Читать книгу: «90-е: Шоу должно продолжаться – 12», страница 2

Я снова повернулся к Шемяке.

– Валяй, что за дело?

– А вы правда музыканты? – спросил невысокий мужичок с пузиком и в серой кепке.

– Да не, прикидываемся только, – усмехнулся я. – Приезжаем в населенный пункт, говорим “дайте денег за концерт!” Нам дают, а мы сваливаем, пока никто ничего не сообразил.

– Гаврилыч, ну что ты дурацкие вопросы задаешь? – Шемяка толкнул водилу в плечо. –

В натуре, музыканты, отвечаю. Сам слышал.

– А можете нам тут концерт сыграть, а? – спросил другой водила, высокий, тощий и сутулый.

Глава 3

Лицо у тощего было, конечно, как у того пикапера. Ну, который подкатывает к девушке с вопросом: “Вашей маме зять не нужен?”, а девушка внезапно улыбается ослепительно и заявляет, что нужен. Он собирался поддеть волосатиков с эдаким снисходительным сарказмом. Типа, сейчас уставшие от суровой дорожной жизни подростки начнут мазаться и ныть. И теперь не знал, что сказать. Смотрел, открыв рот, как “ангелочки” азартно вытаскивают из автобуса инструменты, а Вадим разматывает провод удлинителя от кафешки.

Ну да, первым моим порывом было, конечно же, отшить водятла. Но пока я открывал рот, у меня в голове промелькнуло несколько кадров из всяких клипов рокеров посреди пустынных пейзажей. Я замер, а потом вдруг уверенно кивнул.

– Да, можем, отличная идея, братан!

Хлопнул его по плечу и сорвался с места.

И как-то резко заразил “ангелочков” энтузиазмом, на пальцах в трех словах объяснив, что я имею в виду.

Ну да, равнинная часть Новокиневской области – это не Гранд-Каньон. А камазы дальнобоев – не гигантские американские траки. Да и я не Стас… Но возникший в голове концепт прямо-таки захватил и меня, и ангелочков.

– Да что вы вообще, я же пошутил… – запоздало попытался сдать назад водила. Но остановить внезапный движ уже не смог, ясен пень. Ну, блин! Реально же прикольно вот так – спеть посреди нигде. На пыльной парковке грузовиков с видом на бескрайние равнины и кафешку с шиферной крышей. Снять черновик будущего клипа. Гениального, разумеется.

– Звук будет не очень, конечно, – сказал Вадим мне вполголоса, когда парни взялись за инструменты. – Но идею твою я понял.

“Цеппелины” вместе с тарелками высыпали из кафешки. И даже суровая местная Сара Коннор не возражала. Вышла вместе с ними и стояла на крыльце, привалившись к косяку.

“А может и не нужно будет ничего переснимать”, – подумал я, прильнув к видоискателю. Звук только перезаписать. А вот свет шикарный. Перистые облака пополам чуть рассеивали яркие лучи, яркости хватало для вполне такой сочной картинки. Звук надо будет перезаписать, понятное дело. Но вот видеоряд…

Есть какой-то непередаваемый шарм в любительской видеосъемке. Отдельный такой вид искусства. Спонтанный концерт на парковке грузовиков. И суровые мужики эти в кепончиках и с папиросами. Я задержался стеклянным глазом камеры на их примолкшей компашке.

Когда Астарот с Надей замолчали, и музыка стихла, меня прямо-таки резануло пронзительностью момента. Внутри даже задрожало все. И на глаза слезы навернулись.

– Ну вы, блин, даете… – тощий водила медленно захлопал в ладоши. И остальные водилы к нему присоединились. Я нажал на стоп и опустил камеру. Не факт, что это будет видеоклип в будущем, конечно. Но это явно то, что стоит запомнить. И зрителей немного. И не за деньги. Музыка ради музыки.

Я посмотрел на “ангелочков”. Лица были все еще усталые. Помятые после неудобной ночевки и долгой тряской дороги. Но глаза сияют. Астарот улыбается от уха до уха. Обнял Надю за плечи. Бельфегор прикрыл глаза и, кажется, внутренне боролся с желанием обнять свой поливокс. Кирилл щурился на небо. Бегемот самодовольно надулся и смотрел на меня с видом: “Ну скажи, мы же крутые? Крутые?! Макс покачивал гитарой и смотрел вниз. И тоже улыбка на губах.

******

– … а я тогда говорю: “А можно мне добавки?”

– …он говорит: “Выходи за меня замуж!” А я ему: “Ага, только школу закончу!”

– …и прикинь, если вот в том месте, где статуи, поставить такой конус из картона и поджечь…

– Да не, это надо со Стасом поговорить, вдруг не получится? Это же с вертолета какого-то надо снимать…

– Надо с отцом поговорить, чтобы он задник оформил…

– …лучше я новую песню напишу, у меня идея появилась…

Пазик все так же трясло, как и до этого кафе. Даже, может, хуже. Асфальт в этих местах был эпизодическим, основная часть дороги была раздолбанной грунтовкой. И с одной стороны, вроде и хорошо, что дождей давно не было. С другой – приходилось наглухо задраивать все окна, чтобы не дышать пылью. Хрен знает, что за конструкция такая у пазика. Такое ощущение, что его открытые окна работали как пылесос, затягивая окружающую атмосферу вовнутрь. А если закрыть окна, то солнце моментально его накаляло, превращая в печку на колесах.

Но это все уже никого не волновало. Вторая часть дороги, после кафе “Бродяга”, разительно отличалась от первой. До обеда мои орлы и орлицы в основном молчали, пытались дремать или просто сидели с чуть отупевшими от тряской дороги и недосыпа лицами. Зато сейчас трындели, размахивая руками, вскакивали со своих мест, повисая на поручнях. Ржали, когда автобус подпрыгивал на очередной кочке или начинал вибрировать на очередно “стиральной доске”. И сыпали идеями. И планами на будущее.

“Хороший борщ у Сары Коннор”, – подумал я. Понятно, что дело было не совсем в борще. Хотя кормили в “Бродяге” на самом деле неплохо. Борщ был густой и с мясом. Котлетки – увесистые. Пюрешка – густая, и в нее явно не пожалели сливочного масла.

Короче, нормальный обед. Явно то, что надо.

Ну и концерт наш внезапный сыграл свою роль, конечно. Ну да, концерт был коротенький, на три песни. Дольше расставлялись. Но этого хватило, чтобы суровое водительское братство “ангелочков” зауважало. И пока те обедали, крутились вокруг, наперебой представлялись, жали руки. Кто-то рассказывал про своего охламона-сына. Кто-то зазывал в гости в какое-то Бороданово. Мол, приезжайте, парни, вам там всегда будут рады, хлеб-соль, все такое.

Вдохновляюще, в общем.

Зарядило подсевшие батарейки энергией. И ее даже хватило до самого Шушырино. В деревню мы въехали с радостными возгласами.

– Ой, смотрите, там свиньи!

– Ой, это прямо такой же гусь! Я в детстве от такого же бегал, он щипался!

– А я козу называл чертом!

– Качели, офигеть! Я такие только в кино видел!

– В каком еще кино?

– А я не помню! Что-то про советскую деревню. Там такие же были!

Все-таки Волчайск, несмотря на обилие одноэтажных домов, ощущался как город. Ну, городок. Может быть, тут дело в моем внутреннем восприятии, конечно. Я его видел в будущем. Когда на сопках по соседству откроется горнолыжная база, в центре вырастет парочка стеклянно-зеркальных торговых центров, а бренд “волчайское пиво” станет весьма раскрученным. Сейчас до этого далеко, но все равно было какое-то ощущение… Хотя может это меня просто Шуширино на контрасте на такие размышления навело. Вот уж оно-то было стопроцентной деревней. Здоровенной, да. Райцентр все-таки. Пешком обходить точно устанешь. Но вайбы были прямо каноничные.

Здесь люди заговаривали чуть ли не за километр. По улицам бродила разнообразнейшая живность. Начиная от привязанных к колышкам коз, заканчивая компашкой упитанных свиней, залегших в обширной луже. Непонятно, кстати, откуда взявшейся. Дождей последние дни не было.

Колодезный сруб с помятым ведром.

Телефонная будка, притулившаяся у деревянного столба.

Бабульки в платочках.

Качели эти… Рядом с ними дети копошаться, но доска слишком тяжелая для них, Аттракцион явно на взрослых рассчитан.

И спешащий в нашу сторону Степан.

– Володя! День добрый! – он помахал рукой еще от сельпо, которое было на другой стороне просторной площади. Пазик наш мы остановили прямо возле клуба. – Галка-то приболела! Панкреатит же у нее!

Кричал он это на всю деревню, разумеется. Продолжая стремительно приближаться к нам.

– Так чо говорю-то! – он остановился, отдуваясь, и облокотился на вилы, которые зачем-то волок в руке. – Галка хотела сама прийти вас встречать, но я ее уложил и велел не вставать. Ключ от клуба забрал только. Без нее, мол, управимся. Так ведь?

– Панкреатит? – переспросил Ян, который остановился рядом со мной и почесывал растрепанную шевелюру. Вроде пока еще трезвый.

– Ну или холицистит, хрен их разберешь, я же не доктор! – вздохнул Степан. – Так я вот чего подумал. Концерт же ваш завтра только. Сегодня надо вас разместить, а с этим я и без нее справлюсь. И кормежку организуем, как раз сегодня у Ярика и Людки свадьба, а у них бычок годовалый ногу сломал. И это уже после того, как они свинью забили. Так что мяса завались…

Степан продолжал экспрессивно вещать, выдавая массу подробностей из жизни местного бомонда, кто там что сказал, и какие у кого планы. А мы молча внимали. Даже с некоторым восторгом. Степан явно волновался от взваленной на себя ответственности по организации концерта, так что слова сыпались из него как горох. Главное из его речи мы уяснили. Гостей в деревне много. Еды внезапно тоже много. Так что лишние двадцать человек погоды не сделают. Ну и что размещение будет, конечно, в тесноте, но зато не в обиде. По-простому.

Закочив свой спич, Степан шумно выдохнул. И тут же развил бурную деятельность. Мы выгрузили инструменты в клуб, потом он полез с нами в автобус, чтобы показать дорогу, куда ехать. Привел наш пазик к западной окраине деревни, где как раз готовились к этой самой свадьбе. В качестве банкетного зала натянули брезентовый гараж, внутри которого стоял стол. А вокруг суетились женщины всех возрастов. Но это я успел все заметить мельком, потому что дальше началась суета с нашим размещением. Шемяка попытался вякнуть насчет палаток, но Степан так бурно запротестовал, что наш водитель предложение свое снял, как неуметное. “Цеппелинов” забрал к себе всем скопом деловитый дедок с тростью и в пиджаке с орденской планкой. А нам с “ангелочками” выделили просторный деревянный сарай с сеновалом. Ну, то есть, это они выбрали сеновал. Были варианты разбрестись по разным домам и спать более комфортно, но романтика опять победила.

– Мне что-то страшновато, – сказала Наташа, усаживаясь рядом со мной на скамейку возле забора. – Ощущение такое, что мы снимаемся в каком-то фильме ужасов.

– Думаешь, эти селяне нас на ужин съедят? – усмехнулся я.

К брезентовому “банкетному залу” начали стекаться деревенские жители. Они кучковались перед забором, заходили и выходили. И общались. Громко, никаких шушуканий. И нас обсуждали тоже, разумеется. “Это у них что ли завтра концерт в клубе?” – “Ой, а вон тот главный еще и в рогах же будет!” – “Страсти какие! Что только ни придумают!”

– Мне как-то один раз сон снился, – Наташа поежилась. – Реальный такой, я даже когда проснулась, долго не могла поверить, что я на самом деле дома. Мне снилось, как будто я проснулась, а я на самом деле живу в деревне. И я, только не смейся, крепостная крестьянка! Меня какая-то толстая баба тычет в бок и сует в руки ведро. И командует доить корову. И вот я смотрю на эту корову, а она говорит: “Муууу!”

– Логично, – фыркнул я. – Коровы какой-то такой звук и издают.

– А я боюсь. Корова смотрит с таким видом, будто сейчас меня боднет. А я точно знаю, что мне ее подоить надо. Я говорю: “Коровушка, дай молочка…” А она улыбается, такая…

– Корова улыбается? – удивился я.

– …а у нее во рту – клыки! Как у волка. Я бросаю ведро и убегаю. Потом спотыкаюсь и понимаю, что падаю. Прямо в колодец. Вот типа того, который мы в самом начале видели.

– Ты главное эту историю завтра на концерте не рассказывай, – засмеялся я.

– Ой, да! – Наташа всплеснула руками. – Хотела с тобой как раз об этом поговорить. Можно я завтра не буду концерт вести? А то мне… Не по себе.

– Корова с клыками… – задумчиво повторил я. – Ну, это аргумент, конечно.

– Я серьезно, – сказала Наташа и уперлась в меня немигающим взглядом. – Мне прямо страшно здесь. Будто я вообще сплю все еще. В том самом сне.

– Да как скажешь, моя королева, – кивнул я.

– Ой, спасибо тебе! – она порывисто кинулась меня обнимать. – Ты даже не представляешь…

– Все нормально, Наташ, – сказал я. – Тараканы бывают всяких мастей. Хочешь, можешь вообще в автобусе спрятаться и не выходить.

Наташа замерла, как будто прислушиваясь к своим чувствам. Потом покачала головой.

– Нет, – сказала она. – Если я пропущу ночевку на сеновале, я себе никогда не прощу!

******

Деревенская свадьба – это, конечно, мероприятие не для слабонервных. Степан как-то на старте меня заболтал, и я даже не успел подумать, под что это такое он нас подписал. Как-то мимоходом подумал, что, поужинаем по-быстрому где-нибудь с краешку и разбежимся по местам ночевок. В конце концов, это же не наш праздник. Мы к нему никакого отношения не имеем. Но хрен там угадал, разумеется.

Банкетный стол был далек от изысканности. Горы салатов стояли прямо в эмалированных тазиках. Сало, с искрящимися кристалликами соли по поверхности, было порезано крупными шматами. Вареная картоха громоздилась прямо-таки гималайскими пиками. И мясо, блин. Вот уж не думал никогда, что мяса может быть чересчур много. Жареное с луком. Котлеты размером с лапти. Их тоже принесли в эмалированном тазу. Соленые помидоры и огурцы даже не стали доставать из банок, поставили прямо так. И пирамиды из вареных яиц. И корзинки с хлебом еще. И плошки со сметаной. Такой густой, что ложка там не просто стояла, нужно было еще постараться ее туда воткнуть.

Мне даже в какой-то момент захотелось сбегать за камерой и снять медленно вот этот самый стол. И отправить кассету в будущее. Мол, смотрите, привет вам, друзья мои, из голодных девяностых.

А потом я подумал, что не вижу тут практически ничего покупного. Все это кулинарное роскошество недавно или росло на грядке, или мычало, или хрюкало. Из покупного было только несколько бутылок водки. Их гордо поставили в центр стола. И не трогали по началу, видимо, оставив “на сладкое”. Пили самогон и какие-то сладенькие наливочки.

Голоса слились в одну сплошную какофонию, и я даже не пытался каким-то образом уследить за нитью разговоров. Незачем. Я этих людей вижу в первый и в последний раз в жизни. Что мне до того, с кем спуталась оторва-Ленка, и кому еще задолжал зампредседателя Кириллыч. Просто это была такая… музыка. Из голосов, звона стаканов, тостов, воплей “Горько!” и взрывов хохота.

Ян забурился куда-то в центр движа местных мужиков. Его патлатая башка возвышалась над всеми. И голос сливался с остальными-прочими.

“Уснет под столом, никуда не потащим”, – мысленно констатировал я, когда он заглотил очередные полстакана местного самогона.

Напряженная Наташа сидела рядом со мной и периодически хватала меня за руку. С другой стороны от нее села Ева. Мы, не сговариваясь, оберегали “нашу королеву” от ее ожившего ночного кошмара.

– Бедная собачка, – сказала Ева, опустив руку под стол.

– Чего это она бедная? – хмыкнул я, отгибая край скатерти и заглядывая под стол. – Ее тут все подкармливают, жратвы столько, что она может магазин для других собачек открывать.

Белая мохнатая собачка посмотрела на меня грустным взглядом. Я потрепал ее по голове и заглянул в свою тарелку, чтобы выбрать кусочек мяска поаппетитнее.

– Я ей сейчас полкотлеты попыталась скормить, – засмеялась Ева. – А она понюхала ее и вздохнула. И кажется даже заплакала.

– Я очень хорошо ее понимаю, – фыркнула Наташа. – Глаза еще не наелись, а в пузо не лезет. Кажется, я сейчас лопну и всех забрызгаю. А я еще котлеты не пробовала…

– А собачку из Новокиневска привезли, – сказала Ева, погладив мохнатое ухо. Собачка преданно посмотрела на ее и свернулась клубком у ее ног. – Жених местный, невеста приезжая. Он пока учился в Новокиневском сельхозе, они познакомились. И теперь решили жить здесь. И… Блин, даже не знаю, зачем мне эта информация.

– Это просто твоя врожденная вежливость, – сказал я. – Виновников торжества нужно знать хотя бы мордально. А я так лично не запомнил, которая из девиц невеста. Там рядом с женихом всегда какая-то толчея.

– Вон та, маленькая, – Ева кивнула куда-то в глубину банкетного зала. – В красном платье.

– Так в белом же должна быть, – удивилась Наташа.

– Она решила выпендриться, – пожала плечами Ева. – И кажется об этом еще пожалеет…

– Меня сейчас больше волнует, как бы отсюда наших теперь вытащить, чтобы спать пойти, – вздохнула Наташа.

Глава 4

– Это мыши, – прошептала Ева и захихикала. – Наверное, выводок пищит.

– Ррромантика! – прошептал я в ответ и тоже тихо засмеялся.

Мы сбежали на сеновал почти сразу же, как объевшиеся гости решили, что настало время танцев. Деревенской экзотики типа “дядя Коля с баяном” в это раз не подвезли, музыкальное сопровождение было вполне современным – на всю улицу голосил кассетный магнитофон с большими колонками. И зрелище отплясывающих под попсу рокеров мы решили пропустить. И сбежать вдвоем с Евой в место нашей ночевки. Спальники были разложены на деревянном помосте. Но мы решили хлебнуть сельской романтики по полной. И перетащили свои спальники на сено. Его уже было не то, чтобы очень много, большую часть живность уже подъела. Но осталось еще достаточно, чтобы в нем поваляться. И не то, чтобы это было прямо очень уж удобно, конечно. Колючая сухая трава тыкалась в спину сквозь тощие спальники, травинки лезли в лицо, и в темноте было чертовски трудно от них избавиться. Но в этом всем был какой-то удивительный шарм. Когда мы перестали возиться и устроились более или менее удобно, раздался тот самый многоголосый писк. Видимо, мы растревожили семейство местных обитателей. И они высказывали нам свое возмущение.

– Хорошо, что ты меня убедил поехать тоже, – сказала Ева. Уже не особо шепча. На самом деле, мы могли даже орать во всю глотку, народ на свадьбе точно ничего бы не услышал. Там все азартно и хором подпевали “Ласковому маю” из колонок. – Такое удивительное приключение получилось. Только прохладно как-то…

Ева повозилась, прижимаясь ко мне поближе.

– Без тебя мне пришлось бы труднее, – сказал я, смахивая с руки что-то щекочущее. Может быть, соломинку. А может и насекомое. Ну да, сеновал – та еще экосистема. Живности здесь было полно… всякой. Романтика – она такая. В душе – прилив нежности и восторга. Снаружи – колючие сухие травинки, мыши и тараканы. Но все равно здорово было лежать вот так вот, крепко обнявшись, утопая в хрустком сене. И слушать приглушенные дощатыми стенами звуки деревенской свадьбы. Пьяные выкрики, нестройный хор голосов, хохот, взвизги девушек…

– Знаешь, о чем думаю? – спросила Ева. – О театральных актерах. Они же каждый вечер выходят на сцену. И играют там одно и то же. Это для нас, зрителей, спектакль – это праздник. Мы видим это все только один раз. А они? Каждый вечер они выходят, изображают все эти эмоции… Для них это рутина. Типа как зубы почистить. Эти зрители с их аплодисментами. Эти страсти… гм… шекспировские.

– Какие у тебя философские мысли для сеновала, однако, – усмехнулся я.

– Нет, ну правда! – Ева приподнялась на локте. – Я сейчас смотрю на наших. Это же в первый раз, когда у них столько концертов подряд. Еще и с дорогой. И вот этим всем. Как они… Они же должны очень уставать, наверное.

– Пока не знаю, милая, – отозвался я. – Но я тоже за этим слежу. Из моего небольшого опыта общения с публикой, могу сказать только, что…

Я задумался. Представил себе зал “Фазенды”. Почему-то именно этот образ настойчиво лез в голову в качестве примера. А вовсе не то памятное награждение в Питере, когда пришлось импровизировать и придумывать на ходу… всякое. А вот публичная рутина…

– Наверное, нужно просто примириться с мыслью, что это каждый раз как первый, – сказал я. Вспомнил медитативный танец Наташи в волчайском клубе. – Нельзя привыкнуть. Во всяком случае, это не быстро происходит.

– Тогда это должно быть ужасно утомительно, – сказала Ева.

– Так и есть, – сказал я. – Но не только. Наверное это… как секс.

Ева чуть смущенно захихикала и уткнулась носом в мое плечо.

– Да, точно, – я прижал ее к себе покрепче. – Технически каждый раз происходит одно и то же, так ведь? Весь процесс обеим сторонам известен. Но привыкнуть все равно не получится.

– Каждый раз, как первый… – эхом повторила Ева. – Но некоторые же привыкают, да? Ну, там, семейные пары, которые много лет в браке.

– Наверняка, есть актеры и музыканты, которые тоже привыкают, – засмеялся я. – Но они вряд ли будут великими.

От пафосности этой фразы у меня засвербило в носу. Или я просто соломенной пыли вдохнул. Я громко чихнул. И внизу тут же запищали успокоившиеся вроде бы мыши.

Отличный фон для рассуждения о величии актеров и музыкантов. На сеновале одном из райцентров Новокиневской области. Прямо высокая философия.

Но Ева не засмеялась. Лица ее мне было не видно в темноте. Но почему-то я знал, что оно задумчиво-серьезное.

– Да нет, не совсем так, – сказал я. – К черту величие. Величие в случае актеров и музыкантов – это скорее про деньги, маркетинг и прочие приземленные и насквозь неромантичные вещи. Каждый раз как первый – это про счастье. Видеть восторг публики. Смотреть в глаза тех, кто пришел тебя послушать. Видеть блеск глаз… Это очень заряжает, правда. Устаешь, конечно, но оно того стоит. Даже если это не про деньги.

– Не сказала бы, что вы где-то работали только за восторг публики, – снова захихикала Ева.

– Эй, а как же кафе “Бродяга”? – возмутился я.

– Я видела, что эти шоферюги тебе заплатили, – сказала Ева.

– Но когда я все это затеял, я понятия не имел, что так будет, – пожал плечами я. Ну да, на самом деле, для меня тоже та ситуация была сюрпризом. Парни уже собирали инструменты, когда тот тощий, с которого все началось, отозвал меня в сторонку и сунул незаметно в руку несколько купюр. И сбивчиво объяснил, что они с мужиками скинулись, не побрезгуй, мол. А я и не побрезговал. И даже не сказать, чтобы удивился такому повороту событий.

– Наверное, поэтому… – проговорила Ева и замолчала.

– Что? – я легонько толкнул ее в плечо. – Договаривай.

– Не знаю, как сказать, – продолжила Ева. – У нас на одной сессии зашел разговор про деньги. И там говорили, что хорошо зарабатывать можно только когда к этому стремишься. И что нужно научиться отказывать и говорить нет. И научиться не тратить лишнее. А когда я смотрю на то, как ты действуешь, то мне кажется, что они совершенно не правы. Ты как будто вообще про деньги не думаешь. А они к тебе сами приходят. Ты много тратишь, никогда не жадничаешь. И все равно…

Я молчал, не зная, что ответить. Точнее, знал, конечно. В свое время, когда я только начал свой путь на ниве частного бизнеса, я тоже всячески ломал голову над вопросом “как, блин, зарабатывать?!” И даже прошел десяток разных тренингов и курсов по этому поводу. Много шишек набил, пока начало получаться. И пока я пришел к своей стратегии в этом вопросе. Просто весь этот опыт был получен в условиях более… суровых что ли. В двухтысячных и конкуренция стала более жестокой, и потребители более грамотными. Разве что не стреляли уже…

– Я тоже хочу вот так, как ты… – прошептала Ева. Уже довольно сонным голосом. – Ты же меня научишь?

– Обязательно, – тихо проговорил я в ответ. Но не уверен, что она услышала. Дыхание ее стало размеренным и глубоким. Она уснула.

Я заботливо прикрыл ее открывшееся плечо спальником. И мысленно засмеялся. Ну вот, сбежали вдвоем на сеновал. И вместо того, чтобы предаться самозабвенному сексу в каноничных, можно сказать, условиях, трепались про работу и деньги. Нормально, да?

Впрочем, романтика сеновала реально на секс как-то не очень настраивала. Душа в ближайшей доступности нет, даже до туалета надо топать… эээ… в общем, я только приблизительно дорогу помнил.

Снаружи раздался взрыв хохота. Громкие пьяные голоса. Магнитофон замолк на какое-то время. Но ненадолго. Кассету перематывали.

*****

От храпа Яна сотрясались стены. Вроде бы, он должен был ночевать в каком-то другом месте, конечно. Например, под свадебным столом… Второй “скрипкой” в утренней симфонии выступал Бегемот. Кажется. Но разбудило меня не это, а вовсе даже вопли петуха. Я посмотрел на часы. Половина восьмого. Чувствовал я себя бодрым и свежим, хотя в носу слегка першило. Надеюсь, это не потому что я простыл. Просто пыли надышался. Ева тоже открыла глаза и сонно улыбнулась.

– Я бы выпила кофе, – сказала она.

Мы выбрались из сена. Сначала старались не шуметь, но потом забили. Разбудить наших спящих рокеров сейчас можно было, разве что водой их из шланга окатив. Да и то не факт.

– Погода какая хорошая, – Ева потянулась. В ее растрепавшейся косе застряли травинки. Подозреваю, что в моих волосах тоже. – Прямо лето!

У вчерашнего банкетного зала уже царило некоторое оживление.

– Эту страну не победить, – пробормота я, прислушавшись к разговорам. Бодрым таким. И не скажешь, что эти же люди буквально несколько часов назад голосили на все лады, поломали забор… Впрочем, это забор выглядел так, будто его уже не впервый раз завалили…

– Эй, молодежь! – тут же окликнул нас с Евой красномордый мужик, который вчера был за тамаду и вдохновлял гостей на алкогольные подвиги. – А вот уже ушица поспела, давайте-ка к нам!

– Уха на завтрак? – удивился я.

– Ты что ли в первый раз на деревенской свадьбе? – Это традиция, можно сказать.

– Да уж, – фыркнул я. – Хотя я бы сначала предпочел принять ванну, выпить чашечку кофе…

– Ага, и какавы с чаем, – засмеялась Ева.

В целом, агрессивное деревенское дружелюбие меня не смутило. Я немного волновался за Еву, но она из всех моих спутников, за исключением, разве что Шемяки, оказалась ко всем полевым тяготам приспособленной больше, чем даже я. Легко включалась в разговоры с подначками, смеялась грубоватым шуткам, легко шутила в ответ. Городские гости свадьбы еще спали, мои орлы, я уверен, продрыхнут до обеда. Будить их раньше я не собирался. Зато деревенская часть свадьбы сползлась к месту празднования еще до десяти утра. И каждого следующего гостя приветствовали взрывами хохота и рассказами о его вчерашних подвигах.

– О, а вот и Коля! Ха, а помнишь, как ты вчера колоду бодал!

– А Ванятка-то помните, как отплясывал? Что даже штаны потерял!

– Ну ты, Семен Семеныч, и герой у нас! Жена-то тебя не прихлопнет за выкрутасы такие?!

– Марья Ивановна прямо звезда! Помните, как из-за нее тот городской с завмагом подрались?

– А кто вчера забор-то сломал?

– Какой забор?

– Да у Михалевых же!

– А, да это дед Егор упал! Я думала ты про Ордыновский спрашиваешь…

– Ордыновский тоже сломали?

– Сломали? Да его в щепки разнесли! И убежали, щеглы! Катя, сноха-то Ордыновская, с обрезом на крыльцо выскочила, а те уже шасть…

– А кто хоть был-то?

– Вот и я говорю…

– А Томку видел кто? Она вчера с тем волосатиком целовалась, так ееный хахаль обещал ему рыло начистить.

– Дааа, начистить! Он как завалился спать в курятнике, так и не просыпался пока.

– Димка-то?

– Да нет, Славка же томкин хахаль. С Димкой они еще зимой разбежались…

Традиционную утреннюю уху зачерпывали здоровенным половником прямо из закопченного ведра. Изысканность была на общем местном уровне – то есть, все по-простому. Рыбу выпотрошили и сварили. С небольшим добавлением лука и морковки. Причем жижи было меньше, чем, собственно, самой рыбы.

– Ты ее ешь, а она на тебя смотрит, – пробормотал я, разглядывая содержимое выделенной мне эмалированной миски. Часть рыбех сохранила свою форму, и их белые глаза смотрелись… Ну, в каком-то смысле даже инфернально.

– А где Наташа? – спросил я у Евы тихонько. – Она, кажется, вчера почти сразу со свадьбы сбежала, но я не успел заметить, куда именно.

– Надо в автобусе посмотреть, – прошептала в ответ Ева.

К половине второго я решил, что мои орлы и орлицы уже достаточно наспались и отправился их будить. Растолкал, погнал умываться к колодцу, завтракать и все остальное-прочее. Наташа действительно нашлась в автобусе. Разложила в проходе несколько спальников, закопалась в них, как в гнездо. И читала книжку. Убедившись, что с ней все в порядке, я сбегал к столу и собрал ей в миску всякого разного на завтрак.

Часикам к трем мы притащились-таки в местный клуб.

Здесь не было даже сцены. Собственно, это была просто большая комната с деревянным полом. Точнее, в самом помещении клуба комнат было две – поменьше, типа вестибюль. И побольше – собственно, наша концертная площадка. Ну и место для танцев. В первой половине клуба на стенах были развешаны фотографии, вырезки из газет, детские рисунки и какие-то выцветшие вымпелы. Имели даже столы и стулья, притиснутые к стенам. А во втором помещении на дальней стене до сих пор висели бумажные пузатые буквы “С новым годом”. Причем, неизвестно, с какого года они там висели. И вдоль обеих стен – школьные стулья разной степени обшарпанности.

– Прикинь, они приколочены! – объявил Бельфегор, который попытался один из них сдвинуть.

– Так это с тех пор, как Данике голову проломили, – жизнерадостно объявил Степан. – Там, в общем, ребята расшалились, взялись стулья друг в друга кидать, ну и попали прямо в темечко Данилке-то Смирнову.

– Насмерть? – ахнула побледневшая Кристина.

– Да не, чо сразу насмерть-то? – смутился Степан. – Отлежался два дня. И в армию ушел.

– И его с черепно-мозговой травмой взяли? – удивилась Кристина.

– Так мозга-то нету, откуда травма? – с простецким видом развел руками Степан.

Повисло молчание, наш концертный менеджер обвел всех взглядом и смущенно захихикал. – Да ладно, мужики, вы чего? Шучу же я. Нормально все с Данилкой. Шишка была такенная вот. И все. Но стулья решили прибить к полу, не у всех же башка чугунная, мало ли что…

– Чугунная, ага, – пробурчал Астарот. – Башка прямо раскалывается…

– Так что же ты молчал-то? – всполошился Степан. – Сейчас сообразим, чем полечить!

– У меня цитрамон есть! – быстро заявила Кристина, бросив в сторону Степана недобрый взгляд.

– Химией еще травиться… – вздохнул Степан. – Ну, как знаете… А, да! Володя, пойдем выйдем, разговор есть!

Он ухватил меня за рукав, и мы вышли на улицу. Где у крыльца стояла двухколесная деревянная тачка, заботливо прикрытая сверху дерюжкой.

– В общем, это… – Степан потоптался на месте. – Насчет гонорара вашего. Вот у меня тут часть денежкой… – Он вытащил из внутреннего кармана сверток в газете и протянул мне. – А это вот…

Он приоткрыл дерюжку. В тачке стояли плотными рядками стеклянные банки.

– Тут, значит, соленья всякие, тушенка еще, свининка тушеная, огурчики-помидорчики, варенье смородишное, – начал перечислять Степан, загибая пальцы. – Денег-то, сам понимаешь, не у всех есть, а продукты-то свои, у вас в городе таких и не водится… Галка со мной спорила, говорила, чтобы не выдумывал. Но я подумал, что…