Читать книгу: «Они зовут»

За месяц до убийства

The orphanage is closed. The children are gone. The circle is still waiting.

За месяц до убийства.

Алексей присел на обшарпанный подоконник в коридоре музея, достал телефон и набрал номер.

– Серёга, привет. Есть пара минут? – он понизил голос, косясь на дверь архива, где работала Марина.

– Ну, разумеется, – в трубке раздался знакомый саркастический тон друга. – Опять копаешься в старых бумажках и не можешь уснуть?

– Не совсем. Тут… напарница появилась. Марина Волкова. Хочу понять, можно ли ей доверять.

– Ого. Ты же обычно один работаешь. Что изменилось?

Алексей провёл рукой по волосам, подбирая слова.

– Она архивист. Знает все дыры в документах XX века. И у неё… личная история. Сестру‑близнеца потеряла в детстве. В том же районе, где пропал мой друг из «Светлого дома».

– Совпадение?

– Может, и нет. Она педантична, дотошна. Но есть что‑то… закрытое в ней. Как будто боится подпустить ближе.

– А ты уже пытался? – Серёга хмыкнул. – Ладно, не отвечай. Что хочешь узнать?

– Всё. Где живёт, как работает, были ли странности в её делах. Особенно – после того, как мы начали копать про приют.

– Понял. Проверю. Но, Лёш… – голос друга стал серьёзнее. – Будь осторожен. Если её прошлое связано с этим делом, она может быть не только союзником.

Алексей отключился, посмотрел на дверь архива. За стеклом мелькнула тень – Марина, склонившись над папками, что‑то записывала.

«Она либо ключ, либо ловушка», – подумал он, сунув телефон в карман.

Марина Волкова провела ладонью по корешку потрёпанной папки – и тут же отдёрнула руку. На пальцах остался серый след. Она невольно поморщилась: в музее привыкли к аккуратным, оцифрованным документам, а не к этому хламу из запасников приюта «Светлый дом».

– Всё ещё сомневаешься? – Алексей Гаранин прислонился к стеллажу, скрестив руки на груди. В его взгляде читалось привычное ехидство, но Марина знала: это маска. За последние три недели он ни разу не отступил.

– Я не сомневаюсь, – она стряхнула пыль с рукава блузки. – Я не понимаю, зачем мы копаемся в этом. Приют закрыли шестьдесят лет назад. Все, кто мог что‑то знать, давно умерли.

– Или молчат, – он достал из кармана диктофон. – Ты сама сказала: в списках воспитанников есть пометки «переведён», но ни одного адресата. Это как пропавшая страница в книге. Кто‑то её вырвал.

Марина вздохнула. Она знала, что он прав. Но каждый раз, открывая очередную папку, чувствовала, как внутри что‑то сжимается. Это было не просто расследование – это был путь в собственный кошмар.

– Знаешь, – она помедлила, перекладывая листы, – когда мне было восемь, я приходила сюда с сестрой. Тогда приют ещё работал. Нам показывали «образцовые» спальни, столовую… Всё выглядело так безупречно. Как картинка.

– И что тебя насторожило? – Алексей подвинулся ближе, оперся о край стола.

– Мелочи. Воспитатели слишком часто улыбались. Дети – слишком тихо разговаривали. А ещё… – она запнулась, вспоминая. – В одном из коридоров я увидела дверь с замком. На ней был нарисован круг с тремя точками. Я спросила у сестры, что это, а она… – Марина сглотнула, – она сказала: «Не смотри туда. Это не для нас».

Алексей нахмурился.

– Ты никогда не рассказывала об этом.

– Не хотела, чтобы звучало как детские страхи. Но теперь понимаю: это было предупреждение.

Архивный зал музея напоминал склеп: высокие потолки, тусклый свет из зарешечённых окон, ряды металлических стеллажей, уходящих в полумрак. Марина включила настольную лампу – жёлтый круг света упал на пожелтевшие листы.

Первый документ – список воспитанников за 1952 год. Столбец фамилий, даты поступления, графы «родители» с прочерками. И снова – «переведён» напротив шести имён. Марина вытащила лупу, всматриваясь в почерк. Буквы расплывались, словно их писали в спешке.

– Смотри, – она указала на пометку сбоку. – Вот здесь, мелким почерком: «отмечен». Что это значит?

– Возможно, особая категория, – предположил Алексей. – Может, их забирали не просто так.

Следующий лист – рисунок. Детский, неровный: дом с треугольной крышей, вокруг – фигуры в длинных плащах. Между ними – круг с тремя точками внутри. Символ, который она уже видела в других папках.

– Что это? – Алексей наклонился ближе, и Марина невольно отодвинулась. Его близость всегда заставляла её нервничать – то ли из‑за его манеры говорить резко, то ли из‑за того, как он смотрел, будто видел её насквозь.

– Не знаю. Но он повторяется. В каждом деле, где есть отметка «переведён».

Она перевернула страницу. Дневник медсестры Лидии Кронберг. Записи чернилами, местами размытые, но разборчивые:

«23 июля 1954. Они снова приходили за ограду. Говорили с детьми. Одна девочка, Аня П., сказала, что они зовут её «домой». Я пыталась поговорить с директором, но он лишь улыбнулся и сказал: «Они особенные. Им суждено уйти».

Марина замерла. «Уйти». Не «уехать», не «перевестись» – «уйти». Как будто речь шла не о детях, а о духах.

– Читай дальше, – голос Алексея прозвучал тише. Он тоже почувствовал: что‑то здесь не так.

«25 июля. Сегодня пропала ещё одна. Катя С. Её кровать пуста. Воспитатели говорят, что она «уехала к тёте». Но я видела: вечером она стояла у окна и смотрела на лес. А потом… потом она просто шагнула в тень».

Марина закрыла дневник. В комнате стало холоднее. Или это её воображение?

– Ты думаешь, это… мистика? – Алексей усмехнулся, но смех получился натянутым.

– Я думаю, кто‑то очень хотел, чтобы это выглядело мистикой. Чтобы никто не стал искать.

Она достала из сумки фотоаппарат и сфотографировала страницы. Потом – рисунок с символом. Каждый щелчок затвора отдавался в тишине, как удар.

– А ты сам… – Марина вдруг повернулась к нему. – Почему ты взялся за это дело? Ты же журналист. Обычно ты берёшь темы, которые можно закрыть за неделю. А тут…

Алексей помолчал, потом пожал плечами.

– У меня был друг. В детстве. Мы росли в одном дворе. В восемь лет его забрали в «Светлый дом» – якобы по программе социальной адаптации. Через три месяца он исчез. Родители говорили, что его перевели в другой приют. Но я нашёл письмо, которое он успел передать мне перед уходом. Там было всего три слова: «Они зовут меня».

Марина посмотрела на него иначе – не как на напарника, а как на человека, который тоже потерял кого‑то.

– Почему ты не рассказал раньше?

– Потому что не хотел, чтобы ты думала, что я веду это дело из‑за личной мести. Но теперь вижу: у нас с тобой одна цель.

Когда они вышли из архива, солнце уже садилось. Тени от деревьев тянулись по асфальту, словно чёрные руки. Марина застегнула пальто, пытаясь унять дрожь.

– Завтра поедем в приют, – сказала она, не глядя на Алексея. – Хочу увидеть это место.

– Ты уверена? Там же руины. Говорят, крыша вот‑вот обвалится.

– Именно поэтому. Если кто‑то хотел спрятать что‑то важное, он бы выбрал место, куда никто не сунется.

Алексей кивнул, но его взгляд задержался на её руке. Марина только сейчас заметила: на ладони, там, где она касалась папки, остался тёмный след – не пыль, а будто чернильное пятно. Она попыталась стереть его, но оно не исчезало.

– Странная штука, – пробормотал Алексей. – Как будто… метка.

– Метка, – повторила Марина. – Или предупреждение.

Они молча пошли к машине. В небе сгущались тучи, и первые капли дождя упали на асфальт.

Ночь. Сон Марины

В ту же ночь ей приснился сон.

Она стояла в длинном коридоре, стены которого были увешаны детскими рисунками. Все – с тем же символом: круг и три точки. В конце коридора – дверь. Из‑за неё доносился голос:

– Марина… ты опоздала.

Она рванулась вперёд, но дверь исчезла. Вместо неё – зеркало. В отражении – не она, а девочка с её лицом, но с пустыми глазами. Девочка подняла руку, и на её запястье вспыхнул тот же символ – круг с точками.

– Ты следующая, – прошептала она.

Марина проснулась в холодном поту. Часы показывали 3:33. На тумбочке лежал конверт. Белый, без марки. Она взяла его – внутри был её детский снимок. Она и Алина, обе в одинаковых платьях, улыбаются на фоне парка. На обратной стороне – одна строчка:

«Ты забыла, что видела».

Марина села на кровати, сжимая фотографию. В голове звучали слова сестры: «Не смотри туда. Это не для нас».

– Алина, – прошептала она. – Что ты знала?

За окном шумел дождь. Где‑то вдали, в темноте, мелькнул свет – будто фонарь, но без человека.

Марина сидела на краю кровати, сжимая в пальцах детскую фотографию. Капли дождя стучали по подоконнику – размеренно, будто отсчитывали секунды. Она вновь и вновь перечитывала надпись на обороте: «Ты забыла, что видела».

В комнате было душно, но по спине пробежал ледяной сквозняк. Марина обернулась – окно закрыто. Дверь тоже. И всё же ощущение, будто кто‑то стоит за спиной, не отпускало.

Она встала, подошла к зеркалу. В отражении – бледное лицо, расширенные зрачки. И… что‑то ещё. Тень за плечом. Слишком чёткая, чтобы быть игрой света.

– Алина? – прошептала она.

Тень шевельнулась.

Марина резко зажгла лампу. Отражение стало обычным. Но сердце колотилось так, будто готово было вырваться из груди.

Ей вспомнился тот день – солнечный, почти неправдоподобно яркий. Они с Алиной бежали по парку, смеясь, держась за руки. Сестре было десять, Марине – восемь.

– Смотри, – Алина остановилась у старого дуба, – видишь дупло? Там живёт фея.

– Правда? – Марина прищурилась, пытаясь разглядеть что‑то в тёмной щели.

– Конечно. Она дарит подарки тем, кто верит. – Алина достала из кармана блестящий камешек. – Вот. Это она мне дала вчера.

Марина взяла камешек – тёплый, с радужными переливами.

– А мне?

– Тебе пока нельзя. Ты ещё не готова. – Алина улыбнулась, но в глазах мелькнула тень. – Когда‑нибудь ты поймёшь.

Позже, уже дома, Марина спросила:

– Почему фея дала подарок только тебе?

Алина замерла, потом тихо сказала:

– Потому что я видела её. А ты не видела.

Тогда Марина обиделась. Теперь же понимала: сестра пыталась её защитить.

Часы на тумбочке показывали 4:17. Сон не шёл. Марина натянула свитер, спустилась на кухню. Включила чайник – привычный ритуал, чтобы вернуть ощущение реальности.

Пока вода закипала, она снова взглянула на фотографию. Алина улыбалась, но в её взгляде читалось что‑то… знающее. Как будто она уже тогда понимала: этот снимок станет напоминанием.

Чайник засвистел. Марина налила кипяток в чашку, добавила ложку мёда. Запах успокоил бы, если бы не это ощущение – будто за ней наблюдают.

Она обернулась.

На стене, прямо за её спиной, медленно проступал символ: круг с тремя точками. Линии были тёмными, будто выжженными. Марина протянула руку – поверхность оказалась холодной и гладкой. Никаких следов горения.

– Что за… – она провела пальцем по контуру. Символ слегка засветился, затем погас.

В этот момент зазвонил телефон.

Экран высветил «Неизвестный номер». Марина колебалась, но всё же ответила.

– Ты видела, – раздался шёпот в трубке. Не мужской, не женский – будто ветер, пробирающийся сквозь щели. – Теперь ты знаешь.

– Кто это? – её голос дрогнул.

– Тот, кто ждал. Тот, кто помнит.

– О чём вы говорите?

Шёпот стал громче, почти визгливым:

– Они зовут тебя. Как звали Алину. Как звали всех.

Связь оборвалась.

Марина бросила телефон на стол. Руки дрожали. Она попыталась набрать номер Алексея, но пальцы не попадали по кнопкам.

– Спокойно, – прошептала она себе. – Это просто… розыгрыш. Кто‑то знает про приют. Кто‑то играет с тобой.

Но в глубине души она понимала: это не игра.

К рассвету дождь прекратился. Небо оставалось серым, тяжёлым, будто придавливало город к земле. Марина собрала вещи: фотоаппарат, блокнот, фонарик. Положила в карман фотографию – теперь это был не просто снимок, а талисман.

Перед выходом она остановилась у зеркала. На мгновение ей показалось, что в отражении снова мелькнула тень сестры.

– Я найду тебя, – сказала она вслух. – Даже если придётся спуститься в ад.

Дверь захлопнулась. В подъезде пахло сыростью и старыми газетами. Лифт не работал – пришлось идти пешком. Каждый шаг отдавался гулом в пустой шахте.

На улице ветер швырнул ей в лицо горсть холодных капель. Марина подняла капюшон. Впереди, за поворотом, виднелись руины приюта «Светлый дом».

Здание стояло на холме, как забытый памятник чему‑то страшному. Стены – в трещинах, окна – чёрные дыры, крыша местами провалилась. Вокруг – заросли крапивы и лопухов, будто природа пыталась скрыть следы человеческого вмешательства.

– Ну и местечко, – раздался голос за спиной.

Марина обернулась. Алексей стоял в нескольких шагах, держа в руках рюкзак.

– Не мог не приехать. – Он заметил её бледность. – Ты в порядке?

– Нет. Но мы должны это сделать.

Они подошли к главному входу. Дверь висела на одной петле, скрипела при каждом порыве ветра. Над проёмом – остатки вывески: «Свет…». Остальное осыпалось.

– Готова? – спросил Алексей.

– Нет, – честно ответила Марина. – Но давай уже закончим с этим.

Переступив порог, они оказались в вестибюле. Пол покрыт слоем пыли, на стенах – облезшие плакаты, призывающие к «доброте и послушанию». В воздухе – запах плесени, но ещё… что‑то сладковатое, тошнотворное.

– Тут даже мыши не живут, – пробормотал Алексей, освещая пространство фонариком.

– Или живут, но не те, о которых мы думаем, – ответила Марина.

Они двинулись по коридору. Двери по обе стороны – некоторые заколочены, другие приоткрыты, будто приглашая заглянуть внутрь.

– Смотри, – Алексей остановился у одной из дверей. На ней – символ круга с точками. Вырезан ножом, глубоко.

– Он везде, – прошептала Марина. – Как клеймо.

За следующей дверью оказалась спальня. Ряды кроватей, покрытых серым полотном. На одной – детская кукла, глаза выцарапаны. На стене – рисунок мелом: тот же символ.

– Это не дети рисовали, – сказал Алексей. – Линии слишком ровные. Как будто… ритуальные.

Марина подошла к окну. Стекло треснуло, но не выпало. За ним – лес, тёмный и молчаливый. Ей показалось, что между деревьями мелькнул свет – не естественный, а холодный, синий.

– Там кто‑то есть, – она указала на лес.

Алексей присмотрелся.

– Возможно, просто отблеск. Но лучше не рисковать.

Он достал диктофон, включил запись:

– Дата: [03.12.2025]. Время: [18.06]. Мы в приюте «Светлый дом», в спальне № 3. Обнаружены символы, куклы, рисунки. Ощущение… – он замолчал, подбирая слова, – будто за нами следят.

Они прошли дальше, в крыло, отмеченное на старых планах как «медицинский блок». Двери здесь были тяжелее, с металлическими ручками. На одной – замок, но сломанный.

Внутри – кабинет. Стол, шкаф с остатками лекарств, кушетка. На стене – календарь за 1954 год. На нём – заметка: «25 июля. Катя С. ушла в тень».

– Опять «тень», – Марина провела пальцем по надписи. – Что это значит?

– Может, метафора? – предположил Алексей. – Или… – он не закончил фразу.

Из-за шкафа донёсся звук.

Тихое постукивание. Как будто кто‑то стучит по дереву.

– Эй? – крикнул Алексей. – Есть тут кто?

Ответа не было.

Они обошли шкаф. За ним – дверь. Небольшая, почти незаметная. На ней – символ, но другой: круг с четырьмя точками.

– Новая вариация, – сказала Марина. – Значит, у них была иерархия.

Алексей потянулся к ручке.

– Подожди! – остановила его Марина. – Что‑то не так.

В этот момент дверь медленно открылась сама.

За ней – лестница вниз. Ступени уходили в темноту, откуда поднимался запах сырости и… ладана?

– Мы не можем туда спуститься, – сказала Марина, чувствуя, как страх сжимает горло. – Это ловушка.

– Но, если не проверим, никогда не узнаем правду. – Алексей включил фонарик. – Я пойду первым.

– Нет! – она схватила его за руку. – Мы пойдём вместе.

Они ступили на первую ступеньку.

Они ступили на первую ступеньку. Лестница уходила вниз, в кромешную тьму – лишь узкий луч фонарика Алексея пробивал мрак, выхватывая из него шершавые каменные стены, покрытые странными отметинами.

– Похоже на письмена, – прошептала Марина, проводя пальцем по углублениям. – Но я не могу разобрать…

– И не надо, – резко сказал Алексей, хватая её за руку. – Не трогай. Мы не знаем, что это.

Она отдёрнула ладонь, но ощущение прикосновения к холодному камню осталось – будто символ на её ладони отозвался эхом.

– Ты чувствуешь? – спросила она, глядя на Алексея. – Как будто… вибрация.

Он кивнул, не отрывая взгляда от ступеней:

– Да. И чем ниже мы спускаемся, тем сильнее. Как будто здание дышит.

– Алексей, – Марина замедлила шаг, – а если мы найдём то, что ищем… что тогда?

– Тогда мы узнаем правду.

– А если правда окажется страшнее, чем мы думали?

Он остановился, повернулся к ней. В луче фонарика его лицо казалось резче, глаза – темнее.

– Марина, мы уже в шаге от того, чтобы понять, что случилось с Алиной. С моим другом. Со всеми этими детьми. Ты готова отступить?

Она сглотнула. Перед глазами снова возник образ сестры – та улыбка, то предупреждение: «Не смотри туда».

– Нет. Не готова. Но… – она запнулась, – мне страшно.

– Мне тоже. – Он опустил фонарик, и на мгновение они оказались в полной темноте. – Но страх – это просто сигнал. Он говорит: «Осторожно». Не «Беги».

Марина глубоко вдохнула, выдохнула.

– Ладно. Пошли дальше.

Ступени закончились. Они оказались в коридоре – низком, узком, с влажными стенами, от которых шёл запах земли и чего‑то ещё… сладковатого, тошнотворного.

– Это не плесень, – пробормотала Марина. – Это… кровь?

Алексей направил луч фонарика на пол. В свете стали видны тёмные разводы – давно засохшие, но отчётливые.

– Кто‑то здесь был, – сказал он. – Или… остался.

– Не шути так, – вздрогнула Марина.

– Я и не шучу. Смотри.

На стене, чуть выше уровня глаз, проступали символы – те же круги с точками, но теперь в них появились дополнительные линии, пересекающие пространство между точками.

– Это схема, – догадалась Марина. – Карта. Или… инструкция.

– Для чего?

– Чтобы активировать круг. – Она провела пальцем по одной из линий. – Видишь? Здесь – вход. Здесь – выход. А в центре…

– Сердце, – закончил Алексей. – Значит, мы идём туда.

Коридор разветвлялся. Два прохода – левый уходил вниз, правый поднимался под углом. На пересечении – камень с выгравированным символом: круг с пятью точками.

– Куда? – спросил Алексей.

– Не знаю. – Марина прижала ладонь к символу. – Но чувствую, что…

– Что?

– Левый путь ведёт к памяти. Правый – к действию.

– С чего ты взяла?

– Не знаю! – она резко обернулась к нему. – Просто чувствую. Как будто кто‑то шепчет мне в голову.

Алексей нахмурился.

– Может, это ловушка? Чтобы мы разделились?

– Возможно. Но если я пойду налево, ты – направо. Встретимся в центре.

– Ни за что. Мы не разбегаемся.

– Но если это единственный способ…

– Нет. – Он сжал её плечо. – Вместе. Всегда.

Марина посмотрела на него – и впервые за всё время их расследования увидела не просто напарника, а человека, который понимал её страх, но не позволял ему победить.

– Хорошо. Тогда… идём налево. Память – это ключ. Без неё мы не поймём, что делать дальше.

Левый коридор оказался длиннее. Стены становились всё более гладкими, будто отполированными. На полу – следы босых ног, будто кто‑то ходил здесь снова и снова.

– Дети, – сказала Марина. – Они ходили здесь.

– Зачем? – Алексей осветил очередной символ. – Это не игра. Это ритуал.

Впереди забрезжил свет – тусклый, мерцающий. Они замедлили шаг.

За поворотом – зал. В центре – каменный алтарь. На нём – стопка детских рисунков. Все – с тем же символом. Но теперь Марина разглядела детали: вокруг круга – фигуры в плащах. Одна из них держит за руку девочку.

– Алина, – выдохнула она. – Это она.

– Откуда ты знаешь?

– Вот. – Она указала на деталь: на платье девочки – маленький цветок, вышитый нитками. – Сестра сама пришивала его. Говорила, что это её талисман.

Алексей подошёл ближе, осветил рисунок.

– Здесь ещё что‑то. Смотри.

Под фигурой девочки – надпись, выцарапанная на камне: «Она вернётся, когда круг замкнётся».

– Круг замкнулся, – прошептала Марина. – И я здесь. Значит…

– Значит, она ждёт тебя, – тихо сказал Алексей. – Но где?

Из‑за алтаря донёсся звук – не шёпот, не стон, а что‑то среднее.

– Кто здесь? – крикнул Алексей, направляя фонарик.

Луч скользнул по стене – и на миг осветил силуэт.

Девочка.

Та же причёска, то же платье с цветком. Но глаза – пустые, как в том сне.

– Алина? – Марина шагнула вперёд.

Фигура шевельнулась. Подняла руку – на запястье вспыхнул символ: круг с тремя точками.

– Ты опоздала, – произнесла она голосом, в котором смешались детский смех и ледяной шёпот. – Круг уже начал вращаться.

– Что ты говоришь? – Марина протянула руку. – Я здесь. Я нашла тебя.

– Нашла? – Девочка усмехнулась. – Или тебя нашли?

Алексей встал рядом с Мариной, закрыл её плечом.

– Кто ты?

– Я – память. Я – эхо. Я – то, что осталось от тех, кто не ушёл. – Она медленно двинулась к ним. – Вы хотите знать правду? Хорошо. Но помните: узнав её, вы станете частью круга.

– Мы готовы, – твёрдо сказала Марина. – Говори.

Девочка остановилась в шаге от них. Её тень на стене стала больше, поглощая свет фонарика.

– Круг – не ловушка. Круг – дверь. И те, кто вошёл, не могут выйти, пока не найдут замену.

– Замену? – переспросила Марина. – Кого?

– Тебя. – Фигура подняла руку, указывая на Марину. – Ты видела символ. Ты коснулась метки. Теперь ты – следующая.

Марина пошатнулась. Алексей схватил её за руку.

– Нет, – сказал он, глядя на призрачную девочку. – Мы не позволим этому случиться.

– Вы не можете изменить правила. – Её голос стал тише, будто рассеивался. – Но вы можете выбрать, как их обойти.

– Как? – быстро спросила Марина.

– Найти сердце круга. Разрушить его. Освободить всех. Но тогда… – она замолчала.

– Что «тогда»? – настаивал Алексей.

– Тогда вы оба станете частью памяти. Как я.

Зал начал меркнуть. Фигура девочки растворялась в воздухе.

– Подожди! – крикнула Марина. – Где сердце?

– Там, где всё началось. В комнате с зеркалом. – Её голос звучал уже издалека. – Но помни: чтобы разрушить круг, нужно отдать то, что дороже всего…

Свет погас.

Когда фонарик Алексея снова заработал, в зале не было никого. Только рисунки на алтаре и надпись на стене: «Она вернётся».

– Она вернётся, – повторила Марина. – Но куда?

– Туда, где всё началось, – сказал Алексей. – В комнату с зеркалом.

– А где она?

– В приюте. В той части, которую не показывали посетителям.

Они посмотрели друг на друга.

– Пошли, – сказала Марина. – Пока круг не замкнулся окончательно.

Они шли по узкому коридору, стены которого словно сжимались вокруг них. Фонарик Алексея дрожал в руке, выхватывая из тьмы то трещины на камне, то странные отметины, напоминающие письмена. Воздух становился всё гуще, будто пропитанный давним страхом.

– Мы точно туда идём? – тихо спросила Марина, прижимаясь ближе к Алексею. – Кажется, мы уже кружим на месте.

– Нет, – он остановился, осветил стену. – Смотри: символы меняются. Раньше были круги с тремя точками, теперь – с четырьмя. Мы приближаемся к центру.

Она вгляделась. Действительно: новые знаки выглядели сложнее, будто накапливали силу.

– Как будто кто‑то ведёт нас, – прошептала она.

– Или заманивает, – мрачно добавил Алексей.

Коридор внезапно оборвался. Перед ними выросла глухая стена, покрытая сплошным узором из переплётенных кругов и линий. Ни двери, ни прохода – только холодный камень.

– Это конец, – сказала Марина, чувствуя, как внутри поднимается паника. – Мы зашли в ловушку.

Алексей провёл рукой по поверхности.

– Подожди. Здесь что‑то есть.

Он нажал на один из символов – тот слегка поддался. Раздался тихий щелчок, и часть стены медленно сдвинулась в сторону, открывая узкий лаз.

– Ты это сделал! – Марина схватила его за рукав.

– Не я. – Он посмотрел на свою ладонь. – Символ сам откликнулся. Как будто… признал меня.

Они пролезли в отверстие и оказались в небольшом помещении. В центре, на каменном постаменте, сидела женщина. Её волосы были растрёпаны, одежда – грязная и рваная, но в глазах горел странный свет – то ли безумия, то ли прозрения.

– Варвара? – выдохнула Марина.

Женщина медленно подняла голову.

– Вы пришли, – её голос звучал глухо, будто издалека. – Я ждала.

Алексей шагнул вперёд, но Марина удержала его.

– Кто ты? – спросила она, стараясь не выдать страха. – Откуда ты знаешь наше имя?

Варвара улыбнулась – криво, не по‑человечески.

– Я знаю всё. Потому что я была на вашем месте. Как и Алина. Как и многие другие.

Марина побледнела.

– Что ты сделала с моей сестрой?

– Ничего. – Варвара встала, и Марина заметила, что её движения слишком плавны, не естественны. – Я пыталась спасти её. Но она не послушала.

– О чём ты говоришь? – Алексей направил фонарик ей в лицо. – Кто ты такая?

– Когда‑то я была исследователем, – она подошла ближе, и свет упал на её запястье. Там, под рваным рукавом, мерцал символ: круг с четырьмя точками. – Как и вы. Пришла сюда, чтобы раскрыть тайну приюта. Но круг не отпускает тех, кто видит его истинную суть.

– Значит, ты застряла здесь? – Марина невольно отступила назад. – Как призрак?

– Хуже. – Варвара коснулась стены. – Я – страж. Часть механизма. Я должна встречать тех, кто приходит, и проверять их. Если они слабы – круг забирает их. Если сильны… – она посмотрела на Марину, – они могут попытаться его разрушить.

– И как это сделать? – спросил Алексей.

– Найти сердце. Но оно не в этом здании. Оно там, где всё началось. В комнате с зеркалом.

– Мы уже слышали это, – Марина сжала кулаки. – Но где эта комната?

– Она всегда рядом. – Варвара подняла руку, и в её пальцах появился маленький осколок зеркала. – Посмотри.

Марина взяла осколок. В нём отразилось не её лицо, а длинный коридор, в конце которого мерцал свет.

– Это… – она узнала место. – Это спальня, где я видела сон.

– Да, – кивнула Варвара. – Круг играет с тобой. Он показывает тебе то, что ты готова увидеть.

– Почему ты помогаешь нам? – спросил Алексей, не опуская фонарика. – Если ты часть круга, зачем раскрывать его секреты?

– Потому что я устала. – В её глазах мелькнула боль. – Я хочу, чтобы кто‑то закончил то, что я не смогла. Чтобы кто‑то освободил нас всех.

– Есть условие, – Варвара опустила руку. – Чтобы разрушить круг, нужно пожертвовать чем‑то важным. Не просто жизнью. Чем‑то, что связывает вас с миром.

– Например? – Марина почувствовала, как холодок пробежал по спине.

– Памятью. Любовью. Надеждой. Круг должен получить равноценную замену.

– А если мы откажемся? – спросил Алексей.

– Тогда вы станете такими же, как я. – Она протянула руку, и Марина увидела, что кожа на пальцах почти прозрачная, будто истончилась от времени. – Вы будете ждать следующих искателей. И уговаривать их сделать выбор.

В помещении стало темнее. Свет фонарика начал мерцать.

– Время кончается, – сказала Варвара. – Решайте.

Марина посмотрела на Алексея. В его глазах не было страха – только решимость.

– Мы сделаем это, – сказал он. – Но не ради круга. Ради тех, кого он забрал.

– Ради Алины, – добавила Марина.

Варвара кивнула.

– Тогда идите. Комната с зеркалом ждёт. Но помните: когда круг начнёт разрушаться, он будет цепляться за вас. За ваши страхи. За ваши сомнения. Не дайте ему победить.

Они повернулись к выходу. Лаз уже начал сужаться.

– Быстрее! – крикнул Алексей, толкая Марину вперёд.

Когда они выбрались в коридор, стена за ними сомкнулась с глухим стуком.

– Она осталась там? – спросила Марина, оглядываясь.

– Да. – Алексей сжал её руку. – Но мы можем её освободить. Если справимся.

Они пошли вперёд, освещая путь фонариком. Символы на стенах теперь светились сами по себе, будто зовя их дальше.

– Комната с зеркалом, – повторила Марина. – Где бы она ни была, мы найдём её.

– Найдём, – согласился Алексей. – И закончим это.

Вдалеке, за поворотом, уже мерцал свет – холодный, синий, как в том лесу. Как в её сне.

Внезапно Марина открыла глаза и осознала, что это был очередной сон и ее измученный организм снова превращал ее жизнь в кошмар.

Марина уставилась на конверт, будто он мог рассыпаться в прах от одного взгляда. Пальцы дрожали – не от страха, а от странного, почти электрического напряжения, пробежавшего по коже. Фотография в руках казалась горячей.

«Ты забыла, что видела».Тот же почерк, что и в архиве – ровный, выверенный, будто выведенный пером с металлическим наконечником. Никаких следов, никаких зацепок. Только эта фраза, будто удар под дых:

Она перевернула снимок. На обратной стороне – ни имени отправителя, ни штемпеля. Только эта надпись, словно клеймо.

– Что это? – Алексей стоял в дверях спальни, сонный, в накинутом на плечи свитере. Видимо, проснулся от её вскрика.

В его голосе не было раздражения – только насторожённость. Он не стал задавать лишних вопросов, не попытался отмахнуться. Просто подошёл, взял фото, внимательно изучил.

– Кто‑то следит за тобой. «Или за нами обоими», —сказал он, возвращая снимок.

– За мной, – тихо поправила она. – Это моё детство. Мой парк. Моя сестра.

Алина… Даже спустя двадцать два года Марина не могла без боли произнести её имя. Они были близнецами, но такими разными: Алина – солнечная, смешливая, с копной кудрявых волос и вечной улыбкой. Марина же – замкнутая, серьёзная, вечно копающаяся в книгах.

Но они были неразлучны. До того дня.

Марина помнила всё: тёплый сентябрьский день, запах опавших листьев, смех Алины, когда она прыгала по лужам. Потом – внезапная тишина. Поворот головы. Пусто. Только оставленная на скамейке кукла.

Родители не смогли пережить потерю. Отец ушёл через год, мать замкнулась в себе. А Марина… Она научилась жить с пустотой внутри. И с вопросом: «Почему я осталась?»

Утром они отправились к приюту.

Марина вела машину, крепко сжимая руль. Алексей сидел рядом, листая распечатки архивных документов. Его пальцы – длинные, с едва заметными шрамами на костяшках – ловко переворачивали страницы. Он всегда работал так: методично, без суеты, будто собирал пазл.

– Ты уверена, что это здесь? – спросил он, глядя вперёд, где между деревьями проглядывала серая крыша.

– Да. Вот столб с номером 17 – как на плане.

Дорога вилась через заброшенные поля, потом ныряла в лес. Ветви цеплялись за крышу машины, оставляя царапины на краске. Марина вела осторожно – навигатор показывал «нет сигнала», а карта 1950‑х, которую она распечатала накануне, уже начала осыпаться по краям.

Пока они ехали Алексей пытался проанализировать все, что он знал о Марине, чтобы лучше понять ее. Он уже давно осознал, что влюблен по уши, просто боялся перестать мыслить рационально от любви и еще он хотел как-то отвлечься от ужасающей обстановки и переключить ненадолго внимание.

Марине было 32, но выглядела она моложе – хрупкая, с тонкими чертами лица и тёмными волосами, всегда собранными в небрежный хвост. Её красота была не броской, а сдержанной: высокие скулы, прямой нос, глаза цвета серого неба перед грозой.

Но главное – её взгляд. Он мог быть холодным, изучающим, будто сканирующим собеседника на предмет лжи. Или – тёплым, почти детским, когда она забывалась и улыбалась.