Читать книгу: «Эхо проклятия», страница 4

Однако потакание девочке порой оборачивалось против самой Мэри, поскольку Руфь просто не могла удержаться от обсуждения Винса, хотя он должен был бы стать для них запретной темой. Кошмарная сцена, которую она запомнила так ясно, похоже, сильно повлияла на ее восприимчивую натуру. Снова и снова она рассказывала о пережитом ужасе. Руфь тогда была уверена, что в любой момент увидит смерть Мэри, хотя еще секунду назад та была жива.

Потом она поразила Мэри, рассказав, что видела, как Терри избил Бордера.

– Это было ужасно, мэм. Мистер Терри, он снял пальто, рубашку и жилет. Когда смотришь на него, понимаешь, что он очень сильный. Он наносил страшные удары. Они как будто исходили из середины спины, как будто у него там огромная пружина. А после того, как избил хозяина, мистер Терри взял ремень и выпорол его. А мистер Бордер выл, как я слышала, воют собаки.

Захваченная рассказом, Мэри до сих пор слушала, но теперь, подняв глаза, с упреком посмотрела на девушку. Однако гнев исчез также быстро, как появился. Выговариваясь, Руфь исцеляла себя, облегчала душу. Лучше все высказать, чем держать в себе.

– Как ты это увидела, Руфь?

– Занавески на кухне были неплотно задернуты, и до последнего времени я всегда открывала окно, как вы мне велели… Вот я и слышала…

– Слышала? – вопрос сам собой сорвался с губ Мэри.

– Хозяина и мистера Терри.

Она с загадочным видом наклонилась к Мэри.

– Был в тюрьме…и в Борстале, – торопливо произнесла она хриплым от ужаса шепотом. – У одной из наших девушек брат в Борстале. Я никогда не видела кого-то, кто был в тюрьме. Терри сказал хозяину, что обо всем знает. Он вот что сказал: Борстал, Винсент Бордер. Три года за изнасилование и рукоприкладство. Восемнадцать месяцев за мошенничество. Я не знаю, что значит изнасилование и рукоприкладство. Мошенничество – это в некотором роде воровство. А что такое изнасилование и рукоприкладство?

Руфь посмотрела на Мэри. Лицо у ее хозяйки побелело как мел, а глаза наполнились ужасом.

– О, мадам, я, наверное, сказала что-то неправильно…Я не думала…Я…

Руфь заплакала. Мэри безмолвно положила руку на ее голову. Борстал. Изнасилование. Мошенничество. Тюрьма… И это отец ее ребенка! К ужасу стала примешиваться ненависть. Она откинулась назад и яростно молилась, чтобы ее дитя перестало дышать. Терри скрыл от нее омерзительную правду. Ей не нужно было обо всем знать. Нет, все же нужно! О, как много разболтала ей девочка, которой, по вине все того же отвратительного человека, пришлось увидеть слишком много.

Они обе долго молчали. Мэри жалела о своей откровенности со служанкой и хотела, чтобы тетя Шарлотта приехала скорее. Но последнюю задержал пожар, который хоть и не был опасен, но все же причинил значительное неудобство.

Руфь сидела, съежившись и положив руки на подбородок. Она смотрела в огонь.

– К нам приедет ярмарка.

Мэри вздрогнула, вырвавшись из путаных мыслей.

– Ярмарка? – рассеянно спросила она.

Глубокий вздох девочки привлек ее внимание.

– Да, мэм…. Я никогда не видела ярмарки.

– А хотела бы?

Серьезные глаза, в которых уже зарождался восторг, искали взгляд Мэри.

– О да, мэм!

– Значит, увидишь!

Мэри почти казалось, что в жизнь возвращается привычный мир. И все же мира она не знала и не чувствовала. Винс, через контору Терри, нашел работу секретаря Института спорта. Это место годилось для человека со средними умственными и физическими способностями. Винс вроде был доволен. Когда бы они с Мэри ни встретились, он всегда был подчеркнуто вежлив, однако в непроницаемом лице мужа она замечала, или ей так казалось, странную насмешку.

Она часто говорила себе, что долг перед Терри она никогда не выплатит. Если бы не он, Винс продолжал бы мучить ее. Пока тети Шарлотты не было, миссис Тэтчер приглядывала за домами Клиффов и Родни. Экономка всегда появлялась, когда Винс возвращался домой поесть или переночевать. Теперь в доме Мэри его видели только в это время. Кроме того каждую ночь миссис Тэтчер, суетливый охранник, уверенно занимала кровать Бордера в спальне Мэри. Она расчетливо перекрывала доступ к постели хозяйки дома.

Мэри запирала двери, и все же, несмотря на предосторожности, никогда не засыпала без тревоги в сердце, чувствуя себя в опасности. Она очень боялась пожара, но, несмотря на силу страха, никому не говорила о нем. Словно обладая способностью читать мысли, Мэри знала, что Винс питал к ней безумную ненависть, которую однажды ужасным образом выразит. Вполне в его духе напиться и поджечь дом, при этом насмехаясь над последствиями, если вовсе забыв о них.

Бордер доказал справедливость ее суждений за три дня до приезда тети Шарлотты, в день рождения Мэри. Она не понимала, как он узнал о ее празднике, ведь она не говорила о нем никому, кроме Руфи. Приехала ярмарка, на которой развлечься в честь праздника хотела и хозяйка, и ее служанка.

Мэри с нетерпением ждала этого, отчасти потому, что приближалась к возрасту, когда ярмарки становятся куда важнее любовных историй, а отчасти потому, что ее обещание много значило для Руфи, к которой Мэри по-настоящему привязалась. К тому же она изо всех сил надеялась, что сможет отвлечься от невеселых мыслей.

Бордер испортил эти приятные планы незадолго до того, как они должны были осуществиться. Он поздравил Мэри с днем рождения.

Утром, когда они встретились за завтраком, на столе рядом со стулом Мэри лежали подарки от дядей и тетушек, с которыми она виделась довольно редко, от тети Шарлотты и от друзей, и, особенно ценные для Мэри, от Терри, его матери, миссис Тэтчер и даже от Руфи. Все подарки были важны для Мэри, не потому что стоили дорого, а потому что означали сердечную привязанность близких.

От Винса не было ничего. Мэри не ждала поздравлений и удивилась бы, если бы он знал о ее празднике. Но все же посылки ясно указывали, что сегодня особенный день, поэтому не было ничего странного в том, что Винс с торжественностью посла пожелал ей счастливого дня рождения. Однако его следующая фраза поразила Мэри.

– Моего подарка среди тех нет. Его позже доставит посыльный, – сказал он.

Мэри растерялась и почувствовала себя подавленной. Ее возмутил великодушный вид Винса. Она опустила голову и холодно поблагодарила. Чувствуя взгляд мужа, Мэри подняла глаза. Ее поразила сквозившая в нем жестокость и то, чего она не могла описать словами. Словно мифологическое зло смотрело сквозь густую листву деревьев на случайную жертву, для которой оно приготовило ловушку, или ифрит надел воротничок, галстук и деловой костюм, чтобы сыграть с ничего не подозревающими смертными нечеловеческую шутку. Мэри не могла бы описать опасное озорство в лице Винса. Это озорство вовсе не было детским, хотя и на лицах взрослых Мэри никогда не видела ничего подобного.

«У него в венах вместо крови лунный свет, – она произнесла эту странную фразу про себя, а потом добавила, – какая необычная мысль».

Вин сосредоточился на яйце, которое ел и больше ничего не говорил о подарке.

Когда Мэри делала последние приготовления перед тем, как отправиться с Руфь на ярмарку, местный мальчик, которого ее служанка не знала, доставил маленькую корзину.

– Это щенок, мэм, – с восторгом объявила Руфь, принеся ее.

Было ясно, что девочка с нетерпением ждет, когда хозяйка откроет подарок, но интуиция требовала, чтобы Мэри отослала служанку.

– Пойди к миссис Тэтчер, спроси, не сможет ли она разменять фунтовую банкноту.

Лицо Руфи разочарованно вытянулось, но, привыкшая к строгой дисциплине, она вышла. Несмотря на предчувствие, Мэри была заинтригована, когда открыла корзину.

«Он знает, как сильно я люблю животных. Я сама ему говорила. Это искренняя доброта?» – думала она.

Крышка откинулась, и маленький обитатель умоляюще посмотрел на нее. Какие милые глазки! У Мэри потекли слезы.

«Неужели это правда? Винс подарил мне это очаровательное существо?»

Она вытащила щенка и с тошнотворным отвращением поняла, что он был полностью изувечен. Неудивительно, что вместо дерзкого взгляда, она видела лишь скорбный вопрос: За что? Весь мир, вся жизнь… а для меня ничего. Почему? Что я сделал?

Мэри нежно положила кусочек израненной плоти в корзину, закрыла крышку и побежала вниз, звонить Терри.

– Это ты, Терри? Позовите мистера Клиффа, пожалуйста. Скажите, звонит миссис Бордер… Ох, Терри… Винс подарил мне щенка… Нет, подожди… Мальчик принес его и тут же ушел… Щенок был в маленькой корзине… Дай мне минуту, у меня сердце колотится… Он страшно искалечен… Ни капли надежды, его надо немедленно усыпить… Ты сможешь… Мы с Руфью как раз собирались на ярмарку… Она принесла корзину. Я отправила ее с поручением. Скажу ей, что щенок умер. Она так ему обрадовалась…

– Иди на ярмарку и предоставь дело мне, – ответил Терри. – Бедный ребенок! Бедная маленькая девочка!

– И бедный, бедный щенок, Терри! Он такой милый.

– Не позволяй Руфи думать о том, что случилось, дорогая. Хорошо, что вы собираетесь на ярмарку. Я слышал, она чудесная. Я сам хочу сходить на нее, пока она не закончилась. Хочу увидеть Непостижимое.

– Что это?

– Один из уродов…Просто ужасный, Мэри… На него нельзя смотреть всем подряд, так что я не показывал бы его девочке. Да и тебе смотреть не стоит… Понимаешь, сейчас это может негативно на тебе сказаться…

– Хорошо, Терри… Ты мудрый человек.

Как Винс узнал о ее дне рождения? Она не говорила ему, и Терри, конечно, тоже не сказал бы. Руфь вообще с ее мужем не разговаривает. Возможно горничная поделилась с кем-то, например, когда покупала подарок для Мэри. Девочку часто отправляли с поручениями в деревню. Могла ли она случайно проговориться? Сердце Мэри сжала тревога. А что если Руфь рассказала, что произошло в ее доме, когда Винс вернулся? Мэри посмотрела на счастливо-взволнованное, сияющее, румяное лицо, словно с картины Грёза. Руфь не причинила бы ей вред намеренно и не совершила бы подлость. Но все же Мэри хотела убедиться.

– Руфь?

– Да, мэм?

– Когда тебя отправляли с поручениями, ты никому не говорила о том… о том, что произошло дома, между мной и мистером Бордером?

– О, нет!

– Ты никому не сказала ни слова?

– Нет, мэм.

– Ты ведь понимаешь, что причинила бы мне ужасный вред, если бы рассказала хоть одной душе?

– Ни за что на свете не рассказала бы, мэм.

– Тогда я хочу кое-что понять.

– Да, мэм?

– Как хозяин узнал, что сегодня мой день рождения?

Девочка ничего не ответила. Мэри увидела, что она смотрит на витрину с щенками.

– Смотрите, мэм, щенки!

– Да, Руфь.

– Хотелось бы мне увидеть вашего.

– Ты не сможешь, Руфь.

– Не смогу?

– Нет, дорогая, – в голосе Мэри послышалось рыдание.

Девушка посмотрела на нее и неожиданно сделалась пунцовой. Больше о щенках она не говорила.

Между ними пролегла тень, но все же радость захватила их с первых мгновений на ярмарке, очень большой, со множеством мелких интересных вещиц, большинство из которых они купили, и каруселей, на которых катались. Если бы Мэри нужно было заразить весельем, она бы подцепила «заразу» от своей ликующей компаньонки, однако нужды в этом не было. Молодая женщина позабыла дом, Бордера, печали. Все исчезло в сумасшедшей радости. Они кружились как обезумевшие волчки, падали словно метеориты, взмывали вверх визжащими ракетами и снова ныряли, как будто раскачивались на качелях. Они покупали жареный арахис, конфеты и с наслаждением ели их. И только когда Мэри почти драматически столкнулась с коротким и ярким объявлением, она вспомнила, что вышла замуж, собирается стать матерью и что судьба жестоко подшутила над ней. Они с Руфью, как и многие другие, резко остановились и посмотрели вверх, где грубыми черными буквами было написано: «Непостижимое».

Здание выделялось среди других строений на ярмарке мрачностью. На фоне фасада стального цвета вывеска особенно бросалась в глаза. Отсутствие украшений и простые, не кричащие буквы разжигали любопытство и придавали словам зловещий смысл. Тягостное впечатление усилилось, когда через турникет вышел мужчина и заговорил с собравшимися. Тихий, ненавязчивый, совершенно неяркий человек обратил на себя все внимание толпы. Он был высоким, смуглым, мрачным. В нем чувствовалась сила. Он заговорил глубоким, негромким, властным голосом, которому легкий иностранный акцент придавал еще большую выразительность.

Он рассказал, что он врач и обладает такими-то и такими-то степенями.

– Непостижимое представляет собой настоящую загадку. Это волк? Это обезьяна? Это демон? Есть ли у него сверхъестественные способности? Одержим ли он? Некоторые уверены, что это человек, которого контролирует и невыносимо мучает злой дух, из-за чего Непостижимое кричит от душевной боли. Временами он лает, временами говорит на разных языках. Иногда он просто рычит. Я призываю врачей в этом городе высказать авторитетное мнение о природе существа, также как я просил об этом докторов в других больших и маленьких городах по всему миру.

Я путешествовал с этим созданием повсюду, меня сопровождали выдающиеся ученые. И они, и я сегодня знаем о Непостижимом не больше, чем в первый день, когда я взял на себя заботу об этой живой и ужасной загадке. Прежде, чем я приглашу вас взглянуть на странное поведение существа, которое оно может продемонстрировать в любой момент, я должен предупредить, что выглядит создание болезненно и страшно.

Впечатлительных людей с болезнями сердца, беременных женщин и молодых людей я прошу уйти. И я должен предостеречь вас, что по приказу властей существо находится в клетке, так что никому из зрителей не грозит быть разорванным на куски. Те, кто закончил осмотр, скоро выйдут. Когда будет дан сигнал, желающие увидеть Непостижимое смогут войти.

Мужчина исчез также внезапно, как появился, и почти сразу множество человек стало выходить через турникет. Вдвое больше людей ждали возможности войти.

– О, мэм, мы можем пойти?

– Нет, нет! – резко ответила Мэри и отвернулась.

Если существо и правда такое, как его описал мужчина, оно не должно путешествовать по миру вместе с сельской ярмаркой. Совершенно очевидно, что эта затея окупает себя… Но она лучше спросит Терри о его впечатлениях. Слов смуглого зазывалы оказалось достаточно! Он создал атмосферу зловещей опасности и неестественности, в точности такой же, как у нее дома. Стоя перед этим серым, чужеродным фасадом, Мэри почувствовала угрозу. Поскольку она все же мать своему ребенку, она должна хранить его также, как иерархи свои священные тайны.

Неожиданно она ощутила непреодолимое отвращение к Бордеру… Ненависть… Если ребенок будет похож на него, она бросит их обоих. Иначе жизнь станет невыносимой, а самоубийство – единственным выходом.

Теперь она в полной мере осознала весь ужас и всю ненависть к Винсу. Ужас был сильнее и походил на тот, который она ощутила перед стальным фасадом аттракциона. Мэри понимала, как одно впечатление связано с другим. Нечто враждебное, зловещее, неестественное и отталкивающее немедленно напомнило ей о муже. Она вспомнила раны, искалеченного щенка, насилие и то, что делал Винс с ее телом, бессердечность Бордера, его странную ауру, взгляд, отчужденность, отличающую его от обычных людей.

В то же время она поняла, что образ Винса преследовал ее. Он не уходил из ее мыслей ни во время бодрствования, ни во сне. Казалось, его личность заполнила ее дом. Бордер проник в его кирпичи, стал его пылью. Подавляющий. Опасный. Богохульный. Он осквернил ее, женившись на ней.

Мэри знала, что Руфь смотрит на нее с удивлением, не понимая, почему до сих пор беззаботная хозяйка вдруг стала угрюмой и отказывается от интересного развлечения. Руфь, разумеется, не видела того щенка. А Терри уже увидел. Что он об этом подумал? Что он сделает? Она надеялась, что ничего. Был лишь один способ очистить ее жизнь от Бордера – полностью разорвать отношения. Она раздумывала, возможно ли это сейчас? К сожалению, нельзя выключить память, словно радио. И ребенок… О нет, лучше ничего не делать.