Мужчина и женщина: бесконечные трансформации. Книга вторая

Во второй раз её поймали на дороге к пруду. После этого она била себя в грудь молотком, кричала: «разбейся, сердце!», колола себя ножами, ножницами, булавками. Когда их отнимали, грозила выброситься в окно, утопиться в колодце.

Потом, немножко придя в себя, бросилась вдогонку за мужем, не понимая, что это просто старческие потуги униженной женщины, а для «небес», если они существуют, они давно перестали быть мужем и женой.

Кто-то из присутствующих записал восклицание Софьи Андреевны по поводу бегства мужа:

– Бедный Лёвочка! Кто же ему маслица-то там подаст.

А отправляясь за мужем. Софья Андреевна не забыла взять с собой подушечку, сшитую собственной рукой, на которой Лев Николаевич привык спать. То ли смешно, то ли грустно.

У нас нет оснований осуждать Софью Андреевну за то, как она вела себя в тот страшный день.

Истерика? Эффектная поза? Дешёвая театральность? Да, да, да.

Хитрость? Можно допустить.

Но что всё это доказывает.

Однажды она уже отправлялась к железной дороге, которая проходила в нескольких верстах от Ясной Поляны, с мыслью «всё ложь, всё обман, всё зло». Собиралась броситься под колёса поезда, но случайно встретившийся по пути муж сестры, вернул домой. Предположим, не бросилась бы под колёса, разыгрывала очередной спектакль. Предположим, что она не Анна Каренина, что из того.

Что это доказывает.

Позже в своих обширных мемуарах «Моя жизнь» одну из глав она назовёт «Мученик и мученица», будучи уверенной, что читатель не будет заблуждаться по поводу того, кто был «мученик», а кто «мученица».

В тот день она не могла не понимать, что на глазах всего мира её выставили на посмешище. Не могла не понимать, что на стороне мужа весь дом и весь образованный мир. Кроме разве сыновей, которых в тот момент там не было, тех самых сыновей, погрязших в долгах, ради которых она пошла на конфликт из-за наследства.

Каждый из нас хоть раз в жизни испытывал то, что можно назвать «невыносимая тяжесть бытия»^[24], но «невыносимая тяжесть бытия» Софьи Андреевны в этот день сродни эдиповской^[25]. Может быть, у неё и не разорвалось сердце, потому что инстинктивно выбрала игру, «театральщину». Имела в виду не только «зрителей», которые были рядом, дочь, повара, лакея, других. Эффектная смерть предполагала зрителей всего мира.

Об уходе Л. Толстого из Ясной Поляны сняты фильмы, поставлены спектакли, в основном серьёзные, глубокие. Будь я продюсером, задумал бы фильм об этом последнем дне и, в целом, о Софье Андреевне Толстой.

Возможно, так бы и назвал «Хорошая жена», без капли иронии, тем более сарказма.

Задумал бы фильм в жанре трагикомедии. А ещё лучше трагифарса. Ничего обличительного, никаких попыток разобраться.

Просто вечная человеческая комедия. Или вечная семейная комедия.

Смешная жена в постоянных треволнениях, в убеждённости, что где-то, когда-то, зачтётся.

Смешной муж, который вздумал уйти из дома на старости лет. Даже не задумавшись, что его уход можно рассматривать и как семейный скандал.

Может быть, в титрах прямо указать: «семейная комедия».

Софья Андреевна и Ксантиппа

В публичном окружении Л. Толстого и его жены большинство людей оказалось недоброжелательно настроенным к Софье Андреевне. Так уж случилось (не будем разгадывать ещё одну загадку), что одним из таких недоброжелателей оказался некто Алёша Сергеенко^[26], отец^[27] которого был автором «драматической хроники «Ксантиппа^[28]».

П. Басинский пишет: «…хроника в 4-х частях «Ксантиппа» о сварливой жене Сократа, отравившей ему жизнь не хуже чаши с цикутой. В этой пьесе, впервые напечатанной в приложении к «Ниве» в 1899 году, отчётливо просматривались Лев Николаевич и его жена, о чём писал в своём дневнике зять Толстого М. С. Сухотин^[29]. Если этого не понимала широкая публика, то хорошо понимали в семье Толстого.

Мы не знаем, в каких словах и выражениях, с какими комментариями рассказывал Сергеенко о попытке СА. утопиться в пруду. Мы знаем только, что рассказ этот произвёл очень тяжёлое впечатление на Толстого и вызвал по отношению к жене не только жалость, но и недоброе чувство.

«Спал тревожно – записывает Толстой в дневнике 29 октября – утром Алёша Сергеенко… Я, не поняв, встретил его весело. Но привезённые им известия ужасны. Они догадались, где я, и Софья Андреевна просила, во что бы то ни стало найти меня… Мне очень тяжело было весь день, да и физически я слаб».

Позже, узнав о попытке самоубийства Софьи Андреевны, Лев Николаевич напишет любимой дочери Саше, которая всегда была на стороне отца, и позволяла себе достаточно резкий тон в отношении к матери.

«…я желаю одного – свободы от неё, от этой лжи, притворства и злобы, которой проникнуто всё её существо. Видишь, милая, какой я плохой. Не скрываюсь от тебя».

Мне хочется защитить Софья Андреевну, а заодно и Ксантиппу.

Итак «писатель» Сергеенко (кто его сейчас знает?!), в 1899 году пишет «хронику» «Ксантиппа».

Представим себе это время, 1899 год. Софье Андреевне 55 лет, позади 37 лет семейной жизни. И вот эти «параллели», которые в семье хорошо понимали.

Знала ли она об этом? Читала ли «Ксантиппу»?

Нам остаётся только строить догадки.

Дальше, больше.

Этот самый Алёша Сергеенко позволяет себе комментировать её попытку самоубийства, а муж только записывает в дневник, как ему тяжело, как он слаб. А позже будет виниться перед дочерью, просто желаю свободы от неё, которая только «ложь, притворство и злоба».

Не буду ничего добавлять. Понятно, что мнения разойдутся. В том числе, в отличие от того, чьи это мнения, мужчины или женщины.

О Сократе знаю не понаслышке. Даже написал 100-страничное эссе, которое напечатал самиздатом. Для себя, и кто знает, может быть, и внуки прочтут.

Без преувеличения могу сказать, что Сократ постоянно присутствует в моём понимании жизни. Смеюсь над собой, по Сократу. Пытаюсь трезво оценивать знание своего незнания, по Сократу. Зову на помощь Сократа, когда впадаю в истерику, когда теряю самообладание.

Сократ и Иисус Христос^[30] вот два культурных феномена (назовём их так, чтобы избежать дискуссий), которые много десятилетий ведут меня по жизни. Ведут настолько, насколько хватает мне воли, душевных сил, самоиронии, и пр., чтобы позволить им вести меня.

Конечно, то, что мы знаем о Сократе и Ксантиппе, принципиально отличается от того, что мы знаем о Льве Николаевиче и Софье Андреевне. В одном случае мы знаем бытовые подробности, исповедь, дневники, во втором случае только то, что можно назвать анекдотом. Ничего плохого в этом слове нет, вся наша жизнь похожа на анекдот, но анекдот остаётся анекдотом. Осмелюсь назвать анекдотом и тот факт, что «писатель» Сергиенко написал о Ксантиппе, «драматическую хронику в 4-х частях» (?!).

О Ксантиппе и Сократе сохранилось много анекдотов, один веселее другого. Некоторые меня очень забавляют.

Вот один из них (понимаю, что ухожу в сторону от основной линии книги, но когда понимаешь, что пишешь последнюю книгу своей жизни, можно позволить себе подобные вольности).

«Однажды среди рынка Ксантиппа стала рвать на Сократе его знаменитый, дырявый, плащ. Друзья советовали ему защищаться кулаками, но он ответил: «Зачем? Чтобы мы лупили друг друга, а вы покрикивали: «Так её Сократ! Так его, Ксантиппа?».

Это вам ничего не напоминает. Сократ просто смеётся над публикой, которая жаждет весёлого зрелища. И ни капельки не злится на Ксантиппу.

Утром, за день до того, как Сократ должен был выпить чашу с цикутой, Сократа расковали. Пришли друзья, Ксантиппа была рядом.

Она запричитала: «Сократ, тебя казнят не справедливо».

«А ты хотела бы, чтобы казнили справедливо», мгновенно парирует Сократ.

Не знаю, улыбнулась ли Ксантиппа, но наверно успокоилась, а может быть даже ушла счастливой, поскольку её демон нашептал ей, что она будет знаменитой во все времена. И не только из-за своей сварливости, но и потому, что Сократ выбрал в жёны именно её, Ксантиппу.

И, пожалуй, никогда не считал, что ошибся.

Последний день своей жизни Сократ провёл, как обычно, в беседах, и вряд ли чаша с цикутой отравила последний его день.

Мой традиционный вопрос на засыпку студенткам. Как вам такой человек, в качестве мужа. Пока сохраняется пафос моего рассказа о Сократе, отвечают не шатко, не валко. Муж как муж, терпеливый, даже весёлый. Они не чувствуют подвоха, приходиться их провоцировать, чтобы проглотили наживку.

Вдуматься только. Денег не зарабатывает. Особым почётом в обществе не пользуется. За что, Ксантиппа должна любить его.

А как при этом ведёт себя.

Ксантиппа ворчит, что денег нет, Сократ спокойно улыбается. Ксантиппа считает, что мог бы брать деньги со своих богатых бездельников. Сократ продолжает спокойно улыбаться. Ксантиппа жалуется на детей, с ними невозможно справляться. Сократ продолжает спокойно улыбаться.

Ксантиппа может позволить себе даже ударить мужа. Сократ сохраняет всю ту же неизменную улыбку. Что это за человек!

Только здесь мои тугодумные студентки окончательно прозревают. Нет, не нужен им такой муж. Лучше ворчливый, чем такой «бездушный». Лучше обычный, нормальный, чем такой необычный, ненормальный.

А я в очередной раз убеждаюсь, как трудно Сократу найти себе жену. С Ксантиппой ему повезло.

Почти также, как Льву Николаевичу с Софьей Андреевной.

Говорят, сравнения хромают, но порой они хромают на обе ноги.

Трудно представить себе Сократа, который жалуется на недомогание, на то, что стал слаб и немощен. А ведь когда он выпил чашу с цикутой, ему было 70 лет.

По нашим меркам все 100.

Чертков, которого не люблю

Если Толстой имеет право кого-то из своих персонажей любить, а кого-то не любить, то и я имею на это право.

Признаюсь, после книги «Бегство из рая», мне остались симпатичны, сам Лев Николаевич, Софья Андреевна, их дочь Саша, доктор Маковицкий^[31], многие другие. И крайне не симпатичен Чертков^[32].

Возможно это моё предубеждение, возможно, я не прав, возможно, Чертков, в своём отношении к Л. Толстому, исходил из самых лучших побуждений. Но мне он крайне неприятен, и ничего с этим не могу поделать.

Треугольник Толстые, Чертков, кажется мне мерзким, из-за того же Черткова. Так и хочется сказать Черткову и чертковым всех мастей, отойдите, не вмешивайтесь, какими добрыми не казались бы вам ваши намерения, и чтобы не происходило на самом деле между мужем и женой…

Признаюсь, меня коробит, что вместе с последним письмом Софьи Андреевны, Л. Толстой получил письмо от Черткова. В нём он пишет:

«Не могу высказать словами, какой для меня радостью было известие о том, что вы ушли… Уверен, что от вашего поступка всем будет лучше, и прежде всего бедной С. А-не, как бы он внешним образом на ней ни отразился».

Всё во мне клокочет от негодования. Но ничего больше добавлять не буду.

Конечно, Софья Андреевна перегнула палку, когда в какой-то момент потеряла самообладание, и обвинил мужа в гомосексуальной тяге к Черткову.

Для Л. Толстого это было страшное оскорбление. Софья Андреевна переступила красную черту, что сделало их отношения необратимыми.

А она всё старалась поймать солнечный зайчик.

Запрограммированное фиаско: моя версия

Сразу скажу, моё мнение – это моё мнение.

Моё мнение, это мой опыт семейной жизни (34 года семейной жизни, жена умерла в 1996 году), это влияние той культурной среды, в которой прожил свою жизнь, с которой, в вопросах семьи и семейной жизни больше спорил (чаще всего, мысленно), чем соглашался.

Книга П. Басинского, которая стала моей книгой, привела в движение мой опыт семейной жизни, плюс мою собственную рефлексию над семейной жизнью вообще, над семейной жизнью Л. Толстого, в частности.

И то, что я далее буду говорить о семейной жизни Толстых, это не столько диалог с книгой П. Басинского, слово затасканное, выхолостившееся, а, скажем проще, просто беседа, то ли с книгой П. Басинского, то ли с самим собой в присутствии книги П. Басинского.

Теперь рискну высказать собственную точку зрения, которая – без иносказаний и увиливаний – сводится к тому, что брак Льва Николаевича и Софьи Андреевны, каким он был придуман и осуществлён, был обречён на фиаско. По крайней мере, на своём заключительном этапе.

Что я имею в виду?

Всегда ратовал за искренность и честность в отношениях мужа и жены, но есть некоторая граница, которую им не следует переступать.

…не об этом ли фильм Стэнли Кубрика «С широко закрытыми глазами»^[33], о котором речь пойдёт чуть позже…

Мужу и жене не следует забывать, что каждый из них «вещь сама по себе», что не следует переступать границу сокровенного в другом человеке. Только не путать с догматической «границей» на все случаи жизни, для которой все мужчины и женщины, все мужья и жёны на одно лицо.

В одном случае это граница свободы, в другом граница насилия.

Нередко, когда оказываюсь в семьях, которые условно можно отнести к «счастливым», мысленно предупреждаю (один раз решился высказать это вслух), не пытайтесь сделать свои семьи лучше, чем они есть на самом деле, точно также как не пытайтесь преодолеть границу двух ваших личностей. Это может привести к необратимым последствиям.

Может быть браки и заключаются на небесах, но испытание они проходят в земной жизни, во взаимоотношениях земных людей.

Теперь выскажу парадоксальную мысль. «Обречён на фиаско» совершенно не означает, что Лев Николаевич сделал неудачный выбор, что брак оказался неудачным. Совершенно нет.

Ограничусь пространной цитатой из П. Басинского:

«Это счастливый Толстой. По сути, это единственный период жизни, когда он был счастлив, и когда казалось, что нечего больше желать. Это примерно пятнадцать лет его жизни… Это очень много! Конечно, это не безоблачное счастье. Первый раз он поссорился с женой на пятый день пребывания в Ясной. «Нынче была сцена », – пишет он в дневнике 30 сентября. Были и сцены, и истерики, и тяжелейший конфликт в вопросе о кормлении детей… Но всё же, если сопоставить это время с молодыми терзаниями Толстого и с тем, что он переживал после духовного переворота, то это было счастье, почти рай. И конечно, только в это время могли быть написаны романы «Война и мир» и «Анна Каренина».

Когда я говорю о «фиаско», я говорю только о том, что есть граница, которую не следует переступать.

«Небесные» причины неизбежны, но не следует провоцировать «земные».

Лев Николаевич и Софья Андреевна, Константин Левин и Кити Щербацкая: пересечение параллельных…

П. Басинский пишет, что «история любви Л. Н. и Сони Берс перешла в роман «Анна Каренина», практически «без редактуры». В самом деле, сватовство и женитьба Левина и Кити^[34] в мельчайших деталях совпадают с тем, что было между Толстым и Сонечкой».

Но книга П. Басинского как раз позволяет обнаружить симптоматичное несовпадение в деталях, и не только мельчайших.

Л. Толстой начал готовиться к семейной жизни сразу, как стал владельцем Ясной Поляны. Влюблялся, хотя и не безоглядно, записывал в дневник свои сомнения, рассуждал, умел порвать, если сомнения перевешивали. Всё это, до некоторой степени, походило на поступки Подколёсина из гоголевской «Женитьбы»^[35].

Дневники позволяют судить о том, что ему не нравилась такая жизнь («дурак», «свинья», «скотина», «старый чёрт», клеймит он самого себя), и он собирался её кардинально изменить.

Когда Л. Толстой стал часто бывать в семье Берсов, его начали воспринимать как потенциального жениха. Прежде всего, как жениха старшей дочери, Лизы^[36], такова была традиция, и нарушать её не следовало.

Но вновь у Л. Толстого возникают сомнения, в очередной раз победил бы комплекс Подколёсина, если бы у Лизы не было бы двух младших сестёр.

Опустим все драматические коллизии этого сватовства. Доверимся выводу П. Басинского:

«В отличие от добряка Левина, Толстой-жених вёл себя отнюдь не безупречно. Подав Лизе повод мечтать о замужестве с ним, он понимал, что сделать предложение средней сестре в обход старшей – это, мягко говоря, не comme il faut^[37]. Это не просто душевная травма, но очень серьёзный подрыв репутации девушки как невесты».

Запомним эти слова, «в отличие от добряка» и совсем не для того, чтобы злорадствовать, «и на солнце бывают пятна». Чтобы мы отдавали себе отчёт, что с самого начала не было ореола божественности…

Практически во всех экранизации «Анны Карениной» есть эпизод, когда Левин и Кити «переписываются» мелом на ломберном столе. Признаюсь, всегда сомневался, мог бы прочесть целую фразу по заглавным буквам. Родство душ не исключает разность «синтаксисов».

Как выясняется, эпизод этот «переписан» из реальной жизни. Но есть нюансы, на которые невозможно не обратить внимание.

Во-первых, Софья Берс как раз не смогла отгадать начальные буквы. И можно представить себе как помогал ей молодой граф, какие чувства они испытывали, когда вместе разгадывали смысл фразы.

Во-вторых, – это существеннее – «в реальности Толстой писал на ломберном столе не только высокие слова о любви. Он писал о том, что в семье Берсов сложились превратные представления о его отношениях с Лизой. И просил Соню вместе с Танечкой… помочь выпутаться из щепетильной ситуации» (?!).

В-третьих – не менее существенно – под ломберным столом сидит Танечка, молодые об этом и не подозревают.

Мы уже знаем, что и в будущем, в некоторых ситуациях, Танечка, Татьяна Андреевна, вновь окажется «под столом».

И в каком-то смысле, Танечка, а не Сонечка, станет одним из прототипов Анны Карениной.

Крайне любопытна история с дневниками, которая также «переписана» из реальной жизни, но вновь «жизнь» и «текст» не повторяют друг друга.

Сначала приведу этот отрывок из романа.

«Константин Левин «не без внутренней борьбы передал ей (Кити) свой дневник. Он знал, что между им и ею не может и не должно быть тайн, и потому он решил, что так должно; но он не дал себе отчёта о том, как это может подействовать. Он не перенёсся в неё. Только когда в этот вечер он приехал к ним пред театром, вошёл в её комнату и увидал её заплаканное, несчастное от непоправимого, им произведённого горя, жалкое и милое лицо, он понял ту пучину, которая отделяла его позорное прошедшее от её голубиной чистоты, и, ужаснувшись тому, что он сделал.

– Возьмите, возьмите эти ужасные книги! – сказал она, отталкивая лежавшие пред ней на столе тетради. – Зачем вы дали их мне!.. Нет, всё-таки лучше, – прибавила она, сжалившись над его отчаянным лицом. – Но это ужасно, ужасно!

Он опустил голову и молчал. Он ничего не мог сказать.

– Вы не простите меня, – прошептал он.

– Нет, я простила, но это ужасно!»

Понимаю, как мои циничные современники, могут воспринять эту сцену. «Не должно быть тайн», «не дал себе отчёта», «не перенёсся в неё», смешно, наивно, детский сад.

Только не будем впадать в упрощение, не будем увлекаться прагматически-прогрессистскими моделями.

Мы не глупее и не умнее предыдущих поколений. Прошлое культуры никогда не остаётся позади, оно всегда присутствует в настоящем, не только в качестве готовых ответов, но и вечных вопросов.

А «не перенёсся в неё» по-прежнему остаётся актуальным.

В самые первые дни семейной жизни, Лев Николаевич буквально потребовал, чтобы жена прочла его дневники, в которых он откровенно описывал свои добрачные интимные отношения.

Как восприняла Сонечка эти дневники, мы не знаем, возможно, не заплакала, не оттолкнула с отвращением. Ей уже 18, она понаслышана об этих «ужасных вещах», которые манят и пугают. Но ей всего 18, и в ней ещё жива мечта о прекрасном принце (как без него), которую так безжалостно разрушают эти дневники. Заметим, что свои дневники Сонечка уничтожила, не показала их мужу.

Вне всякого сомнения, дневники мужа Софья Андреевна не забыла. И как она могла забыть, если нет-нет и наталкивалась на эту крестьянку, которая, как следовало из дневников, долгие годы была женщиной Льва Николаевича. И знала, что где-то рядом можно встретить взрослого сына этой крестьянки и Льва Николаевича.

В дальнейшем Лев Николаевич и Софья Андреевна вели свои дневники, они ничего не утаивали друг от друга, регулярно прочитывали написанное друг другом, извинялись, если было за что, бывало и могли прослезиться.

В какой-то момент совместной жизни Лев Николаевич стал понимать, что невозможно писать личный дневник, который свободно будет прочитывать другой человек, даже если этот человек, жена. Он стал писать «дневник для одного себя» и прятать его в голенище сапога.

Софья Андреевна, нашла дневник, по-видимому, когда собиралась почистить сапоги мужа, и отнесла к себе. Остаётся только вообразить, что при этом она испытывала. И какой болезненной ссорой это закончилось.

Когда Л. Толстой писал «Анну Каренину», он уже десять лет был в браке с Софьей Андреевной, и хотя до катастрофы ещё было далеко, многое уже можно было предвидеть.

Кити Щербацкая, по крайней мере, её сватовство, списывалось с Сонечки Берс, только всё чуть-чуть смягчалось, чуть-чуть ретушировалось, чтобы высвободить место для основного персонажа романа, в котором не будет никакой ретуши, ничего не будет смягчаться.

Анна Каренина сначала перестала быть «молодец-баба», потом стала отличаться не только от Кити Щербацкой, но и от Софьи Андреевны Толстой.

Смысл эпиграфа романа…

Эпиграф Л. Толстого к роману «Анна Каренина»: «мне отмщение, и аз воздам» продолжает вызывать различные толкования. Приведу те из них, которые представляются мне наиболее интересными. А после этого позволю себе высказать собственную точку зрения, не претендуя на то, что она принципиально отличается от мнения других.

Начну с суждения А. Фета^[38]: «Анна настолько умна, честна и цельна, чтобы понять всю фальшь, собранную над её головой её поступком, и бесповоротно, всеми фибрами души осудить всю свою невозможную жизнь… Ни вернуться к прежней жизни, ни продолжать жить нельзя». Далее Фет утверждает, что Толстой «указывает на «Аз воздам» не как на розгу брюзгливого наставника, а как на карательную силу вещей, вследствие которой человек, непосредственно производящий взрыв дома, прежде всех пострадает сам».

Ф. Достоевский^[39] даёт своё толкование эпиграфа: «Ясно и понятно до очевидности, что зло таится в человечестве глубже, чем предполагают лекаря-социалисты… законы духа человеческого столь ещё неизвестны, столь неведомы науке, столь неопределённы и столь таинственны, что нет и не может быть, ни лекарей, ни даже судей окончательных, а есть тот, который говорит: «Мне отмщение, и Аз воздам». Ему одному лишь известна вся тайна мира сего и окончательная судьба человека».

Сам Л. Толстой говорит: «…я должен повторить, что я выбрал этот эпиграф просто, как уже объяснил, чтобы выразить ту мысль, что то дурное, что совершает человек, имеет своим последствием всё то горькое, что идёт не от людей, а от бога, и что испытала на себе и Анна Каренина. Да, я помню, что именно это я хотел выразить».

Приведу также две выдержки из Интернетовских порталов.

Первая.

«Фраза эта встречается в Библии дважды.

Первый раз в Ветхом завете, в Пятикнижии Моисея: «У меня отмщение и воздаяние, когда поколеблется нога их; ибо близок день погибели их, скоро наступит уготованное для них»

Слова эти принадлежат непосредственно Богу и смысл их понятен: мстить и воздавать, наказывать и миловать – это прерогатива Бога, и наступит это Божье воздаяние за дела земные после смерти человека.

Второй раз, уже в качестве цитаты из Ветхого завета, эти слова звучат в Новом завете, в Послании апостола Павла к римлянам: «Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь».

То есть апостол Павел – один из столпов христианской церкви – обращается к своим последователям с просьбой не мстить друг другу за обиды, оставить воздаяние Богу, и ссылается при этом на слова Божии о том, что мщение и воздаяния – в его Руках, в Его воле».

Вторая.

«Если б не ушла, это было бы гораздо более страшным грехом – изменой живой жизни, которая для Толстого была всего дороже; мораль, осуждающая Анну, – это мораль Сони из «Войны и мира», мораль пустоцвета. Да нет у Толстого «хороших». У него правы только счастливые, а кто полюбил всех – тот немедленно умер, как князь Андрей или Иван Ильич. В Ветхом Завете нет представления о загробной жизни. Нет наказания по грехам, а есть наказание за ослушание. Там царит произвол: Мне отмщение, и Аз воздам. И не спрашивайте за что. Аз так решил, и вся мотивация.

Вывод: роман о безысходности и невозможности свободы в этом мире, в мире, подчинённом христианской правде. Всех, понимаете ли, бог накажет, всем отомстит за преступления против его, божьей, нравственности, ставшей нашей человеческой моралью».

Не являюсь религиозным человеком в конфессиональном смысле слова. Хотя не могу назвать себя атеистом.

Моя «вера» или то, что подразумевается под «верой», не имеет в ввиду какую-либо сверх инстанцию, которой непосредственно подчинён, или какой-либо искупительный ритуал.

Моя «вера», просто вера в то, что моя жизнь имеет смысл, если даже не могу сформулировать какой.

Великие религиозные книги, Бхагавадгита^[40], Библия^[41], Коран^[42], другие, воспринимаю как памятники культуры. В какие-то периоды жизни их влияние на меня было очень сильным, время от времени обращаюсь к ним. Но каждый раз задумываюсь над тем, что есть в этих книгах нечто «инаковое», принципиально отличающее их от книг, в которых сразу ясно, это написал человек, пусть великий, необычайно прозорливый, но человек. Принять версию божественного происхождения религиозных книг не могу, «Аз», посылающий тексты, воспринимаю как нечто нелепое и невозможное, но вопрос «что стоит тогда за этой «инаковостью?», по-прежнему ставит меня в тупик.

И на уровне мыслей, и на уровне чувств, во мне резонирует максима раннехристианского теолога П-Ш вв. н. э. Квинта Тертуллиана^[43], «верую, ибо абсурдно». Должен признаться, что максима эта ассоциирует у меня не с ранним христианством, от которого бесконечно далёк, а с веком XX, когда, после двух кровавых мировых войн, мир предстал абсурдным. Только и осталось, вопреки всему, сохранить достоинство в мире, в котором фундаментальные гуманитарные смыслы потеряны, а Бог умер^[44]. В этом смысле, в моём сознании, максиму Тертуллиана скорее могли сказать Альбер Камю^[45], Самуэль Беккет^[46], экзистенциалисты^[47], те, кто пережил трагический опыт XX века.

Мало верю в загробную жизнь, тем более, в персонифицированное божество, прерогатива которого наказывать нас жалких и греховных. По этой логике, Анна должна бояться не общества, не пересуд высшего света, не Алексея Каренина, который всегда прав, а того, который «воздаст» своё отмщение «там». Но это, на мой взгляд, низводит Анну на уровень ритуально религиозного человека. Не в этом, на мой взгляд, заключался замысел Льва Толстого, который, оставаясь религиозным человеком, пошёл против Церкви.

Если я правильно понимаю христианство, то по его представлению Тот, который «Аз воздаст» не может быть не только палачом, но и судьёй, поскольку Он до конца не равен себе, он узнал при своём вочеловечении, нечто такое о страданиях человека, о котором и не подозревал. Поэтому этот вочеловеченный Бог, приговору, каре, предпочитает любовь и всепрощение.

Именно поэтому фигура Иисуса Христа стала для меня одной из наиважнейших. В нём нет ничего талмудического, ничего от морального цензора, масштаб его понимания превышает мой, как правило, узкоэгоистичный, который сразу сбивается на обвинения другого.

Он каждый раз защищает того, кто готов переступить всё мертвенное, формальное, «фарисейское», взвалив на себя все последствия содеянного.

Поэтому мне бесконечно близка мысль «не ушла бы, это было бы более страшным грехом», грехом перед живой жизнью.

Анна Каренина читает послание мужа, такое правильное, разумное, строго выверенное, прежде всего, в границах суда людей, и не сразу понимает, что если она и виновата, то не перед ним мужем, который не способен увидеть в ней живого человека.

…«Разумеется, он всегда прав, он христианин, он великодушен! Да, низкий, гадкий человек! И этого никто, кроме меня не понимает и не поймёт; я не могу растолковать… пришло время, я поняла, что я не могу больше себя обманывать, что я живая, что я не виновата, что бог меня сделал такою, что мне нужно любить и жить»…

Права или не права Анна, мы не можем судить.

По крайней мере, не прежде, чем мы оценим степень её бесстрашия, как живого человека.

По крайней мере, пока мы не поймём, что будет с человечеством, с нашими семьями, с нашими жёнами, если Анна Каренина и анныкаренины в разные времена, в разных ситуациях струсят и отступят от своего чувства.

Отступят от чувства живого человека в мире, в котором живое неистребимо.

Анна Каренина: за сто лет тридцать экранизаций

Первая экранизация романа «Анна Каренина» состоялась в 1910 году, когда кино было ещё немым. Последняя экранизация, в 2013 году.

За сто лет «Анну Каренину» экранизировали около 30 раз. Практически каждые три года. Думаю, по пальцам можно пересчитать произведения мировой литературы, которые экранизировались бы столько раз.

В чём секрет такой притягательности «Анны Карениной» для кино?

Жанр? Несомненно, почти все экранизации «Анны Карениной» определяют жанр «драма, мелодрама». Хотя любой здравомыслящий человек понимает, что к мелодраме можно свести только жалкий слепок романа.

Исторические реалии? Это тоже весьма существенно: Россия, XIX век, высшее общество. Интереснейшая художественная задача – воссоздать на экране подобную атмосферу. Тем более, когда речь идёт о России, загадочной и непостижимой для западного сознания.

Но самое главное, всё-таки сама Анна Каренина, из XIX века и из всех времён сразу, русская и способная перевоплотиться в женщину другой национальности.

«Анна Каренина», одна из тех ролей, о которой мечтает каждая актриса, которая начинает сниматься в кино.

Не пытался посмотреть все экранизации, да и не было в этом особой необходимости.

Но на что обратил внимание.

«Анну Каренину» играли в кино такие актрисы как Грета Гарбо^[48], Вивьен Ли^[49], Татьяна Самойлова^[50], Жаклин Биссет^[51], Софи Марсо^[52], Татьяна Друбич^[53], Кира Найтли^[54].

Никто не будет спорить, что это не только прекрасные актрисы, но и красивые женщины.

В чём заключается их красота? Кто из них красивее?

Отвечать на такие вопросы, не бессмысленно, в том смысле, как не бессмысленной оказалась алхимия. Но в данном случае ограничимся тем, что «никто не спорит» и что «очень красивые женщины».

Задам более конкретный вопрос. Сколько лет Анне Карениной, в каком возрасте «прекрасные актрисы» играли роль Анны Карениной.

В романе «Анна Каренина» нет прямого указания на возраст Анны Карениной. Но есть упоминание о том, что она младше своего мужа Алексея Каренина, которому 44 года, лет на двадцать. Таким образом, ей не более чем 24–25 лет. При этом, мы должны принимать во внимание, что для 70-х годов XIX века, когда происходило действие романа, 26-летняя Анна считалась вполне зрелой женщиной, а её муж, которому 44 года, считался «почти стариком».