Читать книгу: «Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями. Сказка», страница 3

Через минуту мальчик уже гнался за этой собакой семимильными шагами, чтобы попытаться отобрать у неё гуся. Должно быть, он услышал, как Гусак сзади окликнул его:

– Будь осторожен, Дюймовочка! Будь осторожен!

Но мальчик подумал, что такой маленькой собачонки бояться нечего, и смело бросился наперерез.

Дикая гусыня, которую Смирре Фокс тащил за собой, услышала стук деревянных башмаков мальчика по льду и едва поверила своим глазам.

– Неужели этот младенец думает, что сможет отбить меня у лисы? – удивилась она. И, несмотря на свои страдания, она поневоле стала очень весело подхихикивать, крякая во всё горло. Она крякала так, как будто бы смеялась.

– Первое, что его ждёт – он, как пить дать, провалится сквозь трещину во льду! – вполне логично подумала она.

Но, какой бы тёмной ни была ночь, мальчик отчётливо видел все трещины, промоины и дыры, которые попадались на его пути, и отважно перепрыгивал через них. Это было всего лишь оттого, что теперь у него было зрение настоящего эльфа, и он мог видеть даже в кромешной темноте. Он видел и озеро, и берег так же ясно, как если бы это было ясным днём.

Лис Смирре уже соскакивал с льдины на берег, и в тот момент, когда он коснулся берега и хотел улепётывать по сухим камышам, мальчик крикнул:

– А ну, брось гуся, подлюка!

Смирре не знал, кто его мог тут позвать, да ещё в такой вежливой форме, и, не теряя времени на пустые препирательства, дал стрекача. А потом перешёл на бег. Лис направлялся прямиком в Чёрный лес, и мальчик упорно бежал за ним следом, даже не задумываясь о том, какой опасности подвергается. Всё, о чём он думал, – так это о том, с каким презрением его примут дикие гуси, если он обмишулится. Вот он и решил доказать им, что человеческое существо – это нечто более высокое, чем все остальные двуногие твари, и оно может быть добрым и благородным.

Он снова и снова кричал вслед этому мерзкому псу, чтобы тот бросил гуся.

– Эй ты, чёртова псина, украл гуся? И тебе ни капельки не стыдно? Брось его немедленно! Или я тебе задам такую взбучку, что ты запомнишь меня! Брось гуся, я тебе говорю, или я расскажу твоему хозяину, как ты себя ведёшь!

Когда Смирре Фокс понял, что его приняли за страшную собаку, он был так удивлен, что чуть не выронил гуся. Смирре был великим грабителем, и не довольствовался только охотой на крыс и голубей в полях, но часто забирался на фермерские дворы, чтобы украсть там кур и гусей. Он знал, что его боялась вся округа; и ничего более идиотского, чем то, что ему кричали вслед, он не слышал с младенческой поры.

Мальчик бежал так быстро, что казалось, что это не он бежит, а сами толстые буковые деревья пробегают мимо него, убегая назад, но он-таки догнал Смирре. Наконец он оказался так близко к лису, что сумел поймать того за хвост.

– Врёшь! – закричал он, стараясь из о всех сил удержаться, – Теперь я всё равно не отпущу тебя, и заберу у тебя гуся!

Но сил остановить Смирре у него не хватало. Лис извивался и тащил его за собой, пока сухая листва не замельтешила и не закружилась вкруг него.

Но теперь и до Смирре стало доходить, насколько безобидным и малюсеньким было то, что преследовало его. Он резко остановился, положил гусыню на землю и встал на неё передними лапами, чтобы она не смогла улететь. Он как раз собирался прокусить ей шею – но вдруг понял, что не сможет удержаться от желания немного подразнить мальчишку.

– Эй, клоп! А, ну-ка, поторопись и беги, пожалуйся хозяину, потому что я сейчас собираюсь загрызть гуся! Считай, что он уже мёртв! – промурлыкал он.

Конечно, теперь пришло время удивляться не лису Смирре, а маленькому мальчику, представляете, как он был потрясён, когда увидел заостренный рыжий нос, хитрые раскосые глаза, и услышал, какой хриплый и сердитый голос был у этой странной собаки, которую он преследовал! Мальчик почувствовал себя обманутым – он бежал за собакой и не понял, что перед ним Лис! И теперь он был так взбешен из-за того, что Лис посмеялсся над ним, что ему даже в голову не пришло испугаться. Он покрепче ухватился за хвост, прислонился к стволу бука, и как только Лис сомкнул челюсти на горле гуся, он дёрнул изо всех сил. Смирре был так поражён, что позволил оттащить себя на пару шагов назад – и Дикий Гусь убежал. Он слабо и тяжело взмыл вверх. Одно крыло у него было так сильно повреждено, что он едва мог им пользоваться. Вдобавок к этому, он не мог видеть в ночной тьме леса, и потому был беспомощен, как слепой. Поэтому он никоим образом не мог помочь мальчику. Наконец гусак ощупью пробрался сквозь валежник, сучья и ветки и снова полетел к озеру.

А Смирре бросился на мальчика.

– Ладно! Если я не получил одно, так я обязательно добуду другое! – заорал он, и по его голосу можно было судить, как он взбешён.

– О, ты сам не веришь в это! – ответил мальчишка, который теперь был в прекрасном расположении духа, потому что спас гуся. Он крепко держался за лисий хвост и летал вместе с ним из стороны в сторону, когда Лис пыталась развернуться и схватить его.

Ох, и задали они в лесу танец! Сухие буковые листья, кусты и ошмётки земли прямо-таки летели у них из-под ног! Смирре нарезал круг за кругом, и его хвост тоже летал по воздуху туда сюда, в то время как мальчик крепко держался за него, так что Лис попрежнему не мог его схватить.

Мальчик был так весел и горд своей победой, что поначалу смеялся от души и даже подшучивал над Лисом. Но Смирре был не так прост! Он был страшно настойчив. Таким обычно бывает старый охотник, – и мальчик потихоньку стал бояться, что в конце концов его настигнут. Вдруг он заметил маленькое молодое буковое деревце, которое взметнулось ввысь, тонкое, как прутик, готовое вскоре вырваться на свежий воздух из-под густого полога ветвей, который раскинули над ним старые, вековые буки.

Быстро, как молния, он отпустил лисий хвост, прыгнул в сторону и вскарабкался на бук. Смирре-Лис был меж тем был так обескуражен и взволнован случившимся, что некоторое время продолжал плясать вокруг своего хвоста. -Эй, ты, рыжая щвабра! Не утруждай себя больше этими танцами! – крикнул ему мальчик.

Смирре не мог вынести такого позора. Ему, старому, хитрому Лису, так не удалось взять верх над каким-то жалким, маленьким карапузиком, который к тому же не только измывался над ним, но и ещё оскорблял. Поэтому, недолго думая, Смирре лёг под деревом, и стал внимательно ждать, что будет.

Мальчику было не слишкомудобно сидеть на верхотуре. он сидел верхом на хрупкой ветке, обхватив руками ствол. Молодой бук ещё не достиг крон ветвей старых, высоких буков, поэтому мальчик не мог перебраться на другое, более надёжное дерево, не говоря уж о том, чтобы спуститься вниз. Об этом вообще не было речи. Ему было так холодно, что он быстро онемел и стал дрожать, и чувствовал, что скоро не сможет держаться на ветке. Помимо этого ему ужасно хотелось спать, но, разумеется, он не осмеливался заснуть, боясь свалиться вниз.

Боже мой! Но как это было уныло – сидеть вот так всю ночь напролет в лесу! Он ведь по-настоящему никогда раньше не понимал истинного значения слова «ночь». Это было так, словно бы весь мир окаменел и никогда больше не собирался ожить.

Затем начало светать. Мальчик был рад, что все снова стало выглядеть как само собой разумеющееся, хотя холод теперь был даже сильнее, чем ночью.

Наконец, когда взошло Солнце, оно оказалось не жёлтым, а красным. Мальчику почему-то стало казаться, что Его лик выглядит так, как будто Оно сердито, и ему вдруг стало отчего-то страшно интересно, из-за чего оно сердится. Возможно, думал он, это было потому, что ночь нанесла на Землю столко мрака и холода, Что теперь Солнцу приходится трудится, чтобы нагреть зесмлю, изо всех сил!

Солнечные лучи целыми потоками лились вниз, чтобы смести всё то, что нагромоздила хладная ночь. Было видно, как всё внизу покраснело – как будто от стыда и раскаянья у всех на Зесле была нечистая совесть. Облака в небесах, шёлковые ветви бука, мелкое плетёное кружево лесного полога, иней, покрывавший пятнами листву на земле, – все, всё было залито краской стыда. Все больше и больше солнечных лучей прорывалось сквозь мёрзлое пространство, и вскоре ночные ужасы съёжились, пригнулись и стали разбегаться, пока не рассеялись вовсе, и вмиг чудесное множество живых, окрылённых надеждой на лучшие времена существ вырвалось на волю. Чёрный дятел с красной шеей и полосой начал колотить клювом по крепкому стволу. Белка выскользнула из своего гнезда с орехом в зубах, села на ветку и принялась чистить его от скорлупы. Прилетел скворец с червяком, а снегирь запел на верхушке дерева свою ликующую весеннюю серенаду..

Тогда мальчик понял, что Солнце заявило всем этим крошечным созданиям:

«Просыпайтесь сейчас же и вылезайте из своих гнезд и нор! Я иду! Я здесь! Теперь всем вам не нужно ничего бояться!

С озера донёсся гулкий крик диких гусей. Они уже готовились к полёту, и вскоре все четырнадцать выстроились в небе и полетели через лес. Мальчик попытался окликнуть их, но они летели так высоко и так быстро, что его голос не долетал до них. Они, вероятно, уверились, что его съел Лис, и не стали утруждать себя поисками.

Мальчик чуть не заплакал от отчаянья, но там, над ним, в самой высокой высоте светило Солнце – такое оранжевое и такое счастливое, что оно не могло не вселять мужество не только в самые отчаявшиеся души, но и во весь Мир.

– Пока я здесь, тебе, Нильс Хольгерссон, не стоит ни о чём беспокоиться! – пропело ему ликующее Солнце, – Я с тобой!

Игра с гусями
Понедельник, двадцать первое марта.

В лесу все оставалось неизменным, а что нужно Гусю, кроме покоя, чтобы в тишине съесть свой завтрак? Но как раз в тот миг, когда утро мирно катилось к полудню, гусь в полном одиночестве залетел под густую крону столетнего вяза. Он медленно и нерешительно пробирался ощупью между стеблями и ветками и летел очень медленно. Как только Смирре-Фокс увидел гусака, он не выдержал ипокинул своё место под буком, чтобы подкрасться к гусю. Дикий гусь не стал слишком уклоняться от Лиса, а наоборот, подлетел к нему так близко, что Смирре совершил ужасно высокий прыжок, но, разумеется промахнулся, (потому что так и было задумано) и гусь продолжил свой путь вниз, к озеру.

Прошло совсем немного времени, прежде чем прилетел ещё один гусак. Он двигнался тем же маршрутом, что и первый, и летел ещё ниже и медленнее, изображая из себя, что то ли сильно ранен, то ли болен. Он тоже подлетел вплотную к Смирре-Фоксу, и Смирре подпрыгнул за ним так высоко, что его уши коснулись ног гусака. Но гусак тоже ушёл от него целым и невредимым, и пошёл своей дорогой к озеру, бесшумнао переступая ногами, как ночная тень.

Прошло ещё совсем немного времени, прежде чем появился еще один дикий гусь. Он летел ещё медленнее и ниже, и издали казалось, что ему вообще невыносимо трудно находить дорогу между ветвями бука. Смирре сделал самый мощный прыжок! И он был на волосок от того, чтобы поймать гуся, но этому гусю, как ни странно, тоже удалось спастись.

Сразу после того, как исчез третий, появился четвертый. Он летела так медленно и так плохо, что Смирре-Фокс подумал, что сможет поймать его без особых хлопот, но теперь он боялся неудачи и решил позволить пролететь птице мимо без помех. Она полетела в том же направлении, что и остальные; и как только птица оказалась прямо над Смирре, она сделала вираж и опустилась так низко, что у Смирре возникло искушение прыгнуть за ней. Он подпрыгнул так высоко, что коснулся её своим хвостом. Но она быстро отскочила в сторону и спасла свою жизнь.

Не успел Смирре перевести дух, как в воздух взлетели подряд ещё три гуся. Они летели так же, как и остальные, и Смирре делал высокие прыжки каждого из них, но ему так и не удалось поймать ни одного из них.

После этого прилетело ещё пять гусей, но и эти летали прекрасно. И хотя казалось, что они хотели выманить Смирре на прыжок, он наконец устоял перед искушением. Спустя довольно долгое время появился один-единственный гусь. Он был тринадцатым. Этот был такой старый, что весь поседел, и нигде на теле не было ни единого тёмного пятнышка. Казалось, он не очень хорошо владел одним крылом, и потому летел так жалко и криво, что почти касалсяь земли. И к тому же его кидало из стороны в сторону. Смирре не только совершил ради него высокий прыжок, но и стал преследовать, бегая и прыгая всю дорогу до озера. Но даже на этот раз у него ничего не выгорело, он только силы потратил.

Когда появился четырнадцатый гусь, он выглядел очень красиво, потому что был белым. И когда его огромные крылья покачивались в воздухе, он сиял, как огонёк, в темном лесу. Когда Смирре-Фокс увидел это, он собрал все свои силы и подпрыгнул почти до кроны дерева. Но белый пролетел мимо невредимым, как и все остальные.

На какое-то мгновение под буками стало тихо. Это выглядело так, как будто мимо пролетела целая стая диких гусей.

Внезапно Смирре вспомнил о своём пленнике и поднял глаза на молодой бук. И как можно было ожидать – мальчик исчез.

Но у Смирре не было так много времени, чтобы думать о нём; потому что в это мгновение первый гусь снова вернулся с озера и медленно полетел под навес. Несмотря на всё своё невезение, Смирре был рад, что он вернулся, и, высоко подпрыгнув, бросился за ним. Но он слишком спешил и не очень рассчитал дистанцию, поэтому приземлился сбоку от гуся. Затем появился ещё один гусь; затем третий; четвертый; пятый; и так далее, пока угол не замкнулся Старым Льдисто-серым и Большим Белым. Все они летели низко и медленно. Как только они закачались в непосредственной близости от Смирре Фокс, они опустились вниз – как бы приглашая его взять их. Смирре бежал за ними и совершал дикие прыжки высотой в пару саженей, но ему так и не удалось схватить ни одного из них.

Это был самый ужасный день, который когда-либо выпадал Смирре-Фоксу. Дикие гуси продолжали кружить над его головой. Они прилетали и улетали, прилетали и улетали. Огромные великолепные гуси, отъевшиеся на немецких пустошах и хлебных полях, жирные, здоровенные… Тряся своими жирными телесами, они весь день бродили по лесу так близко от него, что он много раз дотрагивался до них; однако ему не разрешалось утолить свой голод ни одним из них.

Зима ещё не закончилась, и Смирре вспоминал ночи и дни, когда он был вынужден бездельничать, не имея возможности поохотиться даже на зайца, когда крысы прятались под мёрзлой землей; и когда все куры были заперты в курятниках. Но весь зимний голод было не так трудно вынести, как унижения и просчёты этого дня.

Смирре был уже немолод. За ним много раз гнались собаки, и он постоянно слышал, как свистят пули над его ушами. Он прятался внизу, в норе, в то время как таксы забрались в щели и почти затравили его. Но все муки, которые Смирре Фоксу пришлось вытерпеть во время этой жаркой погони, не шли ни в какое сравнение с тем, что он испытывал каждый раз, когда упускал одного из диких гусей.

Утром, когда начался этот спектакль, Смирре Фокс выглядел так сногсшибательно, что гуси были поражены, когда увидели его. Смирре был красавчик и любил выставляться напоказ. Его шерсть была ярко-красной, грудка белой, нос чёрным, а хвост пушистым, как плюмаж. Но когда наступил вечер этого дня, прежде роскошное пальто Смирре висело на нём свободно, как на вешалке. Он был весь в поту. Глаза его больше не блестели, язык далеко вывалился из разинутой пасти, изо рта летела бешеная пена.

Во второй половине дня Смирре был так измотан, что впал в безукмие. Он теперь ничего не видел перед глазами, кроме летящих гусей. Он прыгал за солнечными пятнами, которые видел на земле, и гнался за бедной маленькой бабочкой, которая слишком рано выбралась из весенней куколки.

Дикие гуси летели и летели, не переставая. Весь день они продолжали мучить Смирре. Они не испытывали жалости к Смирре, поэтому что Смирре был измотан, дрожал, как в лихорадке и был явно не в себе. Они продолжали налетать на него без передышки, хотя понимали, что он едва ли их видит и что он прыгает вслед за их тенями.

Когда Смирре Фокс опустился на кучу сухих листьев, слабый и бессильный, почти готовый испустить дух, они перестали дразнить его.

– Теперь вы знаете, мистер Фокс, что случается с тем, кто осмеливается приблизиться к Акке из Кебнекайса! – кричали они ему в ухо.

И с этими словами они оставили его в покое.

Чудесное Путешествие Нильса. На Ферме
Четверг, двадцать четвертое марта.

Как раз в это время в Сконе произошло событие, которое вызвало много толков и даже попало в газеты. Многие тогда сочли его выдумкой, потому что они не могли ничего объяснить.

Это было примерно так: прекрасная белка была поймана в зарослях лесного ореха, которые росли на берегу озера Вомб, и её отнесли на ферму неподалёку. Все жители фермы – и молодые, и старые – были в восторге от симпатичного зверька с пушистым хвостом, мудрыми, любознательными глазками и изящными маленькими ножками. Они намеревались развлекаться все лето, наблюдая за её ловкими движениями, за её изобретательностью в деле лущения орехов и за её забавными играми. Они немедленно привели в порядок старую беличью клетку с маленьким зелёным домиком и колесом проволоки. Маленький домик, в котором были и двери, и окна, белка должна была использовать как столовую и спальню. Они положили туда подстилку из листьев, поставили миску с молоком и немного орехов. Цилиндрическое колесо, с другой стороны, она должна была использовать как игрушку, где можно было бегать, лазать и раскачиваться, как ей угодно.

Люди считали, что они устроили всё очень удобно для этой белки, и были ыесьма удивлены, потому что она, как оказалось, не была чем-то довольна, Вместо того, чтобы круглые сутки крутиться в колесе, она сидела задумчивая, подавленная и угрюмая, в углу своей комнаты. Время от времени она издавала пронзительный, полный боли крик. Она не притронулась к еде и ни разу не повернулась на колесе.

«Это, наверное, потому, что она напугана, – решили фермеры, – Завтра, когда она придёт в себя, она, ясное дело, будет и есть, и играть».

Тем временем женщины на ферме готовились к пиршеству, и как раз в тот день, когда была поймана белка, они занялись выпечкой самых изысканных хлебцов. Почему-то им не везло: то тесто не поднималось, то ли потому, что они медлили, то ли потому, что им приходилось работать слишком поздно, то случалось что ещё, короче, покоя они не знали и в помине.

Естественно, на кухне царили крики, волнение и суета, и, вероятно, ни у кого не нашлось времени подумать о белке или поинтересоваться, как у неё дела. Но в доме пребывала ещё и старая бабушка, которая была слишком стара, чтобы принимать участие в выпечке. Она сама всё это прекрасно понимала, но всё равно ей не нравилась идея остаться вне игры. Она чувствовала себя тоже довольно уныло, и поэтому не ложилась спать, а сидела у окна гостиной и глядела на улицу.

Из-за жары кухонную дверь была открыта настежь, и через неё во двор лился поток яркого света, и там было так светло, что старуха могла видеть все трещины и дырки в штукатурке на стене напротив. Она также увидела беличью клетку, которая висела как раз там, где было лучше всего освещено. И она заметила, как белка побежала из своей комнаты к колесу, а потом с колеса в свою комнату. Так она и металась всю ночь напролёт, не останавливаясь ни на мгновение. Старушка заинтересовалась, чем так взволнована белка, но она, конечно, уверила себя, что это просто сильный свет мешает белке заснуть.

Между коровником и конюшней были широкие, красивые ворота для экипажей. Они тоже были ярко освещены. Когда наступила ночь, бабушка увидела крошечное существо, не больше ладони высотой, осторожно пробиравшееся через ворота. Это существо было одето в кожаные бриджи и деревянные башмаки, как и любой другой рабочий. Старая бабуля сразу поняла, что это был эльф, и она ни капельки не испугалась. Она всегда знала, что эльф держится где-то поблизости, не показываясь на глаза, и хотя никогда раньше его не видела, знала, что эльф, безусловно, приносит удачу, где бы он ни появился.

Как только эльф вошёл в вымощенный камнем двор, он подбежал прямо к беличьей клетке. И так как она висела так высоко, что он не мог до неё дотянуться, он пошёл в сарай за удочкой, прислонил её к клетке и подтянулся – точно так же, как моряк взбирается по канату. Когда он добрался до клетки, он потряс дверь маленького зеленого домика, как будто хотел открыть её. Но хитрая бабушка не двинулась с места, потому что знала, что дети повесили на дверь висячий замок, так как боялись, что мальчики с соседних ферм попытаются украсть белку. Старуха увидела, что, когда мальчик не смог открыть дверку, леди белка вышла к проволочному колесу. Там они вели вместе какие-то долгие переговоры. И когда мальчик выслушал всё, что должна была сказать ему заключенная под стражу белка, он соскользнул с прута на землю и выбежал через эти каретные ворота.

Старуха не чаяла снова увидеть эльфа в ту ночь, тем не менее, она осталась у окна. Знаете, как бывают любопытны старушки?

Через несколько мгновений он вернулся. Он так спешил, что ей показалось, будто его ноги едва касаются земли. Он помчался прямо к беличьей клетке. Старуха своими дальнозоркими глазами отчетливо видела его. И она также видела, что он что-то скрытно нёс в руках. Но что это было, она не могла даже себе вообразить. То, что было в левой руке, он тут же бросил на землю, но то, что держал в правой, захватил с собой в клетку. Он так сильно стал бить своими деревянными башмаками по маленькому окошку, что от стекла только брызги полетели. Потом он просунул то, что держал в руке, в клетку к белке. Затем он снова соскользнул вниз, поднял то, что кинул на землю, и с этим тоже забрался в клетку. В следующее мгновение он снова убежал с такой поспешностью, что старуха едва могла уследить за ним.

Но теперь перед ним предстала старая злая карга, которая больше не могла спокойно сидеть в лачуге. Она очень медленно вылезла на задний двор и затаилась в тени старого насоса, чтобы дождаться возвращения эльфа. И был ещё один человек, который тоже видел его, и ему тоже стало очень любопытно. Это был домашний кот. Он осторожно прокрался вперёд и замер у стены, всего в двух шагах от потока света, вырывавшегося из дверей. Они оба стояли и ждали, долго и терпеливо, в ту холодную мартовскую ночь, как охотники, ждущие добычу, и пожилая женщина только начинала подумывать о том, чтобы снова отправиться домой, когда услышала топот по тротуару. Она увидела, что маленький эльфишка снова бежит рысцой, таща по ноше в каждой руке, точно так же, как он делал и раньше. То, что он нёс, визжало и извивалось. И вот теперь старую бабушку озарил свет откровения. Она поняла, что эльф поспешил в орешниковую рощу и вернул детёнышей леди белки, и что он нёс их ей, чтобы они не умерли с голоду.

Старая бабушка стояла очень тихо, чтобы не потревожить бегуна. Было непохоже, что эльф заметил её. Он как раз собирался положить одного из малышей на землю, чтобы самому забраться в клетку к другому, когда увидел, как рядом с ним заблестели зелёные глазищи домашнего котяры. Он застыл там, сбитый с толку, с маленьким бюеличьим детёнышем в каждой руке.

Он обернулся и посмотрел по сторонам. Затем он внезапно осознал и присутствие старой бабульки. Он не долго колебался и шагнул вперёд, вытянулся, протянул руки так высоко, как только мог дотянуться, чтобы она взяла одного из беличьих детёнышей.

Старая бабушка не намеревалась оказаться недостойной такого доверия, поэтому она наклонилась и аккуратно взяла бельчонка, и стояла вместе с ним, пока мальчик не забрался в клетку с другим бельчонком в руках. Затем он вернулся за вторым, которого доверил её заботам.

На следующее утро, когда жители фермы собрались вместе за завтраком, старуха не смогла удержаться и рассказала им о том, что она видела прошлой ночью. Они все, конечно, всячески потешались и смеялись над ней и говорили, что ей это только приснилось. В такое раннее время года, де, бельчат здесь никогда не водилось, и у неё такая яркая фантазия!

Но она была уверена в своей правоте и умоляла их заглянуть в беличью клетку, что они и сделали. И там, на подстилке из листьев, лежали четыре крошечных полуголых, полуслепых бельчонка, которым было по меньшей мере пару дней от роду.

Когда сам фермер увидел детёнышей, он сказал:

– Как бы там ни было с этим, но одно можно сказать наверняка: мы, на этой ферме вели себя таким образом, что нам должно быть стыдно как перед животными, так и перед людьми.

И вслед за этим он вынул белку-мать и всех её детёнышей из клетки и положил их на колени старой бабушке.

– Ступай с ними в ореховую рощу, – сказал он, – и верни им свободу!

Именно об этом событии люди в округе так много говорили, что история эта попала даже в газеты. Но большинство так и не поверило во всё это, потому что они не могли объяснить, как такое могло быть!