Читать книгу: «Непосвященная», страница 4

Затем он мягко, но уверенно притянул меня к себе, развернув так, чтобы моя спина прижалась к его груди, а его руки обвили меня, словно защищая от всего мира.

– Расслабься… – его шёпот был горячим влажным пятном на моей коже. – И ни о чём не думай. Ни о чём.

Его губы коснулись шеи. Не страстно и требовательно, а нежно, почти робко. И всё внутри дрогнуло, отозвавшись на эту бережную ласку.

– Тасио… – прошептала я, и мой голос дрожал, но теперь не от страха, а от нарастающего, сладкого напряжения.

Его руки – большие, тёплые – скользнули с моих бёдер на живот, лаская его плоскую поверхность плавными, гипнотическими кругами. Каждое прикосновение было посвящением, каждое движение – поклонением. Он не торопился, исследуя и пробуждая каждую клеточку моего тела, заставляя меня трепетать от его простых, но таких точных прикосновений.

Когда его ладони наконец обхватили мою грудь, наполненную тяжестью желания, мы оба вздохнули одновременно – он, чувствуя, как затвердевают соски под его пальцами, я – от этого сладкого, щемящего сжатия. Он обращался с моим телом как с величайшей драгоценностью, и это чувство было пьянящим.

– Я больше не могу… – вырвалось у меня, когда волны наслаждения стали накатывать всё ближе и неумолимее.

В ответ он лишь прижался губами к моему плечу, и его руки поползли вниз, на этот раз – решительно, но с той же пронзительной нежностью. Я задышала чаще, чувствуя, как всё внутри сжимается в ожидании. И когда его пальцы наконец нашли ту самую, сокровенную точку, я вскрикнула, запрокинув голову ему на плечо.

Он не останавливался, его движения были такими же неторопливыми и уверенными, как и всё, что он делал. Он вёл меня к пику медленно, позволяя ощущениям нарастать, как симфонии, следя за каждым вздохом, за каждой судорогой моего тела. И когда кульминация наконец настигла меня, это был не взрыв, а долгий, глубокий выдох, волна блаженства, которая смыла всю усталость, всю боль, все тревоги. Мир поплыл, затуманился и на мгновение перестал существовать, оставив только тепло воды, твёрдую опору его тела и сладкую пустоту в каждой клеточке.

Я обмякла в его объятиях, чувствуя, как он дрожит, сдерживая себя. Он просто держал меня, его дыхание было прерывистым, а губы прикасались к моим волосам в безмолвном утешении.

Спустя долгие мгновения я повернула к нему голову. Глаза его были полны нежности …

– Я так счастлив… что могу служить вам, госпожа, – его голос был хриплым от сдерживаемых эмоций. – Надеюсь, я смог дать вам хотя бы крупицу того покоя, который вы дарите мне.

Я не нашлась, что ответить. Вместо этого я подняла руку и коснулась его щеки. Этого жеста было достаточно.

Он помог мне выйти из воды, заботливо укутал в большое, мягкое полотенце, согретое у камина, и его движения были полны такой бережной почтительности, что на глаза навернулись слёзы. Удовольствие закончилось, но его ласка оставалась – тихая, верная, исцеляющая. И в этой тишине, в аромате лаванды и его присутствии, я наконец почувствовала, что могу по-настоящему расслабиться…

Глава 5 Сбор трав

Первым ощущением после крепкого сна стало тепло – нежное, ласковое прикосновение утреннего солнца на моих веках. Я медленно открыла глаза, и мир предстал окутанным в золотистую дымку. Лучи, пробиваясь сквозь полупрозрачные занавески, рисовали на стенах причудливые узоры, а в их свете кружились мириады пылинок, словно танцующие духи света. Воздух в спальне был напоен тишиной и покоем.

Повернув голову на подушке, я замерла, застигнутая врасплох этой немой заботой. На прикроватном столике из темного дерева с тончайшей резьбой ждал изящный завтрак: в фарфоровой чашке с позолотой по краю, тонкой, как лепесток, дымился ароматный травяной напиток, а рядом лежал кусочек румяного пирога, от которого исходил пьянящий дуэт запахов – свежей сдобы и лесных ягод, терпких и сладких одновременно. Рядом стоял стеклянный кувшин с прохладным соком, по его стенкам стекали алмазные капли конденсата, оставляя влажные следы на резной подставке.

Сбросив с себя одеяло, я накинула шёлковый халат – его прикосновение к коже было прохладным и невесомым, а шуршание напоминало шепот листвы. Выйдя в коридор, я погрузилась в знакомую атмосферу – воздух здесь пах старым деревом, воском и едва уловимыми нотами засушенных цветов, словно память о давно ушедшем лете. Рука сама потянулась к резным перилам, когда я остановилась, чтобы рассмотреть двери. Моя, украшенная тиарой из алых роз, казалась живой – мастерство художника было таково, что каждый шип на ней выглядел угрожающе острым, готовым вонзиться в неосторожную ладонь. А соседняя дверь, с крылышками феи, мерцала серебристой краской, создавая иллюзию, что её обитательницы только что вспорхнули с поверхности, оставив после себя лишь сияющий след.

Подойдя к ажурным перилам, я облокотилась на них, и дыхание перехватило от открывшейся картины. Внизу кипела жизнь моей таверны – настоящий муравейник, наполненный звуками и эмоциями. Звон бокалов, переливы смеха, сдержанные шепотки и громкие тосты сливались в причудливую, живую симфонию.

Алия, моя верная эльфийка-бармен, парила за стойкой, её руки двигались с грацией и точностью – она не просто наливала напитки, она творила ритуал. Её пружинистые локоны покачивались в такт движениям, а голос, мелодичный и звонкий, вплетался в общий гул. Группа эльфов, расположившаяся рядом, заслушавшись её рассказом, смеялась – их утонченные лица озарялись улыбками, а длинные уши подрагивали. Изящные пальцы нежно обнимали бокалы с искрящимся элем, в котором играли блики света.

В центре зала, за массивными дубовыми столами, царило свое братство. Кто-то оживленно спорил, жестикулируя, другие же, склонившись друг к другу, вели таинственные беседы – их тени причудливо изгибались на стенах. Девушки, из мира людей, в легких, полупрозрачных платьях, похожие на порхающих бабочек, скользили между столиками, а их смех звенел, как хрустальные колокольчики, очищая воздух от тяжелых мыслей.

Особое очарование исходило от уединенных уголков, скрытых за полупрозрачными занавесками. Там, в мягком свете ламп, рождалась атмосфера интимности и тайны. Тени на перегородках танцевали загадочный танец, и сквозь ткань иногда угадывались силуэты – наклон для поцелуя, нежное прикосновение рук…

Я подняла глаза к потолку, где висела главная гордость «Перекрестка судеб» – огромная люстра из кованого железа и цветного стекла. Каждый её элемент был выполнен в виде распустившегося цветка, внутри которого мерцали тёплые огоньки, словно пойманные светлячки. От центра расходились живые побеги плюща, образуя зелёный водопад, который струился по деревянным балкам, наполняя зал дыханием природы.

Воздух был густым и многослойным, как хороший парфюм. Сладковатый дымок от камина смешивался с аппетитным запахом жареного мяса, свежеиспечённого хлеба и чем-то пряным, возбуждающим аппетит. Где-то пахло мёдом и корицей, а где-то – дорогими маслами и выделанной кожей.

Я глубоко вдохнула эту божественную смесь, чувствуя, как волна гордости и глубокого удовлетворения разливается по всему моему существу. Это было моё место. Моё творение. Живое, дышащее, полное историй и скрытых эмоций. Каждый уголок здесь хранил свою тайну, каждый гость – свою неповторимую сагу.

– Хозяйка! Вы проснуться!

Звонкий голос, словно колокольчик, вырвал меня из созерцания. На пороге стояла Леама. Её глубокие черные глаза, блестели от нетерпения. Светлые волосы, собранные в небрежный пучок, казалось, впитывали весь утренний свет, превращая её в живое воплощение зари. Она нервно перебирала складки простого холщового платья, а в руках сжимала плетёную корзинку, уже наполовину заполненную сушёными стеблями, издававшими горьковатый, травяной аромат.

– Как я рада! Нам нужно готовить снадобье от беременности для ваших девочек, но нет нужных трав и цветов…

Я лениво потянулась, чувствуя, как остатки сна окончательно покидают моё тело. Воздух в коридоре был свежим, с лёгкой ноткой дыма из камина и сладковатым ароматом выпечки, доносившимся снизу – знакомый и уютный.

– Леама, я как раз тебя искала, – улыбнулась я, подходя ближе и заглядывая в её корзинку. – Выспалась наконец-то прекрасно, и настроение соответствующее. Что это за снадобье? И как его готовить?

Она вздохнула с преувеличенной драматичностью, будто я задала вопрос ребёнку, и ткнула пальцем в мою сторону.

– Всё в вашей голове, хозяйка! Нужно вспоминать, лекарь Ворнан открыть вам проход в ваши знания, вы искать в голове или читать ваша книга. Там есть способы приготовить, но сначала идти собирать ингредиенты со мной в лес – цветы соборника и мох с Дерева Жизни.

Её глаза, обычно спокойные, сверкнули азартным огоньком, когда она добавила:

– Если вы поесть и отдохнуть… идти со мной. Я взять корзинку и провожать вас.

Я не смогла сдержать смех. Леама всегда изъяснялась с такой непосредственностью, что её просьбы звучали как непреложные истины.

– Что ж, пошли. Может, по дороге в памяти что-то и прояснится.

Вернувшись в комнату, я обнаружила на кровати приготовленное платье – изумрудное, с длинными рукавами, перехваченными тонкими кожаными шнурками. Ткань была невероятно мягкой, её переливы напоминали игру света в лесной чаще. Поверх я накинула тёплый бордовый плащ, подбитый мягким мехом, и застегнула его на серебряную заколку в виде изящного папоротника.

Собрав волосы в высокий хвост, я бросила последний взгляд на своё отражение. В зеркале смотрела на меня женщина с решительными глазами и со следом усталости на лице, но с огоньком интереса внутри. Я была готова.

Леама поджидала меня у лестницы, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, словно стрекоза на горячем камне.

– Вы как всегда медленно собираться! – буркнула она, но в глубине её зелёных глаз плясали весёлые искорки.

Я лишь усмехнулась в ответ и, проходя мимо бара, помахала Алие. Та, ловко управляясь с тяжелыми кувшинами эля, всё же ухитрилась крикнуть мне вслед:

– Не забудь, у нас ужин!

– Непременно! – откликнулась я, уже выходя на улицу, где свежий воздух ударил в голову, словно крепкое вино.

Пройдя порог таверны, я остановилась, позволив лёгким наполниться новым воздухом – влажным, свежим, с едва уловимыми нотами хвои и прелой листвы, обещающими скорый дождь. Небо нависало низкими свинцовыми тучами, создавая ощущение уютной замкнутости, будто весь мир сжался до размеров нашего леса.

– Не зря я так утеплилась… – пробормотала я себе под нос, поправляя плащ и чувствуя, как мягкие туфли бесшумно вязнут в сырой, податливой земле.

Леама уже семенила вперёд по тропинке, её маленькие, но ловкие ножки легко переступали через переплетённые корни деревьев. А корзинка покачивалась на её согнутой руке в такт шагам, будто живое, нетерпеливое существо, жаждущее скорее наполниться дарами леса.

Тропинка, по которой мы шли, была скорее намёком, приглашением, нежели настоящей дорогой. Она вилась прихотливыми змеиными петлями между древних деревьев, такая узкая, что порой мне приходилось идти след в след за Леамой. Казалось, её протоптали не эльфы и не люди, а сами лесные существа – невидимые духи, чьи невесомые ступни лишь слегка касались мха. Воздух здесь был иным – густым, насыщенным влагой и ароматами, которые я не могла распознать, но которые ощущались как сама суть дикой, нетронутой жизни. Вокруг царила густая, почти неестественная зелень. Листья на деревьях и кустарниках были налиты соком до такой степени, что, казалось, вот-вот лопнут, обдав всё вокруг изумрудными брызгами. Кусты сплетались в непроходимые чащи, а под ногами мягким, пружинящим ковром стелились бархатистые мхи и ажурные папоротники, в чьих завитках могли бы укрыться целые крошечные миры.

Ни домов, ни намёка на присутствие другого человека. Лишь первозданная, всепоглощающая тишина, которую нарушал лишь таинственный шелест листвы – будто сам лес о чьём-то неспешно беседовал с нами на забытом языке.

Когда мы достигли настоящей кромки леса, я замерла, и дыхание перехватило от благоговейного трепета. Деревья здесь были исполинами, чьи стволы, толще человеческого туловища, уходили ввысь, теряясь где-то в заоблачной вышине, в гуще крон, пропускавших лишь приглушённый, зелёный свет. Воздух не просто был наполнен звуками – он звенел, как натянутая струна, от многоголосого пения невидимых птиц, чьи трели переплетались в сложную, завораживающую симфонию. А между ветвей, в солнечных бликах, порхали крошечные существа – не то феи, не то духи. Их крылья, прозрачные и переливчатые, как у стрекоз, отливали радужным светом. Цепкие ручки, хватались за стебли, а чёрные, блестящие глазки-бусинки с любопытством провожали нас. Они перешёптывались на своём мелодичном языке, собирая нектар с диковинных цветов, и мгновенно исчезали в глубине листвы, стоило мне сделать неосторожный шаг ближе.

– Хозяйка, смотреть! – воскликнула Леама, и её голос, обычно такой повелительный, сейчас звучал полным восхищения. Она ткнула пальцем вперёд, и я, последовав за её взглядом, не смогла сдержать тихого, восторженного возгласа.

Перед нами расстилалась поляна, но это было не просто открытое пространство. Это был живой, дышащий гобелен, вытканный руками самой природы. Целые ковры из цветов – алые, словно капли крови, лиловые, как сумеречное небо, и золотистые, будто пойманные в ловушку солнечные лучи – распускались у нас под ногами с такой щедрой роскошью, что казалось: сама земля, позавидовав небу, решила воссоздать на себе звёздную россыпь.

Леама тут же присела на корточки, её пальцы с привычной ловкостью принялись срывать нужные стебли, движением точным и бережным.

– Хозяйка, я соберу цветы, а вы идти до края поляны, – проинструктировала она, не отрываясь от работы. – Там будут расти Деревья Жизни.

Она подняла руку и указала вдаль, где меж обычных стволов белели призрачные силуэты, словно выточенные из лунного света и слоновой кости.

– Они высокие, с белыми листьями. Вам нужно искать на них мох – он жёлтый, как самое жаркое солнце. Собрать не меньше трёх горстей и идти ко мне.

Закончив фразу, она сморщила свой маленький нос, и её лицо внезапно стало серьёзным.

– В глубь леса дальше не идти, – предупредила она, и в её глазах мелькнула тень, холодная и быстрая. – Там могут быть тёмные духи леса. Они убивать.

Я замерла на месте, и по спине пробежал неприятный холодок. «Вот обрадовала…» – пронеслось у меня в голове, пока я смотрела на безмятежную, сияющую поляну. Я-то рассчитывала на спокойную, почти медитативную прогулку, а не на столкновение с убийственными духами. Но, судя по уверенности Леамы, для обитательницы этого мира подобные опасности были привычной, хоть и нежелательной, частью бытия.

– Хорошо, я тогда пошла… – ответила я, стараясь, чтобы мой голос звучал твёрже, чем я чувствовала себя на самом деле.

Я побрела по цветущему морю, чувствуя, как высокая, упругая трава ласково цепляется за подол моего платья, словно пытаясь удержать, не пустить навстречу возможной опасности. И вот, обогнув огромный, поросший лишайником валун, я увидела их.

Деревья Жизни.

Они не просто росли – они пребывали, вечные и невозмутимые. Их стволы были настолько широкими, что я, кажется, не смогла бы обхватить их даже вдвоем с Леамой. Это были не деревья, а белые исполинские колонны, подпирающие сам небосвод. Кора, цвета сливочного масла, была испещрена причудливыми бледно-жёлтыми прожилками, которые мерцали в пробивающемся сквозь листву свете, словно по ним струилась жидкая позолота. От них исходило ощущение безмятежной, древней силы, от которой замирало сердце.

Но мха, того самого, солнечно-жёлтого, на их сияющих стволах не было.

– Наверное, нужно пройти чуть дальше… – пробормотала я себе под нос, и в голосе прозвучала нотка разочарования, смешанная с нарастающим беспокойством.

Сжав плащ в ладонях, я сделала несколько шагов вглубь чащи, внимательно осматривая каждое дерево, каждый сантиметр ослепительно-белой коры. Тень сгущалась, воздух становился прохладнее, и тишина здесь была уже не умиротворяющей, а настороженной, полной незримого присутствия.

И вот оно – впереди, на одном из самых больших стволов, яркое, неумолимо-жёлтое пятно, похожее на рассыпанную горсть самоцветов.

– Наконец-то! – вырвался у меня облегчённый вздох, и сердце забилось в груди не только от радости находки, но и от желания поскорее выполнить задание и вернуться к Леаме, к свету, к безопасности.

Я ускорила шаг, уже мысленно представляя, как вернусь к ней с полными руками драгоценного мха.

Мир перевернулся в одно мгновение. Не успев сделать и шага к заветному мху, я ощутила сокрушительный удар , отбросивший меня к ближайшему дереву, словно я была всего лишь тряпичной куклой. Воздух с громким хлопком вырвался из легких. Спина ударилась о шершавую кору, и острая, жгучая боль, словно раскаленный клинок, пронзила все мое тело, заставив звезды заплясать перед глазами.

– А-а-ах! – сорвался с губ хриплый, беззвучный стон.

Я пыталась вдохнуть, но горло было пережато, легкие отказывались наполняться жизненным воздухом. Перед глазами поплыли черные, маслянистые пятна, а в ушах зазвенела оглушительная тишина, предвещающая потерю сознания. И сквозь этот нарастающий мрак ко мне наклонилась тень. Высокая, могучая, пахнущая дымом, кожей и дикой яростью.

«Вот ты где, ведьма…»

Его голос прозвучал прямо у моего уха – низкий, хриплый, насквозь пропитанный такой лютой ненавистью, что по коже побежали ледяные мурашки. Я инстинктивно рванулась, резко раскрыв глаза, и в тот же миг грубая, покрытая шрамами ладонь с железной хваткой впилась мне в горло, пригвоздив к дереву.

– Дорок… – удалось мне прохрипеть, чувствуя, как его пальцы сжимаются, безжалостно перекрывая дыхание.

Кровь яростно стучала в висках, лицо пылало от прилива крови и унижения, а в глазах, помимо черных искр, уже мелькали отблески животного страха. Я беспомощно царапала его руку ногтями, но это было безуспешно.

– Что тебе нужно… – выдавила я, каждый слог давался с невероятным трудом. – Отпусти… я не могу дышать…

Его лицо, освещенное пробивающимся сквозь листву лучом света, исказилось в уродливом оскале, обнажая идеальные ровные зубы.

– А тебе и не нужно дышать, – прошипел он, сквозь зубы. – Без тебя этот мир станет намного чище и приятнее.

Он пригнулся еще ближе, его горячее дыхание обожгло мою кожу. Он глубоко, с откровенным сладострастием, вдохнул запах моего страха, как зверь, чуящий свою беззащитную добычу.

– Чертова сука…

Резким, почти небрежным движением он отшвырнул меня прочь от дерева. Я споткнулась о переплетенный корень и едва удержала равновесие, грузно опустившись на колени. Одной рукой я схватилась за горло, пытаясь поймать драгоценный воздух и прогнать жгучую, унизительную боль, что пылала, как раскаленный металл.

–Что ты делаешь в лесу? Отвечай! – его голос прозвучал уже спокойнее, но в этой ледяной тишине таилась куда большая угроза, чем в яростном крике.

Дорок потирал ладони, будто стараясь стереть с кожи малейший след моего прикосновения, и в этом жесте было столько брезгливости, что мне стало физически плохо. Его лицо все еще нервно подергивалось, но теперь он напоминал не бушующую стихию, а холодный, отточенный клинок, готовый к точному удару.

Собрав всю свою волю, я поднялась на ноги, чувствуя, как из самой глубины души, из-под пластов страха, поднимается волна яростного, праведного гнева.

– Я не обязана перед тобой отчитываться! – бросила я, сжимая кулаки так, что ногти впились в ладони. – Ты чуть не задушил меня, больной ублюдок!

Он рванулся ко мне с молниеносной скоростью, и прежде чем я успела среагировать, его пальцы снова впились в мои плечи, на этот раз с такой силой, что кости затрещали. Боль, острая и пронзительная, заставила меня вздрогнуть, но я не отступила, встретив его взгляд.

– Ты не смеешь называть меня ублюдком! – его шипение было похоже на звук, который издает готовящаяся к атаке змея.

– А ты не смеешь душить меня в лесу! – крикнула я, с силой вырываясь из его хватки и делая шаг назад, чтобы перевести дух. – Посмотри вокруг! – развела я руками, указывая на мирную, сияющую поляну. – Я пришла собрать мох для снадобья! И всего-то! А ты подкрался ко мне, как вор, и чуть не убил! Ты вообще в своем уме?!

–Ты этого заслуживаешь! – его ноздри раздулись, а мощная грудь ходила ходуном от неконтролируемой ярости. – Ты мерзкая ведьма, которая торгует людьми, одурманивает других и попирает священные законы о перемещении между мирами! – прорычал он, и каждое его слово било по мне с физической силой, от которой я невольно отпрянула.

Испуг, холодный и липкий, на мгновение затмил гнев. Я поняла, что имею дело не просто с озлобленным человеком, а с фанатиком, убежденным в своей правоте. Нужно было успокоить его, найти хоть какую-то точку соприкосновения.

– Я не знаю, что сделала именно тебе… – начала я, заставляя свой голос звучать тише, осторожнее, пытаясь достучаться до крупицы разума в его безумных глазах. – Но люди в моей таверне счастливы. Они находят там утешение и отдых. И ни в какие миры я больше не хожу. Клянусь. Я просто живу… и даже пытаюсь помогать другим.

–Ты лжешь… – его шепот был полон горькой, неизбывной уверенности.

Дорок шагнул ближе, сокращая и без того крошечную дистанцию между нами. Его тело излучало напряженное, почти звериное тепло. Еще шаг. Я почувствовала, как по спине пробежал холодок, но отступать было уже некуда. В его глазах, помимо ненависти, плясала какая-то иная, темная и знакомая искра, от которой сердце замерло, а затем забилось с новой, тревожной силой. Это была не только ярость. В ней была какая-то извращенная одержимость, граничащая с болезненным влечением, и от этого осознания стало еще страшнее.

Я закрыла глаза, подняв руки в слабой, почти инстинктивной попытке оградиться от надвигающейся бури. В ушах звенело, а сердце готово было выпрыгнуть из груди.

– Хозяйка! Вот вы где!

Внезапно звонкий, как хрустальный колокольчик, голос разрезал напряженную тишину, словно острый нож. Леама.

Я открыла глаза – и взглянула на неё с безмолвной мольбой, словно она была не просто ненке, а единственным спасителем, для меня. Вся моя надежда, всё отчаяние читались в этом одном взгляде.

Маленькая ненке решительно топала по изумрудному мху, её крылышки нервно подрагивали, прижатые к спинке. А зелёные глаза, широко раскрытые, сверкали не детским любопытством, а глубокой, искренней тревогой.

– Дорок, старший из ищеек, что привести вас в лес? – она насупила свои тоненькие бровки, с силой скрестив руки на груди. – Что-то случится?

Дорок резко, почти механически, повернулся к ней. Его глаза, ещё секунду назад пылавшие ненавистью ко мне, теперь полыхали холодным, сдержанным гневом.

– Ничего. Не твоё дело! – прорычал он, и его голос, низкий и громовой, прокатился по поляне, заставляя содрогнуться каждый листок.

Но Леама не отступила. Она лишь фыркнула, с пренебрежением махнула рукой и стремительно подбежала ко мне, цепко хватая за рукав плаща.

– Хозяйка, вы найти мох? Берите скорее и идти домой, в таверна! – её голос звучал нарочито бодро и беззаботно, будто она намеренно игнорировала густую, ядовитую атмосферу, витавшую между нами. – Скоро пойти дождь!

– Как ты можешь ей служить?

Дорок резко шагнул вперёд, и его высокая, мощная тень накрыла нас обеих, словно крыло тёмной птицы.

– Она ведь забрала твои крылья, да? – его голос стал ядовитым, сладковатым, словно он вонзал отточенный клинок в самую глубь души и с наслаждением проворачивал его. – Нравится быть на побегушках у этой…

Он не успел договорить, произнести то оскорбительное слово, что висело в воздухе.

Леама внезапно напряглась, и встала между нами, превратившись в крошечный, но невероятно яростный живой щит.

– Не оскорблять моя хозяйка! – её голос дрожал, но не от страха – от чистой, несдерживаемой ярости. – Вы не иметь права! Она не нарушать новые законы! Вы не трогать нас – мы брать мох и уходить!

В её словах, в её позе, во всём её хрупком существе не было и капли страха. Лишь упрямая, слепая, безрассудная преданность, которая в тот миг была прекраснее любого подвига.

Дорок замер. Его взгляд, тяжёлый и испытующий, медленно скользнул с её разгневанного личика на моё искажённое ужасом лицо. В его глазах читалась не просто злость, а сложная смесь ненависти, презрения и какого-то странного, необъяснимого разочарования.

Тишина.

Абсолютная, оглушительная. Лишь шепот встревоженных листьев и далёкий, нарастающий рокот грома нарушали её.

Наконец, молча, с таким видом, будто мы обе не стоили больше и пылинки под его ногами, он резко развернулся и зашагал прочь, его плащ взметнулся за ним, как тёмное знамя.

Леама выдохнула – долго, с дрожью, и снова схватила мою руку, её пальцы были холодными и цепкими.

– Быстрее, хозяйка. Пока он не передумать.

Я пошла, едва переставляя ноги – они дрожали и подкашивались, словно я прошла не пару шагов, а долгие мили по раскалённым углям. Пальцы судорожно сжимали жёлтый мох, его влажные, упругие волокна прилипали к коже. Спина горела огненной полосой там, где кора впилась в плоть, а горло саднило и ныло от памяти о его железной хватке.

Леама шла следом, её маленькие шаги торопливо шуршали по ковру из опавших листьев. Она не оборачивалась, не бросала взглядов через плечо, будто боялась, что если посмотрит назад – его тёмная фигура снова возникнет из чащи, чтобы завершить начатое.

Тропинка вилась, узкая и коварная. Воздух сгущался, пахло обещанным дождём, мокрой землёй и чем-то ещё – тяжёлым, гнетущим, словно сам лес затаил дыхание вслед за нами, замер в тревожном ожидании.

Мы уже почти вышли к опушке, где сквозь деревья виднелся знакомый силуэт таверны, когда воспоминание о его словах вонзилось в меня с новой силой, острое, как отточенное лезвие.

– Что значит? Она забрала твои крылья?

Я остановилась, как вкопанная, и медленно обернулась.

Леама замерла на месте. Её крылышки, обычно плотно и незаметно прижатые к спинке, вдруг дрогнули – коротким, беспомощным, почти неосязаемым движением, выдававшим всю глубину скрытой боли.

– Леама… – мой голос предательски дрогнул, сорвался на шепот. – Почему Дорок сказал, что твои крылья забрали?

Тишина снова сомкнулась вокруг нас, на этот раз тяжёлая и неловкая.

– …Кто их забрал?

Листья продолжали своё неторопливое шелестение где-то высоко над головой. Где-то вдали, за горами, пророкотал очередной раскат грома, теперь уже гораздо ближе.

Леама не поднимала глаз, её взгляд был прикован к земле у своих босых ног.

– Вы их забрать, хозяйка…

Её шёпот был тише звука падающей сосновой иголки, но для меня он прозвучал громче любого грома.

– Я теперь не летать.

Мир перевернулся, рассыпался на тысячи осколков, каждый из которых больно впивался в сердце. Земля ушла из-под ног, оставив ощущение леденящей пустоты.

Это я сделала это?Я?

Пальцы сами разжались, потеряв всякую силу. Драгоценный жёлтый мох рассыпался на землю бессмысленной грудой. В голове стоял оглушительный, пронзительный звон, будто кто-то ударил в гигантский колокол прямо в моих висках, выжигая все мысли, все чувства, кроме одного – всепоглощающего ужаса перед самой собой.

– Как… – это было всё, что я смогла выдавить из пересохшего горла.

Но Леама уже шла вперёд, не глядя на меня. Её плечики были неестественно напряжены, а спина выпрямлена в твёрдую, непробиваемую линию.

– Идти, хозяйка. Скоро дождь, – произнесла она безжизненным, пустым голосом.

Она не хотела говорить. Не хотела обсуждать. Не хотела обличать.

И у меня, отягощённой грузом чудовищного осознания, не хватило духа спросить снова.

Мы молча, как две призрачные тени, зашагали к укрытию таверны, а небо над нами окончательно потемнело, став тяжёлым и безжалостным, как груз несказанных слов и невыплаканных слёз.

Остаток пути мы проделали в гнетущей, невыносимой тишине, где каждый наш вздох отдавался гулким эхом в пространстве между нами. Лишь шелест опавших листьев под ногами и нарастающий громовой раскат нарушали это напряжённое безмолвие. Я чувствовала, как Леама всеми силами избегает моего взгляда, её крылышки были по-прежнему плотно прижаты к спинке – неловко, стыдливо, будто она ощущала вину за само своё существование.

Дойдя до знакомой двери таверны, я резко остановилась и повернулась к ней, преграждая путь к бегству.

– Ты должна мне рассказать, почему я так поступила. – Мой голос прозвучал жёстче и резче, чем я намеревалась, но сдержать нахлынувшие эмоции было невозможно. – И что вообще значит это слово – «забрала»? Я ведь вижу твои крылья, они прямо здесь!

Леама вздрогнула, словно от удара плетью. Её глаза метнулись к двери, ища спасения, лазейку, чтобы улизнуть от этого невыносимого разговора.

– Давайте зайти внутрь… – прошептала она, и её шёпот был едва слышен, потерян в нарастающем ветре. – Рядом с комнатой отдыха… есть комната с котлом. Там я рассказать… всё, что смогу.

Голос её предательски дрожал, а тонкие пальцы беспокойно теребили и мяли грубую ткань платья, выдавая внутреннюю бурю.

Я шла за ней по знакомому коридору, всматриваясь в каждую трещинку на стенах, в каждую тень, не понимая, как могла не заметить, не запомнить эту комнату раньше. «Наверное, я была слишком измотана, слишком растеряна…» – пронеслось в голове оправдание, которое уже не приносило утешения.

Мы подошли к неприметной, массивной двери. Леама остановилась и дрожащим пальцем указала на старинный бронзовый подсвечник с чёрной, ни разу не зажжённой свечой, вмурованный в каменную кладку.

– Хозяйка… нажать на подсвечник и произнести слова, открывать замок. – Она взглянула на меня, и в её глазах бушевала странная, мучительная смесь страха и тлеющей надежды. – Обратиться к воспоминания… сосредоточиться.

Я подошла ближе, положила ладонь на холодный, покрытый патиной металл и закрыла глаза, пытаясь выловить в омуте беспамятства хоть что-то знакомое.

Сначала – ничего. Лишь пустота, темнота за веками и отдалённый стук собственного сердца. «Может, это бессмысленно? Может, всё потеряно?»

Но вдруг – ослепительная вспышка. Видение.

Я вижу своими глазами, как моя же рука уверенно нажимает на тот самый подсвечник, а губы шепчут чёткие, ни на что не похожие слова:

– Сайфо симоре.

Раздаётся глухой щелчок. Подсвечник проваливается в стену, и тяжёлая каменная кладка бесшумно расступается, открывая тёмный проход в освещённую комнату.

Видение исчезает так же внезапно, как и появилось.

Я вздрогнула, возвращаясь в реальность, и без малейших колебаний повторила те же действия.

– Сайфо симоре.

Тот же щелчок. Стена бесшумно сдвинулась, открывая взору скрытое помещение.

Комната поразила меня с первого же взгляда. Это было сердце самой магии. Зелень повсюду: цветы в глиняных горшках, плющ, причудливо обвивающий полки до самого потолка, пучки трав, сушёных и свежих, развешанные под балками и наполнявшие воздух густым, терпким ароматом. Сотни свечей – толстых и тонких, алых, чёрных, ослепительно-белых – горели ровным, немигающим пламенем, не тая и не уменьшаясь. В центре стоял массивный котёл, из которого доносилось тихое, гипнотическое бульканье тёмной, почти чёрной жидкости. Рядом – стол, буквально уставленный ступками, причудливыми склянками, флаконами с переливающимися, живыми зельями. А в углу, словно островок спокойствия в этом море магии, стоял маленький, но уютный диван, застеленный мягкими, приглашающими подушками.