Читать книгу: «Я иду», страница 3

II

В баре – шумиха, кутеж и пьяное веселье.

Допив пиво, Айс насухо вытер рукавом губы, поставил опорожненную бутылку на барную стойку и подвигнул суетившемуся бармену, выполняющему другой заказ.

– Спасибо, – захмелевшим голосом поблагодарил он и, вынув из кармана купюру, с хлопком положил возле бутылки и поднял на того потупившийся взгляд: – Заслужил.

Тот лишь галантно кивнул и ловко забрал деньги вместе с бутылкой.

Еще немного посидев на высоком барном стуле, Айс совсем заскучал и стал искать глазами своего напарника. Тот о чем-то горячо бедовал с другими курящими Тенеборцами, размахивал руками, закатывался смехом. Протиснувшись мимо бойцов, играющих в бильярд, Айс окликнул Марка и подошел.

– Ты куда подевался-то? – и, поздоровавшись за руку со всеми остальными, добавил: – Хоть бы сказал, а то сижу как этот…

– Извини, старина, – извинился Марк и мгновенно посерьезнел, – да ты чего-то закис, я решил тебя не трогать…

Айс понимающе кивнул и ответил, но как-то тихо, удрученно:

– Пойдем-ка на улицу – воздухом подышим.

Напарник посмотрел на него, а потом сказал другим Тенеборцам: «Мы скоро» – и, хлопнув друга по плечу, понятливо заявил:

– Пошли.

Снаружи держалось странное затишье. Отошли от дверей, как-то невзначай поглядели на мертвенно-бледное небо, не предвещающее ничего хорошего, и помолчали, каждый думая о чем-то своем. Очередное нашествие жутких морфов, сумевших добраться теперь уже до самого минного поля, смерть боевых товарищей и гибель вертолета, и так стоящего на вес золота, – все это мрачило, угнетало и не давало отвлечься. Но больше опечаливало то, что держать оборону Горизонта-26 становилось все сложнее и накладнее: склады с боеприпасами, медикаментами, провизией, запчастями, топливом и расходными материалами – постепенно редели, иссякали, вынуждая иной раз серьезно экономить имеющиеся на базе ресурсы. Касались такие распорядки зачастую рядовых Тенеборцев и научный персонал, но бывало под раздачу попадали офицеры и сержанты, кому в полтора, а то и в три раза урезали рационы питания, выдавали по минимуму боеприпасов и в рейдах выделяли по одному или максимум два БТРу Да и людей, способных сдерживать цитадель от растущих полчищ инопланетных захватчиков, разумеется, не прибавлялось: одни умирали от странных болезней, другие – от лап морфов, а третьи – просто пропадали без вести, так и не возвратившись с боевого задания…

– Надеюсь, с забором разберутся в кратчайшие сроки, – нарушил тишину Марк и обежал неспокойным взглядом ангары с боевой техникой и два одиноких боевых вертолета на вертолетной площадке, – а то если морфы опять набегут, отбиваться от них будет уже проблематично.

– Починят, – коротко и вдумчиво ответил Айс, а сам с неуверенностью вздохнул, набросил капюшон. – Ремонтников вроде уже выслали.

– Ну, дай бог, – закивал Марк и цокнул: – Блин, еще походу заново минировать Периметр придется, а то потом в самый неподходящий момент окажется, что у нас и нет ни хрена.

– Тоже разберемся: во втором и третьем отряде ребятки молодые есть – толковые минеры, – успокоил Айс и глянул на него: – Так что это тоже не проблема, – а потом вдруг нахмурился весь, засопел, опустил глаза, – а у парней сегодня был бы особенный день – пятидесятый боевой вылет… отметили бы…

– Да уж. Отметили…

Стало совсем не по себе. Замолчали.

Простояв так несколько минут, Айс уже было хотел предложить напарнику вернуться в казарму, чтобы догнаться чем-нибудь «позлее» и еще раз помянуть погибших, но тут затрещала рация на поясе и тот незамедлительно принял вызов:

– Старший сержант Эванс на связи, – будничным тоном представился Айс и посмотрел на Марка – он специально встал рядышком, хотел подслушать.

– Сержант, профессор Гельдман вызывает вас к себе. Рекомендуем вам отложить все свои дела и не задерживаться.

– Что за срочность? – покосившись на напарника, задал Айс прямой вопрос, но ему больше ничего не ответили.

Хмыкнув, Айс повесил обратно небольшую поцарапанную рацию и, изобразив на лице полнейшее замешательство, – Марку:

– Старику зачем-то понадобился…

– Срочное кажись что-то, – осмелился предположить тот и добавил: – Просто так он нас не дергает… Походу что-то реально важное.

– Хрен его знает, – пожал плечами Айс, – может, жалование прибавит за заслуги, так сказать!

Дружно захохотали.

– Ага, – сквозь смех вставил Марк, – а потом догонит и еще прибавит!

– Ладно, чего гадать-то: пойду и узнаю все, – резюмировал тот и несильно постучал кулаком Марку по нагруднику: – Ну что, братишка, ты сейчас куда тогда двинешь?

– Пойду еще пивка тогда закажу и – в казарму, наверное…

– О кей, тогда там и встретимся, – кивнул ему Айс, – расскажу тогда все, как приду. Помолись, что ли, за меня: может, не вернусь оттуда!

– Договорились! Свечку поставлю! – по-доброму съехидничал Марк и, улыбнувшись пожелтевшими зубами, с натяжным скрипом открыл входную дверь в бар и опять растворился в табачном дыму и пьяном смехе.

Решив не терять времени понапрасну, Айс повернул назад и зашагал к невысокому бетонному зданию, виднеющемуся сразу за стрельбищем, огороженным сетчатым забором, где кроме изрешеченных муляжей морфов никого пока не наблюдалось. Отсалютовав четверым бойцам, несущим тяжеленные металлические контейнеры, – пересек небольшую асфальтированную дорогу с разделительными полосами и пошел мимо вертолетной площадки, с какой-то особенной грустью и болью разглядывая пустующее место. Тяжело вздохнув, Айс обошел разросшиеся вдоль забора жухлые кривые кусты и прибавил шаг, волей-неволей разглядывая большие незапертые ангары с различной военной техникой, томящейся в тамошней духоте.

– Почистить бы их по-хорошему, – сделал вывод Айс, разглядывая гусеницы легкого танка, – да и подварить бы не помешало.

Завернув налево, Айс пропустил грохочущий камуфлированный БТР с Тенеборцем на башне, отдавая тому честь, пересек дорогу с первыми побегами кровавых инопланетных сорняков, буйно пробивающихся из-под асфальта, и вплотную подошел к массивным железным воротам.

– Открывайте, что ли, – негромко огласил он и с тихим звоном похлопал.

Через секунду над ним раздался приветливый голос и пронзительно ухнул электромагнит, отворяя гостю тяжелые створы:

«Добро пожаловать в научный комплекс, сержант Эванс! Как войдете, заходите в главные двери и поднимайтесь ко мне на второй этаж:».

Очутившись внутри, Айс окинул быстрым взглядом территорию научного комплекса и присвистнул, наблюдая то несколько парников с мерзкими растениями, то накрытые под навесом мощные электрогенераторы с ярко-черной вывеской «Опасно: высокое напряжение!», то грузовики с массивной аппаратурой в кузовах.

«Серьезно у них тут», – отметил он и прошел мимо курящих, оживленно ведущих дискуссии ученых.

Зайдя в просторный светлый комплекс и поздоровавшись с вечно куда-то торопящимися сотрудниками, Айс откашлялся и заспешил к просторной лестнице. Почему-то ему здесь резко стало неуютно и неприятно: всевозможные едкие запахи, суета, гвалт – все это как-то угнетало, что ли, не позволяло чувствовать себя свободно. Кругом носились, бегали, сновали и бродили люди в белых халатах, вжикали автоматические двери, шумели вентиляция и кондиционеры, звучали какие-то цифры, распоряжения и обращения.

Несколько раз Айса едва не сшибли телегой, а два других – мчащиеся, словно табун лошадей, ученые, едва не расколотившие об пол капсулы вместе с планшетными компьютерами. Их, а особенно – профессора Эрика Гельдмана, он недолюбливал, но всячески скрывал этот факт, хоть давалось и нелегко: приходилось постоянно натянуто улыбаться и соглашаться с каждым словом чопорного старика. Но как бы ни кривился перед ним, как бы ни презирал и даже, быть может, ненавидел в душе, Айс понимал: без Гельдмана и всех этих тщедушных трусливых слизняков Горизонта-26 не существовало бы. И не было бы Периметра, не было бы их, Тенеборцев, не было бы надежды и веры в завтрашний день. Однако, говоря откровенно, непросто существовать под одной крышей с тем, кто, так или иначе, повинен во всем этом кромешном аде, распространившемся по всему земному шару.

Поднявшись на второй этаж, Айс наспех огляделся и решил заглянуть в первую попавшуюся лабораторию, надеясь застать профессора именно там. И не ошибся – тот, сидя к нему спиной, работал за компьютером. Айс зашел внутрь и пару секунд постоял в нерешительности, разглядывая разнообразное вычислительное оборудование, громоздкие климатические и криогенные камеры, инкубаторы, и робко доложился:

– Старший сержант Айс Эванс по вашему приказанию прибыл, сэр, – и – навытяжку, – какие будут…

– Довольно всей чертовой этой формальности! – с веселостью попросил Гельдман, а сам, допечатав текст, клацнул мышкой, задвинул клавиатуру и не по возрасту озорно крутанулся на стуле, встречая визитера как всегда пытливым, сосредоточенным взглядом. – Капюшон можете снять – помещение отапливается.

Айс даже немного покраснел от такого нелепого замечания, но быстро совладал с собой и скинул темный капюшон, рассматривая вытянутое умное лицо уже немолодого профессора в очках с тонкой оправой. Его незаметно меняло время, подпорчивало морщинами, но своей располагающей к себе притягательности оно от этого не утрачивало, а напротив – даже усилило это впечатление.

– Так гораздо лучше, – профессор удовлетворенно покачал большой головой и в холодной улыбке натянул тонкие губы. Светлые отливающие голубизной глаза отыграли льдом. – Что, вы так и будете стоять в дверях? – кивнул на свободный стул неподалеку от себя, – проходите-проходите, присаживайтесь.

Тот повиновался, ожидающе и грузно взглянул на Гельдмана.

Перехватив его хмурый взгляд, профессор нарочито громко отхлебнул холодный кофе из узорчатой термокружки, оправил посеревший лабораторный халат, голубоватый замызганный воротничок рубашки, галстук в желтый горошек, причесал жиденькие ахроматические волосенки и начал издалека:

– Прежде всего, я хотел бы выразить вам свои глубочайшие соболезнования, – сочувственно вздохнул, глядя в пасмурное уставшее лицо старшего сержанта. – Я скорблю вместе с вами, сержант.

– Спасибо, – сухо ответил Айс и, откинувшись на спинку стула, закончил: – Только словами парней не вернуть.

Гельдман промолчал, допил кофе.

– Понимаю… – скорбно протянул он и тут же, глубоко внутри наплевав на чужое горе, поспешил сменить тему: – Имеются ли повреждения Периметра Горизонта-26, сержант?

Айс секунду подумал и стал загибать пальцы:

– Прорван электрический забор, требуется повторное минирование территории Периметра, осколками посекло стены…

– Понятно, – не дослушав до конца изложение, спокойно произнес профессор и, сняв очки, добавил, потирая глаза: – Все это, конечно, весомо, дорого, но, к нашему счастью, восстановимо. Так что все обязательно починим. Однако я бы с вами хотел поговорить несколько о другом…

– О чем же?

Профессор помедлил, встал, обошел стул.

– О Сумеречной Зоне, – прямо ответил он спустя минуту, неотрывно смотря тому в сероватые покрасневшие глаза. – Скажите, сержант: вы готовы меня выслушать самым внимательнейшим образом?

– Готов.

– Хорошо, – мигом преобразившись, Гельдман хлопнул в ладоши и – сразу к сути: – Как, думаю, вам уже известно, Сумеречная Зона – порождение Порталов, которая, в свою очередь, является, так сказать, нашей с вами злободневной темой и головной болью. Не хочу возвращаться в прошлое и как-то оправдывать свои действия, но могу чистосердечно заявить: ошибки тогда я не допустил никакой. Не мне вам объяснять, сержант, что есть вещи, которые невозможно прогнозировать, подвергнуть анализу или просчитать – это просто-напросто невозможно. Поэтому надо сосредоточиться на, так сказать, следствии…

– Что конкретно от меня требуется? – не дав договорить профессору, напрямую спросил Айс.

Гельдман немного помялся, но все-таки ответил:

– Вопрос с Сумеречной Зоной стоит остро, сержант, поэтому я предлагаю вам работу, которая как раз… – смерил Айса оценивающим взглядом, – … вам по плечу. Я хочу, чтобы вы оказали мне услугу – поймали для меня морфа-стража. Живого, разумеется. Возможно, с его помощью нам удастся приблизиться к вопросу понимания природы этой Зоны и положить ей конец раз и навсегда, – помолчал, наблюдая за реакцией своего визави, – тот слушал предельно внимательно, темнел в лице. – В случае успеха вас ждет существенное материальное вознаграждение в размере пятикратного жалования и повышенные рационы. Что скажете, сержант Эванс? Вы готовы послужить науке?

Айс молчал. Размышлял. Думал.

– Вы согласны? – повторил вопрос пожилой профессор.

Но Тенеборец медлил с ответом, двигал скулами.

– Что ж… – устало вздохнув, раздосадовано протянул Гельдман и даже как-то потерял интерес к своему угрюмому подвыпившему гостю, – в таком случае я вынужден искать…

– Я согласен, – резко оборвал Айс и бросил на Гельдмана какой-то хищный, проникающий взгляд. – Только у меня есть одно условие.

– Слушаю? – с деловым тоном изрек профессор, подвигаясь к сержанту поближе.

– Команду я набираю лично.

* * *

В квартире Майка уюта не чувствовалось. Грязные голые, в трещинах, стены почти не спасали от холодного сквозняка, рвущегося через крупные щели, жутковато гудели. Окна, кое-как заколоченные трухлявыми досками, не внушали ни малейшего доверия, а раздробленный пол под подоконником и вовсе заставлял усомниться в надежности этого убежища. С потолка на кухне, грозящего обвалиться в любой момент, сыпались крупные бетонные крошки, падали тяжелые, свинцовые капли, а в гостиной, прямо над нашими головами, темными проплешинами зияли здоровенные сквозные дыры, за какими виднелись соседские колыхающаяся люстра и фрагмент стены с выцветшими картинами и лохмотьями обоев. Повсюду бардак, грязь, разруха. Мебели нет никакой – все пошло на растопку. Пахло прелью, сыростью, чем-то давно скисшим, прокисшим, протухшим. Иногда ветер приносил снаружи кислый запашок гнилых листьев, а бывало – резко менял направление, и тогда всю квартиру в один миг заполнял отвратительный смрад разложения, от какого кружилась голова и подступала рвота.

– Не обращай внимания, – произнес Майк, как ни в чем не бывало продолжающий начищать ружье, – в квартирке над нами труп в ванне плавает: там, видать, вода застоялась, вот он и подпортился, хотя раньше не вонял. Но ничего: скоро его крысы растащат и помещение проветрится.

– И ты так спокойно об этом говоришь?!.. – пораженный, обескураженный, спросил я и, весь передернувшись душевно от такого вопиющего цинизма, накинул капюшон и поспешил отползти на краешек местами изодранного подмокшего матраца.

– А что? – удивился тот, захлопал глазами и даже положил сияющее от чистоты ружье рядом с небольшим замызганным рюкзаком. – Что тут такого-то?

– А ничего, что это живой человек был когда-то, нет?.. – укоризненно бросил я, но постарался сделать это в мягкой форме, дабы ненароком не спровоцировать на агрессию едва знакомого хозяина укрытия.

Но Майк лишь подавился неприятным смехом, поднял с пола старую спортивную куртку, отряхнул и надел, ближе подвигаясь к кострищу.

– Я тебе даже больше скажу, Сид: он – мой сосед и хороший знакомый, – перестав смеяться, наконец, ответил он и поковырялся ржавой железкой в золе, словно пытался что-то там разыскать, – мы с ним обычно вместе по здешним магазинчикам прогуливались, бывало, даже на морфов пару раз охотились, – и продолжил, понизив голос: – А потом он заразу какую-то подцепил и совсем перестал выходить, – внимательно посмотрел на меня, – тогда я однажды сам к нему наведался. В комнату, значит, прошел, гляжу – нет никого. Звал его, звал – тишина, а как в ванну-то заглянул, так и побледнел весь: лежит мой сосед в ванне без кожи и волос…

– А чего ж не похоронил-то по-человечески? Побрезговал, что ли? – вкрадчиво, но без особого напора спросил я и несколько секунд въедливо посмотрел в его глаза, вдруг ставшие холодными.

Вместо ответа Майк насупился, виновато опустил голову и запустил пятерню в штаны, вынимая мятую-перемятую обломленную у фильтра сигарету. Кинув в рот, он секунду-другую пожевал ее, посопел, как-то страдальчески взглянул на меня, по-прежнему не проронив ни слова, а потом резко встал и неторопливо прошел к небрежно заколоченному окну. Постоял возле него с минуту, так же молча прикурил, выпустил дым и тихо-тихо промолвил:

– Я испугался… – осторожно, боязливо глянул меж досок на мертвую улицу с несущимися хрипящими морфами, сделал затяжку и продолжил: – Струхнул, понимаешь? Когда увидел его там, то меня будто ледяной водой облили: затрясся, задрожал весь, даже дар речи потерял. Не смог я принять это! Ну не смог и – все… – повернулся ко мне, – убежал я оттуда, как ошпаренный…

Я промолчал, а Майк докурил сигаретку ровно до половины, затушил окурок о мокрый холодный подоконник и опять вздохнул.

– Один я совсем остался… даже выговориться некому… – наконец произнес он, – страшно это, Сид, одному оставаться, очень страшно, а ведь нельзя человеку по природе своей быть одному. Нельзя, слышишь? А?.. Вот что ты так смотришь на меня, как на зверя какого-то? Осуждаешь? Презираешь?.. Тварью считаешь? Дерьмом? Чем?.. Нет, ты скажи – я же знать хочу! – скривился, губы задрожали не то от злобы, не то от отчаяния. – Хех, это БОГ, БОГ меня осуждать должен, а не ты! Что вот ты все глядишь на меня, молчишь так страшно? Думаешь, что я глот какой-нибудь и уважения нет к мертвым? А?! Так ты думаешь, да?!..

И отмахнулся, посмотрел в окно, замолчал.

– Не могу я похоронить его… – продолжил откровенничать Майк. Голос налился сталью, силой. – Особенно когда знаешь, что твари эти с ними делают…

– И что же делают?

Тот умолк, наполняя полуразрушенную квартиру каким-то жутким, холодным и липким безмолвием.

– Жрут они их, Сид, – сделал страшное заявление Майк, и по моей спине побежали мурашки, – выкапывают из земли и жрут, трупоеды проклятые. Загонщики в особенности…

Замолчали.

– Да уж… – не зная, что и сказать, протянул я, – ты сам-то такое видел?

– Доводилось, – уклончиво ответил тот, – неприятное зрелище, хочу сказать… – подошел ко мне и резко сменил тему: – Предлагаю немножко погреться, а заодно – и подкрепиться, что скажешь?

– Погреться-то можно, – пожал плечами, – только у меня есть нечего.

– Не беда – у меня кое-какая заначка припасена, – мигом оживился Майк, потер мозолистые ручищи и – в угол, где лежал «хворост» из ножек недавней мебели. – Отметим, так сказать, знакомство! – притащил несколько деревяшек, побросал в пламя, вздымая черную густую пыль, а потом рванул к холодильнику, открыл, вспугнув мух, что сидели на дверце, и достал помятую банку тушенки. – О! Вещь, да?

– Ну да, все лучше чем… – хотел было сказать «чем крыса», но вовремя осекся и решил умолчать об этом. К счастью, бородач в подробности вдаваться не стал, а поднял с пола газетку, отряхнул и вернулся, запихивая под деревянные ножки.

– Все под рукой? – подшутил я, следя за манипуляциями Майка. Тот вытащил из рваного матраца зажигалку и поджог кончики пожелтевшей газеты «The Sun» с очень броским и громкоголосым заявлением на первое полосе:

«ЭРИК ГЕЛЬДМАН:

ГЕНИЙ ИЛИ ВЕЛИКИЙ КОМБИНАТОР?»

– А ты как думал! – усмехнулся тот и, дождавшись, когда огонь с бумаги переползет на рассохшиеся ножки стульев, откупорил ножом банку и вдруг вскочил, направляясь к окну.

– Ты чего это? – удивился вначале я, но потом быстро смекнул, что затеял Майк, достал из вещмешка воду – той, по сути, оставалось-то на два глотка – и вооружился вилкой. – Думаешь, так не заметят?

– Нет, – уверенно заявил тот и, напрягшись весь до треска в костях, с красным, как кирпич, лицом поднял ржавый железный лист, стоявший у стены, и водрузил на подоконник, целиком закрывая окно вместе с хмурым осенним небом. – Порядок! Теперь комар носа не подточит! А то, знаешь ли, любят эти твари по домам чужим пошмыгать, а так нас и не видно и не слышно, и костер прикрыли.

«Предусмотрительно», – мелькнула мысль, но вслух озвучивать не стал.

Когда Майк вернулся, огонь уже гудел, трещал и щелкал не на шутку. Помещение быстро наполнялось седым душистым дымком, долгожданным теплом и даже своеобразным уютом, располагающим, как это часто бывает, к общению по душам.

Треск, тихие хлопки, треск.

Небольшое рыжее пламя рьяно выплясывало, точно напоказ, шумело и подрагивало от сквозняков, проникающих через множественные щели. Всякая мошкара, что жужжала где-то под потолком, – улетела прочь, наглотавшись дыма, а надоедливая сырость наконец-то начала уступать место жару, понемногу просушивающему квартиру и отгоняющему нестерпимый запах тлена. По стенам забегали змеевидные черные тени, на полу заблестели влажные бетонные крошки и старый мусор. Воспользовавшись таким случаем, я расшнуровал запачканные бледно-зеленые армейские ботинки, вместе с носками поставил сушиться возле костра, а сам расселся на матраце, по-хозяйски скрестив ноги.

– Ничего, что я так?.. – кивнул на берцы и почесал левую пятку, где помимо трех мозолей появилось еще два натоптыша – результат длительных скитаний.

Майк улыбнулся в бороду, покачал головой – мол, ерунду какую-то спрашиваю – и зашебаршил вилкой в банке.

– Ну и славненько, – изображая на губах подобие улыбки, изрек я, и, поскоблив черную кляксу от крови загонщика на светло-голубых джинсах, скинул капюшон и осторожно обратился к кушающему Майку: – У тебя сигаретки не осталось?

– Ща, – отложив консервы, чавкая, ответил он, пару секунд порылся в карманах замызганных штанов и протянул помятую сигарету.

– Спасибо, – поблагодарил я и, подув на фильтр, с превеликим блаженством зачадил горьким дымком.

Долго молчали.

– Давно в городе-то? – проглотив картошку, нарушил затянувшуюся тишину Майк и протянул мне банку с полагающейся половиной.

– Несколько недель где-то, – неопределенно ответил я, хотя, по правде сказать, и сам уж толком не помнил, как давно вернулся в развалины Грултауна. Столько ведь воды утекло с той поры, когда катастрофа разлучила нас с Бетти, раскидала по разные стороны, отняла нас друг у друга. Но хоть тянулось оно и медленно, словно тихая и неприметная речушка, течение ее уносило с собой наполненные страхом и кошмаром дни, недели, месяцы. На моих глазах распускались и чахли еще здоровые деревья, выпадали и таяли снега, наступала и сходила жара, начинались и прекращались страшные ливни, вставало и заходило солнце. Много еще чего мне показывало время – всего уже, конечно, и не упомнишь. И научило много чему – оно-то, как известно, учитель хороший, чуткий, но требовательный.

– Странно, что я тебя здесь раньше не встречал, – внимательно, оценивающе посмотрев на меня, промолвил бородач и, поковырявшись грязным ногтем в гнилых зубах, с подозрением: – Народу, знаешь ли, в городе не так-то много живет – по пальцам одной руки пересчитать можно. А уж новеньких-то запомнить легко…

– Я по окраинам в основном ходил, – достаточно туманно пояснил я и, пульнув бычком в огонь, принялся за тушенку. Ни вкуса, ни запаха для себя не отметил – резина и есть резина. Правда на вилке она выглядела куда аппетитнее, нежели крысятина.

– А чего ты там ходил-то? – начал наседать с расспросами Майк. Глаза в свете рыже-красного пламени заблестели хитро, остро, как у волка в сумерках. – В магазинах нет ни хрена, забегаловки всякие – разграблены, в домах поживиться нечем, морфов кругом не счесть и даже от дождя укрыться негде. Что забыл-то там?

– Ну как сказать, – спокойным тоном возразил я, продолжая трапезу, – если знать места, то можно много чего интересного найти.

Такого рода ответ Майка не устроил, он начал закипать, дымиться, как чайник.

– Так дело не пойдет, Сид… – кинув какую-то стекляшку в огонь, отчего тот разбушевался, огрызнулся искрами, сердито проговорил Майк, – послушай…

– Что ты от меня хочешь? – спросил я напрямую, откладывая опорожненную банку в сторону.

– Просто интересно: кто ты такой, откуда… – сбавив пыл, примирительно парировал тот и протянул руки к костру, согреваясь. – Сложно сказать, что ли, не пойму? Чего загадками-то говорить?

Я секунду помолчал, думая: говорить или нет? – Майка-то знал от силы час. Но все-таки решился:

– Жил я здесь, в Грултауне, еще задолго до катастрофы. Вырос здесь. Моя, так сказать, малая родина.

– Ничего себе! – присвистнул Майк и взлохматил сальную бороду. – Так ты домой вернулся, получается, что ли?

– Получается, что так, – пожал плечами, – только домом это уже не назовешь – чистилищем скорее. И руины одни, как и везде, и растения эти…

– А что ты тут вообще забыл-то? Город – место страшное, тем более для одиночек.

– Ищу одного человека, – бесцветно ответил я, кинув на Майка тяжелый взгляд.

– А кого, если не секрет?

– Ты ведь все равно не отвяжешься?

Майк помотал головой, улыбнулся и признался честно:

– Не-а.

– Я так и думал, – сухо ответил я и, секунду помолчав, глядя на выплясывающие языки пламени, – со вздохом: – Дочь ищу…

Майк смолк.

– И давно? – спросил он спустя минуту.

Я опустил голову – стало невыносимо тошно, сердце защемило, закусало, зажгло.

– Пять лет, – откровенно сознался я и добавил, протянув и четко проговорив каждое слово: – Пять… Долгих… Лет.

Майк понимающе и, как мне показалось, совершенно не наигранно склонил голову, вздохнул, словно изнеможенный рабочий, и почти шепотом произнес:

– А я всех своих уже давно схоронил, все слезы выплакал, все волосы повыдергивал из головы… – и совсем сник, – ничего теперь в душе не осталось, одна лишь пустота, будто могила вырытая, – опять вздохнул и перевел опечаленный взгляд на меня: – Сид, может быть, это не мое дело, конечно, но почему ты уверен, что твоя дочь… – последнюю фразу либо побоялся досказать, опасаясь моей реакции, либо умышленно проглотил, – …тем более уже пять лет прошло. Это много, Сид, реально очень много. Тут за месяц-то все до неузнаваемости поменяться может, а здесь пять – пять! – лет!

Я беззлобно взглянул на Майка исподлобья, посмотрел в темные уголки глаз, на почти безволосую голову, на обветренные губы, на приплюснутый нос, на шрам на щеке, и ответил твердо:

– Она жива. Я уверен. И я иду, иду за ней… – договорил, достал из внутреннего кармана фотографию Бетти, ссутулился по-стариковски и опять посмотрел на понемногу гаснущий костер.

– Ее фото? – аккуратно поинтересовался Майк, кивнул на фотографию. – Можно взглянуть?

Я страдальчески посмотрел на него и, бессловесный, передал снимок.

Майк на несколько секунд задержал на дочери пытливый взгляд, призадумался и хмыкнул, возвращая фотографию обратно.

– Красивая, – без тени иронии промолвил Майк, – сколько ей тут?

– Пятнадцать.

– У нее глаза твои, – искренне улыбнулся бородач, – как две капли воды.

Я невесело усмехнулся, убирая фотографию, и ничего не сказал.

– Почему ты думаешь, что она здесь? Этот город же – дырища… сам посмотри, – Майк ткнул пальцем на заколоченные поскрипывающие от сквозняка окна. А за ними – гробовое молчание, нарушаемое только собаками да воронами, изрядно осмелевшими после ухода морфов. – Здесь только смерть искать…

– Тянуло меня сюда, – очень расплывчато попытался объяснить я, хотя и сам не до конца понимал, зачем вернулся именно сюда, проделав такой путь. А манила меня в Грултаун обостренная, безликая, как ангел, надежда. Она, точно щитом, защищала от ненастий и знающе вела за руку вопреки сомнениям, согревая и помогая уверенно идти там, где уже никто не ходит и никогда не пройдет. – Вело что-то. Не знаю, как яснее объяснить…

Майк долго молчал.

– Странный ты человек, Сид, – наконец признался он, – вот смотрю на тебя и не пойму никак: то ли у тебя в мозгах протечка случилась на почве всего произошедшего, что я, разумеется, по-человечески могу понять, то ли ты действительно не так прост, как кажешься. Лично я больше склоняюсь ко второй версии, – по-кошачьи прищурился, – простой человек с одним арбалетом по городу в принципе ходить не может…

Я с настоящим удивлением покосился на арбалет, будто только узнал о его существовании, потом на Майка, и промолчал.

– Иной раз ружье-то не всегда помогает, а тут – арбалет, да еще, как вижу, спортивный, пистолетного типа… – продолжал он, с подозрением кивая, – почему огнестрелом-то не пользуешься?

– Шумит, – негромко пояснил я, – а шуметь нельзя – опасно.

– Гм… – промычал Майк и пригладил бороду, не став спорить, – может, итак…

Опять замолчали.

Пока Майк рефлексировал, с отрешенным видом созерцая увядающий костер, я быстренько ощупал изрядно нагревшуюся обувь, носки, стряхнул пепел и надел, ощущая приятное тепло, разливающееся по всему телу. Сделав один маленький глоток из бутылки, – молча протянул остатки своему собеседнику и прикрыл глаза, задумавшись.

– Я знаю, как тебе помочь, – неожиданно твердо произнес Майк через несколько минут и допил всю воду, протягивая уже пустую бутылку.

Пихнув ее в вещмешок, я непонимающе уставился на того и, сраженный таким заявлением, не моргая, несколько секунд глядел то в серьезные глаза, то на губы, то вновь в глаза.

– В чем?.. – поинтересовался я, особо не ожидая услышать ничего стоящего или по-настоящему полезного.

Майк колебался два-три мгновения, жевал губы, барабанил пальцами по коленке, бегал глазами.

– В твоих поисках, – не глядя на меня, открыто изрек он и, отвернувшись к костру, тут же дополнил: – В поисках дочери.

– Серьезно?

– Да! – Майк мигом оживился, подсел ближе ко мне и, по-воровски оглядевшись по сторонам, будто бы помимо нас в грязной квартире находился кто-то еще, полушепотом продолжил: – Тебе к Скупщику надо! Он к востоку отсюда, в небольшом лагере под охраной! В основном скупает всякий хлам, неплохо платит за отростки. У него можно и новеньким оружием обзавестись, и патронами, и едой. Но есть одно но: с нищебродами он дел не имеет. Поэтому, если хочешь к нему попасть, у тебя должно быть хоть что-то ценное, что его заинтересует.

– С этим не проблема, – отмахнулся и с жадностью впился в Майка глазами: – Лучше скажи: как он мне помочь сможет?..

– Через него информация разная проходит, – охотно пояснил Майк. – возможно, что-нибудь о твоей дочке знает. Не за красивые глазки, конечно…

Меня как будто кипятком облили, сердце застучало, в ушах – звон. Уже не слушая того, – наспех покидал пожитки в мешок, и собрался уже на выход, но крепкая рука Майка клешней сцепилась на левом плече:

– Ты куда так подорвался-то, Сид?

– К Скупщику твоему, – грубо ответил я, даже не обернувшись.

– Спятил?! – усмехнулся Майк. – До него, блин, несколько часов пути!

– И?

– Да на улице уже смеркается! – выпалил тот и жестко, так, что мозги ударились о череп, тряханул: – Куда ты, на ночь глядя?!.. Сид?.. Ты больной, что ли?.. Ответь!