Читать книгу: «Эхо проклятия», страница 3

Он помог ей с удивительной проворностью, так что она даже относительно легко смогла подняться с постели. После этого Бордер благоразумно исчез, а Мэри спустилась вниз. В ее сердце появилась новая надежда, а в душе понимание своей миссии. Мэри чувствовала себя возрожденной настолько, что смогла встретиться с Элизабет. Та, правда, имела обыкновение говорить, что у нее на душе мозоли и что в человеческие обещания она верит не больше, чем в божественные свершения.

– Мистер Бордер просит прощения, – сказала Мэри без всякой робости, поскольку верила в классовые различия и в благородство извинений хозяина дома, которых более чем достаточно, чтобы компенсировать любой вред, причиненный слуге. Элизабет фыркнула.

– Положение вещей не меняется? – сухо спросила она. В ее фразе прозвучало все разочарование, которое Элизабет испытала за годы службы.

Мэри объяснила происходящее.

– Ах, да. Что ж, мадам, в любом случае я напоминаю вам о своем замечании. Более того, я предпочитаю отказаться от зарплаты и уйти немедленно.

Потребовались долгие уговоры и много усилий со стороны Мэри, чтобы Элизабет согласилась остаться, пока молодая хозяйка не найдет ей замену.

– Хорошо, мадам. Вы даете много красивых обещаний. И все же я хочу, чтобы вы понимали: при первых признаках проблем я немедленно покидаю вас.

Однако через час даже Элизабет поддалась на уговоры Винса и его неотразимому очарованию.

Глава 4

Глава IV

Терри демобилизовали и по дороге домой он случайно услышал имя Винсента Бордера, в тот редкий момент, когда не думал о своем друге и о той, на ком он женился. Вот как это произошло. Он путешествовал вместе с Томом Мордаунтом, адвокатом, который тоже тепло попрощался с войной до наступления следующей. Том уронил толстый бумажник, из него выпали несколько фотографий, на одной из которых был Винс. Терри поднял упавшие вещи и вернул Тому.

– Откуда у тебя фото этого симпатичного парня?

Том Мордаунт небрежно взял карточку и насмешливо посмотрел на Терри.

– Он теперь благородный солдат, который к тому же выполняет поручение Его Величества?

– Ты что, знаешь его?

– И кое-что о нем, – Мордаунт ухмыльнулся. – А что знаешь ты, законник?

– Человек с хорошими связями, был в Кембридже, когда началась война, имеет собственные средства.

– Как мило! А он случайно не упоминал, что был в Бристоле и в некоторых из гостевых домов Его Величества?

– Ты шутишь, Том! – встревоженно воскликнул Терри.

– Терри, старина, я защищал его когда он проходил по делу об ужасном изнасиловании. Жестокое нападение на несовершеннолетнюю девушку. В Олд-Бейли ему дали три года. А совсем недавно он получил восемнадцать месяцев за мошенничество. Вот тебе и собственные средства.

– Боже! Боже!

Том взглянул на спутника и его непринужденная манера изменилась. Было ясно, что Терри в ужасе.

– В чем дело, старина?

– А? Что?

Поглощенный своими мыслями Терри не понял вопроса, но вместо этого спросил сам:

– Ты не можешь ошибаться? Парень ведь моих лет.

– Так он говорит! Этому ничтожеству тридцать один год.

– Но выглядит он…

– На любой возраст, какой пожелает. Я не ошибся, дружище. Его физиономию я узнаю где угодно. Не существует второго такого же красивого, похожего на святого преступника. Он закоренелый, неизлечимый авантюрист и негодяй. Любая женщина с ним в опасности. Любой ребенок с ним в опасности. Ненормальный – вот самое мягкое, что можно сказать о Бордере, если это его настоящее имя. Но ты то почему волнуешься, холостяк?

– Лучше не спрашивай, Том. Это касается меня самым непосредственным образом. Давай забудем об этом?

Том немедленно оставил тему, однако рассказ омрачил светлую молодую жизнь его спутника. Терри с восторгом ждал возвращения домой, мечтал снова жить рядом с Мэри, заглядывать в гости, проводить вместе с нею и Винсом веселые вечера, прогуливаться по интересным местам. Но теперь! Теперь он был ужасно встревожен. Если бы он знал обо всем раньше… Если бы. Бесконечные «если бы». Ужасно, что Винсента демобилизовали раньше. Только небеса ведали, что произошло с Мэри. У Терри не было ни малейших сомнений в правоте Мордаунта.

Том был осторожным человеком и никогда не утверждал что-либо, не имея доказательств. Ему было почти сорок, и он не поддавался фантазиям.

Слава богу, Терри возвращался. И слава богу, Мэри и Винс оставались в ее доме. Впрочем, это было неизбежно, ведь господин Винс хотел безопасности, легкости и комфорта, которые так отличались от весьма недружелюбной тюрьмы.

Какой хитрый дьявол! Как он обманул Терри! Хотя, говоря по правде, Винсу не удалось одурачить его полностью, ведь Терри чувствовал неладное и по глупости не доверился своим сомнениям. Вернее, интуиции. Мог ли он предупредить Мэри? Вряд ли. Разумеется, она бы спросила, знает ли он что-то плохое о Винсе. Люди обычно не доверяют чутью, хотя постоянно убеждаются в его безошибочности.

Мэри осталась одна в мире, и защитить ее было некому, кроме друзей, ближайший из которых он сам. Терри, получив плохие новости, должен был что-то предпринять. Разумнее всего оценить ситуацию на месте и отреагировать соответственно. Очевидно, он должен рассказать Винсу о том, что все знает. Терри обдумывал всевозможные трудности, с которыми ему предстоит столкнуться.

Он ждал, что его возвращение будет самым счастливым, но теперь вовсе не возвращался бы, если бы не переживал за Мэри. Не только трудности беспокоили его, но и отсутствие материнских советов, поскольку миссис Клифф все еще была занята на службе. Терри не знал, когда снова увидит сестру, а отец умер. Пустой дом еще больше подорвет его уверенность в себе, хотя миссис Клифф и написала их старой экономке Тэтчер, попросив ее привести все в порядок и присмотреть за Терри. Дела пойдут лучше, когда сама миссис Клифф сможет оставить работу и вернуться домой.

Однако, приехав, он обнаружил, что несмотря на неизбежную пустоту в доме, все в нем идет своим чередом, как было, когда он уехал во Францию. Хозяйничала миссис Тэтчер, ей помогала розовощекая кухарка. Горничная Энн, которой следовало бы выйти замуж, вместо этого вернулась, чтобы поддерживать порядок в верхних комнатах. Дом был аккуратным и ярким, каким его любила видеть миссис Клифф. Тэтчер, заботившаяся о Терри с тех пор как он был ребенком, заменила ему отсутствующую мать. Она любила его также сильно, как сама миссис Клифф.

Пока Терри почти час воздавал должное обильной трапезе, он едва не забыл о своей тревоге за Мэри. Распаковав вещи, он принял ванну и надел непривычную повседневную одежду. Теперь он курил, а миссис Тэтчер рассказывала ему о важных переменах и новостях их района, в котором редко случались мрачные происшествия. Самым ужасное, по мнению Тэтчер, сейчас происходило в доме Родни. Она хорошо знала эту семью и любила Мэри лишь немногим меньше, чем Терри.

Когда-то она горячо надеялась, что молодые люди поженятся и знала о негасимой любви Терри. Поэтому она не хотела делиться плохими новостями и ранить его чувства, ведь он и так настрадался за почти пять лет войны. Как жаль, думала она, что Терри должен услышать о таком в первый же вечер своего возвращения с чудовищной бойни, но все же мудрее сказать ему, чтобы он не отправился радостно приветствовать Мэри через садовую ограду, как делал раньше, или не услышал эту историю, которую следовало рассказывать осторожно и тактично, от другого человека, менее озабоченного его душевным покоем.

К ее удивлению Терри сам затронул тему, и ей не пришлось искать слова, чтобы начать.

– У наших соседей проблемы, миссис Тэтчер?

– Проблем предостаточно. Но как об этом узнали вы, мистер Терри?

– Слышал кое-что по дороге.

– Зачем только мисс Мэри вышла замуж за этого дьявола?

– Дьявола?!

– Да, он дьявол. Ни больше, ни меньше. Он мучает ее.

– Что?

– Это правда.

– Виски?

– Да. Все началось на четвертую ночь после его возвращения. В доме произошло что-то ужасное, но тогда я ничего не знала. С тех пор кошмары несколько раз повторялись. В последний раз он пнул ее в живот так, что она неделю пролежала в постели. После каждого припадка он уверяет, что раскаивается и ведет себя нормально несколько дней, потом все начинается сначала. Элизабет ушла. Мэри наняла вместо нее молодую девушку, но, по-моему, большую часть работы по дому она делает сама. Меня она избегает. Я видела ее в прошлую пятницу и ужаснулась. От ее жизнерадостности не осталось и следа.

Словно по воле дьявольской силы раздались несколько пронзительных воплей, прервав рассказ окаменевшей миссис Тэтчер. Терри по-военному быстро вскочил и рванулся туда, откуда несся крик. Через мгновение он уже распахнул французское окно и шагнул было наружу, когда увидел, как к нему через сад бежит обезумевшая девушка с широк открытыми глазами. Служанка Мэри! Девочка, не старше шестнадцати лет.

– Помогите, пожалуйста, пожалуйста! Он убьет миссис! Выстрелит в нее!

Задыхаясь, она камнем рухнула к ногам Терри. Он помчался в ночь по старой тропинке в сад Родни. Терри ничего не слышал, пока бежал. Это и пугало, и давало надежду. Ни выстрела. Ни крика.

Задняя дверь оставалась открытой. Вбежав в дом, Терри на секунду остановился, чтобы скинуть туфли. Вспыхнул свет. Дверь гостиной была открыта. Захваченный увиденной картиной, Терри замер. Мэри, широко раскинув руки, словно распятая, стояла спиной к камину. На ее лбу темнел синяк. Лицом к ней и спиной к Терри стоял Винс. Он слегка покачивался, будто кот, наслаждающийся ужасом мыши. В руках он держал пистолет. Тело Винса скрутило неестественным образом, а с губ непрерывным потоком срывалось странное бормотание.

Мэри была в страшной опасности. Ее ужас не удовлетворит демона, живущего в Бордере. В любой момент Винс может выстрелить. И все же Терри понимал, что внезапный окрик или неожиданная атака не испугают этого человека, разум которого воспламенен виски и невыносимым желанием убивать.

Потом его осенило.

– Смир–но!

Выронив револьвер, Бордер вытянулся как шомпол в воинском приветствии. Через мгновение он осознал подвох и нагнулся, чтобы схватить оружие, но опоздал. Револьвер уже держал Терри. Пьяный мужчина повернулся и резко замер, увидев направленный на него ствол. Потом глаза Винса хитро заблестели, а на губах появилась улыбка.

– Ты не выстрелишь, Терри.

Странными, семенящими шагами Винс приближался. Выражение его лица было знакомо Терри еще с тех времен, когда они снова и снова вместе шли в атаку. Дрожь прошла по его телу. Казалось, Винс не боится, но бросает вызов оружию, несущему смерть человеку.

Терри положил револьвер в карман. Бордер прыгнул, но не успела Мэри ахнуть, как он уже лежал у ног противника. В тот же момент, тяжело дыша, в комнату вошла миссис Тэтчер. Она немедленно кинулась к Мэри. Та все еще стояла в позе распятия и смотрела на Терри. Он тоже смотрел на нее, и в его глазах читалось все, что было у него на сердце.

Появление миссис Тэтчер словно разрушило чары, обнажило сердца и души, открыло тайные двери, показало упущенные возможности. На мгновение появилось удивительное сокровище, которое непременно нужно было обнаружить, чтобы оно не осталось скрытым навечно.

Терри грубо привел Винса в чувство, сунув его под кухонный кран. После этого Бордер, взлохмаченный, порезанный, окровавленный, протрезвевший и раболепный, стоял и тихо плакал, также как недавно он заставлял плакать Мэри.

– На этом наша маленькая ссора закончена, Бордер, – сказал Терри, надевая рубашку. – Заметь, всего лишь небольшая потасовка. Такое впечатление, что ты никогда не подвергался настоящему рукоприкладству.

Бордер, страдая также, как до сих пор страдала Мэри, молчал. Возможно он пытался понять, что этот тощий громовержец с угрюмым взглядом понимает под рукоприкладством. Если уж на то пошло, Винс подвергался грубому обращению и мог быть смелым, правда его смелость часто служила дурным целям. Однако он понимал, когда лучше отступить, когда он встретил того, кто сильнее.

Винс уже знал, что Терри презирает опасность, и что его мышцы подобны стальным тросам, однако он совершенно недооценил безжалостность своего друга, задетого за живое. Перед Бордером стоял пресловутый британский бульдог, который редко скалит зубы и показывает злость, но достаточно одного толчка, одного слишком дразнящего рывка, и вот уже проявляется в человеческой природе нечто смертоносное.

В его пьяном, униженном, извращенном сознании пробудилась дьявольская хитрость. Теперь Бордер должен был сражаться не за свое благополучие, но за желанную безопасность, на которую уже почти не надеялся. Его тайный разум, словно клубок извивающихся гадюк, нуждался в сокрытии своей истинной природы. Винсу придется отпустить беспомощную жертву, которую даровал случай. Бордер отдал демону все, что было в этой интрижке с Мэри, и теперь ему нужно остановиться, найти тайные способы удовлетворять страсть к пороку, потому что он должен во что бы то ни стало сохранить свое убежище.

Теперь он соберет в кулак свою не такую уж слабую волю. Каждый атом в его теле будет сопротивляться желанию пить виски. Он будет пить джин. Джин разгорячит, возбудит и удовлетворит его, но не даст вырваться наружу той страсти, которую может усмирить только человеческая боль.

Винс поднял голову. Выражение его лица было таким же как во Франции и навевало память о средневековых святых и благородстве. Терри мрачно смотрел на него и молча ждал.

– Знаешь, Терри, – мягко начал Винсент, – ты и правда дарованный мне судьбой ангел.

– Надо же! Опять мамочкины истории о потерянном мальчике, да, Бордер?

Винс посмотрел на него настороженно. Характер у Терри Клиффа стальной, что правда, то правда. А ведь он казался таким робким.

– Это все проклятое виски.

Он украдкой глянул на Терри и увидел его насмешливый взгляд, который так встревожил Винса, что ложь замерла на его губах.

– Борстал, Винсент Бордер. Олд-Бэйли, Винсент Бордер. Три года за изнасилование и побои. Восемнадцать месяцев за мошенничество, – Терри поправил галстук. – Тридцати одного года вполне достаточно, чтобы преодолеть любые грязные порывы, тебе не кажется?

Рот Винса приоткрылся, в блестящем взгляде читалось потрясение. Терри, как будто с помощью магии, узнал обо всем. Бордер знал, когда слова бесполезны. Он осторожно сел в кресло, положив локти на колени, и уперся подбородком в ладони.

– Собственные средства, да, Бордер? И ты вовсе не обездоленный искатель приключений, о нет! Какую лапшу ты навешал на уши Мэри о своей жизни?

Бордер не двигался. Его взгляд мрачнел, во рту он ощущал горечь. Нечто в его позе напоминало о вечности. Тот, кто хорошо знаком с природой человека, понял бы, что разум Винса не занимали насущные проблемы. Он ушел в затененный мир прошлого.

– Так, пора что-то делать с ситуацией, – сказал Терри неожиданно деловым тоном. Винс по-прежнему сидел, сгорбившись. Его взгляд оставался тяжелым, яростным, непреклонным.

– Никто ничего делать не будет. Мы обвенчаны, Мэри и я. Она настояла на этом. К лучшему или к худшему, но это был ее выбор… Я вижу, ты читал мое досье. Однако ты ничего не узнал из него о моей тайной истории. В нем говорится о последствиях, но не называются причины, которые нужно знать, чтобы быть справедливым в созданном нами мире. Я родился не таким как все. Ты родился нормальным. Мэри тоже. Вам обоим повезло. Мне нет, вот и все.

– Ты говоришь, что никто ничего не сделает, но теперь решаешь не ты, а Мэри. Закон сможет и должен развести вас. Даже если доказательств еще нет, пройдет совсем немного времени прежде, чем они появятся, и вы расстанетесь.

– Мэри не пойдет на это.

– Ты так думаешь?

– Я знаю. Она так и осталась женщиной довоенного времени. Старомодной. Она не захочет скандала.

Терри пристально смотрел на него. Удивительно, но этот изгой точно описал Мэри. Не иначе, как ему помогло неземное прозрение. Да, она не захочет скандала, если только ее не заставят те, кто заботится о ее благополучии. Терри так и поступит.

– Есть человек, который имеет влияние на Мэри. Это я. И я собираюсь убедить ее…

– Не трать слов попусту, – Бордер впервые поднял невидящий, как показалось Терри, взгляд на разозленного собеседника. – У Мэри будет ребенок.

Терри глубоко вдохнул, оставаясь неподвижным.

– Это все меняет, да, капитан?

Мерзавец был прав. Терри действительно тратил слова попусту. Он знал Мэри. Знал, что она будет терпеть пытку до самой смерти, но не подвергнет будущего ребенка общественному унижению.

– Как жаль, что тебя не пристрелили на войне, – прорычал он.

Бордер кивнул.

– Да, это решило бы проблему. Но я жив и хочу жить дальше.

– Если бы мы на пять минут очутились в траншеях, ты бы в живых не остался. И если ты снова заставишь Мэри страдать, я тебя прикончу и здесь.

Невидящие глаза сверкнули.

– Я оставлю ее в покое и завяжу с виски. Придется, я понимаю. Стану просто арендатором в доме Мэри, если ей это понравится. Найду работу и буду вносить плату. Но я не уйду. Не уйду без скандала. К лучшему или к худшему, но все останется, как есть.

Яростно размышляя, Терри закурил. Он, конечно, должен обсудить дело с Мэри, но не будет рассказывать ей все. Нет нужны мучить ее, ведь она и так страдает от того, что ее мир рушится. Неожиданно он поймал на себе взгляд Винса – странный, потемневший и всевидящий, как будто существо было способно читать мысли Терри.

– Я теперь часть ее жизни. Лучше смирись с этим. Я заключу с тобой договор. Тайный, если пожелаешь. С твоей стороны будет мудро принять его, если же нет… – он резко выпрямился и замер. – Есть силы, о которых ты не догадываешься, к которым я никогда не обращался, не смел обращаться. Но я сделаю это, если ты меня вынудишь.

Неужели эта тварь сумасшедшая? Однако сейчас в глазах Бордера читалось холодное здравомыслие. Он смотрел на Терри пристально, ясно, проницательно.

– Сядь и послушай. Я расскажу тебе правду о себе. Ты поймешь, почему я такой.

Вопреки желанию сохранить контроль, Терри сел. Винс сидел напротив и наполовину печально, наполовину властно смотрел в глаза молодого мужчины. В немигающем взгляде Бордера Терри снова увидел что-то странное, звериное.

– Человек может быть лишь таким, каким сделали его отец и мать. Их тоже создали родители. Мы не вольны выбирать, какими мы станем. Я такой из-за моего отца. Мать была незначительной женщиной, но подарила мне красоту. А вот отец был необычным человеком, намного ниже меня, с огромной, выпуклой на макушке головой и выступающим лбом. Походил на Чарли Писа. Его мозг был слишком, слишком большим… и активным как клубок змей. Он изучал ужасные запретные таинства. Отец твердо верил в вампиров и поклонялся живым мертвецам. Он поклялся всеми богами своего черного мира, что после смерти продолжит существовать. Кто знает, может у него это и получилось.

Бордер неожиданно замолчал и сидел, подергиваясь, с закрытыми глазами. Терри тяжело смотрел на него.

– Если ты так думаешь, то почему бы не раскопать его могилу и не убедиться? – насмешливо спросил он

– Я бы так и поступил, если бы знал, где он похоронен, но это секрет моего отца. Таким он был. Неужели ты ждешь, что я буду нормальным?

Некоторое время они молчали.

– Знаешь, Бордер, в твоих словах и манере рассказывать есть слабый намек на подавленные где-то в глубине души нормальные человеческие чувства.

Винс резко вскочил.

– Не надейся! Не трать слов! Я заключаю обычную сделку…

– С кем? С Мэри?

– С тобой. Ты станешь посредником. Можешь рассказать об этом ей или не рассказывать. Я договариваюсь с тобой, потому что только ты можешь исполнить договор.

– И что это за договор?

– Этот дом мой. Я найду работу. Для всех вокруг мы с Мэри будем выглядеть как обычные супруги. Меня станут считать достойным отцом будущего ребенка. На самом деле мы останемся чужими, у каждого будет своя жизнь.

– Ребенок может умереть.

Бордер резко отвернулся.

– Ребенок не умрет. Во имя всех мертвецов он будет жить.

Висент замер, с отчаянием глядя на серую стену кухни, потом разразился безудержным смехом.

– Он будет жить. О да, старина, он будет жить.

– Знаешь, если ты и дальше будешь так себя вести, Мэри легко сможет развестись, когда тебя признают сумасшедшим.

Бордер внезапно успокоился, волнение ушло из его взгляда. Его улыбка сочилась победной сладостью.

– О, старина, я нормален. Или сделка, или ничего.

Глава 5

Глава V

В доме было довольно много комнат, поэтому у Мэри была собственная спальня и солнечная приятная гостиная, из окон которой открывался вид на обширный, чудесный сад. В гостиной Терри и нашел свою подругу. Миссис Тэтчер привела ее в некое подобие спокойствия. Терри хорошо знал, что у его экономки всегда получалось утешать людей в трудные времена.

Терри легче было бы подняться на вершину горы под шквальным огнем, пусть и сердце его дрожало бы, как барабан сейсмографа, чем беспокоить в тот момент Мэри. Выражение ее лица было таким же, как в гостиной возле камина, когда она стояла там, словно распятая. Казалось, она совершенно не вписывалась в происходивший абсурдный кошмар. Мэри! Прежде лукавая, веселая, сияющая. Теперь – скорбящая женщина.

С первого взгляда он понял, что прежняя Мэри ушла навсегда. Он видел перед собой другую женщину, но и она была для него потеряна. После слов Бордера «у нее будет ребенок» надежда, внезапно возникшая, умерла. При других обстоятельствах Терри мог бы убедить ее развестись и выйти замуж за него, за человека, на которого Мэри всегда могла положиться. Пусть не столь страстный, этот союз был бы наполнен покоем. Однако ребенок навсегда привязал ее к Бордеру. Теперь Мэри ни за что не покинет его.

На решетчатых окнах не было занавесок. Внизу раскинулся сад, словно царство романтики, которое то окутывала загадочная тьма, то заливал серебристый лунный свет.

Мэри сидела на подоконнике. На нее падал свет от настольной лампы, смешивающийся с сиянием луны. Молодая женщина сама напоминала картину с причудливой игрой светотени. Ее глаза походили на два темных омута. Серебряные и золотые блики на лице Мэри исчезали в глубоких тенях под скулами.

Рядом суетилась Тэтчер. Терри не мог припомнить случая, когда его экономка не суетилась бы. Он вошел и Тэтчер вопросительно посмотрела на него.

– Винсент в полном порядке, – сказал он. – Я уложил его в одну из свободных комнат.

– Но…

– Не волнуйтесь, с ним все хорошо, он спит. Нас никто не побеспокоит. Между тем, внизу есть еще один человек, который нуждается в помощи. А мне нужно поговорить с миссис Бордер.

– Еще один человек?

– Девушка. Она пришла и кажется очень слабой.

– Шок, должно быть.

– Именно. Ей нужна ваша материнская забота.

Оставшись наедине с Мэри, он впервые ощутил смущение и неловкость в ее присутствии. Страдание и материнство окутывали ее неким ореолом. У Мэри, которую он знал, никогда не было ореола. Раньше она была настолько же милой, насколько и непослушной, и носила его шорты в те дни, когда шорты считались неприличными.

Стоя напротив, он хорошо видел синяк на ее лбу. Ее глаза походили на глаза раненого животного. Терри видел, что она лишилась самоуважения и все же стала еще более красивой. Мэри могла бы быть картиной, написанной художником во сне. Не так уж много женщин обладают очарованием, а Мэри была очаровательна. Терри не понимал, откуда исходит это ее новое качество. Потом он увидел ее ускользающий взгляд, как будто она может растаять в воздухе. Да, дело было в нем, в исчезающем взгляде.

Она не сделала попытки улыбнуться, чему Терри был рад, потому что не вынес бы этого. А когда-то ее старания быть серьезной веселили его.

– Полагаю, нет нужды говорить, как мне жаль? – тихо спросил он.

В этот момент она поняла, что он всегда любил ее. Мэри, будучи слепой к его чувству, понесла невосполнимую утрату. Лишь недавно она осознала те ценности, в соответствии с которыми ее воспитывали. Они с Терри понимали друг друга, как будто умели читать мысли. Им не нужно было обходиться намеками, поэтому Терри не пришлось искать тактичные слова и он сразу перешел к делу.

– Обсудим развод, Мэри?

Боль исказила ее лицо, но она покачала головой.

– Я не могу.

– Из-за… ребенка?

– Он сказал тебе?

– Да.

– Этот брак мой выбор и моя ответственность.

– Он больше не тронет тебя.

Она горько улыбнулась.

– Ты думаешь о виски, но не волнуйся. Он не будет пить, я тебя уверяю. Если ты согласишься, у каждого из вас будет своя жизнь, но для окружающих вы будете выглядеть как супруги. Все произошло по одной гнусной причине. Он рассказал тебе историю о завещании, от которого зависит его доход? О том, что с ним разбираются в Канцелярии?

– Да.

– Он обманул. Нет у него денег. Это долгая и отвратительная история. Лучше не спрашивай, какая.

– Не удивительно. Но что он будет делать?

– Найдет работу. Я гарантирую. Будет платить тебе, скажем, два фунта на домашние расходы. В остальном ваши жизни не будут пересекаться.

– Ты думаешь, он нормальный? – после долгой паузы спросила Мэри.

– Нет.

Еще одна долгая пауза. Потом Мэри вдруг застонала.

– Терри, подумай только, его ребенок!

– Это ещё и твой ребенок. Доброта наследуется также, как злоба.

– Ты больше не уедешь?

– Нет.

Мэри ничего не ответила, но глубоко вдохнула с невыразимым облегчением. Слова и не требовались.

– Я буду рядом. Посижу в кабинете, разберусь с твоими денежными делами. А ты напиши тёте, попроси ее приехать. Давай надеяться, что родится девочка.

– О да, я хочу девочку!

– Она будет во всем походить на тебя. И ты почувствуешь себя счастливой.

Звучало просто, но так ли на самом деле?

Торопливо вошла миссис Тэтчер.

– Я приготовила бульон и добавила в него немного вина, – сказала она Мэри. – Я принесу вам его в постель.

– Я ухожу, миссис Тэтчер, – произнес Терри. – Вы сможете остаться здесь? Со мной будет все в порядке, обо мне позаботится Энн.

– Я сама собиралась это предложить. Я могу лечь на другой кровати.

– Я хотела бы переночевать с миссис.

Миссис Тэтчер и Терри резко обернулись, а Мэри вздрогнула.

Эти слова произнесла Руфь, румяная и милая, словно лепесток, увлекаемый легким летним бризом. Ее небесно-голубые глаза наполнял страх. Мэри взяла ее из сиротского дома. После суровой и замкнутой атмосферы приюта, Руфь, все еще невинное дитя, не была готова к странным событиям, которые гораздо легче воспринял бы человек, лучше подготовленный к жизни и умеющий ей сопротивляться. Она выглядела так, будто в уши ей нашептывали и ангелы, и демоны. То, что пугало Руфь, находилось за пределами ее знаний о мире. Она не могла ни увидеть это, ни услышать, но боялась она по-настоящему.

– Ты что здесь делаешь? – властно спросила миссис Тэтчер. Она растила Мэри также как Терри, и привыкла решать домашние проблемы.

– Я последовали за вами, мэм, – ответила девушка таким тихим шепотом, каким слуги не говорили даже в старомодном доме Мэри.

«Такое впечатление, что девушка из монастыря ступила сразу в могилу», – подумал Терри.

– Миссис Бордер больна, – мягко сказал он. – С ней останется миссис Тэтчер. А ты выглядишь так, словно за тобой самой нужно присматривать. Будь добра, ложись в постель.

Руфь, взволнованная его мягким, но властным тоном и самим фактом, что к ней обратился благородный джентльмен, послушалась и потихоньку вышла. Однако Терри заметил, что несмотря на тихую покорность, девушку окутывала пелена страха. Его самого охватила тревога.

«Ничто и никогда не будет прежним», – подумал он, вспомнив о днях веселья и невинных приключений.

Но когда Мэри пожелала ему спокойной ночи, что-то в ее взгляде заставило его почувствовать, что жизнь важна до тех пор, пока важна личность. Терри, в отличие от многих, не считал, что его любовь должна непременно выразиться физически. Утратив Мэри, он вновь обрел ее и имел достаточно душевных сил, чтобы любить до самой смерти. Мэри принадлежала ему во всех отношениях кроме одного, но телесные удовольствия, говорил он себе, потеряли значения для человека задолго до того, как созрели духовные.

Как ни странно, но одним из самых больших утешений Мэри в последующие дни стала ее маленькая, забытая жизнью сиротка, безобидная, как первый весенний подснежник и столь же непривычная к земным невзгодам. И к тому же болтушка.

Мэри открыла в себе глубокий материнский инстинкт, следуя которому, она обретала покой и находила себе занятие. Она взяла Руфь под крыло, удивляясь, как человек может быть таким искренним и открытым, и поэтому была шокирована, когда поняла, что в почти прозрачной душе девочки есть свои тайны. Возможно, Мэри относилась к Руфи по-матерински из-за беременности, возможно, из-за потребности уйти от размышлений о собственной судьбе. Временами Мэри, думая о своей жизни, ощущала благословение, временами – страдание. Страдала она чаще. Иногда она чувствовала себя оскверненной, ведь в ее утробе мог расти маленький зверь, который со временем превратиться в такое же чудовище, как Винсент.

Между нею и Винсом существовал барьер, почти ощутимый, зыбкий, прозрачный, словно состоящий из протоплазмы. Разрушить его можно было лишь в фантазиях. Винсент был в доме, но в то же время его не было. Он спускался к завтраку, говорил, улыбался, был сама любезность. И тем не менее, скорее напоминал персонажа фильма, чем человека из плоти и крови. Мэри начинало казаться, что на лбу у нее и не было синяка, а в глазах ужаса.

Бордер разговаривал с подчёркнутой вежливостью, словно общался с гостем на банкете, находился на палубе корабля или в отеле. Он оставался торжествующе безразличным, с ничего не выражающими глазами и застывшей улыбкой. Он редко появлялся дома.

И все же мужчина, сидевший за столом и поедающий хрустящий бекон был отцом зарождающейся в ней жизни. Он обнимал ее своими длинными, стройными руками. Его губы, растянутые в улыбке… В моменты близости он с обожанием приникал ими к ее губам.

Она смотрела, как Руфь предлагает ему кофе и при этом двигается странно механически, как будто всей силой воли принуждает себя обслуживать его, но старается держать настолько большую дистанцию, насколько позволяют ее обязанности. Ее разум и тело словно сковало от отвращения. Заключалась ли причина такого поведения в том, что Руфь видела и слышала, или же она была гораздо восприимчивей и обладала более сильной интуицией, чем жена Бордера?

Мэри позволяла девушке сидеть рядом, говорить о прошлом и будущем. Руфь хорошо шила и штопала. Во время этих занятий они вели неторопливую беседу. Скоро Руфь стала совершать те ошибки и позволять себе те вольности, которые свойственны неопытной душе, однако Мэри, сердце которой смягчилось, прощала ее. Мэри нравилась девушка, она была тронута ее одиночеством и увидела в ней врожденное изящество, которое никак нельзя было ожидать от Руфи ввиду ее происхождения.