Читать книгу: «90-е: Шоу должно продолжаться – 11», страница 2

– А что вы садитесь-то? – Наташа остановилась у края сцены. – Это мы будем сидеть и на вас смотреть, а вам вон туда, на сцену!

Глава 3

Я запрыгнул на сцену и вклинился между нашими слегка ошалевшими кандидатами. Никто из них не ушел следом за взбешенной таким приемом Инной Павловной. Но, сдается мне, тут дело было вовсе не в их решительном настрое на “успешный успех”. Просто напор Наташи оказался неожиданным. И они двигались совершенно механически, как бандерлоги перед Каа. И надо было эту ситуацию как-то… гм… разрядить.

– Минутку внимания, – сказал я, ободряюще улыбаясь. Ну, во всяком случае, я старался выглядеть ободряюще. – Вам может показаться, что мы с Наташей решили тут устроить что-то унизительное. Чтобы посмеяться над вами. Но это не совсем так. Видите ли, “Фазенда” – это наше любимое детище. И нам нужен кто-то такой же сумасшедший, как и мы сами, чтобы оно осталось именно таким, каким мы его любим. Мы понимаем, что вы взрослые и серьезные люди. Если есть вопросы, спрашивайте сразу. И если мы вас пугаем, можете сразу уйти. Чтобы не тратить время.

Повисло напряженное молчание. Наташа хотела что-то сказать, но я поднял руку, и она замерла.

– Черте что тут устроили… – буркнул один из безликих дядечек. – Не хватало еще из-за мартышкиной должности тут прыгать…

И он направился к боковой лестнице со сцены. Хотел гордо уйти, но в самом низу споткнулся и нелепо замахал руками. Но хоть не упал.

Шаги его звучали громко, как выстрелы.

– Как-то еще более нервно получилось, да? – усмехнулся я. – Если кто-то еще хочет уйти, не стесняйтесь. Ну и вы же видели, что в спину мы не стреляем.

– И даже гнилые помидоры с собой не принесли сегодня, – ехидно добавила Наташа.

И тут атмосфера как-то разрядилась. Оставшиеся кандидаты расслабились, кто-то даже захихикал.

– Я серьезно насчет уйти прямо сейчас, – сказал я. – Всех вас мы точно не возьмем.

– А гарантированная зарплата есть? – спросила женщина в брючном костюме и с куцым хвостиком.

– Нет-нет, Велиал, не затыкай меня! – Наташа замахала руками еще до того, как я успел открыть рот. Она в упор посмотрела на эту женщину. Потом обвела взглядом всех остальных. – Вас как зовут?

– Дарья, – ответила женщина.

– Дарья, хотите честно? – Наташа забралась на край сцены, села, свесив ноги вниз, и посмотрела на наших кандидатов долгим взглядом. – Я хотела вам сейчас сказать то же, что и той предыдущей дамочке. Забыла уже, как ее зовут. Ну, типа, досвидули, вы нам не подходите. Но Велиал все правильно сказал. Я даже немного устыдилась. Вы же не виноваты. Вы же все сюда пришли, потому что хотите жить лучше. Больше денег, и все такое. И нормально, что вы этим интересуетесь. Да, Велиал, я же правильно говорю?

– Все верно, – кивнул я, цепко следя за лицами наших кандидатов. Кажется, я пытался вычислить по каким-то неведомым признакам того единственного или единственную, кто нам нужен. Но взгляд все еще ни за кого не цеплялся. Все они воспринимались этакой аморфной серой массой.

– Га-ран-ти-ро-ван-ная… – медленно проговорила Наташа. – Нет, гарантированной зарплаты у нас нет. Если “Фазенда” не будет работать или будет работать плохо, вы ничего не получите. Такие дела. Но верно и обратное – будет работать хорошо, то получите больше.

Наташа изогнулась какой-то немыслимой буквой “зю” и посмотрела на меня, запрокинув голову.

– Можно уже начинать наши “веселые старты”, да? – спросила она. – А то еще пара унылых вопросов, и я начну сердиться.

– Валяй, – я махнул рукой. – Так, граждане! На всякий случай, я остаюсь с вами на сцене. И буду делать все то, что требует Наташа. В качестве моральной поддержки, ясненько?

Честно говоря, я надеялся, что на нашей предварительной беседе отсеется больше людей. Но ушло трое. И пока мы там болтали, пришло еще несколько. В общем, к началу “веселых стартов” на сцене оказалось двадцать человек. Если не считать меня.

И самое обломное, что эти все люди реально не сбегали потому что тупо боялись самостоятельно принять такое решение.

Сначала Наташа попросила каждого представиться и рассказать о себе. Но где-то на третьем кандидате ей это надоело, она заявила, что поторопилась. Мол, имена – это скучно и долго, а главное – незачем пока.

– Делитесь на две команды, – сказала она и выразительно посмотрела на наручные часы. – У вас минута. Кто через минуту будет болтаться посередине сцены, тот сразу уволен. Велиал, отойди в сторону и не помогай им, это задание не для тебя!

– А как…? – подал голос один из кандидатов.

– Сорок секунд, – сказала Наташа, не поднимая взгляд от своего запястья.

На сцене моментально возникла толчея и гвалт. Я сделал шаг в сторону.

– Да ты куда прешь?

– Я первый в эту сторону!

– Так, давайте-давайте вот сюда! Мы одна команда!

– Эй, а кто это тебя главным выбрал!

– Ой, а можно мне сюда тоже?

Наташа подняла руку вверх, растопырив пальцы в стороны. И стала сгибать их по одному.

– Стоп! – громко сказала она. – Вот вы пятеро – свободны. Кто будет спорить, тому Велиал даст в лоб.

Пятеро первых выбывших поплелись к лестнице. И потом дальше к выходу. Потом один остановился.

– А можно мы посмотрим, что дальше будет?

– Да, можно остаться? – поддержал его второй. Похоже, эти двое друзья, вместе пришли.

– Нет! Нет! Пусть уходят! – зашумели оставшиеся кандидаты.

– Можно, – кивнула Наташа. – Наш человек не боится зрителей. Кто громче всех кричал, что нельзя, когда его не спрашивали?

“Как же она хороша!” – в очередной раз с восхищением подумал я. С каким-то дьявольским чутьем она угадывала настроения аудитории, вычисляла слабые места… Да блин, она, кажется, даже температуру в зале могла контролировать! Ну вот реально, эти взрослые люди видели ее впервые в жизни. Раз они пришли сюда, значит какой-то опыт работы у них был. Возможно даже руководящей. И вот они скачут по сцене по наташиной указке. И готовы сквозь землю провалиться под ее гневным взглядом.

“Отбракованные” вернулись от двери обратно в зал и сели на кресла. Та парочка приятелей устроилась рядом с троицей “реднеков”. Натурально, блин, все вернулись, никто не ушел!

Действо на сцене и рядом с ней довольно быстро захватило вообще всех, включая Наталью Ильиничну, парней и девчонок из “Африки”, “реднеков” и даже Стаса, завернувшего к нам на шум. Так-то он шел на выход, просто не смог пройти мимо. Наташа тоже увлеклась, что, кажется, даже забыла, зачем вообще это все устроила. По началу она обещала выгнать одну из команд, но потом решила, что надо снова всех перетасовать и поделить на четыре. Я честно, как и обещал, участвовал во всем этом движе – прыгал, пел хором, танцевал туземные танцы и замирал по команде “Замри!”

Мужики избавились от пиджаков, глаза всех участников заблестели азартом, девица с декольте хохотала, как гиена. Женщина с хвостиком, Дарья, кажется, оказалась весьма недурной декламаторшей и сразила всех матерными частушками речтативом.

– Вы такие все милые, оказывается, – сложив руки на груди, сказала Наташа. – Теперь вы мне все нравитесь, жалко, что нам нужен только один из вас. Или одна… Что же мне делать?

– А давайте голосование устроим? – предложил один из “реднеков”. – Ну а чо? Мы так-то заинтересованные люди!

Все нервно засмеялись.

– А давайте! – энергично кивнула Наташа. – Эх, жалко, что я шляпу звездочета уже в институт отнесла… Но мы и без нее справимся. Короче, правила голосования такие! Сейчас все, кто есть в этом зале возьмут по бумажке… Блин! Ребята из “Африки”, у вас же есть бумажки?

– У меня тетрадка есть с собой, сейчас! – раздался из зала голос девушки.

– Супер… – Наташа подняла взгляд к потолку. – Сейчас каждый напишет на бумажке имя того кандидата, который подходит…

– Но мы же так и не представлялись, как писать-то? – спросил один из мужиков, лысоватый, в фиолетовой рубашке, выбившейся из штанов.

– Можно без имени, – сказала Наташа, не меняя тона. – Просто напишите “лысый смешной дядька”.

Снова смех. Один из сокомандников ткнул лысого локтем в бок.

– И когда вы все проголосуете, мы подсчитаем, кто у нас прошел, – сказала Наташа.

– А если несколько человек наберет равное количество голосов? – спросила Дарья.

– Тогда… – Наташа сделала паузу. – Тогда еще что-нибудь придумаем. Ну, там, спички потянем или монетку бросим.

*****

– И никто не возмущался? – спросила Ева, когда я закончил свой рассказ о нашем “конкурсе на замещение вакантной должности”.

– Конечно, возмущались, – усмехнулся я. – Такой ор поднялся.

– И как думаешь, она справится? – спросила Ева.

– Дарья-то? – хмыкнул я. – Не знаю. Там, в общем, было реально сложно кого-то выделить. А эта Дарья на самом деле довольно забавная. Она работала воспитателем детского сада, с Нового года уволилась, ушла на рынок торговать. А потом объявление наше прочитала и пошла, считай что, от безнадежности. А еще было здорово, что наши эти кандидаты после всего сбились в кучку и вместе куда-то пошли. Не все, но человек десять точно.

– Устроили им клуб знакомств, – захихикала Ева.

– Может, договорятся и частную фирму откроют, – я засмеялся. – Они нам еще и контакты свои оставили. На тот случай, если у нас будет еще какой-то конкурс.

– Смешные такие, – хмыкнула Ева. – Даже странно. Вроде бы, вы балаган какой-то устроили, а им понравилось.

– Так это был адекватный балаган, – сказал я. – Дарье потом в этом жить придется. И работать. И еще, желательно, зарабатывать.

– Мне теперь даже жалко, что я этого всего не видела, – вздохнула Ева.

– Даже сам не ожидал, что так весело все получится, – сказал я. – О, начинается!

Рабочие версии эфира нашего ТВ “Генератор” я уже видел, но с какого-то момента Ирина вдруг стала мнительной и решила, что никому ничего не покажет до самого старта. Мол, посмотрите в телевизоре. Она же отвергла идею о том, что нам нужно собраться всем вместе и устроить банкет в честь первого эфира. Совместно с просмотром. Заявила, что ничего такого не будет. И запретила нам собираться где-то отдельно. “Я хочу, чтобы вы все остались дома и посмотрели все по телевизору. Вот как вы обычно телек смотрите. А уже потом банкет и все такое. Но сначала мне нужна нормальная обратная связь!”

Заставка была новой. Если бы дело происходило в моем прошлом-будущем, я бы сказал, что вдохновлялись они мультиками Тима Бертона. Там были три глазастые обезьянки, очень небрежно так нарисованные, а по центру стоял ящик с ручкой. Сначала одна обезьянка в него постучалась, потом вторая засунула руку в дырку сверху и застряла. А потом третья покрутила ручку, вторая обезьянка откатилась в сторону, а из дырки в пузырях вылетели буквы и составились в два слова “Телеканал Генератор”.

Это было… довольно стильно. Странновато, кое-где прихрамывало качество видео и звука, но у программы, которую собрала Ирина, определенно был стиль. Этакий артхаус с безумными нотками. Эти три обезьянки присутствовали так или иначе в заставке каждой передачи. Но мультик был только на старте. В остальных заставках они либо сидели на буквах, либо таращились удивленно, либо прятались и выглядывали из-за букв.

Сама Ирина на экране ни разу не появилась. У нее была идея начать вещание со своего обращения к зрителям, но она почему-то от этого отказалась. Надо будет спросить, почему.

Хотя, в общем-то, все было понятно. Не вписалось обращение в общий стиль программы.

– Ой, мамочки… – прошептала Ева, когда очередь дошла до интервью с ее отцом. Монтаж ее был не тем, который я видел. Интервью было нарезано на рваные куски с перебивками в стиле немого кино. И этими самыми обезьянками опять. Монтаж получился неидеальным, но идея была понятна. Камера замирала на Наташе, которая в очередной раз принимала какую-то странную позу или делала широкий жест, дальше кадр сменялся на рисованную обезьянку в той же позе. И рядом с обезьянкой появлялся вопрос, который она задала.

– Получается, они этих обезьянок с Наташи нарисовали? – хихикнула Ева.

– Не исключено, – согласился я.

– А она об этом знает? – спросила Ева.

– Не факт, – я покачал головой. – Думаешь, обидится?

– Твоя Наташа меня пугает, – Ева прижалась ко мне и положила голову на плечо. – А еще мне теперь страшно в универ идти…

– Ты же говорила, что однокурсники никогда твоего отца не видели, – я обнял девушку за талию.

– Они не видели, – сказала Ева. – Но земля круглая. Мои одноклассники видели. Некоторые из них тоже учатся в универе, только на других факультетах. Такие вещи быстро разносятся, ты же знаешь.

– Факт, быстро, – согласился я.

– Вот ты меня вообще сейчас не успокоил! – со смехом сказала Ева и ткнула меня кулаком в бок.

– А я и не пытался, – подмигнул я.

– Почему? – спросила Ева. – Я же правда боюсь…

– Потому что я за тебя не переживаю ни капельки, – честно сказал я. – Ну вот давай представим себе, как могут максимально плохо развиваться события. Допустим, в универе прямо завтра все все узнали.

– Завтра первое мая, выходной, – сказала Ева.

– Окей, третьего мая, – кивнул я. – Ты приходишь третьего мая на пары, а там тебя уже ждут твои однокурсники. С бочкой дегтя и мешком перьев! И табличкой позора: “Ее папа снимает порррррно!”

– Вот блин! – Ева сначала надула губы, потом фыркнула и засмеялась. – Какой еще деготь, откуда они его возьмут?

– Ну это я просто Тома Сойера вспомнил, – сказал я.

– Гекльберри Финна тогда уж, – поправила меня Ева. – Это там мазали дегтем и в перьях валяли.

– Точно! – согласился я. – Но будет ведь не так, верно?

– Не так, – покачала головой Ева. – Будут шушукаться. Пальцем показывать. Удалова может высказать прямо, что-нибудь… Она в школе была комсоргом, кажется. До сих пор не отвыкла.

– Страшно? – спросил я.

– Да ну тебя… – Ева засмеялась и отвернулась. Но потом замолчала. – На самом деле, вообще вряд ли будет что-то плохое. Скорее просто задолбают вопросами дурацкими.

– Это точно, – сказал я. – Возьми у Наташи мастер-класс по дурацким ответам.

Мы снова замолчали. Программа шла дальше, и это было интересно. Я подумал, что надо было, наверное, напроситься в гости к родителям на этот вечер. Все-таки наша с Евой реакция была понятна. Ведь все эти передачи рождались на наших глазах и при нашем участии. А вот посмотреть, как левые люди реагируют на подобное творчество, на самом деле хотелось. Я пытался сначала как-то мысленно анализировать, высказывал внутри своей головы мнение о том, что программы получились чересчур непохожие ни на что. Это было похоже на журнал “Птюч”. В каком-то смысле. А он ведь тоже родом из девяностых. Только, кажется, еще пока не начал выходить. А мне он попадался в моем прошлом-будущем. Один приятель хранил подшивку этого сюрреального издания, у него и листал. Так что может как раз вот этот рваный хаос в немного темных тонах – это и есть то, что сейчас нужно. Сейчас, в девяностые, много кто жалуется, что реальность похожа на какой-то абсурдный сон, который все никак не хочет заканчиваться. А иринин телеканал что-то похожее как раз с экрана и транслировал…

И мартышки эти еще бертоновские…

– Надо будет пораньше завтра проснуться, – сказала Ева задумчиво.

– Зачем? – спросил я. – Концерт начинается с четырех.

– Никак не могу привыкнуть, что демонстрации теперь нет, – сказала Ева. – Мне в детстве нравилось. В прошлом году была, а в этом…

– Какой-то движ явно будет, – сказал я. – Хочешь сходить?

– Это будет совсем не то, – скривилась Ева. – Какой-то митинг. Мне именно ходить нравилось. Чтобы машины украшенные, все такое. Так что план проснуться пораньше отменяется. Будем дрыхнуть до полудня. А в конце программы будет кино, как на ТВ “Кинева”?

Глава 4

– Снег? Серьезно?! – Астарот зло сплюнул. – Да что за невезуха вообще…

– Да ладно, может еще закончится, – неуверенно сказал Бельфегор.

Погода, как у нас частенько бывает, выдала ночью адский кульбит. Еще вчера стояла практически жара, почки на деревьях проклюнулись зелеными листиками, трава поперла из-под ковра прошлогодних прелых листьев. Казалось, что все, зима теперь уже точно закончилась, впереди одно сплошное лето… Но рассвет пришел мутный и серый, а к десяти утра небо налилось свинцом, и полетел снег. Крупными новогодними хлопьями. Пока что на сухом асфальте эти хлопья таяли, превращаясь в мокрые кляксы. Но как там дальше пойдет – хрен знает. Может и сугробов навалить, бывали такие случаи.

– Ну мы же не на шашлыки едем… – философски заметил Макс.

– Обидно, что мы в первый раз выступаем на общегородской сцене, а народу мало будет из-за этого дурацкого снега, – угрюмо сказал Астарот.

– Или наоборот, – пожал плечами Макс. – Народ увидит снег, не поедет на природу и повалит в центр. Там хотя бы есть, где в тепло спрятаться.

– Какой смысл гадать? – сказал я. – Грузимся и поехали.

– Кто идет пешком? – азартно спросил Бегемот. – Самый молодой или самый рыжий?

– Нет уж, сегодня я в машине! – заявила Надя. – У меня юбка короткая, не хватало еще отморозить себе что-нибудь!

«Ангелочки» лениво поспорили насчет мест в машине, раскидали выигрыш на «камень-ножницы-бумага», и Бегемот с Максом вздохнули и поплелись к воротам. Остальные радостно загрузились, и я вырулил с территории завода.

– Вроде должно быть как-то волнительно, да ведь? – нарушила короткое молчание Надя. – Я помню, что перед концертом на масленицу у меня прямо мандраж был. А сейчас – ничего вообще. Астарот, а у тебя как?

– Та же фигня, – кивнул Астарот. – Мозгом вроде понимаю, что достижение огромное, но это себе приходится повторять, чтобы не забыть. Будто вообще не выступать едем, а так… На шашлыки.

– На шашлыки… – эхом повторил Бельфегор. – Блин, а может правда на шашлыки сгоняем? На День Победы, а?

– Шашлыки в сугробах жарить будем? – криво ухмыльнулся Астарот.

– Да растает еще, – не очень уверенно возразил Бельфегор.

Снег становился все гуще, уже настоящая такая метель. На асфальте он все еще таял, а вот на зазеленевших газонах появились белые пухлые лоскуты.

– Шашлыки можно и просто в шашлычной поесть, – сказала Надя.

– Это не тоооо… – протянул Бельфегор. – Велиал, помнишь, как мы в детстве ездили? На первое или на девятое мая, в Затон?

– Ага, – кивнул я. Не помнил, конечно, но поездка на шашлыки на первые майские – это был обычный такое ритуал. А наши с Бельфегором семьи, похоже, довольно давно дружили. Да и сейчас мамы общаются.

Астарот, Бельфегор, Кирилл и Надя принялись вспоминать разные «шашлычные» истории, кто-то про дачу у друзей, кто-то про тайные рецепты маринадов. Забавно. Реально же, мы едем на очень статусное мероприятие, про которое несколько месяцев назад даже и помыслить не могли. И болтаем по дороге в машине про жареное на углях мясо.

Наверное, это даже что-то закономерное происходит. Мы с «ангелочками» двинули к успеху по своему плану, а тут нам, как снег на голову, упало это вот выступление. Даже пока не просчитывал по-нормальному его выхлоп. И как его грамотно использовать.

– Велиал, а ты же камеру взял? – вдруг спохватился Астарот.

– Конечно, – усмехнулся я. – Куда же я без камеры-то?

– У меня просто мама сегодня на дежурстве, а она очень хотела посмотреть наше выступление, – Астарот сказал это с таким простодушно-победным видом, что стало понятно, что он ждет какой-то определенной реакции.

– Твоя мама?! – воскликнул Бельфегор и даже подался вперед и влез между передними сидениями. – Она хотела посмотреть? Да она же все нам все время говорила, что мы фигней страдаем!

– Она так и считала, – хмыкнул Астарот. – Пока по радио нашу песню не услышала. Прикинь, позвонила мне, такая. И не наорать, как обычно, а участливо так расспрашивала, что да как.

– У меня такое впечатление, что это радио нам просто… ну… жизнь поменяло, что ли, – сказал Кирилл.

– Ага, никогда не думала даже, что это вот прямо так важно, – сказала Надя. – У меня отец тоже слышал. Спросил, в этой ли группе я пою. Ничего не сказал потом, кивнул. Но для него это уже дофига! Можно считать, что поздравительный торт купил.

– Блин, я все время забываю, что ты еще в школе учишься! – воскликнул Бельфегор. – А на гастроли тебя папа как вообще отпускает?

Надя многозначительно закатила глаза и слегка пожала плечами. Мол, а что, может быть как-то по-другому вообще?

А я подумал, что здесь, в девяностых, дети вообще как-то раньше взрослеют. Не сказать, правда, что от хорошей жизни. Скорее уж, по необходимости. По родителям эпоха перемен ударила куда сильнее. Это в глазах взрослых я здесь видел беспомощность выброшенных на берег рыб. А подросткам было нормально. Рухнула страна, и под ее обломками оказались погребены родительские планы на их жизнь и светлое будущее? Да и ладно, не очень-то и хотелось… Реальность встала на уши, хорошо и плохо поменялись местами? Пофиг. Мы меняемся, и мир меняется.

Мои однокашники частенько сетовали, что, мол, дети в две тысячи двадцатых – беспомощные нежные снежинки. Типа, вот у нас в их годы вокруг грохотали лихие девяностые, родителям на нас было пофиг, а мы все были – эгегей! Адаптировались к меняющимся временам, крутились, не боялись ни черта.

А может как раз в этом дело? Адаптируются к тому, что есть. Здесь, в девяностых, отращивают клыки и тренируют деловую хватку. Там, в две тысячи двадцатых, культивируют беспомощность, чтобы родители, двинутые на заботе и опеке своих чад, могли почувствовать свою нужность и незаменимость.

– Это нам отсюда таскать? – заныл Бельфегор, когда увидел, где я припарковался. Социалистический был перекрыт, а вся парковка театра драмы была уже забита.

– Как быстро к хорошему-то привыкаешь, да? – усмехнулся я. – Помнишь, как мы твой поливокс от завода до «Фазенды» зимой тащили?

– Так это когда было-то… – насупился Бельфегор. – Хотя да, недавно. А кажется, что вообще в какой-то прошлой жизни.

– А у организаторов разве нет помощников? – Астарот выбрался из машины, поежился и попытался поднять воротник косухи. – Там столько народу было всякого, чем они занимаются?

– А ну хорош ныть! – скомандовал я. – Места в машине – они такие. Работа грузчика в подарок!

*****

Концерт начался почти без опозданий. Ну, всего-то на полчаса, может. Как обычно бывает, что-то там засбоило, или какие-то провода кто-то не привез, случилась суета с поиском виноватого. Который благополучно от кары скрылся, притащили за шкирку кого-то, кто разбирается, устранили неисправность. И на сцену вышли «Парк культуры и отдыха». Густой снег валил с неба, и уже даже на асфальте перестал таять, а превращался в серую кашу. Налип на ветках, покрыл сплошным белым ковром газоны. В общем, новый год сплошной, а не первое мая. Правда, народу все равно было дофигища. Вся широкая лестница и площадь под ней, переходящая в парковку перед областной администрацией, заполнена сплошной толпой. Не сказал бы, что все они как-то смотрели на сцену. Да и звук был, прямо скажем, так себе. В том месте, где мы кучковались с другими музыкантами, разобрать слова еще было можно, а вот на небольшом отдалении было слышно только басы.

Больше всего было жалко девчонок из танцевальной группы «Кобра». Вместо раздевалки выступающим поставили незамкнутую ширму. Ясен пень, подростки старшего школьного возраста моментально просекли, что со стороны газона отлично видно, что происходит внутри. Правда, девчонки были явно опытные, не первый раз выступали. Так что на свист и улюлюканье внимания не обратили вообще. Тем более, что их сценические костюмы мало чем от нижнего белья отличались. Но вот своей очереди им под снегом приходилось ждать в экстремально коротких платьях и чулках сеточкой. А номеров у них в программе, в отличие от музыкантов, было несколько. Их выпускали на сцену между выступлениями рок-групп.

Да уж, и не скажешь, что еще год назад на первомай в Новокиневске была вполне коммунистическая демонстрация, с красными флагами и криками «Ура»… А сейчас все как будто спешили показать свою раскрепощенность и незашоренность. По обрывкам разговоров я понял, что танцовщицы-то опытные, только раньше они выглядели не так откровенно.

– «Ангелы С»! Где «Ангелы С»?! – заполошенно спросила дамочка, похожая на воспитательницу детского сада. В рукахах – уже почти насквозь промокшая бумажка, голова замотана платком, который изначально в ее одежде явно не планировался.

– Здесь! – я поднял руку.

– Вы не готовы еще что ли?! – дамочка выпучила глаза. – Вам на сцену через одну песню уже!

– В смысле?! – возмутилась одна из «кобр». – Сейчас же мы идем!

– А вы сразу после «Ангелов», – сверившись с бумажкой, сказала дамочка.

– Эй, а почему так? – подтянулись остальные танцовщицы. – Мы что, зря тут мерзнем?

– Мы же по-другому репетировали!

– Ничего не знаю, распоряжение свыше!

– Да они офигели там вообще!

– Это еще полчаса что ли тут мерзнуть?

– Я все сказала! «Ангелы», марш готовиться!

Внезапная рокировка застала нас слегка врасплох. Так что мы были должны выходить на сцену уже во второй половине концерта, ближе к концу. А сейчас получалось, что вторыми. Сразу после Конрада. И даже без танцевальной отбивки.

– Какой-то бардак, – пробурчал Бельфегор, вытаскивая из-под заснеженного полиэтилена кофр с поливоксом. – Ну, правда, вот нафига? Нормально же все было…

Танцовщицы были в бешенстве. Девчонки и так-то были высокомерными, а тут их прямо понесло. Кто-то из них даже предложил послать нафиг этого концерт, мол, этой мымре надо, пусть сама на сцене жопой и крутит. На нас зыркали зло. Будто это «ангелочки» сами расписание подтасовали. Но на нас тут все смотрели не очень чтобы дружелюбно. У них тут, понимаешь, сложившийся уже конгломерат обласканных администрацией музыкантов, а тут какие-то хрены с горы.

– Да там Прокофьев приехал, – сказал один из концертных «волонтеров». – Смотреть концерт до конца он не будет, но сказал, что хочет «Темные тени» услышать, мол, по радио слышал только. Вот и переставили.

Кто такой Прокофьев, я, честно говоря, понятия не имел. Скорее всего, какой-то важный чиновник. Откуда он, интересно, концерт смотрит? Со второго этажа театра? В толпе вроде не видать никаких человеческих коробочек или, там, машин. Не просто же так важный человек, ради которого расписание концерта поменяли, просто так стоять в толпе сограждан.

Объяснение не добавило нам очков в глазах других музыкантов, но это было уже неважно. И вообще хорошо, кстати. Раньше отстреляемся, раньше отнесем инструменты в машину. А там можно будет пошляться по праздничному центру, послушать других. Не парясь насчет своей весьма дорогостоящей техники.

Я проследил, чтобы «ангелочки» заняли исходную позицию на боковых ступеньках уличной сцены, а сам вклинился в толпу, чтобы присоединиться к нашим в первых рядах. Жан со своими «акулами пера», Ирина со Стасом. Девчонки наши сгрудились кучкой, прикрыв головы развернутым дождевиком. Хрен знает, где они его взяли, выглядел он как будто его у какого-то матерого рыбака отняли.

Пожалуй, публика возле рок-сцены была как-то более вовлечена именно в концерт. Возле основной сцены, концерт на которой был этакой сборной солянкой из рока, попсы, народных танцев, хоровых коллективов и даже каких-то уличных театральных трупп, публика мало внимания обращала, собственно, на исполнителей. Там танцвали, собирались в кружочки и пили из горла, подпевали, флиртовали друг с другом.

Здесь ничего такого не было, по крайней мере, на двух верхних пролетах лестницы. Народ был повернут лицами к сцене, махал козами, свистел что-то. Причем как-то с разгона, без всяких, так сказать, прелюдий. Они пришли сюда колбаситься под рок – они колбасятся под рок. И неважно, что колонки хрипят, и что там поет в свой микрофон Конрад, вообще не очень понятно.

Отметил «амбразуры» телевизионщиков. Хм, кстати, еще один плюс того, что нас передвинули ближе к началу. Вряд ли наши коллеги с ГТРК будут торчать здесь до упора. Сейчас отснимут, что нужно для сюжета, и свалят.

– А вы что не снимаете? – спросил я, приблизив рот к уху Ирины.

– Так наши же еще нескоро, – сказала Ирина.

– Следующие, – я мотнул головой в сторону боковой лестницы. Астарот и Надя пили что-то из чашки от термоса. Пантера молодец, термос я ей поручил. Не забыла!

– В смысле?! – Ирина сделала круглые глаза. – Стас, быстро расчехляйся! Блин, такой ракурс уродский…

– Встаньте вплотную к сцене, вон там, – показал я. – Получится, как будто из-под земли снимаете. У вас такой стиль, что…

– Точняк! – Ирина ухватила Стаса за руку, и они протолкались к пустому пятачку. Смотреть оттуда было реально неудобно. Но вот если Астарот нависнет над камерой и распахнет крылья, получится очень эффектно…

– С первомаем, Новокиневск! – сказал Конрад со сцены. – В это первое мая многое случается в первый раз. В первый раз в Новокиневске нет демонстрации, в первый раз снег идет…

– Не в первый! – выкрикнули из публики.

– Я раньше под снегом первого мая не выступал! – засмеялся Конрад. – Но я веду не к тому. Сейчас на эту сцену группа выйдет тоже в первый раз. Здорово, Саня!

Конрад повернулся к поднявшемуся на сцену Астароту и пожал ему руку.

– Это группа «Ангелы С», прошу любить и жаловать, – продолжил Конрад. – Если кто-то их еще не слышал, то вам сейчас представится такой шанс.

– Спасибо, Конрад, – Астарот забрал у Конрада микрофон и обвел взглядом публику. – Привет, Новокиневск! Всех поздравляю с праздником. Ну и давайте, что ли, зажжем, а?

Публика загудела. Меня попыталась отпихнуть в сторону какая-то наглая девица. Вместе с еще несколькими визжащими подругами. Ломанулись вперед поклонники и поклонницы «ангелочков». Кто-то заверещал: «Темные тени!» Другие подхватили.

И не то, чтобы прямо все зрители в едином порыве орали и стремились ближе. Но таковых было… немало. А поскольку движ возник в разных частях толпы зрителей, создалось ощущение, что все всколыхнулись. И даже раздалось ритмичное хлопанье, повторяющее басовые шаги из этой самой песни, которую Кирилл считает одной из своих самых скучных.

Бегемот помахал в воздухе палочками и добавил к этим хлопкам свои барабаны.

«А это были бы удачные кадры…» – я отвернулся от сцены и вытянул шею, чтобы разглядеть, что там телевизионщики. Не Стас с Ириной, у них этот вот переход от хлопков в ритм сразу к песне, скорее всего, не получится. Бегемота с их ракурса вообще не видно. А вот ребята с ГТРК как раз могут снять как надо.

Ага, кажется, пишут как раз сейчас, отлично!

«Темные тени» я слышал уже много раз. Так что больше смотрел именно на публику. Причем старался выискать в толпе лица тех, которые видят и слышат «Ангелов» впервые. И срисовывать реакции.

Почему именно эта песня? Что в ней такого цепляющего?

К хлопкам в ритм присоединялись все больше людей. А вот хор подпевающих колонки пока что не заглушал.

Надо работать над этим.