Любовница бури

Глава седьмая.

Аквитания, сентябрь 1941г.

Через несколько дней очередь дошла и до Кэтрин.

Поль в очередной раз успела испытать всю гремучую смесь эмоций, которую у нее вызывала подруга: раздражение на ее безрассудную вспыльчивость и в тоже время восхищение поразительно сильным и гордым нравом. Криво обритая девушка в уродливой серой пижаме шествовала с таким достоинствам, словно прогуливалась по Лонг-Айленду или набережной в Ницце, а сама была как минимум принцессой Монако. Глаза ее насмешливо горели, и на осунувшемся от голода лице нельзя было прочитать и тени страха. Именно из-за того, какой язвительной и вздорной была Кэт, Поль беспокоилась особенно сильно, догадываясь, что монстру в маске вряд ли понравится своенравное поведение заключенной на допросе. Ее привычка хамить и ерничать.

Поль нашла глазами Сюин, с которой в цеху их разделяло приличное расстояние, и тщетно попыталась поймать взгляд китаянки. Увы, способа предупредить девушку о том, что, скорее всего, она станет следующей не было. Если взялись за их старую компанию....

Сюин словно почувствовала взгляд подруги, подняла голову и бросила Поль свою фирменную мягкую, одобряющую улыбку. Поль попыталась улыбнуться в ответ, но получилась скорее жуткая гримаса злого клоуна из детских страшилок, о которых рассказывала Кэтрин. Поль, которая, до приезда в Париж, вообще толком не знала, кто такие клоуны, очень удивилась, когда узнала, что в Америке эти довольно невинные персонажи часто являются героями поистине леденящих душу историй. Этот мир за океаном вообще казался совершенно другим, завораживающим и странным, и потому Поль особенно сильно мечтала однажды там побывать.

Много где мечтала побывать. Но с каждым днем в Гюрсе, все сильнее сомневалась в том, что, когда-то сможет открыть для себя мир, находящийся за пределами маленького клочка земли, окруженного колючей проволокой. В день в лагере умирало примерно по пять-семь человек, от холода и голода, изнуряющей тяжелой работы и царившей в лагере антисанитарии. Иногда ночами Поль боялась сомкнуть глаза, даже теряя сознание от накопленной за день усталости, остерегаясь, что хозяйничавшие в бараках крысы попросту обглодают ей лицо или руки. Кэтти над этим посмеивалась, говорила, что крысы ей внушают куда больше симпатии, чем белобрысые нацисты. И если уж есть выбор, то лучше быть съеденной грызунами, чем замученной до смерти той же самой садисткой Майер.

Кэтрин вернулась глубокой ночью. Поль ждала ее, лежа в темноте и тщательно прислушиваясь к каждому звуку снаружи, едва различимому сквозь монотонный храп и хрипы арестантов. Подруга плюхнулась рядом прямо на холодную землю и только тогда позволила себе пискнуть от боли. Она сжимала одну руку другой, а пальцы ее были перемазаны в крови.

– Кэтти? – Поль неловко тронула девушку за плечо, – это Монстр сделал?

Американка нервно и злобно хохотнула.

– Нет, – буркнула она, – гребаная Майер. Я сказала ей, что с ее физиономией ей тоже не мешало бы обзавестись маской. А эта сука выдрала мне ноготь на мизинце. Черт, как же больно…

– А Монстр? – не могла сдержать своего любопытства Поль.

Кэтрин присела и огляделась – надзиратели уже ушли, ночь они предпочитали проводить в другом месте, не в силах выносить омерзительную вонь пота и гниения, царившую в бараках. Впрочем, выбирая между ледяным душем и противно пахнущим телом, Поль благоразумно остановилась на втором. Хотя все равно мечтала искупаться в реке, которую видела в долине, по дороге к фабрике. Вода всегда притягивала ее.

Кэтрин поманила Поль рукой и стала пробираться через спящих на полу людей. В конце барака были отогнуты несколько досок, и можно было выбраться наружу. Исхудавшие девушки без труда выбрались через тесное отверстие наружу. Далеко ходить не стоило, потому что по двору блуждали полосы фонаря с надзорной вышки. Бегство было бессмысленным: автоматная очередь с удовольствием пожирала любого, кто имел глупость попасться голодному кругу света.

Поль стала копошиться в траве, в поисках подорожника. Нужно хоть как-то обработать рану подруги, чтобы не дай бог, не началось заражение. Все-таки многие умирали здесь от банальной инфекции, попадавшей в полученные на допросах или производстве раны.

Кэт привалилась спиной к стене барака и вдохнула полной грудью свежий, холодный ночной воздух.

– Зачем ты опять выводишь ее из себя, – ворчала Поль, знатно перемазавшись в земле, но все-таки отыскав искомое растение, – она же чокнутая.

– Все они чокнутые, – отмахнулась американка, – а это даже весело. Надо посоветовать ей потрахаться, может станет чуть добрее…

Поль не хотелось развивать эту тему, она не была настолько искушенной в плотских делах, и потому тут же густо покраснела. Ей определенно повезло, что тюремщики испытывали высокомерную брезгливость к чумазым арестанткам не арийских кровей и не покушались на ее чудом сбереженную пока невинность. Да и кому она нужна, в действительности? Худая, почти плоская, теперь еще обритая почти наголо. Разве что любителям маленьких мальчиков могла приглянуться.

– Ты была права, – наконец-то заговорила Кэтрин и сразу посерьезнела, – этот урод как-то влез мне в голову… Я пыталась сопротивляться, как ты советовала, но…

– Он узнал, про Тулон? – взволнованно перебила Поль. Кэт усмехнулась.

– Сдался ему этот Тулон, – с непонятным выражением в голосе проговорила она и посмотрела Поль в глаза долгим пристальным взглядом. Ох, не понравилось это девушке, потому что слишком малое количество вещей в мире могло заставить легкомысленную подругу стать такой серьезной, – он… черт, хочу курить, – выплюнула Кэтрин, – он искал информацию о тебе.

– Что? – откликнулась Поль.

– Я, черт возьми, даже не знаю, как это описать, – продолжала блондинка, – но все мои воспоминания, связанные с тобой начали проноситься перед глазами. Как мы с тобой познакомились, как я ревновала тебя к Паскалю, пока не поняла, что вы просто хорошие друзья. Как мы жили в Париже, как боролись в сопротивлении… Какие-то мелкие очень личные детали… Мерзкое чувство, словно меня лишили вообще последних крупиц личного пространства… Что он такое, черт возьми?

– Я не знаю, – глухо сказала Поль. Сердце бешено стучало, впервые за очень долгое время она по-настоящему была испугана.

Зачем она понадобилась чертовому садисту в маске? Что он вынюхивал? Неужели это потому, что ей удалось отразить его напор в их первую встречу в допросной? Но это же смешно, она никому не нужная сирота из Алжира, а вовсе не какой-то хваленый медиум!

Поль была абсолютно уверена в том, что при должном желании, любой человек мог бы поставить ментальные щиты и не позволить вторгнуться в свое сознание. И это вовсе не какой-то особый талант. Она придумала черный ящик на допросах в парижских застенках, потому что страшно боялась выдать нужную информацию. И даже не догадывалась, насколько полезным окажется это довольно глупое изобретение, помогавшее ей просто не слететь с катушек от боли и голода.

– Я тоже никогда не верила в эту мистическую чушь, – Кэтрин грустно разглядывала свой изуродованный палец, с прижатым к нему подорожником, – хотя… знаешь? Перед тем, как отец купил ферму в Вирджинии, мы год жили в Новом Орлеане. Нашей соседкой была странная женщина, негритянка, она по разговорам местных занималась магией вуду и к ней таскались все цветные в округе, решать какие-то проблемы с помощью жутких ритуалов. Я ее боялась до дрожи, а потом она мне помогла, выходила мою собаку, которую сбил автомобиль. Она оказалась вовсе не такой страшной, как я думала, но и не делала ничего такого особенного. Весь ее дом был увешен какими-то сушенными травками, жабами в банках и прочей нечистью. Обычная травница.

Поль не знала, зачем ей вся эта информация, она думала о своем и почти не воспринимала смысл сказанных подругой слов. Она знала, что заключенные здесь люди часто хватались за воспоминания о прошлой жизни, как за спасительную соломинку, помогающую снова прийти в себя и опомниться от окружающего в реальности кошмара. Знала, благодаря собственному горькому опыту. Воспоминания, обращенные в слова помогали хоть на несколько мгновений перенестись подальше из этого жуткого места. Когда ей еще посчастливится побывать в Новом Орлеане? Хоть мысленно…

– Это очень плохо, – рассудила Кэтрин, – если у немцев на службе есть люди, которые… умеют всякое такое. Как думаешь, они могут силой мысли сбивать самолеты? А взрывать города? Если так, им вообще не нужны все эти самолеты и танки. Мы должны предупредить наших.

– Кэтти, это невозможно, – осадила разволновавшуюся подругу Поль, – нам не передать отсюда весточки… Нас просто убьют.

Американка схватила Поль за руки и сама же сморщилась от боли в пальце. Она выглядела крайне решительной и серьезной.

– Змейка, мы должны убить Монстра, – сказала она, – но сначала узнать, есть ли еще такие, как он. Это наш долг…

– Может быть, оставим разговоры о долге, пока мы здесь? – попыталась призвать к голосу разума подруги Поль. Кэтрин покачала головой, спорить с ней было невозможно. В такие моменты это было даже опасно, как попытаться своим телом остановить несущийся к разрушенному мосту на всех порах поезд.

И как бы смешно не было, когда ты арестант в лагере и вроде бы все самое худшее с тобой уже произошло, но у Поль возникло сильное недоброе предчувствие. Оно нарастало с каждым словом, сказанным Кэтрин.

– У меня уже есть кое-какие наметки, – окончательно ошарашила Поль подруга, – кажется, есть шанс наладить в лагере подпольную деятельность, но это еще не точно.

Рим, апрель 1959г.

Через день француз плюнул на все свои конспираторские потуги и собственной персоной заявился к Поль в отель. Когда девушку побеспокоил портье, сообщивший, что ее в холле дожидается гость, она почему-то сразу подумала о Шварце и прихватила с собой пистолет. К ее величайшему везению именно в этот момент, Рудольфу позвонили из банка, в котором он работал и попросили оказать консультацию по срочному делу, не терпящему отсрочки. Рудольф был раздосадован, что его дергают во время отпуска и долго слезно извинялся перед Поль, которая изо всех сил пыталась выглядеть огорченной этим фактом.

Наконец, она спустилась в патио, где за самым дальним столиком расположился Паскаль. Он уже успел заказать себе и ей по бокальчику тыквенного лимончелло. Поль проигнорировала напиток, потому что не испытывала особой симпатии к сладким итальянским аперитивам, она предпочитала сухое красное вино или шотландский виски. Француз без смущения опустошил и предложенный девушке стакан. Поль хмыкнула.

– Случилось что-то важное, если ты явился сюда, – сказала она, пряча лицо за полами широкой соломенной шляпы, и нервно оглядываясь по сторонам. Она боялась снова столкнуться со Шварцем и, украдкой, боязливо оглядывала посетителей ресторации.

И, конечно, мерзавец словно снова прочитал ее мысли и материализовался у дверей отеля. Он прошагал своей широкой походкой к остановившегося неподалеку такси. Поль оставалось только быть благодарной вселенной, что он не заметил ее, направляясь по каким-то своим зверским делам.

– Не пялься, – понизив голос до шепота сказала девушка французу, – там…

Но Паскаль, конечно же, выпучил свои и без того крупные карие глаза и заворожено проследил за удаляющимся прежним противником. Когда такси отъехало на приличное расстояние, он перевел ошарашенный взгляд на девушку.

– Это он, серьезно? – присвистнул он, – не похож на гребаного арийца.

– Он вроде и не ариец, – фыркнула Поль и тут же вспомнила, что лучше не блистать своими познаниями о крайне запутанной биографии бывшего тюремщика и обстоятельствах, в которых она оказалась в это посвящена, и быстро соврала, – не знаю, кто на самом деле. Он носил уродский шлем, за который мы его в Гюрсе называли «Монстром в маске».

– Удобно, – заметил Паскаль, – так можно и за бывшего узника лагеря сойти. Но, неважно. Новости такие – Вольф куда-то уехал, мне удалось проследить за ним только до выезда из Рима. И направился он вовсе не на восток, как я думал, а на запад. Может быть на побережье…

У Поль в мозгу мгновенно сложились все части мозайки. Одной из которых и являлся тот самый друг Шварца, у которого вилла в…Фочене? Фреджене. Она пока довольно плохо ориентировалась в названиях итальянских прибрежных городов.

Пришло время поделиться информацией и с Паскалем, как бы ей не хотелось, не посвящать старого друга в некоторые детали. Например, что ее пустоголовый супруг из всех людей в Риме умудрился каким-то образом завести дружбу именно с военным преступником. И про тот ужасный напряженный ужин, когда Поль чуть с ума не сошла от ненависти к Шварцу и царящей за столом неловкости.

– Рудольф как раз предлагал отправиться в пригород, – нашлась Поль, – в гости к другу.

Паскаль почесал свою густую бороду и тоскливо посмотрел на опустевшие бокалы. Сложно было его осуждать, Поль в свое время тоже пыталась залить невыносимую тоску алкоголем, но начинать употреблять спиртное еще до обеда казалось чем-то за гранью здравого смысла. Впрочем, итальянцев самих это совершенно не смущало, и уже за завтраком можно было увидеть многих горожан, спокойно выпивающими бокал вина в открытых патио.

– В Фочене аэропорт, – задумчиво констатировал француз и поднял глаза на девушку, – что, если мы его упустили и Вольф скроется?

– А как же Корфу? Туда безопаснее добираться на пароме, – попыталась успокоить друга Поль, – или…

– Я не знаю, – упавшим голосом сказал Паскаль, но вдруг повеселел, не удержался от комментария, – ты только не пытайся утопиться снова, когда увидишь море. Мы с тобой вроде договорились, что ты еще должна родить мне крестников.

Поль фыркнула. Друзья прекрасно знали о ее сложных взаимоотношениях с большим количеством воды и целой гамме чувств, которое это природное явление вызывало в душе девушки. Ее по-прежнему завораживали реки, моря и дождь. И когда Поль оказалась в домике родителей француза на побережье после войны, измученная преследовавшими ее кошмарами и скорбью от потери близких людей, она не придумала ничего лучше, чем именно утопиться. Это казалось прекрасным и романтичным, будучи ребенком пустыни, завершить свою жизнь именно таким образом. Поль даже слегка разозлилась, что Паскаль снова напомнил ей об этом эпизоде, но не подала и виду.

Хотя за этим невинным разговором скрывалась совсем другая подоплека и француз все-таки наконец-то решился ее озвучить.

– Змейка, взываю к твоему благоразумию, – посерьезнев, заговорил мужчина, – не пытайся разобраться со всем сама, это рискованно…

Поль знала, что его куда больше беспокоят жуткие методы, к которым она прибегала за время охоты на беглых нацистов. Вряд ли кто-то из них теперь мог по-настоящему причинить ей вред, бессмысленно было видеть в них угрозу. Угрозой теперь была она сама.

Но все это скоро закончится, – пообещала себе Поль. Их осталось двое. И никакому американскому правительству она не собирается отдавать свою добычу. Разберется с каждым из бывших палачей именно так, как они того заслуживают.

– Да, не волнуйся, – поспешила заверить она друга, и мрачно усмехнулась, – не буду же я выпускать кому-то кишки на глазах у своего любимого мужа. Ой! – она осеклась, потому что в отражении распахнутой оконной ставни увидела Рудольфа. Он быстро отыскал жену глазами и нерешительно приблизился к их столику. Поль быстро соображала, чтобы такого сказать, чтобы ее встреча с французом не выглядела подозрительно.

Очень кстати, Рудольф решился положить руку ей на плечо и Поль, вопреки всему своему отвращению, накрыла его пальцы своими. Она на секунду прикрыла глаза, настраиваясь на вид аккуратно прибранной кладовки, в которой каждый предмет лежит на своем месте. Именно таким ей представлялось сознание Рудольфа, хотя до этого момента она запрещала себе вторгаться в его мысли.

Лучше бы она не нарушала это табу и впредь! На девушку хлынула волна беспомощной ревности мужчины. Она не удержалась от мрачного смешка – как наивно было на его месте испытывать подобные чувства к невиновному совершенно Паскалю и вести при этом дружбу со Шварцем, который за одну только встречу уже успел облапать ненаглядную женушку, опрометчиво одевшую на ужин слишком открытое платье. Впрочем, Паскаль даже с его дурацкой бородой, все равно был безупречно красив и очарователен, как все настоящие французы. Сложно было не ревновать к его харизме.

– Милый, – Поль убрала руку и отстранилась, заметив, как Рудольф поморщился от укола мимолетной боли в виске, – ты не поверишь, но я встретила своего старого друга.

– Паскаль Амальрик, писатель, – француз с готовностью протянул свою широкую ладонь ревнивому супругу, – учились вместе в Париже, – Рудольф невнятно представился и пожал руку с явным недоверием. Не нужно было снова вторгаться в сознание мужчины, чтобы догадаться, что он сейчас уже представил себе Поль в объятиях старого знакомого в пору их студенческой юности.

Фу, ну как так можно! И дело было не в том, что Поль так отвратителен был Паскаль и идея близости с ним. Напротив, она испытывала к нему явную симпатию и однажды, после войны, они напились вместе и чуть не проснулись в одной постели. Спас навязчивый образ Монстра в маске, выпрыгивавшего из табакерки памяти как настоящий черт, стоило кому-то только дотронуться до Поль после всего, что произошло. А еще мысли о Кэтрин, о верной подруге, с которой она не могла и не имела права так поступить. Даже когда Кэтти уже, в принципе, было все равно.

Они были для Поль идеалом отношений, пусть очень странных, порой сумасбродных и диких; с шумными скандалами, заставлявшими всех обитателей парижской квартиры прятаться по углам и сидеть там до перемирия, словно испуганные маленькие мышки. Вместе они были особенно прекрасны, оба насмешливые, яркие, импульсивные и безумно смелые. Поль до сих пор не могла представить рядом с Паскалем другую женщину. Даже славянскую красавицу Божену, его последнюю – предпоследнюю? – жену.

К несчастью, Рудольф обо всем этом не знал, а Поль вовсе не планировала посвящать его в подробности своего прошлого настолько глубоко.

Поль не удержалась от искушения и снова вторглась в разум супруга. Его эмоциональная расшатанность в этот момент позволила девушке сделать это легко и безболезненно, даже не прибегая к тактильному контакту для улучшения погружения.

Он быстро прокручивал все ситуации, в которых Поль морозила его и говорила, что пока не готова воспринимать нормально прикосновения из-за зверств пережитых в концлагере. О, ужас! Мужчина быстро связал холодность супруги с наличием у нее возлюбленного из прошлого, которого он теперь видел собственной персоной и уже раздумывал, не будет ли слишком бесстактно вмазать ему по белозубой улыбке и мерзкой самовлюбленной физиономии.

Но швейцарец был сдержанным и не мог позволить себе такой роскоши, вместо этого он методично и хладнокровно продумывал способ вывести избалованную им лгунью на чистую воду.

– Паскаль, может быть, вы составите нам компанию в поездке на побережье? – вдруг выдал Рудольф, и Поль с трудом сдержалась, чтобы не удариться головой о стеклянную поверхность столика. Что, черт возьми? Еще только француза там не хватало…

– Я думаю, что у Паскаля достаточно занятий в Риме, – вставила Поль свое слово, надеясь хоть немного отложить надвигающуюся катастрофу. Друг же весело посмотрел на нее и, будь он проклят, слегка подмигнул правым глазом.

– Благодарю за приглашение, – отозвался он, – у меня как раз будет несколько свободных дней. Я с радостью проведу их вместе с вами.

«Поезд в ад отправляется, всем занять свои места и пристегнуться» – мрачно усмехнулась про себя Поль. И в какой только момент ее медовый месяц превратился в настоящий кошмар? Ах да, в тот самый, когда она получила записку с одним коротким словом «Италия» и приняла это опрометчивое, необдуманное решение.

Глава восьмая.

Аквитания, сентябрь 1941г.

Монстр не заставил себя долго ждать и уже через несколько дней после отлучки Кэтрин, Поль снова «пригласили» в допросную. На этот раз она сразу отметила отсутствие пятна крови.

Охранники втолкнули девушку в помещение и уже собирались пристегнуть к креслу, когда Рихард Шварц появился собственной персоной и жестом приказал им убираться. Тюремщики исчезли в одно мгновение и по ужасу, написанному на их лицах, Поль легко догадалась, что боятся Монстра в маске не только заключенные. Ничего удивительного не было в том, чтобы благоразумно предпочитать лишний раз не попадаться на глаза существу, выглядящему, как чудовище из детских страшилок.

Монстр кивнул на стул. Поль некоторое время стояла в растерянности, потирая ноющие после наручников запястья, прежде чем все-таки решилась сесть.

Шварц отошел подальше от нее и привалился спиной к стене. Поль даже показалось, что в какой-то степени он ее боится и предпочитает держаться на расстоянии. Но зачем тогда оставил свободной?

– Кто ты такая? – спросил мужчина из своего темного угла, словно пытаясь чернотой своей одежды слиться с царящим там мягким полумраком.

– Я никто, – беззаботно пожала плечами Поль, – сирота, брошенная родителями в далекой французской колонии. Ты это хотел услышать?

– Нет, – буркнул монстр и стал стягивать свою маску. Поль и сама не знала почему, но испытала сильное облегчение. Все-таки не так тревожно было разговаривать с обычным человеком, а не с мифическим демоном из страшных сказок. Тем более у палача было настолько открытое и эмоциональное лицо, что она даже забывала, что присутствует на допросе. На дружескую беседу это, конечно, тоже мало походило, но все-таки он был почти мальчишкой. Ребенком, случайно попавшим на войну. Как и она.

Он отложил шлем в сторону, на всякий случай запер дверь изнутри, вероятно, остерегаясь, что кто-нибудь войдет во время их беседы и увидит его настоящую внешность.

Мужчина присел перед Поль на корточки и ей стало некомфортно от вторжения в личное пространство. Но она тут же напомнила себе, что о такой роскоши, как границы в общении, в лагере мечтать не стоит.

Теперь монстр не выглядел испуганным, скорее заинтересованным. Его темные большие глаза пристально и проницательно вглядывались в лицо девушки.

– Ты такая же, как я, – после долгой паузы заговорил он и выдал слегка смущенно, – я не встречал больше… других.

«Вот и ответ на вопросы Кэтрин» мрачно отметила Поль и подумала, что в чем-то подруга была права. Определенно, стоило воспользоваться возможностью и разведать о странных суперсолдатах, бывших на службе у нацистов, чтобы оценить масштабы угрозы, которую они представляют. И Поль решила не упускать представившегося шанса. Вроде бы пока ее жизни ничего не угрожало, а палач был настроен к ней достаточно миролюбиво.

– Откуда мне знать, что ты мне не врешь? – откликнулась она слегка насмешливо. Эти слова задели мужчину, он как-то по-детски обиженно надул губы.

– Я не враг тебе, – сказал он, быстро выпрямился во весь свой исполинский рост, отошел к стене и легонько ударил ее кулаком, – попытайся понять.

Поль кивнула, демонстрируя свою заинтересованность и готовность слушать.

– Древние люди называли нас по-разному, – начал Шварц и девушка устало подумала, что рассчитывала на что угодно, но не лекцию по истории в стенах концлагеря, – жрецы, провидцы, маги. Брахманы. В средневековье нас сжигали на кострах, а в новое время… – он помрачнел, – запирали в сумасшедших домах. Нас почитали, боялись и ненавидели. Потому что мы не такие, как обычные люди. У нас есть… сила. Могущество… Я чувствую это в тебе.

– Что-то я уже такое слышала, – оборвала его раздраженно Поль, – у вашего любимого Ницше. Но ты для сверхчеловека… физиономией не вышел, – она хотела сказать мордой, но вовремя напомнила себе о том, как Кэтрин обычно расплачивалась за свой острый язык, сильно раздражавший тюремщиков. Лучше не увлекаться. Доверительная беседа в любой момент может обернуться очередной пыткой и не стоит рисковать, пока возможности этого человека не до конца изучены.

Монстр болезненно скривился и, словно позабыв о присутствии девушки, провел рукой по своему лицу с явным отвращением. Вроде как он совсем не гордится своим происхождением, отметила она про себя.

Она уже начала размышлять о том, как можно использовать это в своих целях, когда мужчина снова решился заговорить.

– У тебя огромный потенциал, – Шварц снова вернулся к ней и присел на корточки, – я могу научить тебя. Тебе больше не нужно будет гнить здесь. Ты сможешь помочь своим друзьям…

Значит, друзья.

Это напомнило Поль о том, что совершенно недавно он выпотрошил все воспоминания Кэтрин и, вероятно, уже успел добраться и до Сюин. К несчастью, связаться с ней было очень сложно, тюремщики не давали жителям соседних бараков взаимодействовать между собой. Поль вообще повезло, что они оказались вместе с Кэтрин и могли хотя бы не сходить с ума от одиночества и беспокойства друг за друга.

– А что взамен? – без особого энтузиазма откликнулась Поль, – прислуживать сумасшедшим садистам?

– Какая разница, на чьей стороне воевать? – огорошил ее Шварц, – они хотя бы понимают ценность таких, как мы. Ты наивно веришь, что на войне все делятся на хороших и плохих? Ваши парни, определенно, ангелы, а немцы – исчадия ада. Ты жила в Германии после войны? Ты видела голод, бедность, ветеранов, потравленных газом, на которых всем плевать?

Его бурная речь произвела мало впечатления на Поль, потому что во всех подобных суждениях она видела всего лишь плохо завуалированную вербовку. Они в Париже тоже занимались чем-то подобным, чтобы пополнить ряды партизан и привлечь на свою сторону людей, которые прятались от войны за плотно закрытыми ставнями.

Шварц тяжело вздохнул, считав ярко написанный на ее лице скептицизм. Затем, он опять выкинул что-то очень странное: стянул зубами перчатку, и цепко ухватив руку Поль длинными пальцами, поднес к своему виску. Именно тогда девушка впервые увидела тот самый проклятый перстень с гербом. Он был так близко от ее лица, что она даже смогла разглядеть детали орнаментики на изделии. Герб показался ей смутно знакомым, словно она когда-то давно его уже видела. Хотя едва ли разбиралась в геральдике.

– Не веришь мне, загляни в мои мысли, – проникновенно шепнул Монстр. Поль качнула головой, попыталась вырвать свою руки, но тщетно. Ее охватило странное волнение от этого момента, близкого ощущения рядом могучего тела мужчины, его щекочущих пальцы волос на виске, тепла прикосновения и странного выражения, с которым он смотрел на нее в эту минуту. Без злости, без презрения. Было что-то в этом взгляде…

Просьба?

Поль зажмурилась, пытаясь представить себе, как читает его мысли, но ничего не происходило. Она хмурилась и кусала губы в бесконечных тщетных попытках, пока…

Пока не почувствовала чужие эмоции, ясно, как в прошлый раз. Ее захлестнуло волной одиночества, тревоги, злости и… надежды? Она мельком увидела несколько разрозненных картинок и задержала внимание лишь на нескольких, особенно жутких – белые стены какой-то больницы, решетка на окне, пригоршни пилюль, уколы. Стул, погружаемый в ледяную воду, электрические разряды, сотрясающие тело.

Страх, ненависть и… боль. Очень много чужой боли. Но страшные видения резко сменились их картинкой их предыдущей встречи в допросной. Тогда он испытывал… восторг. Потому что она не боялась его. Потому что решилась и смогла дать отпор.

Поль отдернула руку, воспользовавшись минутным замешательством своего палача. Они оба тяжело дышали, глаза у мужчины стали влажными, как будто от слез и как-то жутко блестели. Он слегка поморщился, видимо испытав укол головной боли, которую неминуемо влекло за собой вторжение в разум.

– У тебя получилось, – вдохновлено прошептал Шварц, – ты даже не представляешь, сколькому еще ты можешь научиться…

Поль было страшно, только сейчас она запоздало поняла, какой ценной внезапно оказалась для своих врагов. Теперь ей точно не позволят спокойно отбывать срок в лагере. Ее всеми силами будут пытаться склонить на свою сторону.

Как защитить Сюин и Кэтрин?

Лучше бы этот человек никогда не появлялся в Гюрсе и не открывал в обычной девушке каких-то удивительных мистических талантов.

– Нет, – твердо сказала Поль и даже без всякого вторжения в голову Монстра, ее окатило волной разочарования и тупой мучительной боли, – я не буду в этом участвовать.

– Глупая девчонка! – крикнул Шварц. Он вскочил с места и с силой пнул попавшийся ему под ноги шлем, который с грохотом откатился в темный угол допросной. Тогда Поль впервые узнала о том, каким эмоциональным бурям подвержен ее тюремщик.

Он тяжело дышал, как после быстрого бега, растрепавшиеся волосы упали ему на лицо. С трудом совладав с собой, он нагнулся, отряхнул маску и нацепил ее на место.

– Убирайся, – холодно процедил он и вышел в коридор, хлопнув дверью так, что с потолка посыпалась взбухшая от сырости штукатурка.

Рим, апрель 1959 г.

Вселенная внезапно проявила к Поль благосклонность: Шварц сказал Рудольфу, что добраться до виллы им предстоит самостоятельно, его же дела вынуждали немного задержаться в Риме. Поэтому количество неловкости в дороге сократилось хотя бы в половину, но не исчезло совсем из-за присутствия француза. Рудольф по-прежнему бросал на мужчину многозначительные взгляды, а этот мерзавец, как будто получал от этого удовольствие и еще больше провоцировал бедного, сжигаемого ревностью банкира.

Паскаль где-то раздобыл новенький блестящий свежим красным лаком кадиллак «Eldorado Biarritz», на котором триумфально возник возле дверей отеля. Поль хотелось провалиться под землю от того, какой насыщенной краской залился Рудольф при виде машины, сделавшись с ней практически одного цвета, когда француз выскочил, чтобы открыть дверцы перед пассажирами. Вероятно, правительство США хорошо спонсировало миссию бывшего сопротивленца и позволяло ему разбрасываться деньгами на такие излишества.

Чертов пижон! Хотя бы что-то в этом переменчивом мире оставалось стабильным – любовь Паскаля к красивой жизни.

Беседа не завязалась сразу, и Поль предпочла молча наслаждаться живописной дорогой и теплым весенним солнцем. В ушах свистел игривый ветерок, приятно щекотавший кожу и все время норовивший сорвать с головы девушки шляпу и утащить за собой легкий газовый шарфик.

Со всех сторон трассу окружали высокие пинии в маленьких шишечках и курчавые кипарисы. За ними скрывались маленькие аккуратные дома с красивыми садами, апельсиновыми и гранатовыми деревьями.

Фреджене был относительно молодым городом, поскольку начал более-менее обживаться после войны, когда в Италию нахлынули туристы; большую часть города занимала стройка возводившихся на побережье шикарных отелей, но чуть дальше, в противоположной от аэропорта стороне, сохранились и старые виллы, отстроенные здесь еще в конце прошлого века. Одна из них и принадлежала Лоренцо, знакомому Шварца. Красивое здание в венецианском стиле с колоннами, деревянными ставнями и балконом стояло немного особняком от остального поселка, спрятанное за глухим забором из природного камня. Приусадебная территория была достаточно большой. По крайней мере, от ворот до парадного входа в здание пришлось проехать еще около десяти минут на автомобиле по шуршащей гравием дорожке.