Читать книгу: «Каф Манкитриста»

Как только смех прошёл, – смешной прошёл завесу.

Словно учёный кот раскрыл секретный код.

Профан нашёл проход, изведав тайны леса,

он разорвал Клипот.

И жмурится Корсон…

`

Ёта Хауст

* * *

Федеральная тюрьма. Замок Ик

Блок Г‑/рей/. Камера Б‑/зик/

7529, лето. Змей,37-е Эйлетъ

Понедельникъ

– В сетке местных каналов совсем стало нечего смотреть. Год назад ещё хотя бы «Рэбека» был. Какая‑то отдушина была. Теперь и этого не стало… Не возражаете, Легат Дювири, если выключу вовсе?

– Нисколько, любезный Афанасий Манкитриста. Вырубайте эту хрень. Телевидение сегодня раскладывает бесплатный сыр по бюджетным каналам. Да и параболики делают телевизор сундуком со сказками лишь для того, что б потребитель не замечал блёсны, закинутой в экраны ловцами деконструктивизма и через окна Овертона¹ выуживающих из душ человековых благое оправдание этического скудоумия.

– Две недели с вами в камере. И не привыкну никак к вашей фамильярности. Всякий раз вы в обращении добавляете какое‑то прозвище. Манкитриста – вот к чему это?

– Вы не рады этим маленьким переменам? Здесь нет событий, и время по большей части течёт через нас.

– Давно вы в Замке Ик?

– С тех пор как решил отправиться хранить молчание. Это было спустя пару лет после смены чертога. Можно сказать, почти сразу после Кали-юги².

– Что же за несчастье вас постигло?

– Скорее бремя. С наступлением Сатья-юги³, в первое же лето Нового круга жизни, во мне произошло прозрение – метанойя⁴. Мир, на который я смотрел сквозь очки «Улька» и с помощью их же вовсю пользовал, он как‑то вдруг изменился и стал наполнять меня тяжелящим чувством. И если до этого мне в мире не хватало разве что амброзии, то с появлением тяжести в душе, меня стала посещать мысль о катарсисе.

– И какое молчание вы отправились сюда хранить? И что же это за очки такие, сквозь которые в душу набегает тяжесть томления?

– Если надел очки «Улька», условия всего два: наслаждаться жизнью и блюсти Омерта́⁵. Какое из них мне стало в тягость – ещё не взвешивал. Но жизнь стала утрачивать вкус к наслаждениям. И, в необходимости блюсти Омерта́ исчезла одна из сторон. Омерта́ блюдут по части из страха за жизнь. И чем слаще жизнь, тем сильнее страх. Немногие, даже из пресытившихся, способны блюсти Омерта́ ради одной только чести. И только ради чести некоторые из нас по своей воле идут либо в смерть, либо сюда, в бледное подобие смерти.

– Вы пришли сюда как в монастырь?

– У вас, Афанасий Полонович, поповские представления об алхимии души. Я пришёл сюда как в тюрьму. Зашёл, выбрал камеру, сел и храню молчание, но не томлюсь душою. Если возникает желание сменить обстановку. Или, как здесь говорят, сменить картинку, – перехожу в другую камеру.

– То есть вы без суда и следствия зашли и сели?

– Да. Так и было. Когда живёшь в очках «Улька», перед тобой открыты все двери. Это вы, Афанасий, здесь просто заперты и многого лишены. Я тоже многого лишён, но я не заперт. В любую минуту могу выйти отсюда и отправиться в такие божие дали мирового социума, которых вам при всех ваших, запрятанных в офшоры миллиардах, никогда не достичь. И даже, привстав на цыпочки, и издали вам туда не заглянуть.

– Вы серьёзно заявляете, что сидите здесь с Кали-юги и у вас не возникало желания выйти?

– За всё это время ещё не назрело. Так, чтобы выйти и опять удариться во вседозволенность.

– Вы это типа масон? Тайные ложи, мировое правительство… Знаете, что, Легат Дювири, канал «Трен ТВ» у нас и здесь показывает. Что‑то мне с трудом верится. И принимать всерьёз всё вами сказанное мне не хочется.

– Могу вас понять. Но ведь мне всё равно, как вы видите окружающий мир и мечтаете через призму надежд, когда‑то выскользнуть отсюда и зажить, как бывало. Или вы до сих пор с ностальгией посматриваете на мир сквозь щель тюремного окна? Я же вам описываю мир так, как он выглядит из сфер моего бытия.

– Тогда ответьте, кто вы в этом мире – масон, иллюминат, член мировой кулисы?

– Метародовая ветвь из всего этого, конечно, произрастает. И роняет тень на плетень, нагороженной конспирологами. Но на сегодняшний день законы Омерта́ проработаны так, чтобы в наслаждении жизнью о ней почти не думалось. Поэтому мы себя никак не называем, не обозначаем и нам не надо предъявлять никаких ксив. Это даже не транскорпоративный уровень. Мы пересекаем любые границы любых государств. Если и можно нас взять в контур некоего понятия, то вместительно нас будет назвать «Миллиардом Зэ». Это оптимальное число имеющих к исполнению множества желаний, удовлетворение которых несильно давит на загривок мировой экономики. На балансы которой, и работают остальные шесть миллиардов.

– А очки, как во всём этом действуют?

– Они в роли прибора. С их помощью видны скрытые знаки, символы, слова, указатели. А также потоки всевозможных предложений насладиться всеми благами эволюционных достижений человечества. Что‑то вроде рекламы. Только у нас эта консуматорша приглашает не для того, что б содрать с вас последние штаны.

– Ну это, разумеется. У элиты штанов не счесть…

– Надев очки «Улька», ты словно подключаешься к иному, доселе скрытому миру великих возможностей. И это не какой‑то планетарный стигмат технократии, как интернет, проявивший себя на теле планеты подобием нейросети. Скрытый мир на вид и на ощупь целиком такой же, каким видится вам. Но вам не видны скрытые от вас же возможности. И вам никогда не придёт в голову мысль воспользоваться всеми благами этого мира без какой то ни было оплаты.

– На вас сейчас те самые очки?

– Они самые.

– И много скрытого вы здесь видите?

– Из того, что незримо вашему глазу, не так уж и много. Но даже этого вполне достаточно, чтобы знать кое-что о вас. О предназначении этой камеры. На левой стене небольшой список ваших предшественников. Сотни на полторы. Ещё на дверях – нечто вроде подъёбки в сторону моего добровольного заточения: нарисован жест, которым заказывают шансон. И на потолке пара шутливых картинок из юмора, понятного лишь нам. Вам они ничего не скажут.