Отзывы на книгу «Вино из одуванчиков», страница 11, 875 отзывов

Обязательно перечитаю когда эмоции схлынут. Легко читается. Обожаю этого автора. Ну почему что ни роман, так обязательно моральный урод с кучей денег и проблемами с психикой.

я очень полюбила книги этого автора. очень интересная книга читается на одном дыхании. Опять сто из ста. Спас свою любимую от всех бед – мечта.

Прям обожаю эту книгу! Написано так, что полностью погружаешься в происходящее и это уже ты, а не герой, надеваешь парусиновые туфли и вдыхаешь ароматы лета. Чудесно!

Цитата:

Все люди знают, что они живые?.... Хорошо бы все знали!

Буква "Р"-рак

Впечатление: Попросили тут составить список, что можно почитать осенью (любим мы создавать настроение книгами) и первая книга, которая пришла мне на ум- Вино из одуванчиков... М-м-м, как много в этом звуке, на самом деле моя любовь к Брэдбери началась именной с этой книги. И теперь, переслушивая ее (в домашней коллекции она тоже есть у меня), острее понимаешь, что у Брэдбери оживают статуи, он дает тебе возможность почувствовать запах полевой травы, и запах движущегося поезда, а банка с светлячками для чтения-это лайфхак для чтения.

О чем книга: О лете одного мальчика- Дугласа, в его лете столько историй и впечатлений, что кажется человек проживает целую жизнь, а не 3 месяца. Бабушкина кухня, душегуб, тенниски, ушедшая молодость, вот как это все можно связать в одно- а автор смог.

Читать/не читать: читать

Вино из одуванчиков… Если произнести эти слова — медленным шёпотом, особенно ночью, голым, перед зеркалом, стоя со свечой в руке, то мурашки пробегут по плечам, кот убежит на кухню, выглядывая из-за угла месяцем мордочки, а твой рот наполнится доверчивым ощущением пьянящего и тёплого счастья, а проснувшийся смуглый ангел в лиловой пижамке, улыбчивым голоском произнесёт: - Саш.. ты допил вино? - Что ты, любимая, я просто дочитал одну книгу..

Нет, всё же Брэдбери — волшебник. Чуточку зловещий.. Знаете кто написал Машину времени? Уэллс? Нет.. Брэдбери. В его романе, под прикрытием книги о детстве, действует обыкновенная машина времени, переправляющая взрослых, в Нарнию детства. Только есть один нюанс.

Вот ты садишься с книгой Брэдбери в удобное кресло, занимаешь позу, словно готовишься к полёту к далёкой звезде. Ты готов к этому «полёту», ты готовился к нему, быть может, всю жизнь: на твоих коленях — розовый томик Брэдбери, чудесный черничный чай и яблочный кусочек пирога, и ещё.. нервничающий кот, с «тиком» хвоста: не хочет лететь на звезду, или в детство. Представьте удивлённого Пруста в шлеме космонавта, с печеньем Мадлен — в правой руке. Представили? Забудьте..

Вспоминаю чудесный образ Брэдбери о мальчике, поймавшем в спичечный коробок — снежинку, как бабочку — призрака бабочки?, положив его в морозилку, до лета. Всё.. «портал» построен. Чай на подлокотнике дрожит. Кот пытается смыться и его чеширский хвост бьётся о мою грудь; сердце норовит смыться вместе с котом. И лишь кусочек яблочного пирога на блюдечке, буддически-спокоен, ласково улыбается, смежив розоватые, лёгкие веки. Прикрываю глаза и я. Вот-вот перенесусь в детство.. кот, видимо, уже перенёсся: его со мной нет. Сердце стучит, ломится в грудь, словно в дверь, словно оно забыло ключи, забыло что-то важное, без чего пребывание в детстве — нелепость и грусть.

И вдруг, мне представляется совершенно апокалиптический образ, о котором, наверно, Брэдбери и не задумывался: а что будет со снежинкой в коробке, когда её откроют летом? Андрей Платонов, мог бы написать про это один из самых мрачных своих рассказов. Это же.. сродни воскресению из мёртвых: в гробике спичечного коробка, спит вечным сном, сверкающая, как звёздочка — снежинка, и вот, словно ангел в конце времён, её достаёт из спичечного коробка, мальчик-непоседа, с зелёнкой на содранной коленке (мы же не знаем как выглядят ангела в конце времён), и снежинка, в ужасной муке умирает, сгорает на ладони.. словно вампир, посреди доброго шелеста листвы, соловьиных трелей и детского смеха, так похожего на белые одуванчики на ветру..

С этим странным образом и лёгким тиком под глазом, я и «переместился» в прошлое, оказавшись не в солнечном, лиственном детстве Брэдбери, или в гостеприимном детстве нормальных читателей, а оказался.. в мрачном подвале своего детства, точнее — подвале из своего детства, чем-то напомнивший мне зловещий овраг из романа Брэдбери, похожего на первую ночь после сотворения мира. Я с друзьями играю в прятки. Я спрятался в подвале: никто не найдёт! Побоятся войти! И вдруг.. тьма пошевелилась возле меня, коснулась меня чем-то колючим и тёплым, и я ощутил запах алкоголя, как тень ужаса надо мной. Удивлённая прищуринка двери, погасла, зажмурилась от страха, совсем по-детски, и мой крик, словно ослепшая бабочка, носился в темноте подвала, и бог знает как оказавшийся там Пруст, в скафандре космонавта, с идиотской печенькой в протянутой руке, походкой Армстронга, а быть может, обычной походкой трёхлетнего ребёнка в комбинезончике, в лунных пейзажах зимы, шёл к выходу, стучался в закрытую ржавую дверь, и по-русски шептал: мама! Мне было 6 лет. Из того подвальчика я вышел с лёгкой сединой над правым виском. Словно снежинка меня поцеловала. Или ангел.. Боже, Брэдбери, что ты наделал? Ты куда меня переместил? Моё сердце оказалось той самой снежинкой в сумеречном коробке подвала.

И всё же, роман Брэдбери чудесен. Не все ведь читают книги как я, после чтения выползая из дремучего леса строк, в ссадинах и слезах? А смуглый ангел стоит в коридорчике с чаем, и, смотря на меня, простёртого на полу, спрашивает: Саш.. ты пил, или читал? Я просто не всегда различаю. Что читал на этот раз? Платонова? Мисиму? Сартра? Господи.. ты весь в ссадинах. Глаз дёргается. Кот вон, забился под диван, лишь его хвост, чеширски и нервно улыбается из тьмы..

- Нет, не Платонова, не Мисиму…

- Что-то ужасное читал? Что? Скажи!

- Да так.. самую светлую книжку о детстве: Вино из одуванчиков.

Роман состоит из множества самостоятельных рассказов. Есть в нём тот изумительный, девственный пейзаж детства и жизни, словно мир создан только вчера: тронь пальцем цветок, или смуглую девочку, с удивительными глазами, цвета крыла ласточки, и тут же они отзовутся нежнейшим, напевным мерцанием, словно они ещё нежно слиты со снами ангелов и первым Словом божьим. В этом плане, мир романа Брэдбери, напоминает мир Андрея Платонова, но с маленьким отличием: У Платонова, мир создан только вчера.. словно бесконечно уставший цветок, кротко распустившийся за пару минут до конца света. Красота у Платонова — это ангел-астматик, которому не хватает воздуха: он не успевает надышаться миром, как многие из нас — любовью, на этой грустной земле. Мир у Платонова, длился словно бы пару секунд. Кажется, один из мальчиков в романе Брэдбери, смутно догадывается об этом: о тайном безумии мира. Это американский Ваня Карамазов. Вы хотели бы прочитать роман о маленьком Ване Карамазове?

У Брэдбери, платоновский цветок в конце света, словно бы нежно пересадили на планету уютного детства, как порой влюблённый в земную женщину, ангел, пересаживает райские флоксы и розы, в голубую вазу заиндевевшего окна, за которой спит.. обыкновенный смуглый ангел. Да, у Брэдбери, озябшую красоту, словно бы пересадили в Эдем детства, словно и она, милая, настрадалась на земле не меньше чем люди. Вы можете себе представить снег в раю? Или осеннюю листву в Эдеме? Такого нет ни в одном апокрифе, ни на одной картине художника.

В образе двух маленьких братьев в романе, угадываются силуэты Авеля и Каина. Рай утрачен? Для взрослых — да, но для детей ещё нет: так верхние, самые нежные листочки деревьев, на закате, когда солнце уже скрылось, одев мир в тени и сумерки, освещены такими невесомыми, лиловыми и розовыми цветами, какие не снились и Боттичелли. Хотя.. если бы меня заперли в комнате с самим собой, имеющим другую точку зрения, и оставили нас на 10 минут (шум ударов из-за двери, чей-то робкий крик с французским акцентом: мама!), то вышедший с фингалом,- я, робко сказал бы: роман Брэдбери, вовсе не об Авеле и Каине  — это прекрасная литературная реинкарнация Тома Сойера и Гекльберри Финна.

Брэдбери описывает в формате вроде бы обычного лета двух мальчиков, полыхающий поэзией и тайной, мир, вблизи утраченного Эдема. И как положено в таком мире «у бездны», один из мальчиков — Каин? — первый догадывается, что в нашем прекрасном и ранимом мире, в голубоглазых дебрях красоты, тайно присутствует нечто зловещее, демоническое, во что взрослые уже почти не верят, просто удивляясь иногда безумию мира.

Брэдбери волшебно описал первый момент осознания ребёнком того, что он — живёт, что мир существует (кому нравится Сартр, тому будет интересно прочитать об этом же в его чудесной автобиографии — Слова). У каждого человека это бывает в разном возрасте, у иных даже, когда они уже выросли и.. влюбились. Так после солнечного удара, мир, словно море, ласково уходит в даль, обнажая сушу жизни, и через минуту, все краски мира, радуга звуков, небесным приливом обрушиваются на тебя, блаженно приподнимая душу над землёй. У меня тоже был такой момент в детстве, чуточку Брэдберивский.

Я был в деревне, в летней кухне.. Боже, эти цветущие запахи деревенского сизого шкафчика, с чем вас сравнить? Это какая-то отдельная Нарния запахов, состоящая из запаха душистых пряников (хотя их там нет: чеширские пряники, до сих пор играющие в прятки с памятью детства), запахи гречишного мёда, а быть может даже мёда из одуванчиков, запахи деревенского масла, запахи счастья, бабушкиных снов, и что-то морское, почти даже с криками чаек: откроешь такой шкафчик, и нежно сойдёшь с ума от счастья. Пруст бы точно сошёл.. В таком шкафчике на глиняном полу (тут цензура, пол не совсем глиняный), стояла искушающая, как наряженный райский змий, бутылочка с розовой этикеткой яблочного лимонада.

Мне было лет 6. Я посчитал это тайным подарком от бабушки. Открыл бутылочку, стоя на коленях, почти в молитвенной позе, и сделал 2-3 глубоких глоточка (была жара). Через мгновение, глаза у меня открылись похлеще чем героя Брэдбери, в его первом рассказе — Озарение. Наверное, у Вия так не открывались глаза. Просто бабушка перелила туда самогонку и… забыла. Она вошла в кухню, как ангел.. седой, и увидела, что её внучек корчится на полу, словно его душит невидимый призрак, сидя на нём (мои руки на шее).

Вечером я лежал в траве и смотрел на звёзды. Стрекотали кузнечики и мне ласково так казалось, что эти звуки, издают звёзды: и звезда с звездою говорит. Я тогда  и не думал даже, что у меня возникнет желание, не менее поэтичное, чем у героя Брэдбери, поймавшего снежинку в спичечный коробок: я услышал звёздочку рядом с правым плечом, и захотел поймать голос звёзды в левую руку, и…. подарить его соседской девочке, с удивительными глазами, чуточку разного цвета, цвета крыла ласточки. Именно тогда, лёжа рядом с одуванчиками, похожими на огромные снежинки на далёкой планете, блаженно замеревшие на расстоянии дыхания от земли, словно они были влюблены в землю, но робели её коснуться.. да, в то лето я впервые осознал, что живу. Мне было 6 лет и я был чуточку пьян.. и влюблён.

В романе Брэдбери я приметил ещё одного монстра (там есть маньяк, правда, нежного, которого не заметили главные герои, и многие читатели. Дело в том, что этот нежный монстр.. сам Брэдбери. Мне даже иногда казалось, что мальчики в романе, смутно чувствуют его. Помните, как в фильме  — Халк, стройный и прекрасный мужчина превращается в огромного зелёного монстра, на нем растут ужасные мышцы, разрывая его одежду? Так и у Брэдбери. Перед ним стояла тяжёлая задача: описать рай детства, солнце и сумерки детства, описать их как бы сердцем ребёнка. У него это получилось. Но… порой текст романа, словно на дрожжах, растёт чудовищно-прекрасными метафорами, чувствами детей, и удивлённый читатель видит те самые «халковы» лохмотья одежды.. и чудовищные мышцы взрослой души. К чести Брэдбери нужно сказать, что такое в книге встречается иногда.

Представьте себе картину: вы — мальчик, 6-и лет, вы идёте по саду с прекрасной смуглой девочкой, чему-то улыбаясь и глядя на невидимые ещё звёзды (ещё только день). И вдруг, у девочки, как по волшебству, вырастает грудь 3-го размера. Она пытается это скрыть, сутулится, идёт бочком, показывая на смущённые одуванчики. Пытаясь перевести внимание, она смеётся над кошкой на дереве, но её смех… смех взрослой, чуточку выпившей женщины. Девочка в ужасе закрывает себе рот руками, вновь сутулится как старушка, ибо грудь стала ещё больше. И ко всем этим напастям, девочка замечает на траве за собой, алые капельки крови и вскрикивает.. кошка срывается с дерева и её снова преследует с лаем собака. Ладно, хватит с девочки кошмаров, а то это уже похоже на совместный рассказ Брэдбери и Кинга. Но суть вы поняли.

Понятное дело, Брэдбери хотел воссоздать это инопланетное ощущение детства, когда в тебе бьётся словно бы 3 сердца, и осязаний — как звёзд на небе после дождя. Этот язык детства — непереводим. Легче перевести Андрея Платонова или Цветаеву на иностранный язык. Красота и поэзия в романе Брэдбери — изумительна, но.. красота словно бы слегка сладковата, нарочито сладковата, и набрана двойным и тройным шрифтом: так взрослые порой рассказывают о рыбалке, о женщинах, своих сексуальных подвигах. Я бы сравнил роман Брэдбери с чудесным тортом, и чаем.. с сахаром. Люди в мире делятся на две категории: кто пьёт чай с тортом и сладким чаем, и с тортом и с несладким чаем. Просто для меня, сладость, как вино, раскрывается ещё нежнее, если её оттенить. Но довольно быстро я подстроился под эту приятную сладость и улыбку осязаний ребёнка в романе.

На заметку читателям: если вам порой будет слишком сладко читать, то возьмите бутылочку вина. Роман Брэдбери чудесно заходит под красное сухое Alamos Malbec: некий ребёнок пробуждается в душе и.. помогает «переводить». А может тайна романа Брэдбери в том, что там — блаженное опьянение жизнью, как в детстве, когда ты в один и тот же миг — гений и нежный идиот? Каждый читатель «Одуванчиков», поймает свои «вьетнамские» флэшбеки из детства. Чтение романа напоминает героя Форреста Гампа: диван под вами, чеширски и ласково исчезает, и вот, вы уже сидите на лавочке вашего детства, под восхитительной тенистой ивой. На ваших коленях, вместо коробки конфет — сиреневый томик Брэдбери, и вы, улыбающимися пальчиками, берёте из него то один рассказ, то другой. К вам на лавочку подсаживаются ваши милые друзья из детства, как живые, так и.. умершие, подсаживаются ваши надежды, мечты, и прочие грустные призраки, и даже ангелы подсаживаются. Подсаживается к вам и несчастный, вспотевший Пруст с скафандре космонавта, с печенькой в дрожащей руке, как у алкоголика.

Вы думаете, в романе только рассказы о детстве? Нет. Есть там один рассказ.. он выделяется среди всех, как новенькая и странная ученица в школе, с удивительными глазами, чуточку разного цвета, цвета крыла ласточки. Это безумно прекрасная и.. трагичная история любви. Если бы у литературных произведений была своя загробная жизнь и свои небесные награды за страдания, или некую неполноценность, то у рассказа Фицджеральда — История Бенджамина Баттона, было бы чудесное, пусть и грустное перевоплощение в рассказ Брэдбери, о любви двух родных душ, с разницей в возрасте. Если бы Бунин написал этот рассказ, он бы назывался — Заря зарю встречает.

Или вот, чудесная поэма Брэдбери о кроссовках (это не рассказ, а именно поэма, в прозе). Каждый из читателей вспомнит свои летние кроссовки. Я даже предлагаю в литературоведение внести такой термин: «кроссовки Брэдбери», на манер «Печенья Пруста». Согласен, фонетически и не только, звучит довольно странно.. словно Брэдбери потерял кроссовки, или их выставили на продажу. Ах, каждый читатель этого романа (пару рассказов я даже прочитал в кроссовках своих), закрыв глаза и откинувшись спиной, душой, на диван.. нет, дальше, в Нарнию воспоминаний, вспомнит чудесный запах свежей травы (у американского детства она на лужайке возле дома, а у русского, когда твой автобус «причалил» к богом забытой остановке посреди поля и робкого островка деревьев, в деревне твоего детства, и вот, ты вдыхаешь эти просторы зелени, синевы.. целый океан запахов, и пасущаяся коровка вдалеке, так похожа на пегого ангела..).

Честно, я ждал от Брэдбери, когда же он упомянет чудесные кисленькие, недоспелые абрикосы нашего детства. Но дети в Америке, видимо и не знали о таком деликатесе. Зато лопали кисленькие яблочки. Это тоже было. Помните эти чудесные райские яблочки за соседским забором или в частном секторе, куда мы пробирались с грацией влюблённых лунатиков? Но зато какой восторг у меня был (от испуга, Пруст в скафандре на лавочке рядом со мной, даже выронил печеньку, и посмотрел на неё с такой вселенской тоской, словно она упала в космическое пространство и теперь вращается там как спутник), когда я прочитал у Брэдбери о том, как мальчику казалось, что земля несётся в мировом космическом пространстве и он ощущает это густое движение среди звёзд.. У вас было такое ощущение? Мне было 6 лет, когда старший брат в шутку сказал мне, что ураганы происходят оттого, что Земля несётся с сумасшедшей скоростью среди звёзд. Как раз начинался ливень и ураган. Согнувшиеся деревья, борясь с гравитацией, трепетали на ветру.. а я лежал в слезах под кроватью и держался за неё, чтобы меня не унесло в звёзды. Правой рукой я держал вырывающегося Барсика. В спальню вошла мама: - Почему ты забился под кровать, сынок? А ты почему улыбаешься? Что ты ему опять сказал?

Несколько удивила меня такая строчка Брэдбери:

Подобно мальчишкам, которые, прыгая осенью в груды жухлых листьев, согласны стать частью тлена и смерти в этом мире

Может Брэдбери писал тут о каких-то особых, печальных мальчиках из религиозной секты? Неужели с такими критически разными ощущениями, мальчики и девочки в Америке и России, прыгают в осенние, гостеприимные кучки листвы? Не думаю. Просто Брэдбери.. увлёкся образом, как ребёнок, и сам словно бы прыгнул в воображаемые пожухлые листья, уже седым и старым, быть может.. от любовной тоски (в этом смысле боязно читать «продолжение» Одуванчиков, написанное почти через 50 лет, в 2000-х годах — Лето прощай.). Неужели у американских детей не было.. экзистенциальных игр на стройке? Вот где легко было стать частью «тлена и смерти».

В одном из рассказов, неприметно, как голубая заколка из детства, оброненная в траве, мелькнули слова: одиночество во вселенной.. Закройте на миг глаза и представьте, что роман Брэдбери называется именно так. Сразу меняется тональность прочтения, правда? Есть солнечные одуванчики, жёлтые, а есть — меланхоличные, фон-триеровые, лунные одуванчики, словно призраки среди вечерней травы и цветов. Призраки детства, А что может быть более одиноким, чем детство? Даже в предельной муке любви.. память, не находя хоть чего-то мало-мальски похожего вокруг, бессознательно опирается на одиночество и боль детства, когда мы сидели на бессмысленно-одинокой лавочке или на бордюре, под не менее бессмысленным солнцем, колупая ранку на коленке, как бы приучаясь точно также колупать ранки на сердце.

Как мне кажется, одним из центральных рассказов в книге, является рассказ о том, как один чудесный человек, милый непоседа, захотел построить машину счастья. В ней было бы всё-всё, и красота далёких звёзд и шелест листвы в детстве и ощущение первого поцелуя.. Не правда ли, похоже на те самые бутылочки с вином из одуванчиков, в которых закупоривали ароматы лета, воспоминаний? Вот только для возлюбленной, этого непоседы, машина счастья, оказалась машиной печали. Почему? Это читатель узнает сам.

Но будьте осторожны, входя в Нарнию того или иного рассказа о счастье, детстве, жизни, любви: вы можете выползти из них.. в слезах и на грани самоубийства, в ссадинах. На то оно и счастье, чтобы любить здесь и сейчас. Если любимый человек рядом, никакие невзгоды не страшны. Они лишь оттеняют счастье, они — сумерки счастья, с тихими звёздами. А если любимого человека уже нет рядом..  то и трава детства, и ласковые звёзды, и печенье с черничным чаем, могут стать адом. Всякая нежность вне любимого человека — может причинить боль, большую, чем маньяк (любителям детективов тоже понравится тема маньяка в романе). Потому что эта нежность уже не повторится, как и детство, и воспоминание, как и томик Брэдбери на постели, будут шептать тебе что-то неверморное, на мотив Ворона Эдгара По. Брэдбери мог бы назвать свой роман по-набоковски: Приглашение на казнь. В заголовок рецензии я выбрал строчку из стиха Бодлера — Вино любовников..

Неужели меня одного угораздило, среди читателей, ласково улыбающихся после того как перевернули последнюю страницу.. плакать навзрыд, уткнувшись лицом в подушку дивана? (мой кот потом долго там рылся, думая, что я там от него что-то вкусное спрятал). Если бы я был иллюстратором, я бы нарисовал уютные сумерки подвала, и.. напрочь разбитые бутылки из под вина для одуванчиков, разбросанных по полу. В углу подвала лежит, свернувшись калачиком, как в детстве, вдрызг пьяный и обросший щетиной человек. Закрыв лицо дрожащими руками, он плачет. Над ним порхают два белых мотылька, похожих на две лунатические снежинки, бессмысленно и трагично бьющиеся об стены и серое окошко. Я бы поместил эту иллюстрацию на обложке. Интересно.. нашлись бы люди, люди лунного света, как сказал бы Розанов, кто купил бы эту книгу, для кого детство и жизнь — это не всегда — солнце и радость?

Книга понравилась. Нельзя назвать её захватывающей и динамичной, она другая. Много интересных мыслей спрятано в ней. Разобрала на цитаты.

Хочу сказать большое спасибо писателям и сайту за прекрасные выходные и впечатления. Да, не самые простые герои - одержимые друг другом, со своими 'тараканами'. Спасибо за невероятную историю. быстро И легко читается.

Тот случай, когда иногда сперва стоит прочитать аннотацию и суть книги. Разные главы – почти как разные рассказы, поэтому не всегда метафоры и история одного рассказа продолжится… Это может расстраивать))

Сам стиль очень художественный, образный, играющий.... Детско-юношеский в каком-то плане

Несомненно советую прочитать, здесь есть и жестокость и любовь. Я в большом афиге от книги, с первой и до последней страницы. Но окунуться в страсть их отношений хочется ещё на разок. Большое спасибо автору.

Честно,не зацепило. Наверное мне просто чужда атмосфера маленького “Счастливого” городка, однако единственное, за что я ставлю 3 звезды-это описания. Даже в переводе можно с легкостью почувствовать то,что хотел сказать автор. Хотите почитать как классику?

Хорошо,но не рекомендую читать для развлечения.