Читать книгу: «Добудь Победу, солдат!», страница 17

– А о чем же ты просила ее, Fetita?

– Я просила, чтобы произошло что-то, я сама не знаю что… и вот, я оказалась здесь, и ты оказался здесь, в Бухаресте, и мы встретились, и теперь мы любим друг друга, вот о чем я просила.

– Ты моя маленькая Fetita, ты сама не знаешь, какая ты чудесная! Ты не знаешь, что происходит, и я не знаю, что происходит сейчас, но в этом мире было бы скучно без нас с тобой.

– Да, – сказала она очень серьезно, – в этом мире было бы невыносимо скучно, просто невообразимо, смертельно скучно без нас с тобой.

– Так жутко скучно, что люди перестреляли бы друг друга от скуки, – сказал он.

– Нет, – сказала Fetita, – хватит уже стрельбы, пусть лучше они умрут как-нибудь по-другому. Пусть лучше они умрут от какой-нибудь скучной болезни, от смертельно скучной болезни.

– Ладно, Fetita, – согласился он, – пусть они заболеют скарлатиной, это самая скучная болезнь на свете. Я никогда не болел скарлатиной, но я знаю, что это самая скучная болезнь из всех, какие есть в мире. У нее самое скучное название в мире.

– Нет, пусть они будут здоровы и просто все заснут от скуки и умрут во сне.

Он заснул и спал крепко. Она легла рядом и прижалась к нему легко, чтобы не разбудить. Ей совсем не хотелось спать, и она просто лежала, прижавшись крепко, всем телом, но в то же время легко, чтобы не потревожить его сон. Все произошло само собой, но это только кажется, что само собой. Это все сделали мы, но кто-то направляет нас, и мы вольны действовать в соответствии или наперекор. Это как ветер, и мы выбираем, идти навстречу или против ветра. Я так думаю, потому что мне теперь все понятно. А в тот момент, когда этот офицер спросил меня, почему я решила выйти из игры, я еще не понимала этого так ясно. Он бы не понял меня. Камал бы понял меня, и, может быть, когда-нибудь, я расскажу ему об этом. Он это чувствует во мне и поэтому не смеется, как другие, которые крутят пальцем у виска, когда я не вижу. Пусть крутят. Пусть прокрутят дырки в своих головах, если им так хочется. Пусть прокрутят дырки с обеих сторон, так, чтобы пальцы соединились в их пустых головах. Нельзя так о людях, Марита! А он, он чувствует меня. Просто мы из одного теста, только ему не с чем сравнить то, что он чувствует во мне. Это есть и в нем, только он еще плохо знает это. Он называет это интуицией, но это другое, это знание. Я не знала, почему поступаю так, но теперь мне все понятно. Кто-то, может быть Пресвятая Дева, направил меня там, в Риге, и поэтому я тщательно проверила, прежде чем сесть в поезд, нет ли за мной слежки. Потом, в Гумбиннене, я вышла из здания вокзала и ушла, а потом вернулась, сама не знаю почему.

Камал открыл глаза и она, приподнявшись, смотрела на него, и удивилась тому, что взгляд его был ясным, как будто он и не спал вовсе. Она не знала, что это привычка, привитая войной, когда человек не чувствует себя в безопасности в каждую минуту своего существования, и, просыпаясь, он в ту же секунду должен быть готов к действию.

– Что ты делала, пока я спал, Fetita? – он поцеловал ее бровь.

– Я разговаривала.

– Я не слышал, чтобы ты разговаривала.

– Но ты же спал! А я говорила тихо, так, чтобы ты не слышал.

– Все равно я должен был слышать. Зачем ты обманываешь меня? Я чувствовал, как ты положила голову мне на грудь, но как ты разговаривала, я не слышал.

– Ты спал, как ребенок, очень крепко, и я испугалась, вдруг ты умер? Вот я и послушала твое сердце. Оно стучало сильно и ровно, и я успокоилась, – сказала она. Он погладил пальцами ее брови, сначала одну, потом другую, и она спросила:

– Милый, а что еще тебе не нравится во мне, кроме бровей?

Он засмеялся, раскинув руки и сказал:

– Все не нравится! Fetita, мне в тебе не нравится абсолютно все!

– Это здорово! – она захлопала в ладоши. – Это просто замечательно!

– Да? – он удивился и перестал смеяться. – Что же в этом хорошего?

– Это значит, что ты будешь привыкать ко мне долго, целую жизнь. К тому, что не нравится, нельзя сразу привыкнуть. Поэтому ты будешь привыкать ко мне долго и не уйдешь от меня целую жизнь. Когда ты привыкнешь, мы уже будем старые.

– Fetita, тебя точно родила земная женщина?

– Не богохульствуй, милый! – она встала и накинула халат. Он был из синей, мягкой ткани, которая на изгибах отсвечивала темно-вишневыми бликами. – Хочешь, я сейчас сварю тебе кофе? Ты любишь крепкий кофе? Вот и хорошо, я и сама хочу кофе.

На кухне, прежде чем включить свет, Марита чуть отодвинула занавеску и посмотрела вниз, на улицу. Господи, кто это? Она увидела, как вспыхнул на мгновение огонек зажигалки, какой-то человек прикуривал папиросу, но она узнала его. Это точно он, я не могла ошибиться, это Ганс. И рядом с ним еще кто-то, наверное, тот, которого он назвал шефом. Нет, это не он. Боже мой, у него есть ключи, не дай бог, если они поднимутся. Как я могла забыть о них, какая я дурочка! Но тот офицер сказал, что они ушли из Бухареста. Значит, он ошибся, или они вернулись. Она прошла в свою комнату, но Камала там не было, он пошел умыться в ванную комнату. В гостиной, на спинке стула висели его китель и портупея, и Марита торопливо расстегнула кобуру и, вынув пистолет, положила его в комод.

– Где же кофе? – спросил Камал, входя в комнату. – Fetita, ты грозилась напоить меня крепчайшим кофе!

– Милый, – она подошла и положила руки ему на плечи, – тебе надо идти. Все-таки я не хочу, чтобы у тебя были неприятности. Мы встретимся завтра, мне все равно придется идти за беретом.

– Но я могу остаться… Если вопрос поставлен так серьезно, то я все же могу выпить чашечку кофе, прежде чем уйти. Как ты считаешь, Fetita? – он прижал ее к себе и почувствовал какую-то отчужденность – она не прижалась в ответ на его порыв. – Что-то случилось, пока я умывался? У тебя такой вид, как будто случилось что-то серьезное.

– Ничего не случилось, просто тебе нужно уйти, тебе нужно уходить очень быстро, иначе ты опоздаешь. Не спрашивай меня ни о чем, просто поверь мне, прошу тебя. Иначе я буду плакать!

– Вот этого не надо! – сказал Камал и поцеловал ее. – Все-таки я ничего не понимаю, – он надел китель и застегнул портупею. – Ты выгоняешь меня?

– Тебе надо поторопиться! Пойдем, – она вывела его на лестничную клетку и открыла ключом неприметную дверь в углу. Дверь напротив ее квартиры была чуть приоткрыта. – Это черный ход, никто не пользуется им, держи ключи. Там внизу дверь, как выйдешь, иди направо и пройдешь под аркой, так быстрее выйти на площадь.

– Черт! – недоуменно сказал он. – Я тебе верю, Fetita, но я ничего не понимаю!

– Поцелуй меня крепко на прощанье, вот так, да! А теперь иди и не оглядывайся, хорошо?

Глава 23

Камал остановился под аркой, закурил папиросу, сделал несколько шагов назад, но справился с желанием вернуться. Он вышел из-под арки на темную улицу. Ничего странного, думал Камал, такое бывает с женщинами, такое случалось с Ирмой, резкая, необъяснимая перемена настроения. Так уж они устроены, могут совсем не к месту вспомнить что-то или расстроиться из-за какого-то пустячного слова, даже из-за интонации. Может быть, она вспомнила об отце, кажется, Энгельс сказал, что сообщил ей о его смерти. Все-таки она необычная девушка, нет, не странная, а отличная от других. Если бы все люди были такими, нет, это невозможно, если бы хоть малая часть людей была такой, как она… что было бы тогда? Тогда мир был бы другим, да, наверное, мир был бы не таким, какой он сейчас.

– Эй, военный! – услышал он чей-то голос и шаги. – Закурить не найдется?

– Конечно, найдется! – К нему приближались двое, один был в военной форме, и Камал полез в карман за папиросами. Он протянул им раскрытую коробку и тот, который был в форме, задел неловко пачку и она выпала из рук Камала. Он нагнулся машинально и получил удар по голове и сразу не понял, что произошло. Падая, он прыгнул в сторону и уже на земле расстегнул кобуру, но она была пустая. Он крутанулся в сторону, потом в обратную, потому что ждал выстрела, и пуля задела плечо. Они отбежали, опасались ответной стрельбы и один из них крикнул что-то по-немецки, и раздались еще два выстрела.

Где-то недалеко послышался сигнал клаксона и нападавшие бросились убегать. Камал, стоя на коленях, выдернул кинжал из голенища сапога и с силой метнул им в след. Из-за ближайшего угла выехала грузовая машина, фары осветили улицу, и из кабины выскочил лейтенант. Он помог Камалу встать и спросил:

– Ранен, старшина? Кто это был?

– Нет, царапина, ударили пистолетом, – ответил Арбенов, вытирая кровь с лица. – Посмотри там, лейтенант, я бросил кинжал в них, надо найти.

Лейтенант осмотрел освещенную фарами мостовую, вернулся и сказал:

– Нет там твоего кинжала, старшина, но там следы крови. Выходит, кто-то унес твой кинжал в спине, или еще где-то.

– Надо прочесать весь район, – сказал лейтенант, – они не ушли далеко.

– Ты поезжай в дивизию, – сказал Арбенов, – пусть оцепят весь район, а я попробую задержать их. Марита, – вдруг произнес Камал, и лейтенант переспросил:

– Что? Я не расслышал.

– Ничего. Дай мне свой пистолет. И давай быстрей, лейтенант.

Он прошел под аркой и побежал к ее дому.

Глава 24

Марита зашла в квартиру и заперлась, повернув ключ так, чтобы его нельзя было вытолкнуть снаружи. Прошла на кухню, чуть отодвинула занавеску – на улице уже никого не было, и включила свет. Она достала из ящика стола письмо и стала читать. О, Fecioara Maria, почему же я сразу не поняла, это же было понятно! Бедный мой папа! Мерзавцы! Они вернулись, а может быть затаились где-то и теперь пришли, чтобы отомстить. В дверь постучали сильнее, и кто-то негромко назвал ее имя.

Она вышла из кухни и, пройдя в гостиную, достала пистолет из комода. Я ведь чувствовала, что его уже нет, просто не хотела верить. Просто запретила себе думать так, и вот что из этого вышло. Все могло выйти по-другому, а вышло вот так, потому что надо всегда поступать так, как подсказывает сердце, ты прав, папа. Сейчас сердце мне подсказывает, что я должна сделать все именно так. Пресвятая Дева Мария, помоги мне выстоять до конца, помоги мне довести это дело до конца!

Девушка встала на пороге комнаты прямо напротив входной двери, перекрестилась, и, когда в дверь снова стали стучать, уже сильно, настойчиво, выстрелила в нее два раза и отошла за стену. Она прислонилась спиной к стене и держала пистолет перед грудью обеими руками. За дверью слышен был какой-то шум, затем все стихло. Она ждала и вслушивалась, сердце ее стучало сильно и ровно. Когда снова ударили в дверь, видимо ногой, она вышла в проем и выстрелила еще два раза, но оттуда, из-за двери выстрелили раньше, и две пули попали ей в живот и одна в грудь. Марита пошатнулась, ее повело в сторону, и она упала на бок. Чуть отдышавшись, она отползла назад и села, опершись спиной о диван. Воздуха не хватало, и она дышала часто, прерывисто, провела рукой по животу – кровотечение было сильное, и рука была вся в крови. Она засмеялась и спрятала руку с пистолетом под халат. Дверь трещала под ударами, и там громко ругались по-немецки, и она слышала, как кто-то вбежал в квартиру. Включился свет. Вокруг нее расползалась черная лужа крови, и Марита увидела, как к ней подходит тот, которого Ганс называл шефом. Гейер фон Хохенштауф присел возле девушки и сказал участливо:

– Мне жаль, что мы вас ранили, агент «Шталь», но вы стали стрелять первой. Где он, где ваш русский друг? Он ведь был здесь? Где Ястреб? Мои люди видели, что вы пришли вдвоем! Куда ты его дела? Может быть, он здесь? – Хохенштауф демонстративно заглянул под диван.

– Я не знаю… кто такой Ястреб, – сказала Марита, хотя поняла, что он имеет в виду, и ей было трудно говорить.

– Его зовут Камал Арбенов, твоего русского друга, правильно? Я хочу посмотреть в его глаза.

Твои глаза похожи на птичьи. И твой нос тоже как птичий клюв. Это хорошая птица – ястреб. А я его маленькая Fetita, подумала девушка и сказала:

– Он просил… передать…

– Что передать? – Хохенштауф приблизился, чтобы лучше расслышать. – Ну, агент «Шталь»?

– Вот это… – сказала Марита, подняла окровавленной рукой пистолет, вставила в его рот и выстрелила.

Хохенштауфа отбросило назад, он сидел несколько мгновений, глядя на нее удивленно, и упал на спину, раскинув руки.

Раупах выпустил всю обойму, и тело Мариты вздрагивало, когда пули впивались в него, и она успела подумать, что все правильно сделала. Как тот хороший человек, у которого был последний патрон, и которого очень уважает ее любимый. Потом голова ее откинулась назад, и она умерла с улыбкой на лице.

Раупах подошел к телу шефа и упал на колени. Простите, шеф, – сказал он и положил на грудь графа Гейера фон Хохенштауфа окровавленный кинжал. – Прощайте, хозяин. Мне нечего делать на этом свете без вас. Вы были хорошим хозяином. Скоро мы увидимся. Потому что я слышу… – Раупах тяжело дышал. – Я чувствую… что он уже рядом… этот… Каспийский Ястреб. Он пришел за мной…

Глава 25

Прости меня, Fetita! Прости, если можешь! Я знаю, в чем моя вина! Зачем ты это сделала, почему не посоветовалась со мной? Такие дела должен решать мужчина. Я умею стрелять, и я умею убивать, и я защитил бы тебя, Fetita. Если бы я не смог защитить тебя, то лежал бы рядом с тобой, и мне кажется, так было бы лучше. Так было бы правильно. И наша кровь смешалась бы в одну. Наши души слились бы в одну и взлетели высоко. Так высоко, что оттуда нам была бы видна вся Земля и вся скучная жизнь на ней. Зачем ты это сделала, моя маленькая Fetita? Ты была права, этот мир стал невыносимо скучным без тебя. И я знаю, что скоро умру от смертельно скучной болезни, от бесконечной пустоты в этом мире, и от безмерной вины перед тобой. Прости меня, маленькая Fetita! Моя большая, маленькая Fetita! Прости меня, Пресвятая Дева Мария!

Скажи мне, Пресвятая Дева, кто ответит за смерть моей Fetita? Кому нужна была эта смерть? И как теперь мир будет жить без нее? Неразумны дети твои, Пресвятая Дева Мария, и не ведают, что творят! Есть ли в вашей иерархии, там, наверху, тот, кто сможет дать мне ответ, зачем понадобилась смерть… или жизнь моей маленькой Fetita? Пусть кто-нибудь ответит мне, Пресвятая Дева!

Пресвятая, скажи моей маленькой Fetita, что мы скоро будем вместе, что мы всегда будем вместе.

Не печалься, мой милый, твоя маленькая Fetita умерла счастливой!

* * *

Капитан Энгельс Джанабаев погибнет в октябре сорок пятого при ликвидации банды украинских националистов и будет награжден орденом «Красная Звезда» посмертно. Никто не получит похоронку, потому что в анкете у воспитанников детских домов в графе родственники стоит прочерк. Друзья в анкетах не значатся.

Конец

Абенов С. Алма-Ата 2020 г.

Заметки

[

←1

]

Циог маж до хью! – надрать тебе задницу (чеченский).

[

←2

]

Нир ял хйун – чтоб тебя понос пробрал (чеченский)!