Гибель Лодэтского Дьявола. Второй том

Рагнер подвел коня к оторопевшему деду Гибиху – тот, убрав от Маргариты руки, со страхом взирал в холодные глаза Лодэтского Дьявола. Дед снова положил руку на топор, а Рагнер на меч.

– Не нааадо, – взмолилась девушка. – Пожалуйста… Ваша Светлость, давайте просто уедем отсюда.

– Доставай топор, – тихо сказал деду Рагнер.

Маргарита обняла за шею черного коня, пытаясь не подпустить его к деду. Рагнер, будто не замечая девушку, не сводил жестких глаз с крепкого и сильного старика.

– Доставай свой топор, – повторил герцог. – Убей Дьявола – и на розовые острова Элизия попадешь. Сразу же. Может получиться… Чего тебе терять? Ты и так старый.

– Хватит! – вскрикнула Маргарита. – Пожалуйста, уедем отсюда, Ваша Светлость, – говорила она герцогу. – Хватит уже смертей!

Рагнер продолжал не видеть ее и не слышать.

– Раз еще пожить выбрал, то опусти руку с топора, – приказал деду Рагнер. – Сейчас же… А то немного – и не успеешь пожалеть.

Дед Гибих отвел глаза, поморгал и, чуть помедлив, опустил руку вниз.

– Вот так и стой! – заключил Лодэтский Дьявол, взял Маргариту за запястье и отвел ее к Ольвору; сам оглянулся на старика – тот застыл.

Рыжий Ольвор подхватил Маргариту и усадил ее боком в седло, на свои колени. Как и в день своего венчания, последнее, что видела Маргарита, удаляясь от зеленого дома, это то, как дед Гибих закрывал ворота.

«Ужо в сей-то разок, точна боле не воротайся», – вспомнила она его слова. Сорок четвертого дня Смирения, второго года, сорокового цикла лет, дед провожал ее с таким лицом, будто хотел их повторить, да на этот раз со злобой и горечью.

________________

На ступенях Суда сидели сотни две ладикэйских пехотинцев – они пили вино и порой хохотали. Лоточники успели привыкнуть к такому соседству и уже их не боялись. В мирное время рынок на площади закрывался ровно в четыре, а начиная с трех часов, торговцы собирались восвояси. В нынешние непростые времена они не покидали площади до заката, ладикэйцы не возражали. Вот и сейчас, пока сумерки не сменились тьмой, по площади сновали лоточники. Никто, однако, как раньше не кричал, что у него за товар. Никто, кроме торговки с противным голосом:

– Сааахерные сливы! Пять регно́в за кулек! Даааром!

«Пять серебряных монет за кулек прошлогодних слив – это вовсе не даром, – подумала Маргарита. – Когда-то их за медный четвертак продавали – и то никто брать не хотел…»

Настроение у девушки окончательно испортилось. Она насупилась и сердито поглядывала на Рагнера, которого никто не просил вмешиваться и лезть к старику. Герцог ехал рядом с ней и самодовольно улыбался.

– Сааахерные сливы, су́шеные в мёду… Даааром! – кричала торговка где-то на углу площади.

– Хочешь сахарных слив? – спросил Рагнер, продолжая кривить улыбкой свои большие губы. – Пять регнов у меня найдется.

– Нет! – гневно ответила она.

– Надеюсь, ты на того старого хрена надулась, а не на меня. И ради этого вонючего, старого козла ты перед всем городом осрамилась?

– Не только ради него. Мой дядя совсем не такой. Он так обо мне не подумал бы… или не говорил бы, если бы думал, – он очень добрый. Мой младший братец, Филипп, такой же…

Лодэтский Дьявол хмыкнул, ничего не ответив. Маргарита взглянула на храм Благодарения – и ей нестерпимо, сильно-сильно, захотелось увидеть брата Амадея, услышать его мудрые слова…

– Можно мне, пожалуйста, в храм зайти?

– Молиться собралась? – удивился герцог. – Уж извини, скоро закат. Торчать тут голодными и ждать, пока ты наконец отдавишь себе колени, мы не будем. Черт, завтра уже благодаренье и празднество… Тебя завтра в полдень отведут в храм напротив ратуши – молись там, раз надо… Правда, там ни сатурномера, ни алтаря, ни священников.

– Не надо… Я сюда хочу зайти и ненадолго. Там человек один живет – праведник. Очень-очень хороший. Его Святым в Элладанне прозвали. Я лишь узнаю: что с ним, в порядке ли он…

Рагнеру явно не хотелось тратить время, но он всё же согласился.

– Только быстро. Девять минут – это максимум. Лучше – еще меньше. Ладно?

Маргарита закивала и немного повеселела.

Отряд всадников, воинов в кольчугах, кирасах и плащах, направился к храму Благодарения. Одни торговцы на площади оторопели, другие начали спешно ее покидать. Торговка сливами убегала и крестилась по дороге. Те, кто оказались посмелее, видели, как тринадцать лодэтчан и девушка, которую в этом квартале прекрасно знали, остановились у крыльца святого дома. Трое мужчин и их спутница спешились, поднялись по ступеням, а затем толпа увидела невероятное – Лодэтский Дьявол спокойно вошел в Божий дом и не сгорел на пороге от удара молнии.

________________

В храме было безлюдно, сумрачно, голо: вместо сатурномера зияла круглая дыра; алтарь и прочие ценности исчезли – всё, на что мог польститься глаз грабителя, священники спрятали, унесли за замковые стены на земли Святой Земли Мери́диан или вывезли в близлежащие монастыри. Остались лишь громоздкие скамьи, крючки от лампад, фрески… Лики Праматери и Божьего Сына тоже сняли: на месте их голов темнели квадраты необработанных стен. Маргарита заглянула в боковые ложи первого яруса и увидела там табуреты и ни одного стула со спинкой.

– И как вам не стыдно разграблять храмы?! – гневно высказала она Рагнеру.

– Давай-ка полегче да потише! – возмутился он, снимая с головы капюшон кольчуги и выправляя хвост волос. – Я не вор, а честный воин! И рыцарь! И клятву давал… И вынужден теперь ее держать. Всё просто: святоши мне право убивать без греха, а я не трогаю ни их, ни храмы. За нарушение клятвы можно и отлучение от веры получить, и на Божий Суд быть вызванным, и в «Книгу Позора» попасть… Надобно мне такое счастье? Ивар тоже рыцарь, да еще и король, – дважды клятву давал. Одним словом, это сами священники все ценности забрали. Боятся меня, – улыбался Рагнер, показывая серебряные зубы.

– Вам смешно?

– Конечно. Представляю, как эти дураки в рясах сначала снимали огромные, тяжеленные сатурномеры и как потом их назад будут ставить… В храме на холме сейчас более двадцати сатурномеров! Можешь себе представить?! Не один, не два, а двадцать два или того больше! И всё благодаря мне… – посмеивался он. – Отец того храма на мое имя должен молиться, а не на Божье.

– Там епископ… И это не смешно. А последние ваши слова – тяжкий грех богохульства и ереси.

– Ладно… Как скажешь, – окинул герцог взглядом пустой храм. – Раз всё, то пошли отсюда. Здесь нет никого…

– Еще минуту, я во двор пройду.

Не дожидаясь ответа и возможного отказа, Маргарита быстро направилась к дверце между алтарным взлетом и первым рядом лож.

Казалось, что и сад безлюден. Лиственные деревья едва начали зеленеть, травка прорастать, на розах проклюнулись почки и полезли первые побеги. Маргарита огляделась: за садом просматривались кельи, но какая из них была брата Амадея, она не знала. Слева виднелся вход в залу под шатром Венеры; по правую руку, за кипарисами, начиналось кладбище, а далее желтело двухэтажное здание семинарии.

«Неужели никого нет в таком огромном месте? – недоумевала девушка. – Почему тогда врата храма не были заперты?»

– Брат Амадей! – закричала она. – Брат Амадей! Это сестра Маргарита Совиннак! Хочу узнать: всё ли у вас хорошо?! Есть тут кто?

Меж тем Ольвора заинтересовала грязь на каменном крыльце.

– Кровь, – сказал он по-лодэтски.

Рагнер нахмурился и вопросительно посмотрел на него. Ольвор пожал плечами, огляделся и двинулся в сторону кладбища к высоким кипарисам. Аргус обнажил меч и направился следом, а Рагнер замкнул тройку. Маргариту никто с собой не звал, но она через пару мгновений тихонько пошла за ними.

Ольвор выбрал путь наугад, но чутье его не подвело: в самом начале кладбища, на скамье, обратив лицо к небу, лежал брат Амадей. Он мог бы сойти за спящего, да вот окровавленные ступни без ногтей и со следами ожогов свешивались в воздух, с правой стороны на рясе расплылось темное пятно, правая ладонь священника, бессильно упавшая на молодую траву, тоже бурела от запекшейся крови.

Аргус и Ольвор приблизились к скамье, Рагнер остался в шагах шести от нее. Аргус держал меч и подозрительно оглядывался. Ольвор же приложил руку к шее праведника; после, чтобы осмотреть рану, он начал осторожно надрезать кинжалом рясу.

Раздвинув ветви кипарисов, Маргарита заглянула за спину Рагнера и, увидев Ольвора с клинком, занесенным над священником, истошно закричала – она тут же оказалась в объятиях герцога, и жуткий крик потонул в его груди. Почувствовав щекой твердь пластин под камзолом, она пришла в себя и услышала:

– Не кричи. Он пока еще живой, лишь ранен… – говорил Рагнер, одновременно вдавливая голову девушки в свое плечо и поглаживая ее по волосам другой рукой. – Тихо, тихо, живой…

Маргарита замолчала, но Рагнер не спешил ее отпускать. Тогда она, высвобождаясь, с силой уперлась в плечи мужчины – и он сразу перестал ее держать. Ольвор меж тем в полном спокойствии убрал кинжал и продолжил осматривать рану.

– Монах еще живой, – повторил Рагнер. – Видишь, губы розовые и кожа еще ничего… дышит, значит…

Он помолчал, вглядываясь в лицо девушки и пытаясь понять: будет ли она кричать, а затем убрал прядку волос с ее лица, что выбилась из-за его «объятий».

– Ты в порядке? – спросил Рагнер. – Не кричи так больше, ладно? А то и мне страшно стало. Аргус, – сказал он по-лодэтски. – Сюда уже бегут… Ты их разверни, скажи, чтобы ждали у дверей, и сам там останься. Еще пара минут – и мы тоже выйдем.

Аргус, убрав меч, быстро зашагал обратной дорогой, а Рагнер приблизился к телу праведника, присел перед ним на одно колено, потрогал его лицо, нахмурился и заговорил по-лодэтски с Ольвором. Маргарита встала неподалеку от скамьи – взволнованно стискивая пальцы, она старалась догадаться, о чем с серьезными и мрачными лицами говорили эти мужчины. Наконец Рагнер выпрямился и подошел к девушке.

– Ему уже не помочь, – тихо сказал он. – Слишком поздно. Мне жаль.

– Как так вышло? – роняя слезу, прошептала Маргарита.

– Думаю, его пытали, чтобы узнать, где ценности храма, а потом зарезали.

– Как так вышло, что нельзя спасти? – пояснила она свой вопрос. – Почему?

– Рана глубокая и уже воспалилась – у него началась горячка. Дня три ему осталось… или того меньше.

– Нет! Нет! Не может быть! – вырвалась Маргарита из рук Рагнера, попытавшегося ее удержать, и подбежала к скамье. Она упала на колени, прямо на молодую травку, обхватила ладонями поросшее щетиной лицо праведника – брат Амадей негромко застонал и дернул ресницами.

– Он в сознании! – вскрикнула она. – Ему можно помочь!

– Нет, нельзя! – ответил нависавший над ней Рагнер. – Люди, которые это сделали, знали куда бить. Скорее всего, бандиты-отправители, опытные убийцы… Чудо, что он не истек кровью сразу. Но всё равно… Если мы его потащим в ратушу, то кровь пойдет снова. А если нет, то у него жар – его кровь уже отравилась гноем. Слишком поздно, пойми же. Этой ране, наверно, сутки, если не больше. Поздно! Он уже гниет изнутри: будет мучительно умирать, и чем дольше мы будем его спасать, тем дольше продлим его боль. Послушай… – присел он рядом с девушкой и попытался зацепить своим взглядом ее взгляд. – Лучше прекратить его страдания… Я просто перекрою ему рукой дыхание – и он уснет. Даже не поймет ничего. Это будет милосердие, а не убийство…

– Нет, нет, не может быть, – роняя слезы, замотала головой Маргарита и погладила лицо брата Амадея. – Спасите его, молю. Вдруг еще не поздно! Ну попытайтесь хотя бы спасти… Вы же… Вы – Лодэтский Дьявол! Вы спасете его, если захотите. Вы ведь всё можете…

– Если бы… – тяжело вздохнул Рагнер и поднялся.

Он мрачно смотрел на плачущую девушку, которая не успокаивалась, и, подумав немного, сказал что-то по-лодэтски Ольвору – тот направился быстрым шагом через сад к входу в храм. После Рагнер попытался поднять Маргариту с колен, но она выдернула свое плечо из его руки.

– Ладно, я постараюсь помочь, – сказал он. – Мои люди сейчас будут искать повозку. Отвезем его в ратушу – одна надежда, что Соолма сможет что-то сделать. Если по дороге не помрет – не так всё плохо, как кажется… Поднимайся уже, и довольно лить слезы.

Маргарита сама встала, вытерла глаза рукой, зябко запахнулась в красивый изумрудный плащ неизвестной аристократки. Рагнер легонько взял ее за руку чуть выше локтя – она не вырывалась. Тогда он отвел девушку на несколько шагов в сторону и развернул ее так, чтобы она не видела скамьи.

– Не плачь, – потребовал Рагнер и, касаясь своей ладонью щеки Маргариты, утер ее только что появившуюся слезу. Неожиданно он обнял лицо девушки обеими руками и приподнял его к своему лицу. – Ты очень смелая, – тихо говорил он. – И сильная духом… бесстрашная, хоть и боишься… сильная, хоть и такая слабая, маленькая… И еще ты добрая… очень… даже меня заставляешь добреть…

Рагнер говорил это с нежностью, продолжая нависать над девушкой и обнимать руками ее лицо. Она же замерла: стояла, безвольно опустив свои руки. Она видела, как светло-карие глаза теплеют, как лед в них тает – и они превращаются в обжигающе горячую карамель.

«Что мне делать? – лихорадочно метались мысли в ее голове. – Отбиваться? Кричать? А брат Амадей? Этот человек разозлится и оставит его здесь умирать… Что он там сказал, когда отпускал пленников из Восточной Крепости? Что в третий раз он просто так добрым не будет… Намекал, что мне надо будет отплатить – и вот: хочет плату… Бросит здесь брата Амадея – так и поступит, если я не соглашусь…»

Рагнер не спешил что-либо делать, но когда увидел, что Маргарита не вырывается, то нежно поцеловал ее в зеленоватый синяк у виска. Он положил свой лоб на лоб девушки, потерся носом о ее нос и заглянул в ее глаза – Маргариту как обожгло, и волна мурашек скатилась вниз по ее спине, отозвавшись спазмом между ног, словно кто-то ее там сжал. Рагнер чуть отстранился и погладил большим пальцем ссадину на губе девушки, а затем медленно скользнул своими губами по ее губам и уверенно раздвинул ртом ее покорный рот. Маргарита снова будто пропадала в бездне, как было при ее первом поцелуе с Ортлибом Совиннаком, только на этот раз никто держал ее на поверхности, и она тонула глубже и глубже. Она закрыла глаза и податливо принимала ласки, в то время как ее тело то холодело, то горело, то переставало чувствовать землю. Мурашки текли по ее позвоночнику, внизу живота сладко ныло, и вместе с тем ее сознание пронизывал ужас происходящего. Но девушка смирно стояла, пока страшный Лодэтский Дьявол своим угловатыми руками с протоками вен обнимал ее лицо и медленно целовал большими губами ее губы.

Через пару минут Рагнер нехотя оборвал долгий поцелуй и спустил свои ладони на плечи Маргариты.

– Ольвор идет, – сказал он. – Я слышу, как он топает. Вечером продолжим, – утвердительно произнес он, но сам всматривался в зеленые глазищи. Не найдя в них отказа, Рагнер напоследок быстро поцеловал девушку и отошел.

Улыбаясь и оглядываясь на порозовевшую красавицу, Рагнер направился к праведнику, присел перед скамьей и, осторожно дотрагиваясь до заскорузлой от крови рясы, стал изучать рану. Почти сразу появился Ольвор, что-то сообщавший на лодэтском. Пока мужчины переговаривались, Маргарита медленно прошла дальше на кладбище и остановилась у могилы Блаженного. Ее желтая роза пережила зиму и дала пару побегов. Возможно, этим летом даже распустится первый цветок.

Позади нее раздался громкий шум – она обернулась и сквозь редкие кусты роз увидела, что Ольвор с Рагнером, сбив камнем с двери кельи-хранилища простой навесной замок, начали снимать эту дверь с петель.

«О Боже, – думала она, трогая руками горящие щеки. – За такой поцелуй мне черти в Аду точно все губы выжгут! Как же это так?! – со злостью посмотрела она на квадратный камень с именем Фанж Толбо. – Откуда ты знал? Года еще не прошло, а твои пророчества сбываются! Кто ты такой? Бывший священник, гонитель демонов… Гонитель, побежденный сильной адской сущностью… Мне страшно! Как же мне страшно…»

Вдруг в ее голове заговорил брат Амадей: «Как розы, эти недотроги и неженки, чтобы прорасти ближе к солнцу вверх и пустить корни пониже в землю к воде, способны преодолеть зиму, так и человеку по силам вынести страшные невзгоды, вытерпеть любые испытания, что ниспошлет Наш Господь».

– Пойдем, – раздался голос приближающегося Рагнера. – Ольвор сказал, что на площади нашли возницу. Кому-то деньги Дьявола кошелька не жгут. Повозка должна уже ждать.

Он взял руку Маргариты и погладил ее тыльную сторону другой своей рукой. Мужчина искал взглядом глаза красавицы, но та их отводила и прятала, а ее щеки сильнее разгорались румянцем. Рагнер улыбнулся и потянул девушку к выходу из кладбища.

________________

Лопоухий четырнадцатилетний юноша, в котором Маргарита с удивлением узнала деловитого прислужника из того трактира, где она пила сладкую воду в день казни Блаженного, ожидал их вместе с телегой и впряженной в нее пегой, голубоглазой Звездочкой. Маргарита, не веря своим глазам, подбежала к пятнистой кобыле и поняла, что не обозналась: Звездочка тоже обрадовалась – забила копытом, заржала и лизнула ее руки.

– Откуда у тебя эта кобыла? – гневно спросила Маргарита у юноши, поглаживая лошадиную морду.

– Тебе-то чё, красава? Дааа, Боже мужику сотво́рил две беды: бабу и охочих до не свойной кобылы́, – развязно проговорил он, но под взглядом Лодэтского Дьявола перестал улыбаться. – Сменялся на нее еще в нову у городских стражов за пару бочонков пиву. Кобыла старая, и они согласилися.

– Это наша кобыла!

– Паслася на лугу вашею – в телеге бёгает нашею! – засмеялся прислужник и снова осекся. – Пять альдрианов – и она сызнова вашая.

– Пять альдрианов! Да ты совесть имеешь?! – негодовала Маргарита. – Ее молодую за двести регнов купили! Пять золотых монет стоит породистый скакун!

– Стоил, красава! – не уступал лопоухий юноша. – Давай, сыщи щас излишнюю лошадь!

– Восьмида Нестяжания, грешник мелкий!

– А эт еще дёшо́во! Мне и шость тыщ регно́в нынче за нее упло́тют. На бойне…

– Бойне! – охнула девушка и со страхом обняла Звездочку за шею. – Нельзя же кушать лошадей!

– Слопают как корову за мил душу и не спросют. Щас уже и собак жрут, и кошек, и мышов с крыса́ми!

– Да…да… – не находила от возмущения слов Маргарита. – Вот крыс пусть и едят, раз собак и кошек слопали! Тебя Бог накажет. Жадюга! Будешь киноварь в Аду копать, и все твои зубы выпадут! И еще уши отвалятся!

– Покаюсь – и никакого Аду! На этом б свете зубов с голодухи не стерять! А у́хи мне не жалкое…

– Довольно, – прервал их препирательства Рагнер. – У меня не только пять серебряных монет найдется, но и пять золотых.

– Друго дееело – теперя кобыла вааашая, Ваш Светлость, – льстиво пропел лопоухий юноша. – Повозку токо докачу до дядькиного трактиру, распрягу и приведу вам эту голубоглазу красаву. Трактир подле ратуши, у Западной дороги. Коли чего надо – я всё добуду. За деньги, – подумав, добавил он. – Пива хотите? Бочонок – шостьсят регно́в.

Рагнер ничего не ответил, но прикинул в уме, что предприимчивый юнец без страха перед законом задрал цену в шесть с лишним раз. На повозку между тем грузили дверь с братом Амадеем, неподвижно лежащим на ней и будто спящим. Из-за лихорадки тело праведника прикрыли плащом, спрятав изувеченные ноги и рану в боку. Гадая, что сделал Лодэтский Дьявол со Святым Амадеем, паренек притих.

– А чё Святого-то свозите с храму, Ваш Светлость? – несмело поинтересовался он.

– Душа его нужна, – с серьезным лицом ответил Рагнер. – Чтобы замок вашего герцога взять: тело в жертву принесу, а душу погублю и в Ад отправлю. Что, едем в ратушу? Или передумал?

Юноша поежился, но кивнул головой.

– Мои делы – сторона. Не я – так другой. А насчет пива, Ваш Светлость, вы помысляйте… Я вам за пятьсят монетов уступлю – энто даром ныне. Всюду пиво – моча одна: неясного из чего во́рют да разбавляют тухлою водою… У меня же в заведенье – до́бро дело. Есть пиво и по четвертаку, а есть и за два регна́ кружка. Я его с монастырю вожу, вот и никудова мне без лошади-то. Ходите ко мне – тама всем радые. Трактир «Пегая Лошадь» Да-да, именно, – взял он поводья. – Я эту голубоглазу клячу затем и взял. Могся бы и получше́е посыщать!

________________

Брата Амадея занесли на второй этаж ратуши, в маленькую комнатку, что была в конце коридора, а Гюсу Аразаку приказали ее уступить.

– Почему на третий этаж его не поместите? – попробовал возразить тот (комнатка на втором этаже ему нравилась из-за окна с видом на Главную площадь). – И куда вы меня, Ваша Светлость, переселяете?

– Кажется, на чердаке осталось место. Ну или в подвале – в узилище… – холодно разговаривал с ним герцог. – Выбери сам.

Гюс Аразак выжег Маргариту ненавидящим взглядом и стал кидать свои вещи в мешок. Пленница не обратила внимания на эту злобу. Соолма нахмурилась, но ничего не сказала и вернулась к осмотру праведника.

Брата Амадея положили на кровать, а Маргарита, уже одетая только в свое платье грязно-розового цвета, без изумрудного плаща, стояла поодаль: соединив как при молитве пальцы «домиком», наблюдала, что делали Рагнер и Черная Царица. Они смочили рясу водой, разрезали и раскрыли сукно, после начали обмывать рану и о чем-то говорить на лодэтском. Маргарита по их голосам старалась понять: есть ли надежда. Соолма мотала головой и трогала искалеченные, распухшие пальцы на ногах брата Амадея. На животе и ребрах праведника Маргарита видела обширные синяки. Он тихо стонал время от времени, но в сознание не приходил.

Посовещавшись с Соолмой, Рагнер повернулся к Маргарите:

– Твой монах прижег себе рану, чтобы остановить кровь. Это ему продлило жизнь. Гноя вроде нет. Соолма думает, что жар может быть и от ран на ногах, и даже от простуды, а не приходит он в себя, потому что ослабел от малокровия. Попробуем зашить его. Он еще жив – это хорошо, может, выдержит… Но… – помолчав, добавил он. – Лучше не надейся. Если жар спадет, то выкарабкается, если нет, то умрет в горячке. Только снова не плачь, – попросил он, замечая ее мокрые глаза.

Рагнер приблизился к девушке, взял ее руку выше локтя и повел к двери.

– Я и Соолма сделаем всё, что можем… А тебе пора уходить – иди и пообедай, – открыл он дверь, пропустил девушку и сам вышел с ней в коридор.

Там его глаза стали теплыми. Поглаживая кисть Маргариты большим пальцем, Рагнер тихо произнес:

– Я приду позднее… Расскажу, как прошло. Ну и потом… ко мне пойдем, ладно?

Маргарита, по-прежнему избегая его взгляда, кивнула головой и попробовала улыбнуться. Низ живота у нее сжался от этих слов и понимания того, что будет всего через час или даже меньше. Из конца коридора за ними наблюдали Эорик и Сиурт. Девушка с опаской оглянулась на них, Рагнер же усмехнулся и при дозорных поцеловал ее лоб – туда, где начинали расти золотистые волосы.

– Иди, – сказал он. – Из-за них не волнуйся. Скоро все и так узнают.

Рагнер возвратился в комнату, а Маргарита пошла к себе наверх – кушать она ничего не могла и не собиралась спускаться на обед. Проходя мимо Эорика, она чувствовала непонятный стыд, словно что-то обещала этому «цолотому парню» и обманула.

Спальня на третьем этаже встретила ее темнотой, холодом и безлюдьем: другие девушки собирались после обеда пить пиво и веселиться в зале собраний.

«Ночевать они, как всегда, не придут, – вздохнула Маргарита, задвигая дверной засов. – И я скоро стану такой же, как они. Если только…»

Она взяла с кровати свой платок, раздумывая, покрывать ли ей голову, и в итоге обратно повесила его на высокую спинку кровати.

«Какая разница, когда мои волосы видел весь город, – думала она, приближаясь к окну. – Ортлиб, если и жив, теперь никогда меня не простит. И я себя тоже не прощу».

Вспоминая, как отрывали женщине грудь за прелюбодеяние, девушка раскрыла ставни и посмотрела вниз – если она прыгнет туда, то, без сомнения, погибнет. Но умирать прямо сейчас было так страшно. К тому же за ратушей проходил сток для нечистот. Маргарита смотрела вниз и никак не могла отважиться. На память пришел недавний сон, в каком Арвара Литно говорила ей о Дьяволе – о том, что он вернулся за ней и о том, что жить страшнее, чем умереть. Но также преступница говорила много такого, что походило на обычный ночной бред: не прозвучало еще тридцати шести ударов плети, в лес Маргариту никто не тянул, иглы дикобраза ее не кололи. Даже последнюю фразу «Меня тогда поминай и стойкою будь» можно было истолковать по-разному: то ли та призывала ее стерпеть позор и, подобно ей, погибнуть на эшафоте в очищающих муках, то ли наоборот. Чем больше Маргарита думала и смотрела вниз, тем сильнее ее решимость таяла.

– Но как же брат Амадей или Звездочка? – спросила она вслух. – Что с ними будет после моей гибели? Лодэтскому Дьяволу они станут не нужны. Святого он задушит, а мою любимую Звездочку отдаст кому-нибудь, кто станет ее бить или даже пустит на мясо…

Маргарита взглянула на замок Альдриана Лиисемского – там прятались Беати и Марлена, ее дорогие подруги…

– Может быть, если я буду с ним, то как-то смогу помочь родне… – глядя на замок, говорила она. – Над Беати и Марленой не надругаются, как надо мной… Честь у меня и так забрали, супруг, похоже, мертв… а если жив, то отрекся от меня. Я ничего не теряю. За измену попаду лишь в шестой ров Ада, а не пройду все семь за самоубийство, не сгорю в Пекле. Раз такова моя звезда, то не сегодня так завтра… – скривила она лицо. – Это всё равно случится… Раз человек способен преодолеть любые испытания, что ниспошлет Наш Господь…

Маргарита отошла от окна, легла на кровать, сжалась в комок под покрывалом и стала ждать исполнения пророчества, облеченного в пошлые, грязные стишки.