Обстановка в Европе, сложившаяся к лету 1740 года была чрезвычайно сложной. Тлевшие угольки противоречий двух заклятых колониальных противников – Великобритании и Испании – осенью 1739 года вспыхнули ярким пламенем очередного конфликта. Пока военные действия велись в основном в Вест-Индии и на морях. Однако в любой момент они грозили перекинуться и на европейский континент, тем более что в схватку на стороне своего испанского родственника готовился вступить французский король, Людовик XV. Не было никакого сомнения, что Людовик не откажет себе в удовольствии нанести его британскому величеству удар по самому дорогому, что у него было – по его родовой вотчине, Ганноверу.

Дело в том, что отец Георга II, ганноверский курфюрст Георг Людвиг, приходившийся правнуком английскому королю Якову I, в 1714 году, после смерти бездетной королевы Анны, был приглашен на британский престол с сохранением за собой и своим потомством ганноверской короны.

В результате такой унии, Британия, обретя возможность более активно влиять на германские дела, лишилась своей былой неуязвимости, которой она так дорожила. У нее появилась ахиллесова пята – Ганноверское курфюршество – легко доступное для ее врагов и, прежде всего, для Франции. Англия, не имевшая сильной армии, при всем своем желании не смогла бы его защитить. Ей нужны были союзники на континенте, которые отвлекли бы на себя сухопутные силы Франции.

Британский премьер-министр Роберт Уолполь развил бурную деятельность в поисках таких союзников. Английские дипломаты стучались в двери всех европейских дворов, не питавших нежных чувств к Бурбонам и могущих выставить в поддержку Георга, за деньги или какие-то иные обязательства, контингенты своих войск.

Но самое главное, Уолполь стремился реанимировать старый австро-британский союз, который, как надеялись в Лондоне, послужил бы становым хребтом будущей анти-бурбонской лиги. В эту лигу помимо Австрии Уолполь рассчитывал привлечь также Голландию, Россию и Саксонию.

Определенные надежды, как на возможного союзника, Уолполь возлагал и на Пруссию, игравшую все более заметную роль в делах Германии. Маленькое, но сильное прусское королевство представлялось ему идеальным сторожем для Ганновера. К голосу Берлина прислушивались даже в Вене. Считались с ним и в Париже.

Однако взаимная неприязнь двух монархов, прусского и британского, делало их сближение весьма проблематичным. Родственные узы – прусский король Фридрих Вильгельм был женат на родной сестре Георга – не связывали, а скорее, наоборот, разъединяли дворы. Причиной, породившей напряженность между ними, были споры из-за наследства, в частности из-за герцогств Остфрисланд и Магдебург. Георг оказался более ловким. Опираясь на авторитет Англии, он сумел добиться, чтобы оба эти герцогства после смерти их бездетного правителя отошли к нему, с чем никак не хотел смириться Фридрих Вильгельм.

К окончательному разрыву отношений между родственниками привела скандальная история с графом Борке, прусским посланником в Лондоне. Борке сманивал рослых английских гренадер в гвардию Фридриха Вильгельма, в знаменитый полк потсдамских великанов. Гнев Георга, узнавшего об этом, был таким, что посланнику пришлось уехать из британской столицы, даже не получив отпускной аудиенции…

Едва возникла угроза столкновения с Францией, Георг II, обеспокоенный за судьбу Ганновера, пожелал отправиться на родину, где не был уже три года, со времени смерти супруги. 23 мая 1740 года, отпраздновав бракосочетание дочери, принцессы Марии, и принца Гессен-Кассельского, его британское величество в сопровождении небольшой свиты покинул Лондон.

Перед отъездом Уолполь настойчиво советовал Георгу наладить отношения с Фридрихом Вильгельмом. «Пруссию, – говорил премьер, – с ее многочисленной армией желательно иметь в числе друзей, нежели видеть в стане врагов».

Но никакие доводы Уолполя, опасавшегося, что берлинский двор попадет в сферу влияния Франции, не могли заставить Георга превозмочь свою гордость и первым сделать шаг к примирению. Большая коалиция, считал король, составится и без Пруссии, и не было никакой нужды унижаться перед этим фельдфебелем, как за глаза называли Фридриха Вильгельма за то, что он мог целые часы проводить на плацу, лично муштруя своих гвардейцев. К тому же Георг был невысокого мнения о прусской армии, пригодной, как говорили, только для парадов и смотров, и мало приспособленной для ведения реальных военных действий.

Основной же задачей британской дипломатии на тот период, как уже говорилось, было – восстановление прежних дружеских отношений с Венским двором, которые за последние годы заметно охладели. Уолполь надеялся, что давняя вражда Бурбонов и Габсбургов окажется сильнее той «размолвки», которая случилась между Веной и Лондоном и, что император, ревностно относившийся к возвышению Франции, не оттолкнет протянутую ему из-за Ла-Манша руку.

Однако Карл VI без малейшего энтузиазма отнесся к предложению английского посланника Томаса Робинсона о возобновлении союза с Британией. Он понимал, что это рано или поздно вовлечет Австрию в новую разорительную войну, пламя которой уже во всю полыхало в далекой Вест-Индии.

К тому же император не мог простить Лондону его нейтралитет во время войны за Польское наследство. Тогда англичане не вмешались в драку, спокойно наблюдая со своих островов, как французы и испанцы расправляются с Австрией.

Не помог отчаянный призыв Робинсона забыть старые обиды и вспомнить о славных временах герцога Мальборо и принца Евгения Савойского, когда британские и австрийские войска бок о бок сражались с Бурбонами, деля между собой лавры блестящих побед. Карл остался непоколебим, в тайне радуясь тому, что имеет возможность отомстить Коварному Альбиону.

Фридрих. Первые шаги у власти.

Узнав о произошедших на берлинском престоле переменах, Карл VI с облегчением вздохнул. «Это первое радостное известие, которое я получил за последнее время». Зная склонность молодого прусского короля к искусству, музыке, философии, в Вене полагали, что обретают в лице Фридриха тихого, мирного соседа. Карл надеялся, что он оставит привычки своего строптивого отца – грубого необразованного солдафона – говорить с ним, с императором, языком угроз и ультиматумов, постоянно докучая ему своими притязаниями на те, или иные имперские земли.

Роспуск потсдамских гвардейцев, произведенный Фридрихом, утвердил его в этой мысли. Более того, венский двор желал даже заключить оборонительный союз с Пруссией. Австрии, чтобы восстановить свои силы после неудачной турецкой войны, нужен был мир, и император рассчитывал обрести его, хотя бы на несколько лет, оперевшись на маленькую Пруссию.

Однако, распуская полк «великанов», Фридрих был далек от мысли ослаблять свою армию. Наоборот, король стремился еще больше увеличить ее. Он вовсе не собирался, как думали в Вене, отказываться от своих прав на те имперские земли, за обладание которыми боролись его предки.

От отца Фридриху достались 33 пехотных полка, 12 кавалерийских полков, 6 полков драгун и 2 полка гусар, а также батальон полевой и батальон осадной артиллерии (Приложение 1).

Большинство пехотных полков были двух-батальонного состава. Только гвардия (великаны) и полк, шефом которого являлся фельдмаршал князь Ангальт-Дессауский, включали в себя по 3 батальона, еще два полка имели по одному батальону.

В сумме это давало 66 батальонов линейной пехоты, в которых числилось около 55 тысяч человек.

Конница Фридриха Вильгельма имела следующую структуру. Все 12 кавалерийских полков были пяти-эскадронного состава. Из 6 драгунских полков 3 были в 5 эскадронов, другие 3 – в 10 эскадронов. В гусарских полках значилось: в одном – 6, во втором – 3 эскадрона.

Таким образом, общее количество эскадронов ровнялось 114. В них несли службу без малого 19 тысяч всадников.

С учетом 1200 артиллеристов и 4800 человек гарнизонных войск, Фридрих получил в наследство от отца порядка 80 тысяч солдат регулярной армии.

Молодой король, как уже говорилось, этим не удовольствовался. Вместо полка гвардейцев-великанов, который стоил казне более 300 тысяч таллеров в год, Фридрих приказал сформировать из вновь набранных рекрут 6 обычных полков стоимостью в 72 тысячи таллеров каждый (полки Persode, Prinz Ferdinand, Prinz Heinrich, Munchow, Camas, Jung Dohna).

Большинство гвардейцев пожелали остаться на королевской службе. Из них Фридрих создал батальон гвардейских гренадер.

Свой собственный полк – полк Кронпринца – король преобразовал в гвардейский полк, расширив его батальоном лейб-гвардии, набранным все из тех же «потсдамских великанов».

Два однобатальонных полка, доставшихся от Фридриха Вильгельма, были сведены в один нормальный полк.

В то же самое время имперский герцог Фердинанд Брауншвейгский, пожелавший поступить на прусскию службу, предоставил в распоряжение Фридриха сформированный им за свой счет пехотный полк, командиром которого он сам и стал. Указанные преобразования и мероприятия позволили королю довести количество пехотных полков в своей армии до 39 с общим числом батальонов – 79. Тем самым численность его линейной пехоты была увеличена на 13 батальонов, или почти на 10,5 тысяч человек (См. Приложение 2).

Помимо этого были созданы также несколько новых гарнизонных батальонов и отдельных рот, в которых насчитывалось в общей сложности 5250 человек.

За кавалерию Фридрих пока серьезно не брался, ограничившись учреждением гвардейского корпуса, из которого был введен в строй лишь 1 эскадрон.

Таким образом, за короткое время без больших дополнительных затрат молодой король усилил свою регулярную армию на 16 тысяч человек, доведя ее численность до 96 тысяч. Это была впечатляющая сила, которая могла послужить весомым аргументом при решении спорных вопросов, которых у Пруссии накопилось немало.

Решение Херштальской проблемы.

Отказ императора от союза с Англией заставил Георга волей-неволей обратить свой взор на Пруссию. Смерть Фридриха Вильгельма давала возможность наладить отношения с берлинским двором. Король решил попытаться втянуть своего племянника в русло британской политики.

Когда в Ганновер, где находился тогда Георг, прибыл личный представитель прусского короля полковник Трухсес, чтобы официально объявить о вступлении на престол Фридриха, он был встречен в королевской резиденции с торжественностью и подчеркнутой любезностью.

В личной беседе с послом Георг II сказал ему, что «нет ничего естественнее и желаннее, чем существование крепкого и сердечного союза обоих дворов». Трухсес, подробно проинструктированный Фридрихом на этот счет, ответил, что такой союз возможен, если Британия предложит Пруссии выгодные условия.

Сам Фридрих незадолго до поездки в Везель, свои прирейнские владения, куда он собирался для принятия присяги, высказался более определенно. Он прямо заявил Гуи-Дикенсу, британскому посланнику в Берлине, что хотел бы иметь от Англии поддержку в получении герцогств Юлих и Берг. Кроме того, король потребовал передачи ему Ганновером прав на Мекленбург и Остфрисланд, из-за которых в свое время произошел разлад между берлинским и лондонским дворами.

Цена, заломленная Фридрихом за союз с Пруссией, показалась Георгу слишком высокой. Он надеялся сбавить ее при личном свидании с племянником. Британский король был уверен, что Фридрих во время своего путешествия в Везель непременно заедет к нему, и они с глазу на глаз обо всем договорятся, придя к соглашению, устраивающему обоих.

Но молодой король одним махом опрокинул эти расчеты. Он не нанес визита своему дядюшке, проехав всего лишь в нескольких милях от того места, где его ожидал Георг. Фридрих давал понять его британскому величеству, что не навязывается ему в союзники, и поскольку «англичане выказали мало заинтересованности», чтобы сблизиться с ним, он может найти понимание в другом месте. Под этим «другим местом» подразумевался, конечно же, Париж.

Почти одновременно с Трухсесом Фридрих отправил во Францию с такой же миссией полковника Камаса. Ему поручалось довести до сведения кардинала Флёри, первого министра Людовика, желание короля продлить франко-прусский союз, заключенный еще его отцом. При этом Камас должен был подчеркнуть, что в Берлине ожидают получить от Версаля более солидные предложения, чем те, которые были сделаны при заключении последнего договора.

Кардинал Флери был не против союза с Пруссией, но его вполне устраивал имевшийся договор с ней. Никаких дополнительных гарантий и обещаний он давать не хотел. Это могло восстановить против Франции ее германских союзников и императора.

Тем не менее, Флёри не отклонил предложение Фридриха. Чтобы молодой король не искал поддержки в Лондоне, он продолжал с ним переговоры, создавая иллюзию, что пересмотр договора вполне возможен.

Видя, что и Австрия, и Британия, и Франция хотят дружбы с Пруссией, Фридрих предположил, что эти державы не станут серьезно противодействовать ему, если он попытается силовым способом решить в свою пользу некоторые спорные вопросы, доставшиеся ему в наследство. Король начал с малого, использовав в качестве пробного шара, так называемую, херштальскую проблему, над которой его отец безуспешно бился несколько лет.

Хершталь – крохотное баронство на Маасе, возле Льежа. Фридрих Вильгельм, унаследовав это владение в 1732 году, должен был с сожалением признать, что его население упорно противится прусскому суверенитету, желая жить под властью епископа Льежского. Когда из Хершталя в очередной раз были изгнаны прусские чиновники, король вознамерился за небольшую сумму продать свои права на строптивое баронство епископу. Но смерть Фридриха Вильгельма прервала начавшиеся переговоры.

Теперь Хершталь, уверовав в свою безнаказанность, отказывался давать присягу новому прусскому монарху. Фридрих решил закрыть этот вопрос раз и навсегда. 12 августа король приказал своим представителям в Париже, Гааге и Вене довести до сведения правительств соответствующих стран, что он видит себя вынужденным принять серьезные меры против Хершталя, поднявшего знамя мятежа.

29 августа Фридрих прибыл в Везель. Приняв присягу от сословий и проведя смотр войск, король неожиданно для своего окружения приказал напротив Везеля, на левом берегу Рейна, разметить позицию для укрепленного лагеря на 40 тысяч человек. Работы начались немедленно и проходили под руководством самого фельдмаршала Ангальт-Дессауского.

Сам же Фридрих занялся Хершталем. Главному виновнику возникшей проблемы, епископу Льежскому, покусившемуся на владения прусской короны, король дал два дня сроку, чтобы определиться, намерен ли он и дальше поддерживать свои права на Хершталь.

Поскольку епископ оказался не в состоянии достойно ответить на поставленный вопрос, генерал-майор Борке с 2 тысячами солдат вышел из Везеля и после трехдневного марша 14 сентября занял принадлежавшее Льежу графство Маасейк. Генерал потребовал от властей 50 золотых луидоров в день для содержания войск и контрибуцию в 20 тысяч таллеров.

Епископ взывал о помощи, обратившись к Франции, Австрии и Голландии с требованием приструнить агрессора.

Фридрих рассчитал все точно. Не желая ссориться с прусским королем, ни Париж, ни Вена, ни, тем более, Генеральные штаты не предприняли никаких демаршей в защиту маленького епископства.

Не найдя нигде поддержки, епископ, чтобы не кормить и дальше прусских солдат, вынужден был вступить в переговоры с королем. 3 октября он согласился выкупить у Фридриха Хершталь за 200 тысяч таллеров, и это при том, что Фридрих Вильгельм просил за баронство сумму вдвое меньшую.

Юлих-Бергская проблема.

Разбираясь с Хершталем, Фридрих одновременно готовил почву к разрешению более важной проблемы, стоявшей перед Пруссией, которая также досталась ему в наследство от отца.

Одной из главных задач внешней политики Фридриха Вильгельма было добиться наследования германских герцогств Юлих и Берг на Нижнем Рейне. После многочисленных откладываний Карл VI в 1726 году гарантировал королю передачу этих герцогств после кончины их бездетного правителя. Но затем император, видимо под влиянием Франции, пересмотрел свое решение в пользу курфюрста Пфальцского. Фридрих Вильгельм пытался добиться восстановления своих прав на Берг и Юлих, но его усилия оказались тщетными. Теперь за дело решил взяться Фридрих.

Понимая, что здесь двумя тысячами солдат не обойтись, король в поддержку своих притязаний намеревался перебросить на Рейн 40-тысячную армию. Именно с этой целью князь Ангальт-Дессауский сооружал в Бюдерихе, напротив Везеля, укрепленный лагерь.

Для Фридриха было крайне важно знать, как прореагируют на его действия ведущие европейские державы. Останутся ли они безучастными свидетелями при оккупации герцогств, или же предпримут какие-то решительные шаги в их защиту?

Британии Фридрих не боялся. Георг сам трепетал за Ганновер. От Франции, скорее всего, так же можно было не опасаться серьезного противодействия, поскольку она постепенно втягивалась в англо-испанский конфликт, и уже отправила в Вест-Индию две свои эскадры. Другое дело – Австрия. Англичанам не удалось пока склонить императора на свою сторону. А потому руки у венского двора были развязаны.

Карл не стал ссориться с Берлином из-за крошечного Хершталя. Но у Фридриха не было уверенности, что Вена останется такой же спокойной, если он введет свои войска в Берг и Юлих. Австрия, несмотря на поражение в войне, была еще достаточно сильной, чтобы защищать свои интересы. Схлестнуться с ней один на один было весьма рискованно.

В этой ситуации Фридрих обратил свой взор на восток, на огромную и загадочную Россию. Победы русского оружия на фоне поражения австрийцев подняли, пошатнувшийся после смерти царя Петра, авторитет этой державы в глазах Европы. Одного ее слова в поддержку Пруссии, считали в Берлине, было бы достаточно, чтобы император не вмешивался в их действия.

Ухватившись за эту идею, Фридрих решил возобновить союзный договор с Россией, заключенный его отцом в 1726 году.

Еще 8 августа полномочный представитель Пруссии в Санкт-Петербурге барон Мардефельд передал вице-канцлеру графу Остерману проект нового оборонительного союза. Но российская сторона долго не давала ответа.

Король, обеспокоенный молчанием русских и попытками Англии привлечь царицу (Анну Иоановну) на свою сторону, в нетерпении писал Мардефельду: «В том критическом положении, в котором находятся дела в Европе, мне бесконечно важно знать, буду ли я с Россией. Важно также не дать опередить себя англичанам, которые, кажется, прилагают усилия, чтобы включить эту державу в сферу своих интересов».

Наконец, долгожданный ответ был получен. Россия соглашалась продлить союз с Берлином, приняв с некоторыми изменениями большинство пунктов прусского поекта. Однако статьи, касавшейся Юлиха и Берга, ради которой Фридрих, собственно, и заварил всю эту кашу, в контрпроекте русских не было. Анна Иоановна наотрез отказалась гарантировать герцогства Пруссии. Даже Бирон, всесильный фаворит царицы, которому король обещал Курляндию в вечное и потомственное владение, в случае включения гарантий на Берг и Юлих в договор, не в состоянии был изменить решение государыни.

Глава 4

Положение Австрии

Прагматическая Санкция

С подписанием Белградского мира Карлом VI овладела глубокая меланхолия. Он сделался еще более замкнутым и молчаливым, за что в народе получил прозвище «мрачный Габсбург».

Как будто злой рок повис над императором. Счастье отвернулось от него. Время славных побед сменилось периодом горьких поражений. Одна за другой терялись отдельные провинции и целые королевства. В Неаполе после войны за польскую корону обосновались испанские Бурбоны. Герцогство Лотарингию – наследственное владение зятя Карла VI, Франца Стефана – пришлось уступить тестю французского короля, Станиславу Лещинскому, неудачливому претенденту на варшавский престол. Правда, в качестве компенсации Людовик XV предложил Францу Стефану великое герцогство Тосканское в Италии, оставшееся после смерти в 1737 году последнего представителя рода Медичей без правителя. Но это служило слабым утешением. Желание венского двора отыграться за счет султана, потеснив его на Балканах, обернулось новыми земельными потерями. Турки отобрали Белград, Боснию и часть Сербии.

Несчастья, свалившиеся на голову Карла VI, сильно подорвали его здоровье, которое сделалось объектом пристального внимания всех европейских дворов. Такой повышенный интерес политиков и правителей к самочувствию императора был вызван не только его высоким положением. В гораздо большей степени причиной тому служило одно немаловажное обстоятельство. Все дело в том, что Карл VI являлся последним прямым потомком мужского пола древней династии Габсбургов, с 1438 года бессменно правившей Священной Римской империей…

Карл занял австрийский престол в 1711 году в 26-летнем возрасте после смерти от оспы своего старшего брата, императора Иосифа, который не имел сыновей. (Его единственный сын умер в 1701 году, будучи еще младенцем). Правда, у Иосифа были две дочери, но в вопросе о престолонаследии преимущество по старым законам австрийского дома отдавалось мужчинам.

Встав во главе огромной державы, Карл, как и всякий государь, мечтал обзавестись наследником, которому можно было бы впоследствии передать престол. Но его брак с Елизаветой Христиной Брауншвейгской (они были женаты с 1708 года) долгое время оставался бездетным. Как же Карл обрадовался, когда в 1716 году императрица родила ему сына. Мальчика назвали Леопольдом, в честь деда. Однако, не прожив и года, он умер, повторив судьбу своего двоюродного брата, которого, кстати, тоже звали Леопольдом.

Карл был безутешен. В последующие два года у императорской четы одна за другой появляются на свет две девочки: Мария Терезия и Мария Анна. Затем наступил перерыв.

Очередная беременность императрицы, к тому времени страдавшей уже ожирением, пришла лишь в 1725 году. Рождение третьей дочери похоронило последние надежды Карла заиметь сына. Предвидя подобную возможность, и страстно желая закрепить престол за своим потомством, он еще в 1713 году, опубликовал так называемую Прагматическую санкцию, устанавливавшую новый порядок престолонаследия.

Согласно этой санкции право наследования престола Габсбургов получали дочери Карла VI в порядке их старшинства. Таким образом, Мария Терезия, старшая дочь императора, официально становилась его наследницей. Данный документ отодвигал на задний план племянниц Карла, дочерей императора Иосифа, которые после выхода замуж отказались от своих прав на престол. Старшая из них, Мария Жозефина, была замужем за саксонским курфюрстом и королем Польши Августом III. Младшая – Мария Амелия – стала женой баварского курфюрста Карла Альбрехта.

Россия, Великобритания и Голландия – союзники венского двора – без проблем признали Прагматическую санкцию. Король Пруссии Фридрих Вильгельм также не имел ничего против. Позже в благодарность за польскую корону признал санкцию и Август III, отказавшись от прав своей супруги на австрийское наследство. Постепенно, ценой различных уступок и жертв, Карл добился того, что большинство европейских дворов признали Марию Терезию его наследницей. Даже Франция и Испания, заклятые враги Габсбургов, гарантировали исполнение Прагматической санкции при подписании в 1735 году мирного договора, закончившего войну из-за польского престола. Против санкции, указывая на ее незаконность, открыто выступил только курфюрст Баварии, Карл Альбрехт из династии Виттельсбахов.

Притязания Виттельсбахов на императорскую корону имеют давнюю историю, уходящую своими корнями в глубь веков. Виттельсбахи были одной из старейших и наиболее видных династий в Германии. Начиная с XIII века они пытались реализовать любую возможность для того, чтобы приобрести императорский титул. Но достичь высшего ранга в империи удалось только двоим из них: Людовику Баварцу в 1314 – 1347 годах и Рупрехту Пфальцскому в 1400 – 1410 годах. Отец Карла Альбрехта – Макс Эммануил, – видя угасание династии Габсбургов, поставил целью своей жизни добиться императорской короны если не для себя, то хотя бы для своего сына.

Сам Карл Альбрехт (1697 г. рождения) получил воспитание в Вене, где он и его младший брат в течение 10 лет жили в качестве пленников после захвата Баварии австрийскими войсками во время войны за Испанское наследство. Утрехтский мир вернул княжество его законным владельцам, позволив семье курфюрста вновь воссоединиться.

В конце 1722 году Карл Альбрехт женился на младшей дочери покойного императора Иосифа, Марии Амелии. Но прежде он по требованию Карла VI отрекся от всех прав на корону Габсбургов, которые давал ему этот брак.

В феврале 1726 году после смерти отца Карл Альбрехт становится курфюрстом Баварии. Венский двор надеялся, что он безоговорочно подпишет Прагматическую санкцию. Однако не тут-то было.

«Я отрекся от прав моей жены на владения Габсбургов, – заявил молодой курфюрст, – но существуют еще мои собственные права, основанные на моем родстве с императором Фердинандом. От них я отказываться не собираюсь».

При этом он ссылался на завещание императора Фердинанда (умер в 1564 г.), как на документ, обладавший гораздо большей силой, нежели Прагматическая санкция. Карл Альбрехт утверждал, что согласно этому завещанию, достоверная копия которого, якобы, имелась в Мюнхене, на австрийский престол имели право только мужские потомки Габсбургов. А он считал себя одним из них.

Карл VI, заручившись договорами с основными европейскими державами, мог не обращать внимания на недовольство какого-то там баварского курфюрста. Что могла сделать маленькая Бавария с мощной австрийской монархией?

Бедой Карла было то, что он слишком доверял договорам. А ведь еще Евгений Савойский, его лучший полководец, говорил ему, что любой договор – не более чем клочок бумаги, если за ним не стоят сильная армия и наполненная деньгами казна.