Читать книгу: «Влюбленность», страница 6

Глава 5 – Отторжение

Они не способны тронуть сердце, не причинив ему боль прежде..

Стендаль «Красное и черное»

Начался дождик, застучал по листьям, затем окрасил асфальт. На небо было бесполезно смотреть, туч все равно не было видно в этой темноте. Поэтому, не зная когда он кончится, мы решили переместиться в кафе, которое приветливо светилось огнями напротив аллеи. Мы побежали по траве, стараясь сократить путь, и я тут же поскользнулся на ней, – увидев это, она не рассмеялась, а лишь участливо подбежала и спросила, сильно ли я ушибся, но я по-пацански махнул рукой, давая понять, что бывало и больнее. Она помогла мне встать, я же выпрямившись, стал накрывать ее голову своими ладонями, чтобы как можно меньше капель попало на ее голову, и чтобы они не испортили ее ухоженную прическу. Этот дождь нас почему-то сблизил, было холодно снаружи, но становилось теплее внутри. Капли дождя ласкали нашу кожу, и я становился от этого радостнее. Она бежала, держа подол платья в руках, чтобы не испачкать, оглядываясь на меня и улыбаясь. Я же, теперь осторожно шел, ища жесткую поверхность, помня о скользкости своей обуви. И как это обычно бывает, чем сильнее мы бежали от дождя, тем интенсивнее он начинал лить, а когда останавливались под деревом его переждать, то он успокаивался. Она смотрела на меня по другому. Ее даже трясло, и мне казалось что не от холода, а от старых внезапно нахлынувших ко мне чувств. Глаза ее светились. Дорога была пустой, поэтому мы перебежали ее на красный свет, не в силах больше мокнуть.

В кафе было тепло, пахло пряностями, дорогим чаем, немного кофе, свежей выпечкой, и вечерней легкой суетой. Отряхиваясь от дождя, мы сели тут же у окна друг напротив друга, и заказали большую деревенскую пиццу и большой чайник горного чая, она весело суетилась, прижимая руки и ноги к телу. Только здесь в теплом помещении, мы поняли как сильно промокли и замерзли там на улице. Казалось, она быстро помолодела, окунувшись с головой в этот сентябрьский дождь, глаза ее были светлы, а лицо просияло добротой, как небо после грозы. Видно было, что на этой позитивной волне, ей хотелось поговорить о чем-то, губы ее пассивно шевелились, и в этом теплом помещении с ароматными запахами, она легко разговорилась. Пытаясь согреться, она сначала начинает непринужденно болтать об интерьере кафе, о посителях, об официантах, о меню, а затем переключается на себя, чего хочет достичь, о своих хобби, страхах и мечтах. Я чувствую, как она открывает один свой замок за другим. Слишком много рассказывает о себе, как она была раньше наивна. Она рассказывает мне о чем-то, при этом каждый раз поднимает брови с заигрывающим взглядом, будто бы спрашивает меня: «Представляешь?», а потом опускает глаза от смущения. Пока она рассказывает, улыбка не сходит с ее мягких губ, она будто смеется вместе со мной над тем, что с ней когда-то происходило, и о чем она когда-то мечтала. Она открывала предо мной то одну, то другую дверь внутри, и при каждом таком приступе откровенности, она становилась все спокойнее. Она доверилась мне наконец-то, и это случилось само собой, без моих на то усилий. И я не мог понять почему.

Мне кажется, что она слишком быстро поддалась на мои чары, и почему-то из-за этого стала казаться уже не такой привлекательной, как раньше, когда меня полностью игнорировала. Ее черты постепенно искажаются, исчезает и шарм, и привлекательность, а моя самоуверенность почему-то растет, улыбка становится смелее и даже унизительнее, превращаясь в ухмылку. Я чувствую это в себе сам, но сделать ничего не могу, будто меня подхватила бурная река самолюбия, и понесла своим потоком вниз к крутому склону. Что со мной происходит, почему ее сдача, ее покорность, ее открытость, стала для меня поводом отвернуться от нее. Что это может быть, и почему я не могу это контролировать. Та, ради которой я не мог спать, и грезил ночами, теперь сидит от меня на расстоянии протянутой руки, и готова повеситься мне на шею, а я начинаю нос воротить. Я себя не узнаю, но уверенность заглушает эти мои сомнения. Меня словно подменили. Не так давно в школьные годы, я готов был от одиночества и тоски, жениться на первой встречной, и мне было тогда без разницы, даже ее фигура и лицо, лишь бы та была согласна подарить мне свое тепло. А сейчас, передо мной сидит мой идеал, та, о которой я так долго мечтал и добивался, та, которая отнимала у меня сон и покой, и я перед ней отворачиваюсь. Страсть перетекает сначала в равнодушие, а потом в жалость. Что же за скотский характер у меня, – теперь уже и жалость исчезает к ней. Она стала казаться мне слишком легкой добычей, но когда она была слишком сложной, я больше путался. Теперь почему-то я уверен, что она совсем не достойна меня, и что я могу найти еще кого-то – получше.

Так как я сидел спиной ко входу, то услышал позади себя стук женских каблуков, и почему-то по уверенному звуку этих шагов, мне показалось, что они могут принадлежать только очень красивой и сексапильной девушке. И меня просто раздирало обернуться, и быстро проверить свою догадку, заодно полюбоваться новой красотой, и видимо это мое желание заметила и она, так как просто вцепилась в меня взглядом, наблюдая за моим ерзанием на месте. Звук каблуков отдалялся, и мне нужно было скорее посмотреть на незнакомку, иначе она покинет поле моего видения. В итоге я не выдержал, и изображая все тоже потягивание спины, оглянулся на нее, и совершил тут же вторую ошибку – задержал свой взгляд слишком на долго. Если бы я лишь мельком взглянул, то обиды можно было бы избежать, но я позорно загляделся на незнакомку, а там было на что заглядеться – одно только ярко красное платье в обтяжку чего стоило. Зачем я это сделал, чего я там не видел, и какая была мне в этом необходимость, ведь со мной за столиком уже сидела та, самая прекрасная. Не знаю, может быть это старая привычка оценивать всех девушек, которая у меня сформировалась в период холостяцкой жизни, либо во мне снова взыграл аппетит, будто теперь любая передо мной не устоит. Не знаю сейчас, и не знал тогда, но скорее всего это были какие-то древние инстинкты, на которые я к своему сожалению не мог сослаться, объясняя ей свое очередное неадекватное поведение. Когда я обернулся обратно, то увидел ее искривленное лицо, на глаза ее накатили тучи, да вообще и температура, и запах тела ее резко изменились, этого нельзя было не заметить.

Теперь мои взгляды на нее отражались как мячи от ракетки, я больше не мог понять, что она чувствует, и что творится у нее внутри, – она закрылась от меня на все двери. При чем некоторыми она хлопнула прямо перед моим лицом, демонстративно давая понять, что не потерпит больше мой образ внутри себя. Меня сразу же пробил озноб, неизбежность стала задувать мне за спину, шея покрылась мелкими мурашками. «Ну вот получи», – говорил я себе, – «разве ты не этого добивался, неужели ты думал, что она отреагирует на твою заносчивость как-то иначе, все это было довольно предсказуемо, но ты все равно пошел на этот шаг». Я не мог себе простить этого взгляда на другую девушку, да еще и на первом свидании. Вот это настоящий позор, а не эти пацанские предрассудки, которые постоянно витали в моей юной голове.

Она молчит, только повторяющееся дерганье ноги, указывает на ускоренный ход ее мыслей и чувств. Воздух вокруг потяжелел, дышать им становилось вся труднее и труднее. Она вертится на стуле, чешет шею, поправляет платье, копается в сумочке, короче не находит себе места, и хочет то ли что-то сказать, то ли просто уйти, оставив меня одного. Потом она берет в руки вилку и начинает стучать тихо ею по столу, оглядываясь на кухню, откуда должны принести нашу пиццу, но я понимаю, что она просто так пытается успокоить свои нервы и свое негодование внутри. Я хоть и остаюсь спокойным внешне, внутри меня все переворачивается. Я чувствую, как на моих глазах рушится весь этот «прекрасный замок», который я выстраивал целый месяц, и понимаю, что это полный конец, и все мои старания по отношению к ней были напрасны. Она только что доверилась мне, и я только что разочаровал ее. Растоптал все за минуту.

Она поворачивается ко мне с безразличным видом, только постарев на несколько лет, и говорит твердым и требовательным голосом: «Ты мои конспекты успел переписать?», – я ошеломлен таким неожиданным поворотом, и не знаю что ответить, ведь если честно сказать, что я их вообще ни разу не открывал, то она еще сильнее обидится. Хотя вынужден был похвалить ее, за эту смелость разорвать наше затянувшееся молчание, а так же за попытку перевести разговор на другую тему. Да и вообще, продолжить разговор. И пока я погрузился в эти свои раздумья, она уже ответила за меня: «Все с тобой понятно», и я лишь виновато улыбнулся, признавая тем самым ее правоту. Но она пропустила мою улыбку мимо, и только нахмурилась, а значит, она ожидала от меня чего-то другого, вероятно, хотя бы благодарности, или хотя бы скупого «спасибо». А я как обычно по пацански только глупо отмолчался. Вероятно, этим вопросом о своих лекциях она хочет меня застыдить, поддеть хотя бы за что-то, чтобы мне, как и ей, так же стало плохо.

Я мнусь и не знаю что ответить, она начинает сердиться еще больше, при чем уже не скрывая этого. Лоб ее хмурится, глаза становятся острее, волосы выгибаются, как у кошки, готовой наброситься на змею. Я не понимаю, почему она так обиделась из-за этих своих лекций, ведь эта дисциплина уже давно прошла, и препод давно всем поставил отлично за то, что мы всей группой поддержали и проголосовав за его бестолковый проект на научной конференции. Молчание чешет нервы. Мне стало немного стыдно, ведь я в самом деле должен был отдать ей эти конспекты еще до конца семестра, чтобы она сама могла подготовиться. Да, тут она уличила меня в том, что я думаю только о себе. И тут я с ней согласился, но при этом не мог себя терзать за это слишком сильно, поэтому решил все сгладить дружеской улыбкой, которая выражала сразу и благодарность, и дружбу, и извинения за произошедшее. Она брезгливо отвернулась.

Теперь она сидит ко мне спиной, но я вижу, как у нее течет слеза в отражении стекла, и я испытываю рев внутри, ведь я точно понимаю, что я являюсь тому причиной. Я прекрасно вижу весь ее силуэт, который растянуло расстройство и плач на поверхности витрины. Она же пытается отвлекаться от нахлынувших на нее чувств, разглядывая вечерние огни, но у нее это плохо получается, появляются все новые слезы под отекшими глазами. Внутри меня острыми осколками льда осыпается ледник, и глыбы разбиваясь, жгут меня. Я должен остановить ее слезы, ведь я не имею никакого права ее обижать, и тем более оставлять все как есть. Но что я могу сделать, ведь ее реакции непредсказуемы, – главное не сделать только еще хуже. Поэтому после долгих сомнений, порывов и раздумий я решил снова отмолчаться, надеясь что ситуация сама разрешиться. Приносят заказанную еду, но есть уже никто из нас не хочет, мы сидим отвернувшись в разные стороны. Официант удивленно косится на нас, но ничего не говорит, оставляет пиццу и уходит.

Дождь вроде кончился, и мы медленно выходим на улицу, запинаясь оба о мельчайшие неровности пола, переходим влажную от дождя улицу, идем медленно к остановке, разглядывая огни в лужах, не решаясь посмотреть друг на друга и заговорить. Было ощущение пустоты внутри, будто все уже сказано. Она идет быстрее меня, выдавая свою легкую нервозность, явно торопясь закончить это свидание побыстрее и попасть к себе в уютную и знакомую обстановку квартиры. Я же иду намеренно медленно, пытаясь придумать, как все вернуть обратно, как исправить положение, и извиниться за все сразу. И тут дождь снова начинает моросить мелкими каплями, стреляя холодными иголками по нашим телам, сначала потихонечку, а потом усиливается, и начинает стучать по голове тяжелыми ледяными каплями. Отражение огней в лужах расплывается и рвется на мелкие светящиеся маячки. Ветер притаился где-то в ожидании, чтобы пронзить нас насквозь в тот самый момент, когда мы к этому будем не готовы. Непогода пытается остудить наши разгоряченные тела, воздух стал остывать, изо рта выходят серые клубы пара.

Я догоняю ее, и пытаюсь обнять, но она нехотя отталкивает мою руку, и изгибается всем телом назад, старается отстраниться от меня на безопасное расстояние. Я же стою не зная, что мне сделать: настойчиво продолжать или отступить назад. Хоть я так никогда и не делал до этого, но раньше она никогда не была так резка и категорична в своих поступках. Даже обижаясь, всегда оставляла дверь приоткрытой. Сейчас же она не просто не хотела, чтобы я прикоснулся к ней, она четко старалась сохранять дистанцию, при чем увеличенную. Она смотрит теперь на меня так, будто не хочет больше меня видеть, и будто это последний раз, когда она вообще на меня смотрит. А смотрит только для того, чтобы разглядеть во мне стыд, или хотя бы самобичевание, которое ее всегда успокаивало. Сквозь капли дождя едва заметны ее собственные слезы, которые смешались с ее потекшим макияжем, но глаза ее от этого не покраснели. Вероятно, из-за частоты плача, она уже научилась плакать, не раздражая свои веки. Я тоже научился плакать внутри – по пацански.

Мне снова становится дико стыдно за то, что я испортил такой день, и расстроил прекрасного человека, которого так люблю. Туш с ее глаз потекла черной пирамидкой, опущенной вниз, я говорю ей «Постой!», но она только ускоряет шаг. Я обгоняю ее, и перегораживаю путь всем телом, она дергается то в одну, то в другую сторону, потом останавливается и пристально начинает сверлить меня глазами, которые кричат: «Ну что? Ну что тебе еще надо?». Делаю осторожный шаг ей навстречу, она не отводит от меня своих нацеленных глаз, пар из ее рта усиливается, она волнуется, я ловлю каждый удар ее сердца, капли дождя стучат по нашим головам, лужи шипят пузырями за спиной. Она стоит и смотрит на меня, струи воды текут по ее мраморному лицу, но мышцы вокруг ее глаз становятся мягче. Она чего-то ждет. Резким движением я делаю еще один последний шаг к ней, беру обеими ладонями ее за подбородок и подношу ее лицо к своему. И последнее что я помню, прежде чем коснулся ее губ, – это как она очень медленно закрывает свои уставшие глаза, словно отпускает в вдаль своих птиц, которые все это время сидели у нее на веках.

Это был наш первый поцелуй, эта был полет в другую вселенную. Она сначала дернулась обратно, но не резко и не быстро, замахнувшись даже на меня рукой, но как только наши языки соприкоснулись, она застыла, вздрогнула всем телом, и сползла незаметно по воздуху, веки ее заволокло раскаленным песком, а подбородок отвалился как скала от берега, ее тело стало мягким и слабым, как ее платье. Она полностью доверилась мне, и я впервые в жизни контролировал наши с ней отношения, и еще больше – все ее тело. Я чувствовал в своих руках ее душу, она извивалась, как рыба выпрыгнувшая из реки в океан, она отдала в мои объятия всю себя. Она наконец-то доверилась мне, а я в-первые почувствовал, что не имею права ей так управлять. Я не был готов к такой покорности, я представлял наши отношения, вроде как бег на равных, а она сразу же сдалась, предоставив мне вести ее за руку куда угодно. Меня почему-то дико испугала это, что кто-то доверился мне без остатка, что кто-то влюбился в меня без остатка. Это было не привычно. Я так долго об этом думал и мечтал, но только сейчас стал понимать, что эмоционально не был готов стать чьим-то кумиром или идеалом. Даже половинкой. Это была большая ответственность, будто за тобой следят миллионы собачьих глаз, и просят их не разочаровать. Мне стало не по себе от этих мыслей.

Говорят по первому поцелую можно сразу понять, что за человек перед тобой, как он к тебе относится, и какое тебя ждет будущее с ним. А я не понял, лишь забылся в тепле и мягкости ее губ, и от мятного запаха ее яблочного лица. И в этом запахе было что-то покорное, но не мне, а самому этому великому чувству, которым она восхищалась и падала ниц, не способная сопротивляться его чарам. Она готова была утонуть в этом розовом море любви, она бултыхала ногами прямо сейчас по моему лицу, пытаясь заплыть как можно глубже, не боясь утонуть. И от этого мне почему-то она показалась слишком податливой, и я ощутил некий трепет от этой власти над ней, ведь она хотела просто любить, или нет, она очень хотела влюбиться, ради чего готова была терпеть переход через раскаленную лаву, чтобы нырнуть в нее снова. Наши юные тела не могли сопротивляться этому волшебному чувству, оно было больше нас, хоть и исходило от нас. Оно было нашей второй жизнью, в которой бала только эта внутренняя щекотка и больше ничего вокруг. Я, как и она, чувствовал похожее чувство, как электрический ток трещал искрящейся нежностью, бегая по моей коже как по живым проводам. Нас коротило, нас трясло, нас дергало, – мы застыли на месте как каменные статуи.

Ее глаза стали глубже, будто у них появилось двойное дно, а под ним уже показывалось и тройное дно, она разглядывала меня как вращение планет, разглядывая детально каждую деталь, каждую морщинку на моем лице, и очень нежно поглаживая ее глазами. Я чувствовал, как ее тело поплыло в этом чувственном океане, и она сама себе уже не принадлежала, глаза эти были не ее, а будто принадлежали другим людям, будто тысячи глаз одновременно смотрели на меня, – сотни чужих и в то же время очень знакомых глаз. Внутри меня падал с высокого неба пушистый снег, размером с мизинец, но падал он гораздо медленнее обычных снежинок, хотя и был размером крупнее их. Было невероятное ощущение похожее на тепло в идеальной пропорции смешанное с холодом, которое возбуждало и подкидывало сугробы внутри меня вверх то тут то там. Странное непривычное чувство захватило меня, хотелось так резко взлететь, и в такой же степени падать вниз. Хотелось разорваться на мелкие части, и как пар испариться целиком над океаном, и тут же сжаться облаком в капли дождя и вернуться вниз. Это было необыкновенное чувство, когда полнота его была настолько безграничной, что я просто выходил за пределы своего тела, и считал себя чем-то большим. И все это происходило против моей воли, все это происходило само собой, будто сильный ветер нес меня.

Вдруг она открывает глаза, и в глазах ее легкий ужас, от каких-то внезапно возникших мыслей, я пытаюсь прочитать их, но от этого ужас в ее глазах становится еще сильнее. Она делает шаг назад, не отрывая от меня своих глаз, тушь течет по ее щекам, волосы путаются от дождя, взгляд ее становится более колючим, я не выдерживаю его и отворачиваюсь, вижу пустую улицу, лужи, фонари, проходит буквально пара секунд, и я слышу ускоряющийся бег ее каблуков, удаляющийся от меня. Она бежит, отчаянно махая руками, не обращая внимания, что под ногами, тротуар или лужи, брызги летят от ее каблуков, волосы все спутались, дождь шумит вокруг и заглушает ее крики, если она кричит, а если и не кричит, то вся эта ситуация, со всеми этими глупыми недомолвками, выглядит очень кричаще. Вдали слышится гром. И я вроде хочу ее догнать, но не знаю, что я ей скажу, когда догоню, я уже был полностью опустошен. Последний аргумент, который я мог использовать – это страстный поцелуй, – и он не сработал, и я не знал, что я еще могу сделать. Дождь вроде бы прекратился, по крайне мере немного стих, но настроение было такое, что хотелось чтобы он усилился, чтобы он смыл все мои мысли, – все то, что только что произошло, весь этот ужасный вечер.

Глава 6 – Ожидания

Сорвавшаяся рыба всегда кажется больше пойманной.

Кобо Абэ «Женщина в песках»

Она снова убежала от меня, не позволив проводить ее до дома. Я понимал, что мог показаться ей не с самой лучшей своей стороны тогда, но ведь я могу выглядеть гораздо лучше, потому что я совсем другой. Ведь я никогда не заглядываюсь на красивых девчонок, точно зная, что мне ничего с ними не светит, да и не говорю такой бред, который наговорил в тот вечер. Почему именно тогда, я совершил все эти ошибки сразу – сам не понимаю, и мне очень хотелось быстро исправиться в ее глазах. Но тот вечер уже окончательно был упущен, теперь ситуацию можно было изменить только на следующем свидании, о котором нужно будет опять умолять ее на коленях и с цветами. Несмотря на все это, я был доволен тем днем, и знал что в следующий раз, учту все свои ошибки, и уже проведу идеальное для нее свидание. В следующий раз я точно провожу ее до дома, и поцелую ее руку перед прогулкой и после. Я буду сентиментальным, меньше молчать и меньше нести бред, а так же меньше вертеть головой по сторонам, когда рядом такое сокровище.

Теперь я уже понимаю абсурдность личного и сиюминутного восприятия, а тогда оно меня пьянило. Да, я понимаю, что не со мной одним такое случается, и скорее всего еще не раз меня подведет в отношениях с людьми, но что я могу с этим сделать. Скажите, кто-нибудь: почему, когда нас полюбит кто-то, всего одна девушка, нам почему-то сразу кажется, что нас начинают любить все женщины вокруг. Но почему так происходит. Почему при появлении одной возможности кажется, что сразу открываются и тысячи других, которые до этого были не заметны. Что это эгоизм или самовлюбленность, или простые человеческие слабости, свойственные каждому. Больше всего это похоже на инстинктивный оптимизм, который вселяет в человека уверенность , надежду и стремление к большему, – хотя я могу ошибаться. Ведь у этого процесса есть и обратная сторона, а именно: когда кто-то один перестает нас любить, нам тут же кажется, что нас разлюбил весь мир и все люди вокруг одновременно.

Да она всегда меня тестировала своим молчанием, и испытывала своими вопросами, но при этом она всегда оставалась доброй. Нельзя упрекнуть человека в том, что он хочет побольше узнать о любимом, с которым готов связать свою судьбу. А вот я, из-за своей гордости, которая теперь никому не нужна, которая уже не стоит в моих глазах и ломаного гроша, не мог сказать ей простых и искренних слов, от которых бы она растаяла и отбросила бы все сомнения. Нет же, я вел себя как настоящий пацан, тщательно оберегая все свои чувства, а порой напротив, показывая то, как я умею их контролировать и сдерживать. А ей хотелось как раз обратного – теплого слова и короткого объятия, и ничего из этого я не успел и самое главное не додумался ей предложить, демонстрируя лишь свою физическую силу и эмоциональную сдержанность.

Как только мы расстались, у меня перед глазами открылась карта будущих идеальных действий, будто подробнейший план, как стать для нее самым лучшим парнем, и не свернуть с этого пути самому. Но с того самого вечера, она больше не появлялась на занятиях. Я ждал ее день, неделю, – прошел месяц, а она все не появлялась. Сначала я подумал, что она заболела, но игнорирование затянулось. Было ощущение, что она устала от чтения меня, и поставила меня на полку, как неинтересную книгу. И я был возмущен этим, ведь она – не дочитала ее до конца. Когда я однажды спросил в коридоре ее подругу, не знает ли она, куда та пропала, то она лишь долго смотрела на меня морщась, и в ее взгляде было много презрения, но не того, когда было по-человечески обидно за кого-то, а того эгоистичного и желчного, когда обидели самого тебя.

– Ну пожалуйста, скажи.. – Взмолился я, но она посмотрела на меня так, словно хотела столкнуть ногой с обрыва. Однако потом, высокомерно подняв голову, и самодовольно улыбаясь, сказала мне, словно даря каждое слово, и не требуя от меня взамен ничего равноценного, в качестве ответного подарка:

– Она уехала к себе домой! – И скрестила руки на груди, показывая свою власть надо мной. Она разглядывала меня внимательно, и казалось должна была уйти после этих слов, но стояла и продолжала смотреть на меня. Тогда я подумал, что она хочет еще что-то рассказать о ней, поэтому спросил ее, едва придя в себя:

– У тебя наверняка есть ее адрес, вы же были лучшими подружками?

– Она уехала навсегда! Можешь не икать ее! Она уже вышла замуж! – Бросала она мне камни в голову, будто сверху вниз. Каждый из них бил все больнее, и я едва устоял на ногах после этого. Она улыбалась незаметно, лишь мелкими движениями краешками губ. Глаза ее торжествовали непонятной мне победой.

– Как вышла замуж? Так быстро? – И у меня опустились руки, энтузиазм и все настроение тоже. Не могу поверить, что ее может целовать еще кто-то, кроме меня. Ведь ее губы созданы только для моих губ.

– Забудь ее! – Повторила она с высокой долей приказного тона, наклоняясь ко мне все с той же вершины.

– А за кого? Как давно вышла? – Не переставал озвучивать я, свои несвязные друг с другом мысли вслух.

– Не твое дело! – Сказала она, словно отрезала лист бумаги, и смотрела на мою реакцию, не отрываясь. При каждом слове она моргала и сглатывала, словно упивалась тем, что всаживает в меня то один невидимый нож, то другой. В ее глазах блеснуло удовольствие, и едва заметное чувство долгожданной справедливости. Мне хотелось плакать, но что-то внутри меня сдерживало, ведь слезы это признак конца, когда изменить уже ничего нельзя, а я хотел и верил, что еще все могу исправить. Все вернуть как прежде, когда она держит меня за руку, а я ее глажу, как река обтекает ствол ивы. Когда луна смотрит на нас, и одобрительно кивает. Я хотел все это вернуть, от чего еще сильнее путались мои мысли, громоздясь друг на друга.

Ее подруга смотрела на меня как-то странно: но не за то, что я мог причинить боль ее подруге, а за то, что каким-то образом мог причинить всем этим боль ей. И тут меня осенило: вероятно, она так же тайно была в меня влюблена, ведь не зря она постоянно и охотно меня с ней обсуждала на переменах, и та с ней постоянно делилась своими чувствами и мыслями. Мне кажется, не зря ее подруга так тщательно интересовалась нашими отношениями, и влезала со своими бесплодными советами к моей возлюбленной так часто. Неужели только из жалости к девушке, к своей подруге, с которой она неожиданно подружилась всего месяц назад. А что если она с ней подружилась, только после того, как поняла, что мы влюблены друг в друга, и чтобы таким образом влиять на наши отношения прямо, но в тоже время незаметно. Наверняка, та постоянно приходила к ней в расстроенных чувствах, делилась пережитым опытом, и просила совета как у единственной подружки в этом городе. А эта коварная подружка, только и ждала этого, чтобы выставить мое опустившееся лицо еще более невежественным и грубым, настраивая ее против меня. Все это говорит, о том, что ход моих мыслей, если не на сто процентов точен, то имел место быть в разной пропорции. То есть теперь ее подружка хочет занять ее место в паре со мной. Именно поэтому она так долго не отходила, от меня, разглядывая и наслаждаясь моей болью. Именно поэтому она сломала каблук перед моим носом, демонстрируя свою фигуру, так сказать, подходя к знакомству с другой стороны. Фу, как все это мерзко.

Неужели любящий человек готов на такие подлости, ради того чтобы оказаться с любимым вместе, хотя в этой истории с ее подругой, она просто хотела, чтобы мы не были вместе. То есть, как писал еще один классик: «и любить можно ненавидя», и это наверное, как раз тот самый случай. Если я на ее подругу не обратил внимание сразу, то значит я, недостоин уже в ее глазах прощения, и должен быть за это сурово наказ. Вот еще один пример выражения «от любви до ненависти один шаг», и наверное они так близки потому, что оба этих чувства выражаются на пике эмоций, поэтому легко и подменяются друг другом. Ведь можно и кричать от любви, и кричать от ненависти, получается, что и совершать подлости можно и любя, и ненавидя. Но ладно я, ведь доставить незнакомому человеку боль, это не так сложно, но она же сблизилась с ней ради запланированной боли, и выставляла себя за ее подругу, чтобы потом настраивать ее против меня, и добиться нашего расставания. Видеть слезы разочарования и боль своей подруги, и потом спокойно после этого спать, это уже слишком. Это не человек, а просто робот какой-то, и нет, я не то что ее никогда не полюблю после такой интриги, я просто буду ее теперь всегда стороной обходить, потому что даже боюсь подумать, на что она еще способна в порыве своей ревности. А вообще у нее всегда был взгляд волчицы, просто я на нее никогда долго не смотрел, она была всегда для меня, – просто подругой «той самой».

Позже от других ребят по группе, я узнал, что моя любовь уехала к себе в город, потому что, как она им объяснила, там открылся филиал нашего университета, и у нее, больше не было необходимости жить и ездить в наш город. Это гораздо больше походило на правду, так как эти слова я слышал от разных и самое главное не заинтересованных людей. И никто из них не сказал про ее свадьбу, а значит это может быть просто выдумка ее подруги, и она все еще свободна, и может быть ждет моих извинений и жалких оправданий. Свет стал пробиваться сквозь тучи, тепло стало медленно растекаться по полу, зарябила надежда вдалеке. Если бы не вмешалась в наши отношения ее завистливая подруга, то очень вероятно, мы бы с ней нашли общий язык, и уже давно бы помирились. Я понимаю, как это сложно оставаться спокойной, когда твои сомнения, начинают поддерживать другие, и убеждать в том, что все что тебе кажется сейчас не очень, со временем станет только еще хуже. Я знал, что она не такая импульсивная, и не могла принять самостоятельно без чужого влияния такое роковое решение, – срочно уехать из города. К тому же еще не факт, что филиал нашего университета открылся через две недели после начала учебного года, да и еще, в ее, как она рассказывала маленьком городе. Теперь мне все казалось обманом и провокацией, и я решил во всем убедиться своими глазами.

Надо признать, что ситуация сложилась не из простых, так как, даже если эта правда и всплывет наружу, даже если я об этом сам ей расскажу, мне все равно никто не поверит. Ведь история ее подруги о том, что я коварный из всех парней больше ей понравиться, чем моя, где та ее настроила против меня и сделала все, чтобы мы расстались. Я даже сам, когда сейчас прокручиваю обе эти версии, не очень то верю в свою, слишком уж она кажется какой-то жалкой. И выглядит больше как очередное мое оправдание. Ладно, думаю, что эту историю можно вообще не поднимать пока, я просто приеду и признаюсь ей в своих чувствах, и на этот раз ничего не стыдясь. И не застесняюсь публичности, сколько бы с ней при этом людей там не было. А если надо будет, то еще раз станцую при ней, и да, плевать мне, прямо при всех кто там окажется. Хоть перед всем ее городом, хоть в самом центре города, пусть все знают, как я ее люблю.