эта интеграция эпистемологии и онтологии имеет глубокие корни в феноменологической традиции, особенно в работах позднего Гуссерля и Мерло-Понти, которые показали, как структуры сознания и структуры мира взаимно конституируют друг друга. Она также созвучна с хайдеггеровской критикой традиционной метафизики, разделяющей мир на субъекта и объект, и его попыткой разработать более фундаментальную онтологию, исходящую из первичного «бытия-в-мире» Dasein.

Но теоретический генезис идёт дальше этих философских предшественников, распространяя их прозрения на конкретную практику научного познания и показывая, как научные теории не просто структурируют наше восприятие и понимание реальности, но участвуют в формировании самой онтологической структуры мира через их материализацию в экспериментальных практиках, измерительных приборах и технологических артефактах.

Эта интеграция эпистемологии и онтологии не означает сведения бытия к познанию (что было бы формой идеализма) или познания к бытию (что было бы формой натурализма). Вместо этого она предлагает более сложное, диалектическое понимание их взаимоотношения, в котором они взаимно конституируют друг друга в непрерывном процессе взаимодействия.

3.6.3. Новое понимание объективности как интерсубъективной стабилизации

Третья фундаментальная дихотомия, которую стремится преодолеть теоретический генезис, – это противопоставление объективности и субъективности. В традиционной эпистемологии объективное знание понималось как знание, соответствующее объекту «как он есть сам по себе», независимо от субъективных факторов познания. Субъективность рассматривалась как источник искажений, которые должны быть элиминированы для достижения объективного знания.

Эта концепция объективности была подвергнута радикальной критике в XX веке со стороны различных философских традиций. Феноменология показала, что всякий опыт необходимо структурирован субъективными формами сознания. Герменевтика подчеркнула, что всякое понимание всегда уже включает предпонимание, горизонт интерпретации. Философия науки после Куна продемонстрировала, что научное наблюдение всегда теоретически нагружено, структурировано парадигмальными предпосылками. Социология научного знания выявила роль социальных факторов в формировании научных фактов.

Эта критика традиционной концепции объективности привела к возникновению различных форм релятивизма, субъективизма и социального конструктивизма, утверждающих, что объективное знание невозможно, что всякое знание необходимо относительно к субъективным или социокультурным факторам. Но эти позиции сталкиваются с серьёзными проблемами, включая самореферентный парадокс (если всякое знание относительно, то и это утверждение также относительно) и неспособность объяснить удивительную эффективность науки в предсказании и контроле материального мира.

Теоретический генезис предлагает третий путь, диалектически преодолевающий эту дихотомию объективности и субъективности. Он не отказывается от идеала объективности, но переосмысливает её как процесс интерсубъективной стабилизации, в котором субъективные элементы не элиминируются, но трансцендируются через их интеграцию в коллективные, интерсубъективные практики научного исследования.

Объективность в этой перспективе не является статическим качеством, достигаемым через элиминацию субъективных факторов, но динамическим процессом, в котором субъективные элементы (теоретические модели, интерпретативные рамки, экспериментальные практики) и объективные элементы (независимое сопротивление материи, неожиданные экспериментальные результаты, аномалии) находятся в постоянном диалектическом взаимодействии, создавая все более богатые и адекватные формы познания.

Этот процесс интерсубъективной стабилизации включает различные механизмы: стандартизацию измерительных процедур и приборов; воспроизведение экспериментальных результатов различными исследователями; критическое обсуждение и оценку теоретических моделей в научном сообществе; материализацию теоретических конструктов в технологических артефактах, доступных публичному использованию. Через эти механизмы субъективные элементы научного познания трансцендируются, не будучи элиминированными, но будучи интегрированными в интерсубъективные структуры, стабилизирующие научную реальность.

3.6.4. Синтез континентальной и аналитической традиций в философии науки

Ещё одна дихотомия, которую стремится преодолеть теоретический генезис, – это разделение между континентальной и аналитической традициями в философии. Это разделение, возникшее в начале XX века и достигшее своего пика в середине столетия, создало глубокий разрыв в философском ландшафте, разделив его на две традиции, часто игнорирующие или активно отвергающие друг друга.

Аналитическая философия, доминирующая в англосаксонском мире, характеризуется акцентом на логический анализ языка, точность аргументации, связь с естественными науками. Континентальная философия, преобладающая в континентальной Европе (особенно во Франции и Германии), фокусируется на исторических, культурных, экзистенциальных измерениях человеческого опыта, часто используя более метафорический, ассоциативный стиль аргументации.

Эти различия особенно ярко проявились в философии науки. Аналитическая философия науки, представленная логическим позитивизмом, критическим рационализмом Поппера, и их последователями, фокусировалась на логическом анализе научных теорий, их структуре, отношении к эмпирическим данным, критериях демаркации науки от ненауки. Континентальная философия науки, представленная феноменологией, герменевтикой, критической теорией, постструктурализмом, исследовала науку как социокультурную практику, укоренённую в жизненном мире, пропитанную властными отношениями, формирующую наше самопонимание и отношение к природе.

Эти различные подходы к философии науки часто воспринимались как несовместимые, даже антагонистические. Аналитические философы обвиняли континентальных в неясности, метафоричности, релятивизме. Континентальные философы критиковали аналитических за формализм, аисторизм, наивный сциентизм. Этот антагонизм привёл к формированию двух параллельных философских миров, с различными проблемами, методами, стилями, институтами, часто не коммуницирующих друг с другом.

Теоретический генезис стремится преодолеть этот разрыв, интегрируя ценные прозрения обеих традиций в единую синтетическую перспективу. Он принимает от аналитической философии науки акцент на логическую согласованность, концептуальную точность, связь с конкретной научной практикой. Но он также интегрирует прозрения континентальной традиции о историчности научного познания, его укоренённости в жизненном мире, его связи с социокультурными практиками и отношениями власти.

Эта интеграция не является эклектичным смешением разнородных элементов, но органическим синтезом, в котором различные аспекты научного познания – логический и исторический, формальный и экзистенциальный, эпистемический и социальный – предстают как моменты единого диалектического процесса. Теоретический генезис показывает, как формальная структура научных теорий и их историческая эволюция, логика научного объяснения и социология научного знания, эпистемологические нормы и властные отношения взаимосвязаны и взаимно конституируют друг друга в сложной экосистеме научного познания.