Первая жертва

FIRST LOVE by Rio Shimamoto

© Rio Shimamoto 2018

All rights reserved.

Original Japanese edition published by Bungeishunju Ltd. in 2018. Russian language translation rights reserved by EXEM LICENCE LIMITED under license granted by Rio Shimamoto arranged with Bungeishunju Ltd. through

The English Agency (Japan) Ltd. and New River Literary Ltd. Russian language edition published by EKSMO Publishing House under sublicense.

Выполнено в рамках семинара переводческого факультета МГЛУ. Участники проекта: Алешинский Максим, Данцева Анастасия, Куликова Анна, Скрипаченко Даниил, Щербакова Анастасия

© Бонадык Н., перевод на русский язык, 2023

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

В студию вел бесконечно длинный белый коридор. С каждым шагом с меня, будто пыль, осыпалась повседневная жизнь. Я настраивалась на съемки. В студии «С» мне дали микрофон-петличку, и я закрепила ее на пиджаке. До мотора оставалось пять минут, но съемочная группа никуда не спешила. Сразу видно: у программы маленький бюджет и низкие рейтинги. Но так даже спокойнее, я ведь не знаменитость.

Ведущий, Мики Мория, уже хотел начинать, но его остановили: ему на лоб упала прядь тронутых сединой волос. Тут же подбежала парикмахер с расческой, пригладила, а скорее даже прижала волосы назад. Мория любезно улыбнулся и жестом поблагодарил ее. Девушка с поклоном отошла.

– Начинаем через минуту!

Я поправила очки, выпрямилась, развернулась к ведущему и, смотря прямо в камеру, широко улыбнулась.

– Добрый вечер! В эфире программа «Родительский час». В ней я, Мики Мория, отец четырех детей, отвечаю на вопросы о воспитании, которые беспокоят наших зрителей. Сегодня у нас в студии уже хорошо известная вам Юки Макабэ, клинический психолог.

Я легко кивнула и уверенно поздоровалась: «Добрый вечер!» Студия была оформлена в светлых пастельных тонах и напоминала детский сад, а ослепительно-яркое освещение заставляло забыть о том, что на дворе глубокая ночь.

– Госпожа Макабэ работает с хикикомори^[1] и их родителями. Госпожа Макабэ, нет ли у вас каких-то интересных наблюдений за последнее время, которыми вы хотели бы с нами поделиться?

Я задумалась:

– Хм… Многие родители убеждены, что любовь заключается в том, чтобы отдавать, но из-за этого делают своим детям только хуже.

– Выходит, это заблуждение? Я правильно вас понял?

– Думаю, точнее будет сказать, что любить – значит уметь наблюдать со стороны.

– Но ведь если просто смотреть, этим ребенку не поможешь!

– Обычно родители хикикомори слишком опекают своих детей. Да, может показаться, что так ребенку будет лучше. Но на самом деле, ограждая свое чадо от любых проблем, родители тем самым не дают ему стать самостоятельным.

Мория задумчиво кивнул. Он всем своим видом показывал, что ему очень интересно меня слушать, и я сама не заметила, как увлеклась нашим разговором.

Съемки закончились через два часа. Я попрощалась и с небольшим поклоном вышла из студии. В приемной забрала свою кожаную сумку-шопер, сняла очки, элемент экранного образа, убрала их в футляр и накинула плащ.

На перекрестке перед зданием телекомпании одиноко стояло такси. Поеживаясь под пронизывающим ночным ветром, я поспешила к машине. Дверь была открыта, а внутри меня ждал Мория.

– Госпожа Макабэ, спасибо вам. Мне кажется, сегодня у нас получилась очень интересная беседа. На улице так зябко, не стоит вам стоять на холоде в ожидании такси. Если вы не возражаете, мы можем поехать вместе.

Я поблагодарила его и села в машину.

– Спасибо, вы всегда так внимательны. А вы ведь живете на юге города, в районе Адзабу^[2]?

– Да, – подтвердил он и попросил водителя сначала поехать по моему адресу.

Я смутилась и поблагодарила его снова.

– Что вы, ведь уже так поздно. С моей стороны поступить иначе было бы не по-мужски, – просто сказал Мория, скрестив ноги.

Даже в темном салоне автомобиля его начищенные до блеска ботинки сверкали.

– Вы настоящий джентльмен! – рассмеялась я.

– Я человек старой закалки, – улыбнулся он в ответ и продолжил, как будто припоминая: – Кстати, до съемок мы ведь с вами говорили о том случае. Вы сказали, что подумываете написать книгу?

– А, вы про Канну Хидзирияму? Да, мне поступило предложение от издательства, я хочу описать ее жизнь с точки зрения клинической психологии.

– Понятно… Значит, вы еще и книги пишете? – спросил Мория.

В ответ я только неопределенно покачала головой.

– Да нет, это мой первый подобный опыт, поэтому я пока сомневаюсь. С одной стороны, мне кажется, людям было бы полезно прочитать такую книгу, а с другой – не хотелось бы случайно оказать влияние на судебный процесс или ранить чувства родственников погибшего. Но прежде всего надо дождаться, одобрит ли вообще издательство мой план книги.

– Понятно. Случай, конечно, ужасный. Чтобы девушка, мечтавшая стать телеведущей, сразу после второго этапа собеседования в одну из ведущих телекомпаний взяла и зарезала собственного отца… Я слышал, ее задержали, когда она шла вдоль реки Тама, вся в крови… Такая шумиха поднялась.

– Да…

– После задержания она сказала: «Думайте сами, какой у меня был мотив». Некоторые СМИ сообщали, якобы родители были против того, чтобы она работала на телевидении, но только поэтому убивать отца, да еще и бросать вызов полиции? Мне кажется, у нее были более веские причины. А ее мать, насколько я знаю, до сих пор лежит в больнице, не может оправиться от шока. У меня у самого две дочки, поэтому я не могу оставаться равнодушным. Вообще она, конечно, очень симпатичная, недаром на телевидение хотела попасть. Но печатать фотографии красивой девушки, совершившей убийство, на первых страницах журналов – на мой взгляд, это пошло.

– Да, вы правы, – согласилась я.

Машина проехала по жилому кварталу, где уже погасли фонари, и остановилась у порога небольшого белого дома. Я вышла.

Проводив такси взглядом, я бесшумно открыла входную дверь. Из-под двери гостиной в коридор пробивалась полоска света. Доносился шум голосов. Странно, неужели еще не спят?.. Я зашла в гостиную и застыла на пороге от изумления: по комнате летало огромное черное насекомое. Оно устремилось прямо мне в лоб, врезалось и с громким шлепком упало на пол. От испуга я схватилась за голову, когда из-за дивана выскочили мой муж, Гамон, и сын, Масатика. Я посмотрела под ноги: на полу вертелся радиоуправляемый самолетик.

– Юки, ты в порядке? Ты так тихо зашла, мы не знали, что ты уже дома, – Гамон, одетый в толстовку, подбежал ко мне. Это он купил самолетик.

– Мам, ты такая неуклюжая, – невозмутимо сказал Масатика. На нем была точно такая же толстовка.

– Эй! Ты почему еще не в кровати? И как тебе не стыдно запускать самолетик в лоб собственной матери?

– Прости, не ругайся на него! Мы не знали, что ты вот-вот войдешь, просто играли. Я купил этот самолетик на рынке неподалеку. Кстати, не хочешь отядзукэ^[3]? – с улыбкой спросил Гамон, поправляя свои крупные прямоугольные очки в черной оправе.

– Пап, я тоже буду! – Масатика засунул обе руки в карманы толстовки и направился к обеденному столу.

Я очень устала, но согласилась поесть, положила вещи и села за стол. Гамон наполнил две пиалы рисом, сверху посыпал его тресковой икрой, мелкими кусочками нори, кунжутом и залил все это бульоном. Аромат распространился по всей гостиной. Мы с сыном принялись ужинать. Сквозь балконную дверь я посмотрела на небо: там висела, словно подвешенная на бельевую веревку, красная луна. На перекрестке перед зданием телекомпании, где я села в машину, ее было совсем не видно. И хотя я была в своей гостиной, в доме, которому уже десять лет, все равно никак не могла отделаться от ощущения, что до сих пор нахожусь в съемочной студии.

– Кстати, сегодня днем звонил Касё, – слова мужа вывели меня из задумчивости.

– Зачем? – поинтересовалась я, откладывая палочки для еды.

Гамон вышел из-за столешницы и, открывая бутылку газированной воды, ответил:

– Он хотел узнать твое мнение по поводу какого-то дела. Наверное, того, где девушка убила своего отца.

– Поняла. Мне лучше перезвонить ему в офис, да? – уточнила я. Звонок Касё меня очень удивил.

Касё – младший брат моего мужа, в университете мы с ним были однокурсниками. Я училась на кафедре психологии гуманитарного факультета, а он – на юридическом факультете, поэтому мы только иногда пересекались на парах. Он впервые захотел посоветоваться со мной по поводу своей работы.

– Если хочешь, давай вместе ему наберем. Может, так удобнее? – участливо спросил муж. Кажется, он почувствовал мое беспокойство.

Я вспомнила, как мы отмечали этот Новый год с семьей Гамона. Все сидели за праздничным столом, когда мой свекор, к тому моменту уже подвыпивший, начал сетовать:

– Хорошо бы у Масатики появился брат или сестра. Ему бы тогда жилось веселее, как Гамону с Касё.

Я не знала, что на это ответить, и только неловко рассмеялась. Касё взял в руку чашечку с саке и попытался перевести все в шутку:

– Гамон, конечно, отличный отец, но справляться с двумя детьми даже ему было бы непросто. Представьте: и младенца нянчить, и с Масатикой мяч гонять…

На мгновение за столом повисла тишина. Свекровь недовольно хлопнула Касё по спине:

– Вечно тебе нужно что-то ляпнуть! Юки, прости, он всегда такой.

– Что вы, что вы, – покачала я головой.

Палочками для еды я взяла несколько бобов куромамэ^[4]. Их вкус я уже не вспомню. Почему-то в памяти осталось только то, что они, пухлые и блестящие, показались мне тогда очень красивыми.

– Лучше вообще ему не перезванивать, – опустошив свою пиалу, заявил Масатика.

– Что ты такое говоришь?! Это же твой дядя.

От сына пахло только что съеденными кунжутом и нори. Он сделал глубокий вдох и выпалил:

– Да разве он мне дядя? Они с папой не настоящие братья. Так что и мне он никакой не родственник! Косит под молодого, а на самом деле уже давно не дядя, а старый дед!

Я вяло улыбнулась. Помню, тогда на Новый год Касё пошутил:

– Гамон, ну ты и великан! А вот со мной явно что-то пошло не так, – наверное, он комплексовал из-за того, что был ниже ростом, чем брат.

Муж строго отчитал сына:

– Касё младше твоей мамы, не смей называть его дедом.

Масатика скривился и неожиданно спросил:

– А почему он вообще нам звонит? Мам, а может, он в тебя втюрился? Вечно к тебе лезет и шутит свои дурацкие шутки! – опять выпалил он.

Я убрала со стола пустые пиалы и стала их мыть. Сквозь шум текущей из-под крана воды до меня донесся голос Гамона.

– А что, может, и правда? – рассмеялся он.

У меня по рукам пробежали мурашки. Сквозь покрытые пеной пальцы текла холодная проточная вода.

Следующим утром Гамон провожал Масатику в школу. Как только они ушли, я пропылесосила гостиную и направилась в кабинет на первом этаже. Зайдя внутрь, раздвинула шторы и окинула взглядом сад с пожухлым газоном. Ночные съемки меня утомили, поэтому сегодня я отпросилась с работы. Когда-то главврач сам посоветовал пригласить меня гостем в эту передачу, поэтому к моим отгулам относился лояльно.

Я села за стол и начала проверять почту на компьютере, когда мне на глаза попалась наша с Гамоном свадебная фотография. Мы сыграли свадьбу весной, когда только начинала цвести слива. На фото мы с Гамоном стоим в окружении родственников, на мне белоснежное платье, в волосах – украшения в виде лилий. Я широко улыбаюсь и поддерживаю рукой округлившийся живот. Гамон тоже выглядит счастливым. На нем очки в черной оправе, с которыми он не расстается и сейчас. Поодаль, расставив ноги, с враждебным видом стоит Касё. Его руки сложены на животе, так что хорошо видны изящные пальцы.

Свадебная церемония проходила в синтоистском храме. После нам с гостями предстояло ехать в место проведения банкета, поэтому все собирались в прихрамовом садике. Тогда Касё неожиданно для всех подошел к кусту камелии и отломил от него одну ветку. Он сделал вид, будто не заметил, как на него уставились служительницы храма, и вручил мне усыпанную алыми цветами ветку.

– С сегодняшнего дня придется называть тебя невесткой. Хотя звучит так непривычно, – произнес он, смеясь.

Родственники молчали, но на их лицах явно читалось недовольство, я же холодно поблагодарила его за подарок. И сейчас помню, каким твердым на ощупь оказался стебель камелии, когда я сжала его в правой руке.

Я написала Касё короткое письмо и, не перечитывая, нажала кнопку «Отправить».

На диване, в окружении растений, понуро сидела Нанами Асада. Две верхние пуговицы ее полосатой рубашки были расстегнуты, пальцы с ярко накрашенными ногтями сжимали кружку травяного чая. Дождавшись, когда девушка закончит пить, я спросила, стараясь звучать как можно более непринужденно:

– Как вы себя чувствуете в последнее время?

– Спать стала лучше. Хотя недавно офис нашей компании переехал, теперь дел невпроворот.

– Надо же, а куда? Раньше ваш офис ведь располагался в районе Акасака^[5]?

– Да, а переехали в Каябатё. Это совсем в другой стороне, утром тяжело вставать. Оформлять меня в штат тоже не горят желанием. Весной мне должны продлить контракт, но я думаю, может, лучше уволиться и поискать другую работу.

– Вот как? Но вам, наверное, будет тяжело привыкнуть к новому месту.

Нанами помолчала, как будто собираясь с мыслями, и наконец призналась:

– На самом деле я уже некоторое время подрабатываю в ночном заведении… Один посетитель мне сказал, что знает хорошую компанию, и, если у меня будут проблемы с работой…

Я перестала записывать. Длинные, еще длиннее, чем раньше, ресницы Нанами подрагивали. На ее лице сама собой появилась неуверенная улыбка. Во взгляде девушки читалась робкая надежда: «Кажется, я ему нравлюсь».

– Он так переживает за меня, считает, что я слишком умна и добросовестна, чтобы работать на временных должностях. С ним я не притворяюсь, говорю все, что думаю, а он в ответ только восхищается, как можно быть такой юной, но при этом такой проницательной.

– А сколько ему, этому мужчине? – спросила я озадаченно.

Пар практически бесшумно вылетал из освежителя воздуха и оседал на листьях растений. Нанами оживилась и всем телом подалась вперед.

– Сорок пять. У него жена и ребенок, ничего такого он себе не позволяет. Даже когда мы встречаемся где-нибудь вне работы, то просто ужинаем вместе, разговариваем. Он хорошо воспитан. Сначала я думала, что от мужчины, который ходит в такие места, нужно держаться подальше, но, пообщавшись с ним побольше, поняла, что ошиблась на его счет. Он очень порядочный.

– Хорошо, если так. Но все-таки у него жена и ребенок. Даже если между вами ничего нет, со стороны может создаваться иное впечатление. Будьте осторожнее, чтобы это знакомство не обернулось для вас проблемами.

– Да, вы совершенно правы! Я хочу продолжить общаться с ним, но при этом сохранить дистанцию.

Нанами рассуждала здраво, но было видно невооруженным взглядом: этот мужчина уже успел завладеть ее сердцем. От жалости к ней у меня заныло в груди.

Впервые Нанами Асада пришла ко мне год назад. Ее сосед по квартире, парикмахер, постоянно одалживал у нее деньги, потом еще и втянул ее в свои любовные интрижки. Нанами переживала это очень тяжело, а тот парень в итоге бросил ее. Из-за него она впала в депрессию, практически перестала есть. Тогда младшая сестра Нанами, волнуясь за ее здоровье, привела девушку ко мне на прием.

На первом же сеансе Нанами заявила: «Я могу сама со всем справиться, мне психолог не нужен». Потом она посмотрела прямо на меня и произнесла уверенно, словно клянясь: «Я больше никогда не привяжусь к мужчине». Я хорошо помню, какими исхудавшими были на тот момент ее руки и ноги.

Постепенно состояние моей пациентки начало улучшаться: она устроилась в компанию, которая занималась подбором временных сотрудников. Там Нанами стала спать сразу с несколькими коллегами-мужчинами. Осторожно, чтобы не задеть ее гордость, я посоветовала Нанами не смешивать работу и личную жизнь:

– Мужчина зависим от мнения общества. Если он почувствует, что отношения с вами угрожают его положению, то тут же сбежит, раня при этом вас.

Тогда Нанами лишь неопределенно кивнула, но позднее призналась, что ее очень задело, когда один мужчина перестал даже отвечать на ее сообщения.

Я решила, что пора закончить разговор о служебных романах Нанами, которые не назовешь серьезными даже с натяжкой, и сменила тему:

– В одном фильме я услышала такую фразу: «Когда пытаешься вернуть то, что у тебя украли, теряешь это окончательно». Как вы ее понимаете?

Нанами растерянно молчала.

– Я не говорю, что работать в ночном заведении – плохо, но вы должны понимать: это не поможет вам поправиться. То же касается и интимных связей с разными мужчинами. Если вы действительно получаете от них удовольствие, тогда никакой проблемы здесь нет. Но правда ли это именно то, что вам нужно?

– Я больше не встречаюсь с этими мужчинами. Сейчас у меня в целом все хорошо.

– А ваш новый знакомый? Вы думаете, он даст вам то, чего вы хотите?

Нанами промолчала. Всего несколько мгновений назад она вся светилась, окрыленная надеждой, а теперь сидела передо мной, понурая, как будто само слово «радость» было ей незнакомо. Я мягко продолжила:

– Послушайте, Нанами. Вы называете мужчину, которого только что встретили, порядочным и очень добрым. Но вам не кажется, что человек – довольно многогранное и непостоянное существо? Например, зачастую по подходу к работе и общению человек может показаться очень ответственным, а на деле выясняется, что он, скажем, не умеет обращаться с деньгами или сбегает при первых трудностях. Вы ведь прекрасно это понимаете, правда? Почему же вы тогда завышаете собственные ожидания и рассчитываете, что этот мужчина окажется именно таким, каким вы хотите его видеть?

– Не знаю, – проворчала Нанами.

В этот момент она не была похожа на взрослую женщину, а напоминала скорее маленькую девочку.

Сеанс закончился. Оставшись одна, я вздохнула, налила в чашку воды из-под крана и принялась поливать растения, которыми был уставлен кабинет. Капли воды с кромки чашки стекали мне на пальцы. Как же сложно бывает понять, что тобой движет: страх одиночества, любовь или страсть. Особенно в молодости. Я надеялась, что Нанами сможет разобраться в себе до того, как ей снова сделают очень больно.

Обедать я пошла в ресторанчик неподалеку. Только я сделала заказ – комплексный обед^[6] с хирэкацу^[7], —как внутрь, раздвигая темно-синюю занавеску норэн, зашла моя коллега, Риса. Убедившись, что все места, даже за барной стойкой, заняты, она подошла ко мне и, заправляя каштановые волосы за уши, спросила:

– Не против, если я к тебе подсяду?

Я кивнула. Она взяла меню и заказала комплексный обед с большой порцией хирэкацу.

– Кстати, видела тебя в «Родительском часе»! Наконец тебя снова туда позвали! Жаль, что по телевизору так мало говорят про воспитание детей. Конечно, подобные программы отнимают хлеб у нас, клинических психологов, но ведь консультацию у специалиста не каждый может себе позволить.

– Это точно. Но вообще это такой тонкий вопрос, соглашаться на участие в телепередачах или нет. Многие отказываются: боятся, что их будут упрекать в саморекламе.

Когда принесли заказ, я взяла в руки заляпанную маслом бутылочку с соусом. Еда в этой забегаловке была невероятно вкусной, хоть и невзрачной на вид.

– Юки, ну ты-то настоящий профессионал, тебя в этом обвинять не станут.

– Ошибаешься. Я просто притворяюсь, будто ничего не замечаю.

Мягкая, мелко нашинкованная капуста выглядела очень аппетитно, но я уже наелась, поэтому оставила ее на тарелке. Риса же съела свой обед подчистую и осушила чашку горячего чая. На мой взгляд, ее внешний вид был чересчур вызывающим для работы в клинике. Взять хотя бы этот красный свитер с глубоким V-образным вырезом или накладные ресницы. Но, как ни странно, мы с этой темпераментной женщиной прекрасно ладили.

На кассе я долго не могла найти в сумке кошелек. Видимо, где-то забыла. Было неловко, но пришлось одолжить деньги у Рисы, чтобы оплатить счет. После обеда мы вместе вернулись в клинику. Я села за рабочий стол и принялась за анализ анкет пациентов, когда услышала, как на регистратуре кто-то назвал мое имя. Через секунду дверь офиса открылась:

– Простите, я муж госпожи Макабэ.

В дверях стоял Гамон в деловом костюме, с дорожной сумкой в руках. Длинные распущенные волосы и неизменные очки, хоть и смотрелись хорошо с костюмом, все равно выглядели чересчур повседневно.

– Гамон, что случилось?

Он подошел ко мне и протянул кошелек.

– Ты оставила его на столе в гостиной. Я во второй половине дня буду занят на работе, подумал, лучше сейчас его завезу, вдруг понадобится тебе.

– Ой, спасибо большое! Извини, тебе пришлось специально из-за этого ехать.

Он улыбнулся и успокоил, что ему было по пути.

– Ну, работай дальше, не буду отвлекать.

С этими словами Гамон вышел, и Риса, которая сидела за соседним столом, восхищенно сказала:

– Какой у тебя прекрасный муж! Что-то в нем есть необычное, чем он занимается?

– Он свадебный фотограф. Поэтому и в костюме пришел.

– А, фотограф! Тогда понятно. По нему видно, он человек творческий, не даст держать себя на коротком поводке, – она кивнула с таким видом, будто ей все стало ясно.

– Да-да. Кажется, ему с детства говорили, что он похож на огромного Снусмумрика^[8].

– Понимаю. В этом плане фриланс очень удобен: можешь сам решать, когда тебе работать, а когда отдыхать.

– Это точно. В итоге получается так, что наш сын чаще ест то, что приготовил он, а не я.

Пока мы болтали, подошло время дневных приемов. Я встала из-за стола. Не даст держать себя на коротком поводке, значит… все-таки, когда мы встретились четырнадцать лет назад, Гамон был гораздо более независимым.

Мои размышления прервало новое сообщение на телефоне. Увидев имя отправителя, я оцепенела. Мне казалось, мы оба следуем негласной договоренности не писать друг другу на телефон. Я быстро пробежала глазами по тексту сообщения и сунула мобильный в карман.

В следующий понедельник я пришла в юридическую фирму, где работал Касё. На лифте поднялась на второй этаж, назвала в динамик, расположенный сбоку от двери, свое имя, и та автоматически открылась. В офисе стояло четыре стола, но все они пустовали: видимо, юристы отошли. В глубине помещения была дверь, за которой, похоже, располагалась комната ожидания для посетителей. Их встречала секретарша в серой водолазке. Пока я сидела на диване в ожидании Касё, эта девушка подошла ко мне и предложила чай. Она выглядела привлекательно, хоть была без косметики и у нее сильно секлись волосы. В глаза бросались правильные черты лица и пышная грудь. Пока я пила чай, раздался звуковой сигнал, и дверь открылась.

– Юки, спасибо, что нашла время встретиться.

Касё вошел, вальяжно опустился в кресло напротив и посмотрел прямо на меня. Его глаза по размеру чуть отличались, и их выражение всегда было трудно понять. Мне, как обычно, ничего не удалось прочитать по его взгляду. Заметив мою настороженность, Касё слегка улыбнулся и произнес:

– Не смотри на меня так.

– Я получила твое сообщение. Не думала, что ты действительно захочешь обсуждать со мной дело Канны Хидзириямы, – ответила я, игнорируя его заискивающий тон.

– Я сам даже не ожидал, что оно достанется мне. До сих пор не могу решить, как лучше выстраивать линию защиты, – признался Касё.

– Да, случай сложный. Кстати, а что сама Канна?

– Ну, сначала она решила, что я просто какой-то бабник. Но свою работу я делаю хорошо. Да и адвоката, назначенного судом, она поменять все равно не может, – ответил Касё, потирая лоб.

– Назначенного судом? То есть ты стал адвокатом Канны случайно?

– Не совсем. Если дело громкое, обычно суд старается найти хорошего адвоката. Заинтересованного, с большим опытом в уголовных делах, – обстоятельно пояснил он.

От друзей с юридического факультета я слышала о том, как работает Касё. Судя по их рассказам, во время судебного слушания он умел очень ловко, как будто невзначай, упомянуть о тяжелой жизни своего подзащитного или пережитом им насилии. И точно знал, в какой момент нужно сказать, что потерпевший получил по заслугам. Поэтому его клиентам часто удавалось отделаться довольно короткими сроками.

– В рассмотрении дела Канны будут участвовать присяжные^[9], поэтому все будет зависеть от того, удастся ли мне пробудить в них сочувствие. Честно говоря, я не ожидал, что ты станешь писать книгу о Канне именно сейчас.

– Ясно, – пробормотала я, разглядывая стеллаж, вплотную заставленный юридическими справочниками.

– В общем, теперь ты знаешь, как обстоят дела. Скажу честно, вся эта затея мне не нравится. Вдруг твоя книга настроит присяжных против Канны? К тому же ты можешь сделать больно родственникам погибшего. Самой Канне в том числе.

– Да, тут ты прав, – согласилась я.

Касё доверительно заглянул мне в глаза и продолжил:

– Это дело очень резонансное. Если ты будешь рассказывать о нем с позиции Канны, тебя разнесут в пух и прах, скажут, мол, клинический психолог за деньги согласилась своей книгой оправдать убийцу, а сама делает вид, будто написала серьезный научпоп. Короче, я тебе не советую в это лезть. Но решай сама. Кстати, а ты уже встречалась с Канной?

– Нет, мне это только предстоит, – слабо улыбнулась я. – А ты что о ней думаешь? Она избалованная девчонка?

– Наоборот, Канна ведет себя очень сдержанно. Постоянно молчит. Очень похожа на…

– На кого?

– На тебя в юности.

Я почувствовала, как игла пронзила зарубцевавшуюся рану на моем сердце. Никак не среагировав на его слова, я сказала:

– Давай вернемся к Канне.

– Хорошо.

– Она объяснила мотив убийства?

– Нет, – честно ответил Касё и покачал головой. – Но, думаю, она мне еще все расскажет. Кстати, а у Гамона как дела? – он поднес к губам чашку чая.

– У него все хорошо.

– Понятно… Честно говоря, я думаю, он не на то тратит свое время. Масатика уже подрос, наверняка Гамон и сам хочет поскорее снова заняться фотографией всерьез.

– Это ты лучше у него спроси, – парировала я. – Уже почти двенадцать. Если ты не против, давай на этом на сегодня закончим.

– Да, у меня самого еще заседание в суде по семейным делам, – кивнул он.

Я допивала чай, когда Касё кивнул на дверь и прошептал:

– Видишь ту секретаршу? Которая принесла тебе чай?

Я вспомнила, как что-то в ней меня сразу смутило.

– На вид скромная, да? Знаешь, а мы ведь с ней как-то раз на пожарной лестнице… ну, ты поняла.

Мне не понравилось, в каком направлении движется наш разговор, и я с упреком оборвала Касё:

– Мне кажется, здесь не место для подобных откровений.

– Да ладно. Я слышал, у нее свадьба на носу. Значит, и с работы со дня на день уйдет… Ну, невестка, давай я провожу тебя вниз.

От его рассказов у меня заныли виски. Я с трудом поднялась, словно пытаясь освободиться от сковавших меня оков. Касё спустился со мной на первый этаж и проводил до дверей. Мне показалось, что при свете дня он тает в воздухе, словно призрак. Единственное, что отпечаталось у меня в памяти, это его насмешливая улыбка, когда мы прощались.

На метро я поехала в следственный изолятор и по пути начала перечитывать материалы по делу Канны Хидзириямы. Ей было двадцать два года. Девятнадцатого июля ее арестовали по подозрению в убийстве своего родного отца, художника Наото Хидзириямы.

Утром в день преступления Канна проходила второй этап собеседования в одну из ведущих токийских телекомпаний, однако ушла с него, сославшись на плохое самочувствие. Через несколько часов девушка появилась в художественном колледже в районе станции Футако-Тамагава, где преподавал ее отец. Канна попросила его подойти в женский туалет и там нанесла удар в грудь ножом, купленным незадолго до убийства в торговом центре Токио Хэндз в районе Сибуя.

Затем девушка выбросила испачканные кровью пиджак с рубашкой и, оставшись в белой футболке и темно-синей юбке, скрылась с места преступления. Она вернулась домой, но там поругалась с матерью, после чего выбежала на улицу. Соседка видела, как Канна куда-то идет вдоль реки Тама.

Лицо и руки девушки были перепачканы в крови. Соседка подумала, что с Канной что-то случилось, и бросилась на помощь, но та убежала. Женщина сообщила о произошедшем в полицию.

Чтение материалов дела меня утомило. Я оторвала взгляд от бумаг и увидела отражение своего лица в темном окне поезда. Почесав затылок, я задумалась.

В этом деле все было ясно, кроме одного: что заставило дочь решиться на убийство собственного отца? Откуда взялась в совершенно обычной студентке, пытающейся устроиться на работу, такая жестокость? Может, было что-то, что подтолкнуло ее к преступлению на подсознательном уровне?

Приехав в следственный изолятор, я заполнила все необходимые документы для получения разрешения на свидание с заключенной и стала ждать. Наконец в переговорную зашла хрупкая девушка невысокого роста: это и была Канна. Она поздоровалась со мной через стеклянную перегородку кивком головы, а затем села на стул. Ее тонкие плечи выглядели очень изящно.

Я сразу обратила внимание, что Канна кажется гораздо моложе своих лет. Ей было двадцать два, но выглядела она лет на шестнадцать. Я же ожидала увидеть перед собой молодую женщину, а не студентку университета с аккуратным детским личиком. При этом в ней ощущалась какая-то зажатость, возможно, потому что девушка сутулилась. Я поприветствовала ее как можно более доброжелательно:

– Здравствуйте, Канна. Меня зовут Юки Макабэ, я клинический психолог, работаю по этой специальности уже девятый год, – представилась я.

– Здравствуйте, – ответила Канна шепотом.

– Как вы себя чувствуете? – спросила я, но она только настороженно промолчала. Тогда я продолжила: – Вы наверняка слышали от господина Цудзи из издательства Симбунка про планы издать книгу о вас. Но мы ничего не станем делать против вашего согласия. Как вы знаете, близится суд. И если у вас есть пожелания по поводу содержания книги, я сделаю все возможное, чтобы они были учтены. Однако я не хочу принуждать вас ни к каким откровениям. Пока что просто имейте это в виду.

Канна потупилась:

– Если… – начала она еле слышно, – если так будет лучше, то я не против, чтобы про меня написали книгу. Но…

– Но что?

– Но я не думаю, что мои чувства и мысли настолько важны, – с беспокойством призналась она.

– Не думаете, что они важны?

Канна уверенно кивнула.

– Канна, ответьте, пожалуйста, на один мой вопрос. Вы помните, как после ареста сказали полиции: «Думайте сами, какой у меня был мотив»?

Канна с недоумением покачала головой:

– Я бы не стала так дерзко разговаривать с полицией.

– Увидев вас сегодня, я тоже подумала, что на вас это не похоже, но решила уточнить на всякий случай.