Павел очень смутно помнил тот день, когда его, едва живого, доставили в Цитадель. Стоял сентябрь, теплый и погожий, и солнечные дни сменяли друг друга, даже не намекая на скорое наступление холодов. В прежние времена, еще до того, как привычный мир поглотила тьма зомби-апокалипсиса, Павел очень любил в такую погоду гулять по городу со своей девушкой, наслаждаясь последним теплом уходящего лета.

В те времена, ныне уже порядком забытые, и ставшие то ли сном, то ли фантазией, окружающий мир казался ему незыблемым и вечным. Павел считал, что мир этот как стоял до него, так будет стоять и после, и не существует силы, способной пошатнуть или даже полностью разрушить его стабильность. В возможность какого-то там конца света Павел никогда не верил. Не верил, что однажды, может даже на его веку, вспыхнет ядерная война. Не верил в то, что на головы землянам рухнет прилетевший из космоса булыжник. Не верил, что Солнце вдруг возьмет и взорвется, спалив дотла все окрестные планеты. Не верил во всякие там глобальные потепления, похолодания, и прочие модные страшилки, искренне полагая, что если таковые проблемы однажды и встанут перед человечеством в виде реальной угрозы, оно изыщет способ их решить. И уж конечно, во что он не верил особенно, так это в возможность наступления зомби-апокалипсиса. Что угодно, но только не это. Ладно, там, метеорит или внезапный ледниковый период, это хоть и маловероятно, но теоритически допустимо. Но зомби…. Нет, увольте. Всем известно, что мертвецы не встают и не начинают кусать живых людей. Нет на этом свете силы, способной превратить добропорядочных граждан в одержимых антропофагией чудовищ, гниющих, но не разлагающихся, мертвых, но активных и опасных. Все это сказки для детей, страшилки, призванные напугать заскучавших обывателей. Место зомби в фильмах и книгах, комиксах и играх. Но никак не в реальной жизни.

Именно такого мнения на тему зомби-апокалипсиса Павел придерживался целых двадцать шесть лет своей жизни. И был уверен в том, что ничто не заставит его изменить своего мнения по данному вопросу. А затем, в один кошмарный день, ему пришлось пересмотреть свои взгляды под грузом подъехавших фактов.

Он очень хорошо помнил, как все это началось. Помнил лучше, чем ему того хотелось бы. Дело было ближе к вечеру. Сразу после работы он направился к своей девушке Ирине, отношения с которой уверенно двигались в сторону церемонии бракосочетания. Настроение у Павла в тот день было отличное, а потому он не нашел ни одной причины не заехать в цветочную лавку, и не закупить шикарный букет для подруги. Цветы он дарил нечасто, но уж если дарил, то на букете не экономил. Вооруженный охапкой роз, Павел вошел в подъезд дома, в котором проживала его зазноба. Лифт не работал уже третий день, и чинить его не торопились. Но Павел не расстроился. Он был молод, здоров, бегал по утрам и упражнялся с гантелями, а потому подъем на седьмой этаж по лестнице не представлял для него никакой сложности.

И вот он стал подниматься. Серые ступени плыли под ним, а он думал о том, чем бы заняться этим чудесным вечером. Они, как обычно, погуляют по городу, посидят в кафе. Так они поступали почти всегда. Но сегодня Павлу хотелось чего-то особенного. Какого-то приключения, что ли.

Позднее он неоднократно вспоминал это свое желание, и проклинал его последними словами. Потому что приключений в тот вечер он хлебнул столько, что лишь чудом сумел сохранить здравый рассудок.

Открывшая дверь подруга находилась в процессе подготовки к выходу в свет. Она была на сорок процентов накрашена и на шестьдесят одета. Быстро чмокнув Павла в губы и восхитившись презентованным букетом, она предложила ему пройти на кухню и угоститься чаем, а сама убежала в ванную, задорно виляя задом. Павел смиренно вздохнул – ему предстояло двадцать, а то и тридцать минут ожидания.

Он заварил себе чай, сел за стол и вытащил из кармана телефон. Решил, дабы убить время, полистать новостную ленту и выяснить, не стряслось ли чего-нибудь интересного на этой грешной земле. Минувшие три дня царило какое-то подозрительное затишье – ничто не взорвалось, не сгорело, не обрушилось, и даже не началось ни одной новой войны.

Он едва успел открыть страницу поисковика, как снаружи, с улицы, донесся страшный грохот. Выронив телефон, Павел бросился к окну. То, что он увидел там, повергло его в шок. Вся улица была запружена сотнями столкнувшихся автомобилей. Казалось, что все участники дорожного движения решили разом стать камикадзе, и дружно пошли на таран. Зрелище было грандиозное и жуткое одновременно, из окна седьмого этажа открывался отличный панорамный вид на эту эпическую аварию.

Пораженный общей картиной катастрофы (а иначе это и назвать было нельзя) Павел не сразу обратил внимание на мелкие детали. А потом все-таки обратил, и неприятный холодок нарастающего ужаса пополз по его резко вспотевшей спине. Он заметил людей, и прохожих на тротуарах, и водителей столкнувшихся машин. Их было много – в этот час все обычно возвращались с работы домой. И вот эти люди, нормальные, вроде бы, люди, вели себя как-то пугающе странно. Как-то не так, как положено. Павел все пытался понять, что же с ними не так, что в их поведении внушает ему какой-то подсознательный ужас, когда услышал за своей спиной звук приближающихся шагов. Чьи-то босые ноги тяжело шлепали по линолеуму. Разумеется, это была Ирина.

– Ты погляди, что там! – выдохнул Павел, прижавшись всем лицом к оконному стеклу.

Тут он увидел человека. Тот быстро бежал, бросив пакет с продуктами из ближайшего супермаркета. А другие люди почему-то гнались за ним. Притом была в их движениях какая-то пугающая неуклюжесть. Их шатало, некоторые странно подволакивали ноги, и все они нелепо размахивали руками, словно ловя перед собой нечто видимое лишь им одним. Преследуемый человек попытался перелезть через образованный столкнувшимися автомобилями завал, но проявил недостаточное проворство. Его схватили десятки рук, опрокинули на асфальт, а затем неуклюже передвигающиеся люди навалились на него гуртом, полностью облепив и скрыв под своими копошащимися телами.

– Какого хрена? – простонал Павел.

Ему стало страшно. Без шуток. Он не был пуглив, не боялся темноты и якобы обитающих в ней чудовищ, и не робел перед противниками из плоти и крови. Но то, что происходило на его глазах, было настолько невероятным и диким, что разум наотрез отказывался это воспринимать.

– Ир, там что-то происходит, – произнес он, и повернулся к своей невесте.

Она стояла в двух шагах от него. Ее лицо посерело, глаза превратились в два черных провала, сквозь которые, как показалось Павлу, на него взирала жуткая злобная тьма. Девушка приоткрыла рот, и из ее горла вырвалось сдавленное рычание.

– Ира? – нервно выдохнул Павел, с ужасом глядя на свою девушку. – Ира, что с тобой?

И тут она пошла на него, выставив вперед руки. А затем бросилась, страшно рыча и громко клацая зубами. Павла охватил ужас. Он лишь в самый последний момент успел поймать руки девушки, и попытался обездвижить ее, полагая, что с ней приключился то ли припадок, то ли какое-то временное помешательство. Но это оказалось непросто. Ирина бросалась на него с безумной яростью, а когда ее лицо приблизилось к нему, Павел почувствовал, что из распахнутого рта возлюбленной разит тошнотворной тухлятиной. Притом так сильно, что ему едва удалось сдержать тошноту.

– Ира, не надо! – закричал Павел, пытаясь оттолкнуть от себя девушку.

Но та не слушала его. Не понимала слов. Ее почерневшие глаза ничего не выражали, а челюсти продолжали жадно клацать. И она вновь бросилась на него, издавая глухое рычание, какое, как казалось Павлу, не способно исторгнуть из себя ни одно живое существо на свете.

За окном громыхнули выстрелы. Всего три. Затем где-то пронзительно завыла сирена. Эти звуки отрезвили Павла, вернув ему ясность мысли. И он в тот же миг понял, что это существо, которое бросалось на него с оскаленной пастью, никакая не Ирина, и вообще не человек. И хочет оно одного – перегрызть ему глотку.

Он начал действовать решительно – поймал руку девушки, выкрутил ее и заломил за спину. Такой захват мог остановить живого человека. Но не то существо, в которое превратилось его невеста. Ирина начала выворачиваться. Павел услышал хруст костей, и его замутило. Его невеста ломала себе руку, чтобы вырваться из захвата и добраться до него. Ломала без единого стона боли. Из ее рта вырывалось только злобное рычание.

Павел с силой толкнул Ирину, и когда та, не устояв на ногах, повалилась на пол, опрометью бросился к выходу из квартиры. Забыв о ботинках, он вылетел в подъезд, и помчался вниз по лестнице. Его трясло от ужаса, в голове царил полный сумбур. Он не понимал, что именно произошло, но это было что-то ужасное. Что-то такое, что никак не желало укладываться в голове.

Когда он выбежал из подъезда, на него сразу же обрушился шум: рев сирен, крики людей, редкие выстрелы, звон бьющегося стекла. Мимо него быстро пробежал окровавленный человек. Он что-то кричал, но Павел не сумел разобрать слов. А затем, подняв голову, он увидел самолет. Огромный пассажирский лайнер медленно проплыл над ним, постепенно снижаясь, а затем в отдалении грянул страшный взрыв, и между домов Павел разглядел взметнувшийся к небу клуб черного дыма.

Он бросился к своей машине, сам не понимая, куда и как собирается ехать, если все дороги теперь заблокированы одной бесконечной аварией, и тут увидел людей. Тех самых, неуклюжих, подволакивающих ноги. Они были такими же, как Ирина – с серой кожей, черными глазами и злобным рычанием, рвущимся из их оскаленных ртов. Раскачиваясь и оступаясь, они неотвратимо наступали на него со всех сторон.

Павел попятился. А затем побежал, забыв о своем автомобиле.

Он покинул образованный однотипными бетонными коробками двор, и очутился на проспекте. То, что он увидел здесь, повергло его в ужас, и он в очередной раз за этот вечер едва не лишился рассудка.

Вся проезжая часть была завалена разбитыми автомобилями, многие из которых дымились, а кое-где над огромной аварией взметывались языки пламени. Повсюду метались люди. Точнее, людьми остались лишь немногие. Подавляющее же большинство его земляков превратилось в каких-то одержимых яростью монстров. На глазах Павла толпа неуклюжих чудовищ повалила на тротуар молодую женщину, и, набросившись на нее, начала пожирать заживо. Жертва истошно визжала, а озверевшие сограждане, деловито рыча, зубами вырывали из ее тела куски плоти.

Один из монстров прервал ужин, поднял голову и уставился на Павла черными глазами. Из его пасти торчал лоскут мяса с прихваченным за компанию обрывком юбки. По подбородку на грудь чудовищу стекала свежая кровь. Он быстро работал челюстями, торопясь прожевать и проглотить свою порцию. А затем неуклюже поднялся на ноги, и пошел на Павла.

К тому моменту со двора пожаловали монстры, которые пытались добраться до Павла прежде. Тот усилием воли вывел себя из ступора, и вновь побежал. Боялся, что у него вот-вот откажут ноги, или же он попросту потеряет сознание. Что с ним будет в этом случае, Павел представлял себе довольно ясно. На его бесчувственное тело тут же навалятся осатаневшие люди, и начнут поедать его заживо. И они будут делать это медленно и вдумчиво, отъедая от него кусок за куском.

Но крепкие натренированные ноги не подвели его. Прежде друзья и знакомые часто спрашивали у Павла, для чего тот каждое утро изнуряет себя пробежками. К лишнему весу он был не склонен, так что бороться подобным образом с полнотой не имело смысла. Ну а насчет хорошей спортивной формы – а зачем она? Зачем жителю мегаполиса, не занятому физическим трудом, так уж сильно нужна эта самая форма?

Тогда Павел не знал, что на это ответить. Привычка бегать по утрам сохранилась у него еще со школы, и так прочно вошла в его жизнь, что он уже не мог от нее избавиться. Стоило пропустить пробежку-другую, как его одолевала настоящая ломка. Привычка эта не была вредной, но и большой пользы от нее, как справедливо замечали знакомые, Павел не имел. Разве что в отдаленной перспективе она могла прибавить ему сколько-то лет старческого маразма.

И вот, наконец, настал тот день, когда ему очень пригодились крепкие ноги. Потому как если бы не они, родимые, он не пережил бы тот вечер. Точно так же, как не пережили его очень многие люди, не превратившиеся в чудовищ. Далеко не все из них регулярно бегали по утрам, а потому не сумели спастись. Несущийся по улице Павел замечал, как вокруг него монстры набрасываются на нормальных людей, и пожирают их. Черноглазые демоны пытались добраться и до него, но у Павла будто выросли крылья за спиной – он летел вперед, едва касаясь подошвами земли. На его скоростных качествах не сказался даже тот факт, что бежать пришлось босиком. Носки мгновенно стерлись об асфальт, ступни покрылись ранами и порезами, и Павел оставлял за собой цепочку кровавых следов. Но никакой боли он не чувствовал. Ни боли, ни усталости. Ничего. Только всепоглощающий ужас. Соображать здраво он не мог, но инстинкт самосохранения взял управление телом на себя. Надо было выбираться из города, либо же найти какое-то место, где он мог спрятаться.

О том, чтобы на своих ногах покинуть городскую черту, нечего было и думать. Он осознавал, что не сможет отмахать такое огромное расстояние в спринтерском темпе, а бег трусцой в данной ситуации был подобен самоубийству. Поэтому Павел попытался понять, где он может спрятаться и отсидеться. В тот момент он еще не знал, что весь этот кошмар носит планетарный характер. Надеялся, что бедствие коснулось только его города, и сюда вскоре явятся военные и медики, и наведут порядок, а его, соответственно, спасут. Нужно только дождаться их прихода, и не позволить озверевшим землякам съесть себя заживо.

Когда впереди, возле здания банка, он увидел припаркованный инкассаторский броневик с гостеприимно распахнутой дверью, то мгновенно принял решение. Это был не самый удачный вариант, но он уже порядочно выдохся, и рисковал вскоре упасть без сил. Рядом с автомобилем, раскачиваясь и рыча, бродили инкассаторы. Один из них бросился Павлу наперерез, и тут же получил сильный толчок в грудь, который сбил его с ног. Павел на всем ходу влетел в броневик, захлопнул дверь и запер ее. В тот же миг снаружи по автомобилю забарабанили многочисленные кулаки. Впрочем, уже через минуту стук прекратился. Похоже, потеряв его из виду, чудовища забыли о нем и направились на поиски иной добычи.

Тяжело дыша, Павел развалился в полумраке на мешках с купюрами и монетами. Снаружи до него долетали многочисленные звуки. Слышались крики людей, выли многочисленные сирены, то и дело, с разных сторон города, доносились выстрелы. Но постепенно этот шум стал стихать. И после часа пребывания в броневике, Павел уже не слышал ни криков, ни выстрелов. Только чудовища, что бродили снаружи, то и дело издавали глухие злобные рыки.

Павел прекрасно понимал, что это значит. Нормальных людей либо сожрали, либо те, как и он, сумели найти укрытие от черноглазых монстров. Лежа в броневике, он наконец-то сумел собраться с мыслями, и обдумать все случившееся. В голове этот кошмар не укладывался ни под каким углом, но кое-что ему все-таки стало ясно – из города надо выбираться. Случилось что-то очень серьезное и нехорошее, и даже если это явление носило локальный характер, не факт, что в ближайшее время с ним сумеют справиться. Судя по тому, что он видел на улицах, процентов девяносто жителей города превратились в монстров. То есть, весь город теперь кишит ими. Даже если армия и возьмется за дело, у нее уйдут недели на то, чтобы перестрелять всех этих озверевших каннибалов. А ведь они могут поступить иначе, и накрыть город ковровой бомбежкой, прихлопнув за компанию и тех немногих, что остались людьми. Так или иначе, но торчать на одном месте было нельзя.

Не желая откладывать побег в долгий ящик, а так же понимая, что чем дольше он просидит в броневике, тем труднее будет покинуть его, Павел отдохнул часок, а затем вновь предоставил дело своим быстрым крепким ногам. Он опять бежал по улицам, мимо черноглазых тварей, и мимо куч окровавленного мяса, в которые превратились тела людей, угодивших в лапы чудовищам. Его пытались преследовать, но монстры были слишком неуклюжи и медлительны, чтобы угнаться за ним. Трижды он находил себе убежище и отдыхал, а оказавшись в последнем, решил не высовываться до рассвета. На город опустилась ночь, и ее тьму не рассеивал ни один огонек. Не зажглись даже автоматические уличные фонари, из чего следовало, что город полностью обесточен. Передвигаться по нему в кромешном мраке было бы чистым самоубийством, и Павел решил дождаться рассвета. Сам он оказался на крыше магазина, куда взобрался по приставленной к ней лестнице. Лестницу затащил наверх, чтобы монстры не забрались следом, а затем сбросил вниз черноглазого демона в рабочем комбинезоне, который, еще в бытность свою человеком, осуществлял на крыше какие-то ремонтные работы.

Всю ночь Павел пролежал на крыше, не сомкнув глаз. А когда, ближе к полуночи, ведь город завибрировал от нарастающего воя чудовищ, он едва не рехнулся от ужаса. Эти твари выли, громко и хором. Тысячи ртов исторгали из себя этот кошмарный звук, который, сливаясь воедино, казался ревом исполинского монстра, вылезшего на свет божий из каких-то немыслимых и мрачных глубин. И этот концерт ужасов продлился почти до самого рассвета. Понятное дело, что Павел не смог уснуть. Чудо, что в эту ночь он от страха не отдал богу душу.

С рассветом он продолжил свой побег. Бессонная ночь и вчерашний спринт давали о себе знать, но дикий ужас был отличным допингом. Павел бежал до тех пор, пока не очутился на трассе, и не понял, что мчится через пригород. Здесь тоже были черноглазые монстры, но в значительно меньшей концентрации. А когда на обочине Павел заметил опрокинутый скутер, у него хватило времени, чтобы поднять его и попытаться завести. Моторчик заурчал, и Павел, оседлав технику, помчался прочь от своего родного города. Куда он едет, он не знал. Что будет делать – тоже. Все, чего ему тогда хотелось, это найти тихое безопасное место, упасть на землю и хорошенько отдохнуть.

Глава 2

Вот так Павел встретил зомби-апокалипсис. Надежда его на то, что бедствие носит локальный характер, не оправдалась. Везде, куда бы его ни заносило, он видел все тех же чудовищ, и никакого намека на сохранившуюся цивилизацию. Небо не бороздили летальные аппараты, старый радиоприемник на батарейках, найденный им в одной деревне, транслировал исключительно помехи. Все говорило о том, что грянувшая катастрофа носит всеобъемлющий размах, и помощи ждать неоткуда.

Вскоре выяснилось, что озверевшие черноглазые люди являются теми самыми маловероятными зомби, в возможность существования которых он прежде не верил. Они были мертвы. Не разлагались, как обычные покойники, но претерпевали некоторые изменения, делаясь все менее похожими на людей. Убить их было невозможно, не помогали даже пресловутые выстрелы в голову. Остановить такую тварь можно было либо порубив ее на куски, либо спалив дотла. Но лучше всего было избегать их, а при нападении спасаться бегством, благо те передвигались не слишком проворно. И, разумеется, надлежало обходить большим кругом все населенные пункты, стараясь находить пропитание вдали от них.

Новая жизнь, которую вынужден был вести Павел, оказалась странной. Вся она состояла из поиска пропитания, а в перерывах он отсиживался в укромных убежищах. Иногда Павел замечал других живых людей, но предпочитал держаться от них подальше. Он им не доверял, и, как оказалось, правильно делал. Однажды судьба свела его с парочкой каких-то подозрительных типов, которые вначале вели мутные разговоры, а потом попытались его убить. Но утроенная бдительность спасла Павла, и он оказался единственным, пережившим ту встречу.

Полученный опыт окончательно убедил его в том, что лучше выживать в одиночку, чем пытаться найти какую-то компанию. Тем более что у него неплохо получалось. Он постепенно приспособился к новым реалиям. Они ему не нравились, и очень часто он задавался довольно странным вопросом, который, тем не менее, не шел у него из головы – зачем вообще нужна такая жизнь? Рассчитывать на что-то лучшее не приходилось, лучшему больше неоткуда было взяться. Привычный мир умер, с этим следовало смириться. Если же цивилизация и сумеет когда-нибудь возродиться вновь, это едва ли произойдет при его жизни. Он обречен до конца дней вести существование крысы – тайком искать еду и прятаться в норах от новых хозяев планеты. И все это в одиночестве, которое способно свести с ума даже здорового человека.

Зиму он провел в глухой деревне, пустив на дрова несколько соседских домов. Запасенной пищи ему хватило впритык, под конец он вынужден был кормиться разведенными в кипятке бульонными кубиками и сухарями. А по весне, когда сошел снег, опять отправился в мир, чтобы искать еду и прятаться. Ничего другого не оставалось. Были у Павла мысли обустроить себе надежное логово, притащить туда парочку генераторов, запасти топлива, и попытаться жить по-людски, но он сомневался, что сумеет все это провернуть. Дело было слишком трудоемким и рискованным для одиночки. К тому же, он уже влился в новый ритм жизни, и не страдал от отсутствия столь привычных прежде электронных приборов. В свободное время читал какую-нибудь подобранную в ходе мародерства книжку или журнал, а если не удавалось ничего найти, то просто лежал в темноте, вспоминая прошлое. Кроме прошлого у него ничего не осталось.

Так он и жил, постепенно дичая и все чаще ведя с самим собой долгие разговоры на разные темы, пока однажды с ним не приключилась крупная неприятность. В ходе очередной вылазки ему улыбнулась удача – он добыл целую сумку мясных консервов. Предвкушая грядущий пир, он съехал с трассы, и разбил лагерь на краю небольшой рощицы. Место было вполне безопасное – здесь не стоило ожидать появления ни мертвецов, ни живых гостей. Павел развел костерок, разогрел сразу три банки, и хорошенько отужинал, заедая тушенку сухариками и запивая пивом.

Он так и не понял, какой именно продукт таил в себе неприятный сюрприз. Едва ли это могли быть сухари, да и пиво тоже не больно-то подходило на роль виновника. Судя по всему, подвела его тушенка. Вкус у нее был обычный, ничем таким от нее не пахло, однако, сытно отужинав и отойдя ко сну, Павел пробудился среди ночи от резкой боли в животе. До утра он восемь раз прогулялся до кустов, чувствуя себя все гаже и гаже с каждой минутой. Он надеялся, что испорченная пища вскоре выйдет из него естественным путем, и дело пойдет на лад, но просчитался.

К утру ситуация только ухудшилась. Он почувствовал себя реально больным, и настолько ослаб, что во время очередного кишечного спазма не смог не только доползти до кустов, но даже снять с себя штаны. Павел с ужасом осознал, чем все это рискует закончиться, и невольно заплакал. Ему казалось, что он приспособился к новой жизни, и научился успешно обходиться без всех благ цивилизации, но, как выяснилось, это была иллюзия. Одно благо, а конкретно квалифицированная медицинская помощь, ему бы сейчас очень пригодилось. Потому что постигшая его напасть не была обычной диареей. Походило на то, что он серьезно отравился, и если срочно не принять эффективные меры, все может закончиться самым печальным образом. Но в том-то и дело, что никаких мер Павел принять не мог. Он даже не мог снять с себя штаны, и гадил прямо в них.

Он корчился на земле, содрогаясь от резкой боли, которая накатывала волнами и скручивала все кишки в тугой узел. Несмотря на то, что его нынешняя жизнь была довольно бессмысленной, Павлу решительно расхотелось с ней расставаться. Он не желал умирать. Но ничего не мог поделать. Ему оставалось надеяться лишь на то, что его молодой и сильный организм сумеет справиться с недугом.

Ближе к вечеру ему стало совсем худо, и Павел понял, что все идет к неизбежному финалу. Ни молодость, ни сила ему не помогли. Он умирал. Более того, измученный за день сильной болью, он уже перестал воспринимать надвигающуюся гибель как некую катастрофу, и решил, что раз уж это неизбежно, то пускай оно скорее случится. Все лучше, чем провести еще несколько часов в бессмысленных муках. Будь у него силы, он бы дополз до своего рюкзака, рядом с которым лежал автомат, и сам избавил бы себя от всех проблем. Но сил не осталось даже на это. Их не осталось уже ни на что.

Шум двигателя он услышал в тот момент, когда на мир начали наползать сумерки. Вначале решил, что ему мерещится, но затем зазвучали человеческие голоса. К нему приближались живые люди, поскольку зомби не владели членораздельной речью, и могли только рычать да выть. Павел не видел этих людей, он лежал к ним спиной, а повернуться не мог – не было сил.

Они подошли к нему и остановились рядом. Он услышал их разговор.

– Как думаешь, живчик или дохляк? – спросила, судя по голосу, молодая женщина.

– Да кто же их, грязных да вонючих, разберет? – ответил ей парень, которому, похоже, было слегка за двадцать.

– Ну, проверить надо, да? – предложила женщина.

– Надо бы, – согласился с ней собеседник. – Только что-то мне его трогать не хочется.

Павел почувствовал, как что-то твердое, похожее на носок ботинка, ткнуло его в спину.

– Эй? – позвала девушка. – Эй, ты живой?

Павел собрал в кулак все оставшиеся силы, и чуть слышно прохрипел:

– Живой!

– Тебя укусили? – спросил парень.

– Нет. Я…. Отравился.

– Это бывает, – заметил парень, после чего обратился к девушке. – Черт, выглядит он скверно, а пахнет еще хуже. Долго не протянет. Стоит ли с ним возиться? Пока довезем до Цитадели, он гарантированно ласты склеит.

– Предлагаешь бросить? – спросила девушка осуждающим тоном. – Так нельзя. Ты ведь знаешь приказ князя – всех живых везти в Цитадель, и неважно, в каком они состоянии.

– Да знаю я, – раздраженно сказал парень. – Но ведь он, считай, покойник. Зачем труп-то катать?

– Помрет по дороге – выбросим на обочину, – рассудила девушка. – Это недолго и нетрудно. Но приказ надо выполнять.

Парень какое-то время молчал, явно раздумывая, а затем принял решение.

– Ладно, – произнес он, – иди, свяжись с группой. Пусть пришлют сюда автобус. Заберем этого доходягу.

Микроавтобус подъехал минут через пятнадцать. Свободного места в нем оказалось немного, поскольку весь он был забит мешками и коробками с добычей. Павла перекатили на брезент, подняли и поместили в автобус. Водитель автобуса, мужик лет сорока, невысокий и мрачный, как грозовая туча, окинул его неодобрительным взглядом, и обратился к парочке, которая обнаружила Павла.

– И ради этого вы меня сюда вызвали? – проворчал он. – Да ведь этот тип с минуты на минуту ласты склеит. И охота вам было с ним возиться?

– Ну, ведь есть же приказ, – виноватым тоном напомнила девушка.

– Приказ, – презрительно передразнил ее водитель, и захлопнул заднюю дверь микроавтобуса.

Затем его долго куда-то везли. Павел чувствовал себя погано, несколько раз терял сознание, но для себя решил, что не умрет назло всему, вопреки прозвучавшим прогнозам. О том, куда его везут, он не думал. Это не имело значения. Хуже, чем сейчас, ему уже не станет, даже если новые знакомые решат по прибытию на место просто прикончить его. Но был шанс, что ему помогут. Нужно было только стиснуть зубы, и дожить до этой помощи.

В Цитадель они вернулись уже глубокой ночью, так что когда Павла выгрузили из автобуса и куда-то понесли на брезенте, он ничего не сумел рассмотреть. А потом в глаза ему ударил яркий свет, и он понял, что лежит на холодном металлическом столе, а чьи-то руки стаскивают с него одежду. Павел разглядел высокого худощавого человека в белом больничном халате, и услышал его громкий властный голос.

– Он что-нибудь говорил? – спросил мужчина. – Говорил, что с ним?

– Сказал, что отравился, – ответила девушка, которая обнаружила Павла.

– Ясно. Поверните его задом кверху. Хочу осмотреть на предмет укусов.

Павла начали кантовать, перекатывая с бока на бок.

– Чисто, – сказал мужчина в белом халате.

– Так он чего, выживет или нет? – спросил доставивший его парень. – Обидно, если зазря тащили.

– Видно будет, – ответил высокий мужчина в больничном халате. – Все, свободны. Идите отсюда.

А затем Павлу устроили промывание всего нутра. Мыли передом и задом, так основательно, что он почувствовал себя аквариумом. Судя по ощущениям, через его многострадальный организм прошло в разных направлениях не менее трех тонн воды. А когда процедура завершилась, и его уложили на кровать, он тут же провалился в такой глубокий сон, что тот показался ему смертью.

На следующее утро, а точнее в следующий полдень, он открыл глаза, и с удивлением понял, что все еще жив. Более того, он чувствовал себя заметно лучше. Живот больше не скручивали спазмы боли, а вместо них во всем организме чувствовалась полная опустошенность. В ходе водных процедур из него вымыли все, что только смогли, будто сквозь пищеварительную систему пронеслась бурная горная река.

Он лежал на кровати. На настоящей кровати. Его голова покоилась на настоящей подушке. Тело было укрыто настоящим одеялом. Рядом с кроватью стоял штатив с капельницей, от которой к руке Павла тянулась полая прозрачная трубка. По этой трубке некая жидкость поступала в его кровеносную систему.

Он оглядел помещение, в котором пребывал. То выглядело как типичная больничная палата, не самого высокого, но и не самого низкого класса. Из окон, сквозь полупрозрачные занавески, в палату падал солнечный свет.

В палате было восемь коек, по четыре в ряд, разделенные широким проходом. На одной из коек лежала молодая девушка лет семнадцати с загипсованной ногой и деловито тыкала пальцами по экрану телефона. Павел, увидев это, дернулся так сильно, что едва не вырвал иглу из вены. Телефон! Откуда, черт возьми, у этой девчонки мог взяться телефон?

Еще одну койку занимал обильно покрытый бинтами мужик. Его левая рука была плотно зафиксирована, а в правой конечности он сжимал какую-то книгу в мягком переплете.

Павел растерянно захлопал глазами. Он не мог понять, что происходит? Он точно помнил, что еще вчера находился в погибшем мире, роясь, как крыса, на трупе почившей цивилизации. В том мире не осталось ни больничных палат, ни медицины, ни телефонов. То есть, телефоны-то остались, но их аккумуляторы негде было зарядить.

Его голову молнией пронзила дикая мысль – а что, если никакого зомби-апокалипсиса и вовсе не было? Что, если все это ему просто приснилось? Да, сон вышел очень долгим, но ведь известно, что во снах время течет иначе. Вдруг с ним приключился какой-нибудь несчастный случай, попал, к примеру, в аварию, или вроде того, и вот, лежа без сознания, он увидел дикое и страшное сновидение. А теперь вот очнулся, и выяснил, что не было конца света, не было всего привидевшегося ему ужаса, и с минуты на минуту в палату войдет пришедшая навестить его Ирина.