Каменный мальчик

© Андреев С. И., текст, 2022

© Издательство «Союз писателей», издание, 2022

* * *

Пролог

Вечерние сумерки укрыли крыши домов небольшой деревни. Появились первые звёзды, новорожденный месяц подал свет. Тёмные облака напряглись.

Звонкий лай собак раздавался вслед бегущему мальчику. Глеб гнал с такой скоростью, что его длинные тёмные волосы постоянно закрывали глаза.

А лай всё не прекращался. И, казалось, почти нагнал.

– Беги-беги! – на всю улицу выкрикнул напыщенный коренастый мальчуган ростом ниже Глеба.

Глеб мчал без оглядки. Даже когда закололо в сердце и дышать стало больно, он не остановился.

Лай собак преследовал, будто сопровождал его трусость и страх.

Пробежав по мосту, Глеб свернул на узкую тропку между покосившимися домами. Здесь не было фонарей, зато под молодым месяцем «светились» синяки под глазом и на руках мальчика.

Ничего не болело. Тревожил только собачий лай, который подгонял мальчика к родному дому. И даже когда на улице стихли все собаки, Глеб не остановился. В голове постоянно звучало, как гавкают псы Тильда и его соседей.

Ох уж этот противный Тильд! Думает, если он – сын мэра, значит ему всё можно? Если он такой весь из себя аристократ, значит, можно издеваться над сыном плотника? Издеваться над сыном человека, который, возможно, будет делать ему когда-то гроб? Да ни за что в жизни Глеб не возьмётся иметь дела с Тильдом и его папашей. Пусть остаётся с Леттой! Мерзкий, жалкий, мелочный… Неприкосновенный папенькин сынишка!

Слёзы хлынули из глаз. Ком в горле распирал и мешал дышать. Глеб остановился. Лай собак уже не преследовал его, но сердце по-прежнему колотилось так, словно хотело выпрыгнуть из груди.

Ничего, что этот Тильд такой низкий. Его кулаки, как два молотка, прошлись по Глебу и оставили кучу синяков. Хорошо ещё, что папенькин сынишка не вздумал включить в работу ноги. Тогда Глеб не то что убежать, а и встать не смог бы.

Дома по обе стороны тропинки уже закончились, а значит, скоро появится и дом Глеба…

Лишь бы только отца не было дома! Лишь бы не было!..

По левую сторону от мальчика возникла изгородь из хвороста. Конечно, он прогулялся бы до калитки, которая хорошо видна из окна дома, как и все входящие с улицы во двор. Однако это – не путь Глеба.

Собравшись с мыслями и вытерев насухо слёзы, он подошёл к углу ограды, которая была ему по грудь, и ощупал ладонью плетень. Где-то тут… должен быть… проход…

Глеб прошёл вдоль ограды по сухой траве. Нельзя терять времени. Голос внутри внушал, что собаки всё ещё бегут следом и могут настигнуть его в любую минуту. В панике Глеб раздражённо нащупывал место, где несколько хворостинок сильнее обычного отходят от строя. Должно быть… Здесь!

Обхватил пучок хворостин, выстроенных в стену, Глеб потянул их на себя. В плетне возникла широкая прореха, в которую он тут же залез, попятившись задом и придерживая хворост. Пяткой мальчик что-то с хрустом ударил и, испугавшись, оглянулся. В сторону от него откатился крупный кочан капусты, а пятка просто выла от боли.

– Отец убьёт… – выдохнул Глеб.

Сегодня – не его день! Сначала его предали, затем избили, спустили на него собак… Теперь ещё и отец будет ругать.

Глеб не спеша опустил хворостины, поправил их и наклонился, нащупывая поверженный с грядки кочан.

– Где-то же тут ты стоял…

Он подтащил капусту, пристроил на прежнее место на грядке и устало выдохнул.

Пройдёт не один день, прежде чем отец узнает. А может, это будет и завтра?

Глеб бесшумно прошёл по огороду, тщательно глядя под ноги и выбирая место, куда ступить. В эти минуты он был весь – как сжавшаяся бесчувственная пружина. Однако как только мальчик почувствовал родные стены дома, боль стала будто бы оживать, нарастать и закипать.

До окна прихожей он дошёл без проблем. Только давали о себе знать ушибы: безжалостный Тильд бил его изощрённо – знал, куда стукнуть побольнее. Но к боли Глебу не привыкать…

Однажды деревенские мальчишки полезли вечером в ограду – воровать свежий сруб. Видимо, хотели тоже заняться плотничеством. Но тут вовремя появился Глеб и успел ввязаться. Избили они тогда друг друга хорошо. Учитывая, что мальчишек было двое, а Глеб – один, то ему тумаков досталось больше. Да беда в том, что когда отец узнал о драке сына, так ещё прописал ему пару ласковых. А за что ведь? За то, что подрался! Отец запрещал сыну ввязываться в баталии, но как быть, когда грабят, причём твоё же! Как можно так спокойно жить?

В тот вечер Глебу было вдвойне обидно: его избили какие-то воришки, да ещё от отца вдобавок получил. Нет ничего хуже, когда наказывают за поступки, совершённые с благим умыслом. Ведь что такое драка по сравнению с кражей? Ну украли бы тогда эти мальчишки у отца сруб. И что он стал бы делать после этого – новый добывать? Как бы не так. Не молодой ведь уже. Тот он несколько недель рубил. Ещё столько же он просто не вынес бы. Выходит, отцу плевать на свой труд? Или просто его принципы оказались сильнее усталости?

Ход в прихожую оказался свободен. Без особых усилий и шума Глеб залез в окно, прикрыл створку и прокрался в свою комнату. Зная все полы в комнатах, он, когда это было необходимо, избегал скрипящих половиц и ходил чаще вдоль стенки. Даже приноровился с нужной силой и быстротой открывать дверь, чтобы та не скрипела громко.

В комнате царствовала тьма. Окон в ней не было, а свечами никто не пользовался. Дорогие они, да и бессмысленно – всё равно весь день мальчик на улице проводит.

Глеб проковылял к тюфяку в пыльном углу и, не удержавшись, рухнул навзничь.

Мальчик покряхтел, поправил спутанные волосы, закрывавшие ему глаза, и вытер с лица пот. Уже через секунду его обдал страшный жар. Глеб потрогал лоб. Горячий, хоть яйца жарь! К обычно серым щекам нахлынула кровь, а лицо словно засунули в печь. Руки с ногами, как тонкие верёвочки, ломало и выкручивало от усталости и ушибов, которые оставил на память Глебу старший брат Летты. Кто знал, что противник ростом меньше тебя может оказаться втрое сильнее? Никто Глебу об этом не говорил, вот и вышел казус.

Брат Летты – Тильд, коренастый мальчуган, больше похожий на свинью, поджидал под каменным мостом, когда Глеб направлялся к дому городского судьи – дому Летты.

Там ждала и предательница. Так теперь Глеб в сердцах обзывал Летту. Он не видел её, но пшеничные локоны на долю секунды попали в свет мостового фонаря. И услышал шёпот сродни змеиному шипению:

– Только не убей… Если отец узнает…

Как она могла?! За что попросила брата разобраться с ним, Глебом?

Интересно, Глеб остался жив только потому, что Тильд побоялся отца? Или что-то ещё его остановило?

Глеб часто заморгал. Горячие слёзы меркли по сравнению с жаром на щеках.

Как она могла? За что?

Да, Глеб не ухаживал, как могли бы сделать это более почтительные мальчики из благородных семей. Да, Глеб – сын обычного плотника и не мог позволить себе купить своей девушке дорогой подарок. Неужели из-за этого? Но ведь это глупо! Глупо и очень самолюбиво!

Но разве не может юноша влюбиться в дочь мэра, невзирая на то, что у ней скверные манеры? Разве по положению человека в обществе выбирают, любить его или не любить? Если любишь, то положение в обществе, подарки и другие вещи не важны!

По щекам скатывались крупные слёзы.

Летта неправа. Она неправильно думает. Бедная Летта! Как же она ошибается!

Но зачем подговорила брата?! Что силой можно решить?

От досады Глеб часто дышал, будто тяжёлый груз сдавливал грудь и мешал набрать больше воздуха.

Что Летта скажет отцу?

Однажды при Глебе она обманула своего папу и не повела глазом. Девочка испортила бумаги в кабинете на столе отца и свалила всё на домашнего пса. Мол, кокер-спаниель их разгрыз. Для убедительности Летта даже показала обрывки на полу под дверью кабинета.

Ну да, спаниели так любят лазать по столам в закрытых кабинетах!

Глеб смотрел на Летту и не верил. Как в таких миловидных голубых глазах могла прятаться ложь? Где? Откуда ей там взяться?

А что, если Летта обманывала и Глеба? И – Тильда? Что она наговорила брату?..

Внезапно в груди что-то оборвалось… Глеб хотел вздохнуть, но не получалось, лёгкие затвердели.

Заплывшие в синяках глаза моргнули и выпустили последние градины слёз. А после остались открытыми…

В полночь в прихожей с грохотом открылась деревянная створка. Кто-то бы подумал, что это пришли воры или, что ещё хуже, убийцы. Но, как оказалось, ни те, ни другие. В дом ворвался серебряный луч, добрался до лежавшего на тюфяке Глеба и окружил его, словно обматывая верёвкой.

Мальчик покрылся светящейся пылью и засиял, как иней на солнце. Луч дёрнулся назад, как леска на удочке, и увлёк мальчика за собой.

В комнате снова стало темно. Но вдобавок ещё и пусто.

Глава 1. Далеко в горах…

Каждое утро в горах похоже на предыдущие. Сначала, в сумерках, как только небо начинает светлеть, тупые и необтёсанные черты гор еле заметны. Кажется, будто всё место от края и до края впереди занимают каменные широкоплечие титаны. Они не хотят, чтобы их видели при дневном свете, вот и прячутся в полутьме.

Как только появляются первые лучи солнца, каменные края тут же заостряются, становятся тоньше и опасней. Только тогда замечаешь фигуры великанов, всё-таки явившихся в дневном свете и застывших до следующих сумерек. Эти бедолаги не успели скрыться, отчего покрылись каменной чешуей.

Когда же солнце всходит довольно высоко над горизонтом, горы покрываются миллионами лучей света и ждут, пока светило не направится к закату.

Утро в горах частенько бывает волшебным, по-настоящему впечатляющим и будоражащим душу. Однако, как бы восходящее солнце ни игралось с великанами, постоянные жители гор перестали замечать магию утра. Впрочем, в Каменграде – городе, окружённом цепью высоких каменистых пик без выхода и входа, народ никогда и не замечал такой красоты. Может, люди так увлечены работой и совсем не отдыхают? Может, приказы короля они ставят превыше всего? А может, всё дело в том, что эти люди – сами каменные, как и их бесчувственные сердца?

Глеб вышел из ничтожно маленькой комнатки, вырубленной в одной из гор, и быстро влился в полчище других каменных людей. Лысые и безобразные тени скользили по каменной площади, где горделиво восседала на троне статуя короля Стоуна Затупленного Тринадцатого.

Часть этой статуи высекал ещё сам Глеб в группе других каменных людей. Там же он встретил Сэма – своего ровесника. Хоть каменные люди и не отличаются особой внешностью друг от друга и все смотрятся как на подбор, но Сэм почему-то казался другим.

Когда Глеб очнулся в незнакомом месте, за углом дома, и оказался среди толпы незнакомцев, Сэм был единственный, кто, оказавшись рядом, принял в новичке участие, стал с ним общаться и показал местное бытие. Правда, происходило это совсем не так, как представляется. Сэм, как и многие каменные люди, просто молчал и отвечал только тогда, когда спрашивали конкретно его. Никаких дружеских намёков, взаимопомощи. Но и такому поведению Сэма Глеб был рад, потому что не мог представить себя в совершенном одиночестве среди каменных людей. Одиночество – пагубная штука. Сначала манит безмятежностью, а затем добивает оглушительной тишиной.

Иногда Сэм рассказывал Глебу о странных вещах, например, о короле и его складах камней, куда возят распавшихся каменных людей. Но не понятно – зачем? Для чего король собирает их? Но эти вопросы Глеб стал задавать Сэму не так давно.

Ещё Глеб всё никак не мог взять в толк: до жизни в Каменграде он уже где-то жил? И если – да, то – где? Ведь здесь люди появляются только в возрасте приблизительно лет с десяти и находятся до глубокой старости.

Эти вопросы мешали Глебу спокойно жить. Задавая их другим людям, мальчик убеждался, что им всё безразлично. И Сэму – тоже.

– Почему я здесь один, кто думает об этом? – иногда вопрошал Глеб.

Но в последнее время восторг от этого вопроса стал исчезать, и вместо него появилось разочарование…

…Толпа прошла через широкую площадь и направилась к самой высокой горе. Остальные громадины почему-то не вызывали такого чувства могущества, величия и одновременно страха. Раздвоенные остроконечные вершины этой горы, как иглы, протыкали голубое небо в безоблачные дни. А когда собирались облака или тучи, то вершины скрывались в пушистой белой или серой пелене.

Так было и в это утро. Широкое облако напоролось на пики грозной горы и проглотило их, лениво распластавшись по небу.

Толпа шествовала к широким каменным воротам, вделанным в гору. Ворота охраняли стражники – каменные люди в синих лоскутах одежды, закрывающей бёдра и часть груди. В руках они держали копья с металлическими наконечниками.

Стражники внимательно следили за гурьбой, которая запрудила почти всю пещеру. Некоторые люди даже остались ещё снаружи.

В пещере Глеб привычно посмотрел на одни и те же сосульки с острыми концами, свисающие с потолка. Как они возникли? Вот бы здесь побродить в свободное время и осмотреть всё, как есть. Но в пещеру впускали только два раза в день: утром – для входа в шахты и вечером – для выхода. Пещера – просто прихожая перед ещё одной, но – поменьше. Ворота второй пещеры тоже охраняли стражники в синих лоскутах и с копьями.

Как только пещера наполнилась, стражники открыли ворота дальше – и толпа хлынула, точно жидкость в сосуд.

Здесь сосульки росли из земли и соединялись с другими, растущими с потолка. Вроде бы это – сталагмиты и сталактиты, вдруг вспомнил Глеб слова из своей прошлой жизни. Как они так точно образовались друг против друга? С потолка и с пола?

Глеб пристроился за спиной Сэма, и они медленно плелись вперёд. За мальчиками вилась змейкой длинная очередь.

Дальше ход толпы замедлился. После маленькой пещеры следовал узкий коридорчик искусственной шахты, где ежедневно работали все каменные люди.

Глеб не понимал, как относиться к шахте. С одной стороны, всё, что они здесь делают, служит для замка новыми залами и комнатами. С другой, иногда шахты оказывались ловушками для людей. Потолки осыпались, и каменные люди погибали. Камню никогда не бывает больно, ведь камень – материя грубая, бесчувственная. Но сама мысль, что король для улучшения своего замка посылает на гибель людей, мешала Глебу спокойно работать и спать. Однако даже тогда, когда случались обвалы и гибли люди, король приказывал собирать их обломки и отвозить в телегах на специальный склад, находившийся где-то в глубине замка с другой стороны Каменграда. Король довольно хитро поступил, устроив себе и советникам замок и комнаты для проживания прямо в горах, окружающих город. Теперь же шахтами работники просто соединяли коридоры разных уровней и этажей замка одной стороны горы с другой.

В тот день, когда впервые произошёл обвал в шахте, Глеб не испугался. Но внутри него, где-то в груди, что-то зачесалось и зашевелилось. До этого мальчик никогда не испытывал ничего подобного. С того дня Глеб начал раздумывать о том, что вообще происходит вокруг и неужели никому, кроме него, не жалко погибших?

С тех пор шевеление в груди возникало часто. Например, когда проходили состязания на арене замка. Каждый месяц десять добровольцев, убеждённых стать чемпионами, являются на арену, чтобы помериться силой. Восемь из десяти никогда не узнают имя победителя, девять из десяти не доживают до финала, так как в жестоком бою их фигуры превращаются в обломки. Затем эти обломки собирают дети, такие как Сэм и Глеб, а равнодушный стражник отвозит их в телеге на склад.

В те секунды, когда на глазах Глеба погибал живой, пусть и бесчувственный, человек, внутри у него давил ком, мешавший дышать. Глеб боялся. Зачем люди делают это? Неужели эти состязания – такая уж необходимость для короля, раз он посылает советников с приглашением смельчаков на бой?

И снова в Глебе болело что-то внутри, дёргалось и скручивалось. Но что это? Несколько раз он спрашивал Сэма или окружающих, но те либо отмалчивались, либо говорили, что такое чувство им незнакомо. Им вообще незнакомы чувства.

Глава 2. Каменное состязание

Работа в шахтах закончилась, когда трижды ударили в колокола. Звонкий, раскатистый шум разошёлся по всем коридорам шахт, по всем уровням и этажам. Тогда люди собрались в новую очередь, медленно оставляя рабочие места.

В узкую выщербину Глеб по привычке убрал свои кирку и лопатку. Конечно, здесь никто не обращал внимания на то, чьим инструментом ты работаешь, но как же приятно иметь что-то своё. Тем более те предметы для Глеба стали чем-то вроде игрушек, к которым быстро привыкаешь.

Сегодня обвал не прогремел ни в одной из шахт. От этого Глебу было спокойнее и даже отчего-то радостнее. Ведь сегодня всё прошло, как обычно. Шахты остались, как вчера, люди остались, как вчера. Будто бы все и вся жили, как вчера, как и два дня, и несколько недель назад. Разве обыденность не радует?

В сумерках коридоров люди покидали шахты. Глеб одним из первых вышел сначала из маленькой, а затем из большой пещер, снова и снова наблюдая за привычными сосульками. Придёт время, они развалятся, отколются и упадут? Если так, то Глеб хотел бы видеть этот процесс. Как именно такие куски камня станут откалываться и из-за чего вдруг?

А пока, выйдя на улицу, он хотел только найти Сэма и пойти по домам.

Сегодня Глеб наткнулся на зелёные блестящие самородки, и ему не терпелось рассказать безропотному и внимательному слушателю о своей находке.

Где же Сэм?

Глеб повертел головой в разные стороны, но друга нигде не было видно. Стражники ждали до последнего человека, прежде чем закрыть ворота. Толпа из пещер вытекла на площадь со статуей короля.

Где же Сэм?

Вокруг темно. Конечно, Сэма можно спутать с другими ребятами, но Глеб не унимался.

Где его друг? Где Сэм?

А между тем поток народа растекался по домам. И площадь утонула в хаосе тысячи тысяч сумеречных теней.

Облачное небо запрятало луну, поэтому вокруг творился настоящий беспорядок.

Даже стражники шли медленно. Они закрыли ворота и аккуратно расходились.

В общем разброде Глеб так и не нашёл Сэма. Мальчик пытался шагнуть в сторону, чтобы выйти из толпы, но ошибся. Вскоре нельзя было сделать и шаг, не наткнувшись на кого-нибудь.

Возможно, Сэм просто слился с толпой и теперь шёл к своей пещере. А может, он уже дома?

Глеб выставил локти вперёд и, расталкивая людей, шёл по прямой к дому. По правде говоря, это и не дом вовсе, а просто маленькая пещерка, где можно прилечь, вытянувшись во весь рост, и поспать.

Похоже, единственное, что иногда делали каменные люди, так это только спали. Потому что ни еда, ни питьё им вовсе не нужны. Боли никто из них не чувствует, лечиться не надо, а усталость пропадает после хорошего сна.

Глеб открыл это на собственном опыте. По сей день он ничего ни ест, ни пьёт, а только отсыпается ночку – и уже вновь готов работать.

Всё-таки очень удивительны каменные люди.

К своей пещерке Глеб добрался спустя полчаса с оттоптанными ногами, собрав многочисленные недружественные толчки в спину, голову, грудь.

Вот бы завтра встретить Сэма!

С мыслями о друге Глеб уснул в тесной пещерке.

* * *

Раздался оглушительный трубный рёв. Глеб растерянно выскочил из пещерки и наткнулся на Сэма. Друг стоял к нему спиной и внимательно смотрел куда-то впереди себя. Глеб присоединился к нему, и они вместе стали следить за происходящим.

На площади, где восседала статуя короля, прямо на его коленях собрались пятеро советников в красных шинелях и с золотыми медалями на груди. У кого-то была всего одна, у кого-то – целых семь. Среди советников взгромоздился страж в синем лоскуте, держа в руках известковый рог. Уже когда Глеб выскочил из пещеры, стражник дунул в рог, и трубный рёв пролетел ещё раз. Один из советников – тот, у которого красовались семь медалей на груди, вскинул руки к небу:

– Внимание!

И только тогда Глеб вспомнил, что сегодня за день, и что будет завтра…

– Приказом короля Стоуна Затупленного Тринадцатого мне велено выбрать десятерых воинов-добровольцев на завтрашние состязания! Борьба покажет, кто из вас достоин получить главный приз – золотой медальон. Я выберу добровольцев!

Все молча и покорно стояли, не вникая в сказанные слова. И только Глеб задумался.

Разве добровольцы – это не люди, которые вызвались по доброй воле, то есть по собственной? А советник их хочет выбирать… Причём, как заметил Глеб за последние месяцы, советники всегда выбирали самых крупных каменных людей. Конечно, это важно для борьбы на арене, но разве королю не жалко расставаться с такими выносливыми и надёжными работниками Каменграда?

Глеб смиренно наблюдал, как волной толпа расходится в стороны, пропуская советника и стражника с копьём.

– Готов сразиться за приз в борьбе?! – громко и чётко спрашивал советник у человека.

Глеб не видел, у кого именно спрашивают, но кто бы это ни был, оставалось только сопереживать ему.

В ответ звучало чеканное:

– Да, я готов!

– Превосходно! – радовался советник. – Ещё девять – и все остальные свободны.

Ещё один стражник с копьём подошёл к советнику и по его указке забрал и проводил неизвестного мужчину к статуе. Его тут же окружили другие советники, о чём-то разговаривая между собой и препираясь. Они будто бы спорили или уже делали ставки.

Тем временем ведущий советник с семью медалями скакал из одной части толпы к другой, выбирая ещё участников состязания, среди которых Глеб знал только одного здоровяка. Вместе они часто работали в шахтах. Рука об руку. Что станет с этим человеком?

Толпа внезапно начала расступаться перед Глебом. Внутри у него всё упало. Голова закружилась, когда советник прошёл мимо Сэма и него самого.

– Нет. Нет. И снова нет. Слишком маловат. Слишком туповат. Простоват, – бормотал под нос советник, осматривая людей.

Если он выберет Глеба, это будет ужасно! А если – Сэма? Это будет ещё хуже!

– Ты боишься, парень? – внезапно удивился советник, обращаясь к Глебу. – Странно… Но ты мне не нужен. Слишком мелкий уж. О, вот вы!

Советник остановился напротив соседа Глеба по комнатам. Как и всех остальных, мальчик не знал его имени, но вдруг жалость сжала сердце. Состязание – это приговор на проигрыш с вероятностью в девяносто процентов! Зачем же король их проводит?

– Да, я готов! – согласился сосед Глеба, и его тут же проводил стражник к статуе.

– Остался последний участник! – объявил советник и прочь пошёл от Глеба. – О! – воскликнул он сразу же, – вы нам подходите!

Внутри мальчика что-то туго затянулось. Он отвернулся от советника и вышел из толпы, не обращая внимания даже на Сэма. Вчерашний восторг по поводу зелёных камней поглотила тоска в предчувствии завтрашнего события. А Сэм так и стоял, смотря только вперёд перед собой.

Делать сегодня нечего. Работать накануне состязаний запрещено королём. Можно хоть весь день пролежать в пещерке или побродить по улицам города, которые Глеб и так знал как свои пять пальцев. А впрочем, можно и поспать.

* * *

Когда на следующий день солнце оказалось прямо над двумя иглами самой высокой горы, будто насаженный воздушный шар, изо всех углов Каменграда раздались рёвы труб. Стражники зазывали людей пройти к арене и занять места.

Под небесным куполом и безжизненными лучами солнца арена выглядела, как всегда, грубо и беспощадно. По большей мере беспощадной она была для тех, кто на неё взойдёт, но уже не выйдет.

Люди, как вороны, окружили каменные трибуны с высеченными стойками. Пустые места заполнялись жаждущими зрелища.

Глеб встал у выхода с трибун, поближе к стражникам.

На овальной арене стояли четыре солдата в узких чёрных робах. Каждый держал копьё, а голову его защищал шлем. Если бы не их одежда и доспехи, то парни находились бы на трибунах и слились бы с толпой. Как и у всех вокруг у них тусклые бесчувственные и пустые глаза, грубые лица и полное безразличие к окружающим.

Глеб, бывало, размышлял об этом. Каждый раз делалось так тоскливо от мыслей, будто в Каменграде только он что-то чувствует, а остальные просто существуют. В такие моменты жалости к окружающим Глеб терялся на улицах города, пытался заглушить боль, которая снова сжимала его грудь, и думал лишь о том, как сбежать из этой ловушки? Как помочь остальным? Что нужно сделать? Казалось, Глеб готов был перелезть через горы и сбежать, бросить несчастных… Но разве можно бросить тех, к кому привязался? Можно ли оставить Сэма или других людей, которые обречены дальше существовать и работать без продыху здесь, без какой-то надежды?

Каждый раз Глеб задавал этот вопрос на состязаниях, при завалах в шахтах. И каждый раз отвечал, что не может. Не может разорвать невидимую связь, которую сам и создал. Будто эти каменные люди и приручили Глеба к себе своей отстранённостью и безразличием к собственным судьбам и жизням.

На арену вышел вчерашний советник с семью медалями. Полы красной шинели тащились за ним, сметая пыль с арены и оставляя чистую дорожку.

– Приветствую на каменных состязаниях! Участники уже готовы к битве и ждут не дождутся выхода на арену. Так давайте же начнём! – он вскинул правую руку к небу, показывая ладонь солнцу.

Со всех сторон арены раздался трубный рёв.

Ворота на арене открылись, и вышли два каменных человека с серыми повязками на бёдрах. Они шагали твёрдо, уверено, смотрели перед собой – и выжидали момент, чтобы сцепиться с противником.

Оторвать глаза от арены было трудно. Там вот-вот произойдёт ужасное! Однако Глеб переборол себя и посмотрел на ложе короля, находящееся справа. Это – прямоугольная золотая комната со стойками и открытым балконом, увешанным красными и синими шторами.