Читать книгу: «Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями. Сказка», страница 2

Он сидел и тупо смотрел на свой дом. Это был маленький бревенчатый домик, который торчал на косогоре так, словно его придавило к земле каблуком Провидения, дом под высокой покатой крышей. Надворные постройки тоже были маленькими и приземистыми, а криво нарезанные куски земли такими узкими, что лошадь едва могла развернуться на них. Но каким бы маленьким и бедным ни было их имение, сейчас и оно оказалось слишком роскошным для него местом. Теперь н не мог и мечтать о лучшем месте, чем дыра под полом конюшни…

А вокруг царила удивительно классная погода! Всё распускалось, пахло, щебетало, небо светлело и по нему пробегала нежная розовая рябь, и оно, казалось, бормотало – так было повсюду вкруг него. Чем он заслужил, чтобы быть раздавленным судьбой такой невыносимо тяжёлой печалью! Он никогда больше ничему не сможет радоваться! Никогда и ничему!

Никогда ещё небо не было таким голубым, как сегодня! Во всяком случае, такого голубого неба он не видел! Перелетные птицы летели по небу, возвращаясь из дальних странствий. Они летели из чужих земель и уже переправились через Восточное море через Смигахук, а теперь направлялись на Север. Они были самых разных видов, но он был знаком только с дикими гусями, которые летели косяками двумя длинными рядами, сходившимися под углом.

Мимо уже пролетело несколько стай диких гусей. Они летели очень высоко, и всё же он мог слышать, как они кричали:

– К холмам! Болота – вдали! Теперь мы отправляемся в горы!

Когда дикие гуси увидели ручных гусей, которые разгуливали по ферме, они приспустились пониже к земле и позвали:

– Эй, вы, толстяки и толстухи! Идите сюда! Летим скорее с нами! Мы отправляемся на Север, в горы!

Ручные гуси не смогли устоять перед искушением поднять головы и прислушаться, но они отвечали диким гусям очень разумно: «Нам довольно хорошо там, где мы находимся. Нам хорошо и здесь! Нам хорошо там, где мы сейчас находимся! Что ни говорите, нас и здесь хорошо кормят! А вам флаг в руки, летите, куда хотите! Вольному – воля!

Это был, как мы уже говорили, необычайно чудесный, солнечный день, с воздухом, в котором, должно быть, летать было настоящим наслаждением, такой он был легкий и бодрящий. И с каждой новой пролетавшей мимо стаей диких гусей ручные гуси становились всё более и более борзыми и наглыми. Пару раз они взмахнули крыльями, как будто им не терпелось скорее взлететь. Но тогда старая матушка-гусыня всегда говорила им:

– Э-гей! Не будьте глупцами! Этим идиотам ещё придется страдать от голода и холода!

Жил-был молодой гусак, которого дикие гуси воспламенили страстью к приключениям.

– Если появится хоть ещё одна стая, которая летит таким путём, я последую за ними! – прокрякал он.

Затем появилась новая стая, которая закричала так же, как и остальные, и молодой гусак ответил:

– Подожди минутку! Подождите минутку! Я иду! Я с вами!

Он расправил крылья и поднялся в воздух; но он был так не приспособлен к полётам, что снова упал на землю.

Во всяком случае, дикие гуси, должно быть, услышали его зов, потому что они развернулись и медленно полетели обратно, чтобы посмотреть, не догоняет ли он их.

– Погодите, погодите! – закричал он и ещё раз попытался взлететь.

Всё это злой мальчишка слышал, лежа на изгороди.

– Было бы очень жаль, – подумал он, – если бы большой гусак сбежал. Для отца и матери было бы большой потерей, если бы он исчез к тому времени, когда они вернутся домой из церкви!

Когда он подумал об этом, то у него как ни странно совершенно вылетело из головы, что сейчас он совсем маленький и беспомощный. Он одним прыжком спрыгнул прямо в гусиную стаю и обвил шею гусака руками.

– О, нет! На этот раз вы не улетите без меня, сэр! – крикнул он.

Но как раз в это время гусак обдумывал, как ему следует приступить к делу, чтобы наконец оторваться от земли. Он уже не мог останавиться, чтобы стряхнуть дерзкого мальчишку со своей шеи, поэтому пришлось подниматься в воздух вместе с ним.

Они понеслись в высоту так быстро, что у мальчика перехватило дух. Прежде чем он успел подумать, что ему следует ослабить хватку на шее гусака, он оказался так высоко, что был бы убит мгновенно, если бы свалился и упал на землю.

Единственное, что он мог сделать, чтобы устроиться немного поудобнее, – это попытаться забраться гусаку на спину. И там он немедленно очутился, но не без значительных усилий. И даже это было нелёгким делом – надежно удержаться на скользкой спине, между двумя раскачивающимися крыльями. Ему пришлось глубоко зарыться обеими руками в перья и пух, и что было сил держаться за них, чтобы не свалиться на землю.

Большая Клетчатая Ткань

У мальчика так закружилась голова, что прошла уйма времени, прежде чем он пришёл в себя. Ветры выли, потоки бились и закручивались вкруг него, а шелест перьев и покачивание крыльев звучали как орган среди бури. Тринадцать гусей летели вкруг него, хлопая крыльями и гудя. Они танцевали у него перед глазами и жужжали в ушах. Он не знал, высоко они летели или низко, и в каком направлении был их полёт.

Через некоторое время к Нильсу вернулась толика здравого смысла, чтобы понять, что он должен выяснить, куда его незут гуси. Но это было не так-то просто, потому что он не знал, как ему вообще набраться смелости, чтобы посмотреть вниз. Он был уверен, что упадёт в обморок, если попытается это сделать.

Дикие гуси обычно летят не очень высоко, наверно они и сейчас летели довольно низко, потому что их новый попутчик всё равно не смог бы дышать слишком разреженным воздухом. Ради него они теперь летели даже немного медленнее, чем обычно.

Наконец мальчик просто заставил себя бросить один взгляд вниз, на землю. Он онемел. Ему показалось, что под ним расстелен огромный ковёр, состоящий из невероятного количества крупных и мелких клеточек.

«Где, черт возьми, я сейчас нахожусь?» – подумал он.

Он не видел ничего, кроме просеки за прсекой. Некоторые просеки были широкими и шли поперёк, а некоторые – длинными и узкими и шли вдоль – и повсюду тут были углы и закоулки. Здесь не было ничего скруглённого, и не было не было ничего скривлённого.

«Что это за большая клетчатая ткань там, внизу?» – спросил мальчик сам себя, не ожидая, что кто-нибудь ему ответит.

Но тотчас же дикие гуси, летавшие вокруг него, закричали:

«Это поля и луга. Поля и луга.»

Затем он понял, что большая клетчатая юбка, по которой он путешествовал, была плоской долиной южной Швеции; и он начал понимать, почему она была такой клетчатой и разноцветной. Ярко-зелёные клеточки он разобрал первыми; это были ржаные поля, засеянные осенью и сохранившие зелень под пологом зимних снегов. Желтовато-серые полосы были стерневыми полями – остатками урожая овса, который убрали там прошлым летом. Коричневатые были старыми клеверными лугами, а черные – заброшенными пастбищами или вспаханными залёжными пастбищами. Коричневые в клеточку с жёлтыми краями квадраты были, несомненно, буковыми лесами; потому что в них вы найдете большие деревья, которые растут в самом сердце леса – голые зимой; в то время как маленькие буковые деревца, которые растут вдоль границ, сохраняют свои сухие, пожелтевшие листья вплоть до весны. Были также тёмные клеточки с серыми серединками: это были большие застроенные поместья, окружённые маленькими домиками с чернеющими соломенными крышами и разделёнными каменными загородками участками земли. А еще посередине были зелёные клеточки с коричневой каймой: это были фруктовые сады, где травяные ковры уже начинали зеленеть, хотя деревья и кустарники вокруг них все еще стояли с голой коричневой корой.

Мальчик не смог удержаться от смеха, когда увидел, как здорово подогнано всё это было, как великолепно все это выглядело.

Но когда дикие гуси услышали его смех, они закричали – как бы с упреком: «Плодор-родная и хор-рошая з-земля. Плодор-родная и хор-рошая з-земля.»

А мальчик вдруг посерьёзнел.

«Подумать только, ты можешь смеяться; ты, столкнувшийся с самым ужасным несчастьем, которое только может случиться с человеком!» – подумал он.

И на мгновение он стал ужасно серьезным. Но прошло совсем немного времени, прежде чем он снова рассмеялся.

Теперь, когда он немного привык к полёту и скорости, он мог думать о чём-то другом, кроме своего страха, кроме того, как ему удержаться на спине гусака, он начал замечать, насколько воздух полон птиц, летящих на север. И раздавались крики и переклички от клина к клину.

– Так вы решили лететь сегодня? – завизжал вдруг кто-то.

– Да! – отвечали гуси.

– Когда по-твоему придёт весна?

– Ни единого листика на деревьях и ледяная вода в озёрах! – последовал ответ.

Когда гуси пролетали над местом, где видели какую-нибудь ручную, полуголую птицу, они кричали: «Как наз-зывается это место? Как наз-зывается это мес-сто?» Тогда петухи клонили головы набок и кукарекали:

– В этом году его звали Лилл-Гард – так же, как и в прошлом году!

Большинство домов, скорее всего, были названо в честь их владельцев – таков был обычай в Сконе. Но вместо того, чтобы сказать, что это «Пер Матссонс» или «Ола Боссонс», петухи выбирали такие имена, которые, по их мнению, были более подходящими и наиболее благозвучными в петушиных устах. Их почемуто тянуло назвать своё место как можно более красиво. Те, кто жили на маленьких фермах и принадлежали бедным дачникам, кричали: «Это место называется Грейнскарч». И те, кто принадлежал к беднейшим обитателям соломенных хижин, кричали: «Название этого места – «Мало-съедобное», «Мало-Съедобное», «Мало-Съедобное».

Большие, ухоженные фермы получили от петухов громкие названия, такие как «Счастливый Луг», «Яичный Рай», и «Деньгивилль».

Но петухи в крупных землевладельческих поместьях были слишком высокомерны, чтобы снисходить до чего-либо подобного таким неуместным шуткам. Один из них кукарекал и выкрикивал с таким смаком и помпой, что казалось, будто он хотел, чтобы его услышали жители самого Солнца:

«Это пом-местье герра Дыбека! В этом год-ду то же самое, что и в прошлом! В этом году то же, что и в прошлом год-ду».

Чуть дальше расхаживал гордо фланировал ещё один петух, который кукарекал: «Это Сванх-Холм, навер-рняка весь мир-р знает ег-го!»

Мальчик заметил, что гуси летели не прямо вперёд, а всё время петляли туда-сюда по всей Южной Стране, как будто были рады снова оказаться в Сконе и хотели засвидетельствовать свое почтение каждому отдельному местному валуну

Они прибыли в какой-то город, где стояло несколько больших, неуклюжих, совсем неказистых на вид зданий с большими, высокими трубами, а вокруг них было множество домов поменьше.

– Это сахар-рный завод в Йорд-берге! – кричали петухи. Мальчик вздрогнул, сидя на спине гуся. Он должен был бы узнать это место, потому что оно находилось не так уж далеко от его дома. Но он его почему-то не узнал.

Здесь он год назад работал сторожем; но, конечно, ничто не было в точности таким, как он его запомнил, такого не бывает, когда смотришь на это вот так – сверху вниз!

И подумай! Только подумай! Девочка-гусыня Оса и маленький Матс, которые были его товарищами в прошлом году! Действительно, мальчик был бы рад узнать, были ли они всё ещё где-нибудь поблизости. Представьте, что бы они сказали, если бы заподозрили, что он пролетает над их головами!

Вскоре Йордберга скрылась из виду, и они отправились в сторону Сведалы и озера Скабер и обратно через монастырь Герринге к Хакебергу. За один этот день мальчик увидел в Сконе больше, чем когда – либо прежде – за всю свою прощлую жизнь.

Всякий раз, когда диким гусям случалось наткнуться на каких-нибудь ручных гусей, они веселились вовсю! Они очень медленно летали над ними и кричали вниз: «Мы направляемся к холмам! Вы летите с нами? Вы не хотите лететь с нами?»

Но ручные гуси отвечали им:

«В нашей стране всё ещё зима. Вы улетаете слишком рано. Летите обратно! Летите обратно!»

Дикие гуси спустились ниже, чтобы их было немного лучше слышно, и позвали: «Идите сюда! Идите сюда! Мы научим вас летать и плавать».

Тогда ручные гуси разозлились и не ответили им ни единым кликом.

Дикие гуси опустились ещё ниже – пока почти не коснулись земли, – затем с быстротой молнии поднялись, как будто были ужасно напуганы.

«О, о, о!» – восклицали они, – Эти твари никогда не были гусями. Они прикидывались! Они были всего лишь овцами, они были всего лишь овцами».

Те, что лежали на земле, были вне себя от ярости и визжали:

«Да будьте вы все прокляты, все расстреляны, все вы! Вся ваша гоп-компания!»

Когда мальчик услышал все эти передразнивания, он рассмеялся. Потом он вспомнил, как плохо у него всё сложилось, и заплакал. Но в следующую секунду он снова рассмеялся.

Никогда прежде он не мчался, никогда прежде он ни гарцевал на спине птицы так быстро, как сейчас, а скакать быстро и безрассудно – о, как это ему всегда нравилось! И, конечно, он никогда и мечтать не мог, чтобы летать в воздухе, где так свежо и такой бодрящий холодок вокруг, как там, наверху; или что от земли поднимается такой тонкий аромат смолы и нагретой за день почвы. Нет, он никогда не мог даже мечтать и вообразить, на что это может быть похоже – парить так высоко над землёй. Это было всё равно что улететь от печалей, неприятностей и досад любого рода, о которых только и помышляют люди.

Акка из Кебнекайсе
вечер

Большой ручной гусак, который никого не послушался и последовал за ними в полёт, был очень горд тем, что ему наконец-то разрешили путешествовать туда-сюда по Южной Стране вместе с братьями – дикими гусями и по пути отпускать шуточки глупым домашним птицам. Но, несмотря на своё остроумие, к вечеру он начал уставать. Он старался дышать глубже и быстрее взмахивать крыльями, но даже при этом отставал от остальных на несколько гусиных лапок.

Когда дикие гуси, которые летели последними, заметили, что ручной не может за ними угнаться, они начали звать гуся, который был в центре угла и возглавлял процессию:

– Акка из Кебнекайсе! Акка из Кебнекайсе!

– Чего ты хочешь от меня? – спросил главарь.

– Белый отстаёт, плетётся сзади! Белый остаётся сзади!

– Скажи ему, что легче лететь быстро, чем медленно! – крикнул лидер и помчался дальше, размахивая крыльями, как и прежде.

Гусак, конечно, попытался последовать совету и увеличить скорость, но к тому времени он так обессилел, что в конце концов опустился на поникшие ивы, окаймлявшие поля и луга.

– Акка, Акка, Акка из Кебнекайсе! – кричали те, кто летели последними и видели, как ему тяжело.

– Чего вам нужно? – спросил лидер, и в его голосе обнаружились ужасно сердитые нотки.

– Белый опускается на землю! Белый опускается на землю!

– Скажи ему ещё раз, повтори ему, что легче летать высоко, чем низко! – крикнул лидер, и ни на йоту не сбавив скорость, он помчалась дальше, как и прежде.

Гусак снова попытался внять коренному и последовать этому совету, но когда он захотел приподняться, то так запыхался, что у него чуть не лопнула грудь.

– Акка, Акка! – снова закричали те, кто летел последними.

– Вы не дадите мне спокойно лететь? – спросила лидер, и его голос звучал ещё более безумно сурово, чем раньше.

– Белый готов рухнуть!

– Скажи ему, что тот, у кого нет сил лететь со стаей, пусть возвращается домой! – крикнул вожак. Он, конечно, и не думал снижать скорость – но мчался дальше, как и прежде.

– Ой! Вот, оказывается, откуда дует ветер! – подумал гусак. Он сразу понял, что дикие гуси совершенно не собирались брать его с собой в Лапландию. Они всего лишь выманили его из дома ради спортивного интереса, посмотреть сколько пролетить этот толстяк.

Он был совершенно раздосадован этим. Подумать только, оказалось, сейчас его силы должны подвести его, и он не сможет показать этим бродягам, что даже ручной гусь на что-то способен! Но самым провоцирующим из всего было то, что он подружился с Аккой из Кебнекайсе. Каким бы ручным гусем он ни был, он слышал о гусе-вожаке по имени Акка, которому было больше ста лет. У него было такое громкое, знаменитое имя, что за ним следовали лучшие дикие гуси мира. Но никто не испытывал такого презрения к ручным гусям, как Акка и его стадо, а он сейчас с радостью показал бы им, что он им ровня.

Он медленно летел позади остальных, раздумывая, следует ли ему повернуть назад или продолжить путь. Наконец, маленькое существо, которое он нёс на спине, сказало:

– Дорогой Мартин Гусак, ты сам прекрасно знаешь, что для тебя, кому вообще никогда не довелось летать, просто невозможно проделать с дикими гусями весь их путь до Лапландии. Не повернешь ли ты назад, прежде чем испустишь дух?» Но фермерский сынок был едва ли не худшим, о чем знал гусак, и как только до него дошло, что это тщедушное создание действительно уверено, что он не сможет совершить перелёт, он решил проявить волю и выстоять.

– Если ты скажешь еще хоть слово, я сброшу тебя в первую же канаву, через которую мы будет перелетать! – сказал он, и в тот же миг ярость придала ему столько сил, что он начал лететь почти так же хорошо, как любой другой в стае.

Вряд ли он смог бы поддерживать такой темп очень долго, да в этом и не было необходимости, потому что как раз в это время Солнце быстро зашло, и на закате гуси пошли вниз, и прежде чем мальчик и гусак поняли, что произошло, они оказались на берегу озера Вомб.

«Они, наверное, рассчитывают провести здесь ночь!» – подумал мальчик и спрыгнул со спины гуся.

Он оказался в центре узкого пляжа у довольно большого озера. На этот пляж смотреть было просто неприятно, потому что он был почти полностью покрыт ледяной коркой, почерневшей, неровной, изрезанной, полной трещин и дырок, какие бывают в хорошем сыре – таким обычно бывает весенний лёд.

Лёд уже начал трескаться. Он был рыхл и плавуч, и вокруг него расстилался широкий пояс тёмной, блескучей воды, но его всё ещё оставалось довольно много, чтобы объять холодом и зимним ужасом всю окрестность.

На другой стороне озера, казалось, была открытая и светлая просека, и там, где пролетели гуси, вздымалась густая сосновая поросль. Нильс подумал, что сосновый или еловый лес обладает способностью притягивать к себе зимний холод. Повсюду земля была голой, но под острыми сосновыми ветвями лежал снег, который таял и замерзал, таял и замерзал, пока не стал твердым, как сталь. Мальчику показалось, что он попал в арктическую глушь, и он почувствовал себя таким несчастным и одиноким, что ему хотелось завопить от страха. К тому же он проголодался. Весь день у него во рту не было ни крошки. Но где он мог найти хоть какую-то еду? В марте месяце ни на земле, ни на дереве не было ничего съедобного.

Да, правда, где тут ему было найти пищу, и кто дал бы ему кров, и кто послал бы ему постель, и кто мог защитить бы его от диких зверей?

Ибо к тому времени Солнце ушло, и с озера пришёл настоящй мороз, и тьма спустилась с небес, и ужас прокрался по следу сумерек, и в лесу привидения стали топать и шуршать свиоимим хитиновыми крыльями.

Хорошее настроение, которое мальчик испытывал ещё час назад, когда он был в воздухе, исчезло без следа, и в отчаянии он огляделся в поисках своих попутчиков. Теперь ему не за кого было цепляться, кроме них.

Тут он увидел, что гусаку приходится ещёё хуже, чем ему. Он лежал распростертым на том месте, где приземлился, и вид у него был такой, как будто он приготовился умереть. Его шея прижималась к земле, глаза были закрыты, а дыхание походило на слабое шипение.

– Дорогой Мартин, Гусак! – сказал мальчик, – На, глотни водички! До озера всего двух шагов!

Но гусак даже не пошевелился.

Мальчик, конечно, был жесток ко всем животным и к гусаку в былые времена – особенно, но теперь он чувствовал, что гусак был его единственным утешением, у него больше ничего не осталось, и он ужасно боялся потерять его.

Мальчик сразу же начал тормошит ьи толкать его, пытаясь затащить в воду, но гусак был большой и тяжёлый, и мальчику приходилось очень тяжело. Но в конце концов ему это удалось.

Гусак первым делом нырнул головой в воду. Мгновение он неподвижно лежал в грязи, но сразу поднял голову, стряхнул воду с глаз и принюхался. Затем он гордо поплыл между камышами и водорослями.

Дикие гуси спустились в озеро до него. Они не оглядывались, и давно забыли гусака, и его его наездника, их интересовала только вода. Одни искупались и теперь прихорашивались, а другие лежали и глотали полусгнившую прудовую водоросль и прошлогодний водяной клевер.

Наконец Белому Гусаку посчастливилось выследить окуня. Он быстро выхватил его из воды, подплыл с ним к берегу и положил перед мальчиком.

– Вот тебе в благодарность за то, что ты помог мне добраться до воды!! – сказал он.

Так в тот день мальчик впервые услышал одобрительное, дружеское слово. Он испытал такой прилив счастья, что ему захотелось обвить руками шею гусака, но он воздержался. Он был очень благодарен своему другу за подарок. Сначала он, должно быть, подумал, что сырую рыбу есть невозможно, а потом ему пришла в голову мысль всё-таки попробовать её.

Он ощупал себя, чтобы убедиться, что нож в ножнах и всё ещё при нем; и, конечно же, нож висел там, где и должен ьыл быть – на задней пуговице его брюк. Он тоже уменьшился в размерах, и теперь едва ли был длиной со спичку. Ну, во всяком случае, с его помощью рыбу можно было очистить от чешуи, и прошло совсем немного времени, прежде чем окунь был очищен и съеден. От окуня остался только длинный, белый скелет на берегу.

Когда мальчик утолил свой голод, ему стало немного стыдно за то, что он так жадно наборосился на окуня и смог съесть его сырым.

«Очевидно, я перестал быть человеком, и теперь я – настоящий эльф», – подумал он.

Пока мальчик ел, гусак молча стоял рядом с ним. Но когда тот проглотил последний кусочек, он тихо сказал:

– Это факт, что мы столкнулись с заносчивым гусиным народом, который презирает всех домашних птиц!

– Да, я тоже это заметил! – сказал мальчик.

– Каким триумфом воли было бы для меня, если бы я мог чётко лететь за ними до Лапландия, и покажи им, что даже ручной гусь способен на что-то дельное!»

– Д-е-е-с! – сказал мальчик и растянул рот, потому что в глубине души не верил, что гусак когда-нибудь сможет это сделать. Но он не хотел спорить с ним.

– Но я не думаю, что смогу отправиться в такое путешествие в полном одиночестве! – грустно сказал гусак, – Я хотел спросить тебя, ты полетишь со мной и? Ты готов помочь мне?

Мальчик, конечно, не ожидал ничего подобного, он хотел всего лишь как можно скорее вернуться к себе домой, и он был так удивлён, что растерялся и не знал, что ответить.

– Я думал, что мы враги, ты и я… – наконец сказал он.

Но об этом гусак, как оказалось, совершенно забыл. Он помнил только то, что мальчик несколько минут назад спас ему жизнь.

– По совести, мне следовало бы как можно скорее отправиться домой к папе и маме», – сказал мальчик, потупившись.

– Ой! В чём проблема? Я верну тебя к ним ранней осенью! – сказал Гусак, – Я не покину тебя, пока не поставлю на порог твоего собственного дома! Кря! Клянусь!

Мальчик подумал и согласился. На самом деле, для него было бы лучше, если бы он некоторое время не показывался на глаза своим родителям. Он был не прочь одобрить этот план и как раз собирался сказать, что согласен с ним, когда они услышали громкий грохот позади себя. Это гомонили дикие гуси, которые поднялись с озера – все одновременно – они теперь стояли, расставив крылья, стряхивая воду со своих спин. После этого они выстроились в длинный ряд – с гусем-вожаком в центре – и направились к ним.

Большой Белый теперь был уверен, что Гусак-Вожак скажет, что они ни при каких обстоятельствах не смогут взять его с собой. Он был очень удивлен, когда ему сказали:

– Ты мужественный парень, ты грамотно и честно отвечаешь на вопросы, а тот, у кого есть мужество, и кто честен, наверняка будет нашим хорошим попутчиком, даже если вначале он невежественен и глуп, как пробка. Что ты скажешь о том, чтобы остаться с нами на пару дней, пока мы не увидим, на что ты годен?»

– Это меня устраивает! – сказал Гусак – и он был совершенно счастлив.

Вслед за этим Гусак-Вожак указал клювом на Нильса и сказал:

– Но кто это с тобой? Я никогда раньше не сталкивалась ни с чем подобным!

– Это мой товарищ! – ответил Гусак, – Он всю свою жизнь был нежным, как гусь. Во время путешествия она нам будет очень полезен!

– Да, он может послужить ручному гусю! – ответил Дикий, – Как ты его зовёшь?

– У него несколько имен! – нерешительно сказал Гусак, и не зная, на что ему придётся натолкнуться в спешке, (он не хотел раскрывать тот факт, что у мальчика было человеческое имя), сказал: «Ой! Кажется его зовут Дюймовочка…

– Он из семейства эльфов? – спросил Гусак-Вожак.

– В котором часу вы, дикие гуси, обычно ложитесь спать? – быстро перевёл стрелки разговора Гусак, пытаясь уклониться от последнего вопроса.

– Примерно в то время, когда мои глаза начинают закрываются сами по себе!

Легко было заметить, что Гусь, который вёл разговор с нашим Гусаком, очень стар. Весь его наряд из перьев был льдисто-серым, без каких-либо тёмных подпалин. Голова его была больше, чем у других гусей, ноги грубее, а ступни были избиты и изношен, как ни у кого Перья казались жёсткими, плечи узловатыми, шея тонкой. Возхраст, как гвоорится, не красит никого… Только на выражение его глаз время никак не повлияло. Они сияли ярче, че у самых молодых – и как будто сами были моложе, чем у всех остальных!

Он очень надменно повернулся к Гусаку.

Поммите, мистер Ручной Гусь, я Акка из Кебнекайсе! А тот гусь, что летит ближе всех ко мне – справа – это Икси из Вассиджаура, а тот, что слева, – Какси из Нуольи! Поймите также, что второй гусь справа – это Кольми из Сарьектякко, а второй, левый, – Нелья из Сваппаваары; а за ними летят Вииси из Овиксфьеллена и Кууси из Сянгели! И знайте, что эти, а также шесть гусят, которые летят последними – трое справа и трое слева, – все высокогорные гуси лучшей породы! Вы не должны принимать нас за землевладельцев, которые заводят случайное знакомство с кем попало! И вы не должны думать, что мы разрешаем кому-либо делить наши покои, кто не скажет нам, кем были его предки».

Когда Акка, Гусь-Вожак, заговорил таким образом, мальчик быстро выступил вперёд. Его огорчало, что Гусак, который так бойко защищал себя, теперь должен увиливать от ответа и давать такие уклончивые ответы, когда это касалось его.

– Я не хочу делать секрета из того, кто я такой… – сказал он, – Меня зовут Нильс Хольгерссон. Я сын фермера, и до сегодняшнего дня я был человеком, но этим утром… – Он не договорил. Как только он сказал, что он человек, Гусь-Вожак отшатнулся на три шага назад, а остальные отступили ещё дальше. Все они вытянули шеи и сердито зашипели на него.

– Я подозревал это с тех пор, как впервые увидел тебя здесь, на этих берегах! – сказал Акка, – И теперь ты должен немедленно убраться отсюда. Мы не терпим среди себя никаких человеческих существ! Они отвратительны!

– Не может быть, – задумчиво сказал гусак, – чтобы вы, дикие гуси, могли бояться какого-то крошечного малютку! К завтрашнему дню, конечно, он вернётся домой. Вам, конечно, следовало бы позволить ему остаться у нас на ночь. Никому из нас, я надеюсь, не может прийти в голову, позволить такому бедному маленькому существу бродить одному ночью по лесу, среди ласок и лис!

Дикий Гусь подошёл ближе. Но было очевидно, что ей было очень трудно справиться со своим страхом.

– Меня учили бояться всего в человеческом обличье – будь то большое или маленькое! – сказал он, – Но если ты будешь отвечать за этого типа и поклянёшься, что он не причинит нам вреда, он может остаться с нами на ночь. Но я не думаю, что наши ночные покои подходят ни для него, ни для тебя, потому что мы намерены устроиться здесь на этом битом льду…

Он, конечно, думал, что гусак засомневается, когда услышит это, но он и виду не подал.

– Он довольно мудр, раз знает, как выбрать вполне безопасный ночлег! – сказал он.

– Вы отвечаете за его безопасное возвращение к себе на родину завтра!

– Тогда мне тоже придётся покинуть вас! – сказал Гусак, – Я поклялся, что не брошу его никогда.

– Ты волен лететь, куда пожелаешь! – сказал Гусь-Вожак.

С этими словами он расправил крылья и полетел низко-низко надо льдом, и один за другим дикие гуси заскользили вслед за ним.

Мальчик грустно подумал, что его поездка в Лапландию отменяется, и, вдобавок, он страшно боялся холодной ночёвки на морозе.

– Всё может быть гораздо хуже, чем я думал! – сказал он, – Во-первых, мы замёрзнем насмерть на этом продуваемом всеми ветрами льду!

Но Гусак был в бравом настроении.

– Опасности нет! – сказал он, – Только надо поторопиться, умоляю тебя, иди и собери столько травы и всякого мусора, сколько сможешь унести!

Когда мальчик набрал полные охапки сухой травы, гусак схватил его за резинку штанов, поднял выше крыши и вылетел на лёд, где дикие гуси уже крепко спали, засунув клювы под свои серые крылья.

– Теперь расстели траву на льду, чтобы было на что лечь, чтобы я не замерз. Ты поможешь мне, а я помогу тебе! – сказал Гусак, – Таков закон ночёвки!

Мальчик так и сделал. Когда он закончил делать подстилку, Гусак снова поднял его за резинку штанов и засунул себе под крыло.

– Я думаю, тебе там будет уютно и тепло! – сказал Гусак, накрывая его своими перьями.

Мальчик был так погружен в свои мысли, что не мог ответить, но зато ему теперь и в самом деле было хорошо и уютно. О, он так устал за этот день!

И моргнув всего пару раз, он уже крепко спал.

Ночь была тёмной и холодной.

Все на свете знают, что на реке лёд всегда коварен, и ему никак нельзя доверять. Посреди ночи расшатавшийся к весне ледяной покров на озере Вомб сдвинулся с места, и один его край коснулся берега. Так случилось, что мистер Смирре Фокс, который в то время жил и столовался в парке Овидий Клойстер – на восточной стороне озера – мельком увидел этот уголок, когда отправлялся на ночную охоту. Смирре увидел диких гусей ранним вечером и не смел надеяться, что сможет добраться хотя бы до одного из них, но теперь, когда льдина пристала к берегу, он мог выйти прямо на лёд.

Когда Смирре был совсем рядом с гусями, его когти заскребли по льду, и гуси услышали эти звуки и проснулись, захлопали крыльями и хотели взлететь. Но Смирре был слишком быстр для них. Он бросился вперёд, как будто подстреленный, схватил гуся за крыло и прижал боком к земле.

Но этой ночью дикие гуси были на льду не одни, потому что среди них был человек, каким бы маленьким он ни оказался. Мальчик проснулся, когда Гусак расправлял крылья. Он упал на лёд и сидел там, ошеломленный и обескураженный. Он не понимал причин всей этой неразберихи и сумбура, пока не увидел маленькую рыжую длинноногую собачку, которая бежала по льду с гусем во рту.