Мужчина и женщина: бесконечные трансформации. Книга вторая

Нападки не ограничились Карабахом. Приблизительно через год, в издаваемой в Баку газете «Бакинский рабочий»^[1040], была опубликована статья под названием «Бывшая благотворительница» в которой говорилось о том, что Гамида Джаваншир захватила кяхризы, принадлежавшие сельчанам, продаёт воду, и тому подобные измышления.

Гамида ханум посылала отчаянные письма Мирзе Джалилу, ведь у него были непосредственные контакты с самым высоким руководством Республики.

Приведу некоторые отрывки из переписки Мирзы Джаилила и Гамиды ханум, которые невозможно читать без щемящей горечи:

«1 февраля 1923 года.

Гамида! Получил твоё письмо ль 22 января 1923 года. Дети, узнав о бесконечных болезнях и больных в Кяхризли, за тебя сильно беспокоятся. Я дал им слово и снова напоминаю тебе: когда тебе от кяхризов и от кяхризцев станет совсем невмоготу, долго не рассуждай, брось всё и приезжай в Баку.

Даже если мельница не остановится раз и навсегда, рано или поздно мы должны разместиться в городе вместе с детьми и заняться ими. Сколько жизни отпустил мне Аллах, буду заниматься литературой. Если совсем одряхлею, знаю, с одной стороны нас не оставит без внимания огромное количество моих поклонников, с другой стороны, наши собственные дети придут нам на помощь, поэтому не думай что мы вечно должны жить за счёт этой мельницы, сада и огорода. Думаю и о том, что печатание моих произведений предоставит нашим детям широкие возможности. Если ты боишься холода, приезжай на праздник Новруз.

Одним словом, ты всегда должна знать, если однажды ты вернёшься к нам, твой приезд станет праздником для детей. А радость детей принесёт радость и мне…»

…когда через некоторое время Гамида-ханум приехала в Баку, она убедилась в том, что в доме живёт много разных людей, и ей буквально негде было приткнуться…

«22 марта 1923-го года.

Из Кяхризли.

Джалил! Не могу приехать и оставить здесь все дела. Оставаться же невозможно, невыносимо. Здесь несколько местных органов самоуправления. Каждое из них не признаёт решения другого. Они поднимают народ друг против друга. Если бы ты знал, какое столпотворение они создают! Целый год, как я перестала заниматься кяхризами. Всё кончилось тем, что кяхризы стали разрушаться. Вода стала убывать. Стремительно стали распространяться заразные болезни, сыпной тиф, и пр. Сельчане откровенно признали, что не могут пользоваться кяхризами, не способны. Добровольно и единодушно, с участием Исполкома и по настоянию общины они приняли решение вернуть кяхризы прежним владельцам… Можно сказать, что 2 месяца мы трудились не покладая рук, нашли средства, договорились с работниками, почистили разрушившиеся кяхризы, и в тот момент, когда мы почти закончили работу, явился руководитель Политического Бюро Ислам Гаджиев^[1041] со своим сотрудником Мухтаром Аскеровым. Они решили срочно начать против меня следствие, они меня долго допрашивали, потом показали результаты следствия и заставили подписаться. Потом они сказали, что кяхризы следует возвратить кяхризцам. На мой вопрос: «что же делать? Остановить работы и отпустить работников?», они ответили, зачем же останавливать, продолжайте работу по очистке кяхризов, а расходы они оплатят. Потом сказали, что я могу идти.

Ты меня знаешь, и ты понимаешь, что мне пришлось пережить, в каком положении я оказалась! Здесь, вдалеке от центра, не знаю что мне делать, кому мне верить – инженеру Петрову^[1042] или руководству Политического Бюро! Продолжать мне работу или приостановить её?!

Я должна завершить эту работу, в противном случае меня могут привлечь к ответственности. Что мне делать, как мне поступить, не знаю. Посоветуй! Ты поговори с Багировым^[1043], с Агамалы оглу^[1044], с Караевым^[1045]. Пошли мне ответ телеграфом. И я, и бедный Алиш все свои сбережения потратили на кяхризы, мы основательно задолжали… Больше не могу писать. С нетерпением жду ответа. Гамида».

«26 июня 1923.

Дорогая Гамида! Получил от тебя только письмо от 10 июня (об аресте людей и о конфискации лошадей). Когда ты была ещё в Баку, я тебе советовал, не ездить в Карабах. Я тебя предупреждал, что тамошнее сложное положение тебя замучает. После твоего отъезда здесь было принято решение Центрального Комитета о конфискации земель всех прежних помещиков. Хотя я так и не понял, о каких землях идёт речь. Ведь ни у кого не осталось никаких земель. Я тебе говорил, что для того, чтобы избежать каких-либо провокаций постарайся быть подальше от всех дел по аренде земель, которыми занимается Земельный Отдел. Знай, какие бы культурные или просветительские цели не преследовал этот Отдел, решение будет не в твою пользу. Одним словом, настоятельно прошу тебя, окончательно переезжай сюда в Баку, У тебя здесь будет много работы по воспитанию наших детей. Ты сможешь помочь мне в моей работе. А если у тебя будет желание работать, найдём тебе работу.

На днях Агамалы оглу просил передать тебе, он может устроить тебя на любую работу, которую ты выберешь.

Об аресте людей, о лошадях и оружии, я поговорил с нужными людьми. Но, Гамида, если сказать правду, я устал обращаться по вопросам, связанным с селом. Не успеваю я закончить с одним делом, как в селе начинается новый скандал, поэтому я считаю, у нас остаётся только один выход окончательно поселиться в городе…»

«12 августа 1923-го года.

Дорогая Гамида!

Наконец, я получил два твоих письма и в посылке на имя Музаффара, в Шушу, посылаю вам, десять фунтов сахара, один фунт чая, кофе и три пары чулок. Купил недорогие чулки, ты же будешь одевать их там, в провинции.

…не будем спрашивать себя, а может быть гений прижимистым, даже в отношении любимой жены…

Посылаю тебе газету «Бакинский рабочий» и журнал «Молла Насреддин». Не знаю, получаешь ли ты их там. Одно время в Баку было очень жарко, однако сейчас стало чуть прохладнее… Я тебе не советовал ездить в Карабах. Теперь после того, как Карабах получил автономию, положение там ещё больше ухудшится. Ясно, что некоторое время там будут происходить различные диверсии. Некоторых людей несправедливо начнут мучить. Снова тебе советую, в конце августа вместе с детьми приезжай в Баку и здесь оставайся. Ты же видела как безвинного Джалала^[1046], вместе с братом, целое лето продержали в тюрьме. Это было настоящее беззаконие. Однако никто никого не спросил, какой может быть вина человека, который всю жизнь проработал батраком. Я не вижу другого выхода, как быть подальше от Шушинского Политического Бюро, а ты будто нарочно стараешься быть рядом с ними. Если ты не можешь спокойно есть свой хлеб в дачном месте, среди гор, чего ради ты там находишься?

Для Энвера я привёз курятник с тремя курицами и одним петухом. Двери курятника закрываются замком. Курицы каждый день несут яйца. Мидхату я купил велосипед. Всем посылаю привет. Джалил».

Оставляю эти письма без комментариев, имеющий уши да услышит, имеющий глаза, да увидит.

И вновь повторю, давно пора издать эти письма отдельной книгой. Увлекательное чтение и бесценный источник по истории нашего прошлого.

…болезни Гамиды ханум

После рождения второго сына Гамида ханум сильно заболела. Её оперировали, но состояние её продолжало оставаться крайне тревожным, началось заражение крови. Гамида ханум вызвала Мирзу Джалила, продиктовала ему завещание как перед смертью. Мирза Джалил плакал, не скрывая слёз. Он не мог говорить, только безмолвно гладил её руку.

Врачи посоветовали Мирзе Джалилу отвезти жену в Бакуриани. Сосновые деревья и прохлада, плюс серные ванны, могли оказать целительное действие. Гамиду ханум пришлось на носилках посадить в поезд потом, снова на носилках донести до места, где они с Мирзой Джалилом поселились. Лечение, чистый воздух, серные ванны, действительно оказались целительными. Постепенно состояние больной стало улучшаться, она даже стала ходить, хотя и опираясь на костыли.

Через какое-то время Гамида ханум вновь сильно заболела. Вновь телеграммой вызвали Мирзу Джалила. Почти два месяца он ухаживал за женой, но ничего не помогало, пришлось вновь везти больную в Тифлис и оперировать. Мирзе Джалилу снял комнату в Тифлисе, чтобы каждый день навещать жену.

…болезни Мирзы Джалила

Мирза Джалил часто болел, но старался переносить болезни на ногах.

После многих лет изнурительной работы Мирза Джалил заболел тяжёлым склерозом, или если говорить языком медицины «атеросклерозом сосудов головного мозга». Считается, по крайней мере, так считает Википедия, что это болезнь пожилого возраста, только остаётся вопрос, что, с точки зрения всезнающей Википедии, считать «пожилым возрастом». Склероз поразил нашего великого просветителя Гасан-бека Зардаби, который прожил 65 лет, склероз поразил Мирзу Джалила, который прожил 66 лет. Свалим всё на «пожилой возраст»?!

Не знаю как с медицинской точки зрения, у меня своя, человеческая точка зрения. С горькой иронией думаю о том, что склероз должен был помочь и Гасан-беку Зардаби, и Мирзе Джалилу, забыть, не помнить о том, о чём им самим приходилось вспоминать с болью и разочарованием.

18 ноября 1930 года Мирзу Джалила ударил паралич, его левая нога и левая рука еле двигались.

Ему поставили диагноз закупорка сосудов из-за склероза и напряжённой работы, советовали длительное лечение в санаторных условиях. Совет Народных комиссаров выделил ему для лечения 200 рублей и предоставил путёвку в Кисловодск. Врачи советовали полностью отказаться от умственной работы.

Из Кисловодска он писал:

«20 декабря. Кисловодск.

Мои дорогие – Гамида, Мунаввар и Музаффар.

Ваше письмо получил, спасибо, мои дорогие!

18 ноября получил травму сосудов мозга. Левая рука и нога плохо двигаются…

Мидхет донёс меня сюда на руках. Пока отдыхаю, лечение ещё впереди. У моей постели попеременно дежурят Мидхат, Энвер, и П.А^[1047].

…не буду спрашивать, кто такая П. А., хотя не понимаю, почему в комментариях упомянуты лица, относительно далёкие от Мирзы Джалила, а о женщине (несомненно, женщине), которая дежурит у постели тяжелобольного, ни слова. Такая стыдливость не просто наивна, смешна, если не сказать сильнее. «Скелеты в шкафу», причём не только у мужчины, но и женщины, причём не только в реальности, но в сознании и подсознании (вы не забыли ещё разговор о фильме «С широко закрытыми глазами»^[1048]), развитие цивилизации давно не нагружает нравственным смыслом. А если кто-то, мужчина он, или женщина, гордится, что у него нет «скелетов в шкафу», то он просто панически боится жизни и столь же панически боится самого себя…

Мне часто пишите, обо всех новостях пишите. Только кроме политики. Жизнь очень уродлива!

Пусть Мидхат найдёт тебе (Гамиде) в Баку квартиру, ты тоже переезжай в Баку.

После того, как журнал окончательно закроется, будешь жить в нашем доме, вместе с детьми…

Прошу вас не пишите мне ни о чём, что может меня взволновать, например, о тревогах Мунаввар. На меня они плохо действуют, а мне сейчас волноваться нельзя. Прошу тебя (Гамида) забудь про обиду в отношении П. А. Постарайся внушить это и детям. Пока ты не переехала, она разместилась вместе с сестрой у нас.

Гамида, пиши мне длинные письма, сообщай обо всех новостях.

Устал.

Целую всех. Джалил».

В декабре 1930 года, когда Мирза Джалил возвращался из Кисловодска, его лечащий врач передал ему конверт с письмом для лечащего врача в Баку. Когда поезд подъезжал к Баку, Мирза Джалил не выдержал и вскрыл конверт. В письме было написано: «Судьба больного предрешена. Он не протянет больше двух месяцев». Мирза Джалил панически боялся смерти, и письмо сильно на него подействовало.

Прошёл почти год Мирза Джалил признался Гамиде ханум и о конверте и о его содержании. «Врач был неправ. После его приговора, я прожил уже 10 месяцев» – с удовлетворением говорил он жене.

…последнее лето в Шуше

Гамида ханум часто прерывает хронологическое изложение, это, естественно, наши воспоминания не бывают строго линейными, они перескакивают с одного, на другое, что более запомнилось.

Гамида-ханум запомнила последнее лето в Шуше. Остановимся на нём и мы.

Она приехала в Шушу заранее и сняла для Мирзы Джалила дом около реки, ниже «Иса булагы»^[1049], в месте, которое было известно как «сад Алексанбека». Она была уверена, что место это ему понравится.

Сама она, вместе со своими близкими, разместилась в самой Шуше.

Послали Мирзе Джалилу телеграмму, он приехал. Он казался усталым и постаревшим, но старался быть со всеми доброжелательным. Ночами спал тревожно.

В домике, который для него сняли, он прожил около месяца.

Гамида ханум приводит его первое письмо в Шушу:

«Гамида, лекарство получил. Твой чайник мы потеряли. Но я даю тебе слово, как приедем в Баку, куплю тебе точно такой же…

Как только мы устроимся, ты тоже можешь приехать к нам. Здесь сказочная природа. И вода здесь не хуже, чем в Иса булаге. Здесь есть хороший тут. Мне он как раз нужен. Пошли Гамер, пусть купит для нас пять фунтов риса…

До свиданья! Мунаввар посылает вам привет! И пошли немножко свежего лобби, около пяти фунтов.

Посылаю с Гамер двадцать рублей Дж.»

Мирза Джалил особенно воспрял духом, когда в Шушу на отдых приехал друг Мидхата, с письмом от него и коробкой шоколада.

Через месяц Мирза Джалил переехал непосредственно в Шушу и две недели провёл в доме, в котором жила Гамида ханум.

Каждый день Мирза Джалил и Гамида ханум, вдвоём, выходили на прогулку в окрестностях Шуши.

Однажды, во время прогулки, он вдруг глубоко вздохнул, и неожиданно сказал:

«Когда я умру, похороните меня здесь, на одном из этих холмов».

…рукописи, которые горят^[1050]

Мирза Джалил всегда говорил, надо хорошо кормить детей. Но на хорошую еду денег не хватало, это мучило его, заставляло нервничать, страдать. Но он никогда не обращался к кому-то за помощью. Стыдился признаться в постоянной нужде.

Не хватало денег не только на еду, но и на дрова. Кроме комнаты самого Мирзы Джалила, достаточно тёмной, окна остальных комнат смотрели на север. Когда дул сильный северный ветер, хазри, комнаты превращались в холодильник.

…в прошлом месяце (апрель 2016 года) намеревался посетить дом-музей Мирзы Джалила в Баку и лично посмотреть на эти комнаты. К сожалению, дом-музей оказался закрыт. Придётся ждать его открытия…

Мирза Джалил два или три раза вытаскивал из амбара старые ящики, развалившуюся мебель, чтобы как-то обогреть комнату, в которой спали Гамида ханум и Энвер. А Мидхат продолжал спать и работать в совершенно не отапливаемой комнате.

В один из декабрьских дней, когда был мороз и дул сильный хазри, Энвер с товарищами занимались уроками. Мирза Джалил посмотрел на них и сказал жене: «В таком холоде заниматься невозможно. Что им полезет в голову. Надо чем-то растопить печь». Он пошёл в свою комнату, вытащил из шкафа свои черновики, начал их просматривать и какие-то рукописи бросать на пол. Гамида ханум забеспокоилась и спросила его, что он собирается делать. Он ответил, что собирается затопить рукописями печь. Гамида ханум попросила не делать этого, не сжигать эти черновики, они ещё понадобятся, лучше поискать в амбаре что-то деревянное. Он ответил, всё, что можно было сжечь, он уже сжёг. С болью в сердце Гамида ханум смотрела, как он собрал большую охапку бумаг, поднёс их к печке и зажёг спичку.

Мне остаётся только сказать, что бывают случаи, когда рукописи горят, когда очень холодно, они горят особенно ослепительно. Только вот тепла от них не так много.

И добавить, может быть, кто-то считает, что Мирза Джалил был не прав, что эти рукописи не должны гореть, что они достояние национальной культуры. Я не из их числа, если ребёнку, живому ребёнку голодно или холодно, то думать о национальной культуре, просто безнравственно.

…смерть

4 января 1932 года, в 12 часов дня, Мирза Джалил ремонтировал в своей комнате замок. Гамида ханум за обеденным столом писала письмо сыну.

Мирза Джалил громко стучал молотком. Он спросил Гамиду ханум, не мешает ли он ей. Нет, ответила она, и продолжала писать письмо. Вдруг Мирза Джалил остановился и попросил помассировать ему руку. Гамида ханум увидела, что пальцы его немеют. Она стала массировать ему пальцы, но через пять минут обнаружила, что начинает неметь и другая его рука. Она испугалась, побежала позвать на помощь. Лицо Мирзы Джалила вдруг побледнело, он сказал: «в глазах у меня чернеет». Потом его вырвало, изо рта полилась желтая жидкость. Как только он пришёл в себя, он сказал: «Срочно позвоните Эдди (так он называл сына, Мидхета), пусть срочно приедет, врач не нужен!».

На вопрос, куда позвонить, чтобы вызвать Мидхета, он ответил: «В Государственный Плановый Комитет, 90–91».

Через пятнадцать минут он спросил: «Эдди пришёл?». Это были его последние слова. Гамида ханум ответила, что сейчас придёт.

Изо рта снова полилась жёлтая вода. Ему сделали камфорный укол.

Было два часа дня. Появился бледный, испуганный Мидхат. Он бросился на колени перед отцом, стал его целовать и всё звал: «Отец… отец». Но Мирза Джалил уже его не слышал. Зрачки его глаз всё больше становились неподвижными, лицо стало бледнеть. Мидхет бросился к телефону, вызвал врача.

Приехавший вскоре врач поставил диагноз: «Кровоизлияние в мозг. Он уже ничего не чувствует, он безнадёжен».

Гамида ханум, родные уложили Мирзу Джалила на кровать, продолжали массировать его руки и ноги, согревали их тёплой водой, снова сделали камфорный укол.

Мирза Джалил ничего не чувствовал. Он начал хрипеть, грудь его стала ходить ходуном.

Вдруг лицо его стало мертвенно бледным. Он испустил последний вздох и навечно успокоился.

Было 4 января 1932 года, 3 часа дня.

…некоторые итоги

Выше я привёл последнюю фразу «Воспоминаний» Гамиды Джаваншир: год день, час, смерти её мужа Мирзы Джалила. Но после этого она прожила ещё 23 года. Умерла Гамида Джаваншир в 1955 году, в возрасте 82 лет.

Нет необходимости особо останавливаться на том, какими оказались эти годы (XX век?!) для мира, для страны (СССР), для республики (Азербайджан), для города (Баку).

Как прожила эти годы женщина в здравом уме, относительно здоровая (ведь прожила ещё десятки лет), активная, энергичная, которая к тому же никогда не была обременена «кухонными заботами»?

Предположим то, что происходило в мире, в стране, в республике, в городе, её перестало интересовать (мало вероятно), а дети, внуки, близкие, родные? Почему не удосужилась написать об этом ни строчки?

Эти 23 года только этим и занималась, что писала воспоминания?

Полного ответа мы не получим, как всегда в подобных случаях, остаётся строить предположения.

Самое напрашивающееся, после смерти Мирзы Джалила, всё остальное померкло, включая мир, страну, республику город, детей, внуков, родных, близких. Остался один Мирза Джалил, во весь рост, таким, каким он оказался в её представлении. Если вспомнить, что во всех деталях она запомнила свою первую встречу с Мирзой Джалилом, и столь же подробно, почти по минутам, запомнила последний день его жизни, об остальном и говорить не приходится, то можно с высокой степенью вероятности сказать, действительно, остальное померкло.

Как пишет автор статьи в азербайджанской газете «Эхо», посвящённой жизни Гамида ханум, М. Багирова^[1051]: «Гамида ханум прожила долгую и полную событиями жизнь, пережив двух мужей, двух детей, трёх царей, три революции и две войны».

Гении по определению бывают сложными людьми, с ними всегда не просто. Мирза Джалил был не просто сложным человеком, у него был трудный характер, и он сам это понимал. Он был нелюдимым, одиноким, сильным, упрямым, своенравным, слабым, беззащитным, бесконечно альтруистичным, бесконечно эгоистичным, осознающим свой масштаб, и вечно страдающим из-за того, что современники этого не понимают.

Гамида ханум многое из этого знала уже после первой с ним встречи, многое ей предстояло узнать. Она не могла не понимать, что ей уже 34 года, что она сложившийся человек, что она дочь своего отца, который привил ей мужские черты характера, что она из ханского рода, всё это не может не сказываться на её самоощущении и на её поступках.

Она долго колебалась, было от чего. Такому Мирза Джалилу, каким она его почувствовала (и не ошиблась), нужна была другая жена, мягкая, нежная, во всём покладистая (в том числе и в постели). Она не была такой, во всём она была независимой, переделать себя она бы не смогла, да и не захотела бы.

Но она сделал свой выбор, «наступила на горло собственной песни», ровно настолько, чтобы не потерять свою независимость.

Она оказалась достойной женой гения. Но если нежная, во всём покладистая жена, став достойной женой гения, полностью растворилась бы в нём, то Гамида ханум осталась верной самой себе, поэтому нам трудно представить себе весь масштаб боли, масштаб обид, которые ей пришлось испытать от мужа, который, скорее всего, был слишком эгоцентричным, чтобы это понять и почувствовать.

Вместе с тем, в её выборе, несмотря на все его трудности, не было ничего жертвенного. Поэтому этот выбор решил и её собственную судьбу. Иначе говоря, во многом став женой Мирзы Джалила, она стала Гамидой Джаваншир.

Будем считать, что это моя версия «Воспоминаний» Гамиды ханум Джаваншир.

2016, 6 мая.

…краткое послесловие ко всему тексту

Признаемся, связка трёх женщин, трёх жён, Элеоноры Рузвельт, Гала́ Дали́ и Гамиды Джаваншир, поставленных лицом к лицу, не только парадоксальная, но и провоцирующая, эпатирующая.

Но как иначе освобождаться от навязчивых клише о женщине вообще, об азербайджанской женщине в частности.