Читать книгу: «На земле мы только учимся жить»

РЕКОМЕНДОВАНО К ПУБЛИКАЦИИ ИЗДАТЕЛЬСКИМ СОВЕТОМ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ

ИС-Р17-707-0256

«В скорбях… надо учиться любить ближнего»

Архимандрит Алексий (ПОЛИКАРПОВ), наместник Данилова монастыря г. Москвы

«Испытавши все плохое, надо людям помогать. Я знаю вкус горя, учился сочувствовать ближним, понимать чужую скорбь. В скорбях – нынешних и грядущих – надо особенно учиться любить ближних», – пишет 94-летний протоиерей Валентин Бирюков из г. Бердска Новосибирской области в своей книге “На земле мы только учимся жить”. Он сам перенес такие скорби, которые не каждому выпадут. И теперь хочет подставить пастырское плечо спотыкающимся, неуверенным, унывающим, немощным в вере, угадать душевную скорбь и облегчить ее.

Более сорока лет служил священником протоиерей Валентин Бирюков. Родом из Алтайского села Колыванское, он ребенком пережил раскулачивание, когда сотни семей были брошены на заведомую погибель в глухую тайгу без всяких средств к жизни. Фронтовик, защитник Ленинграда, награжденный боевыми орденами и медалями, он знает цену труда с малых лет. Труда земного и труда духовного. Он взрастил достойный плод – вырастил троих сыновей-священников.

Отец Валентин Бирюков и в преклонных годах сохранил детскую веру, остался открыт чистым сердцем и Богу, и людям. «Милые детки, милые люди Божии, будьте солдатами, защищайте любовь небесную, правду вечную», – эти слова отца Валентина, обращенные ко всем нам, я бы поставил эпиграфом к его книге.

Простоту веры ощущаешь сердцем, читая бесхитростные, на первый взгляд, рассказы протоиерея Валентина – рассказы, как он сам их называет, «для спасения души». Но через эти – иногда обыденные, иногда потрясающие – истории на нас изливается великая любовь Божия.

Жизнь сводила отца Валентина с удивительными людьми – подвижниками, прозорливцами и исповедниками, мало известными миру, но являющими нерушимую веру в Промысл Божий, веру, творящую чудеса. По милости Божией ему были предсказаны многие события нынешней жизни, в том числе и чудесное исцеление Клавдии Устюжаниной – за много лет до событий, происходивших в г. Барнауле и всколыхнувших тогда верующую Россию.

У отца Валентина особый дар – угадывать в других людях простоту веры, свойственную ему самому, самые запутанные вещи объяснять бесхитростным чистым сердцем. Не будучи богословом, он находит нужные слова и для протестанта, и для заплутавшего грешника, и для высокоумного атеиста. И слова эти часто трогают душу, потому что сказаны из глубины удивительно верящего и любящего сердца.

Во всех рассказанных им историях ощущается стремление души к Царствию Небесному, неустанное искание его. Потому в рассказах и о самых тяжких скорбях не угасают надежда и упование на Бога.

Вместо предисловия
Свет сострадания

Все мы живем по различным законам. Душевное, материальное правило – оно простое, очевидное. Букву пропустили – смысл слова меняется, цифру пропустили – расчеты неверные получаются, вот вам и авария.

А если нарушается закон духовный? Тут такая «авария» может произойти – настоящая духовная катастрофа! Хотя последствия попрания духовных законов не для всех так ясны, как следствия нарушений законов земных…

Вся наша настоящая жизнь обличает нас в том, что все мы – преступники Закона Божиего. Заповеди нарушаем, а исправиться не хотим. Не видим, не ощущаем своей личной вины, как будто творящееся вокруг беззаконие нас не касается.

В Бердске, где я живу и служу Господу, например, то и дело встречаю девочек, без всякого стеснения курящих прямо на улице. Подхожу к ним:

– Здравствуйте, девочки. Почему вы курите? Как вам родители разрешают это?

– А папа и мама сами курят…

Вот вам и исток нынешнего разврата – от самих родителей. Если они не запрещают своим чадам смотреть скверные передачи по телевизору, потому что «детям нравится» или потому что «все смотрят», – сколько горя, сколько несчастья бывает посеяно таким равнодушием! И дети нам не скажут доброго слова за эти нарушения нравственного закона. Сами родители не хотят понимать духовного – вот и горе, вот и несчастье, вот и «авария»: детки малые, девочки прямо на уроках скверные слова говорят…

Я помню, когда мы учились, у нас и понятия не было о хульном слове. Мы никогда не думали, чтобы обидеть кого-то или чужое взять. Не потому, что мы какие-то особенные были, – просто понятие о послушании, о правде все-таки еще не было разрушено, несмотря на господство безбожной власти. А сейчас вместо христианской нравственности – разруха и обман. Вот потому и скорбей так много. Но и скорби, попущенные Богом для исцеления души, часто вызывают у нас ожесточение. Появляется озлобление на всех и вся – бывает, готовы все керосином облить, спичку поднести, пусть все сгорит. Так действует скорбь в иных людях.

Это потому, что враг, сатана, разжигает в нас зависть, покушаясь на Промысл Божий, на Небеса. Он сам не может терпеть чужой радости и благоденствия, так как в нем нет любви и даже малейшего терпения, он должен только мстить – и нас в такое состояние затягивает.

Но забудем ли, что скорбь Христова каждого христианина касается, забудем ли, как Христос говорил, что скорбями и болезнями будут спасаться души наши?

За свою жизнь я много встречал людей, страдавших ради Христа. И не только мучеников за веру. А и тех, кто принял житейское, земное страдание как дар Божий для спасения души, кто через свою скорбь начал жалеть и понимать всех несчастных, страждущих.

Чтобы понимать горе другого, чтобы любить, чтобы помочь, человек должен сам испытать искушение – как говорит Христос. Кто знает вкус этого горя, этого страдания, тот сожалеет о боли другого, понимает его скорбь, сочувствует – ведь у него свое воспоминание о такой же боли, он знает, как это тяжело. Когда человек прошел скорбь, он будет обязательно любить, жалеть, помогать, сострадать, переживать, он ближнему никогда не сделает плохого. Даже врагу, которого он будет понимать и прощать. Ведь даже в тот момент, когда нас обижают, – обидчик тоже расстраивается, и в голове у него стучит, и сердце стучит, и давление поднимается, и плохо спится, и таблетки не помогают.

Сказать-то о многом бы надо. Но не знаю, будет ли кому польза от этого, научат ли кого истории, собранные в этой книге. Я не собирался их публиковать, только рассказывал людям Божиим для спасения души – за мной записали эти рассказы. Не дерзаю оценивать их. Только бы помочь деток спасти от одичания души. И понять всем нам, что среди беззаконий наша задача – защищать правду, любовь, Закон Небесный. Это Евангелие. Это Небесное Письмо, Господом для нас написанное, это источник нашей благодатной жизни. Это путь во Царствие Небесное.

Сила духа

Господи, прости их!

В Бога я верил с детства и, сколько помню себя, удивлялся всегда людям, смотрел на них с восхищением: какие они красивые, умные, уважительные, добрые. Действительно, в селе Колыванское Павловского района Алтайского края, где я родился в 1922 году, меня окружали замечательные люди. Отец мой, Яков Федорович, – учитель начальных классов, на все руки мастер, таких теперь и не сыщешь: и валенки катал, и кожи выделывал, и печки клал без единого кирпича – из глины… Любил я родной храм Казанской иконы Божией Матери, где меня крестили на Казанскую. Внимательная детская любовь была у меня ко всем односельчанам.

Но настало время, когда в 1930 году, на первой неделе Великого поста, отца посадили в тюрьму. За то, что отказался стать председателем сельсовета, не хотел заниматься организацией коммун, калечить судьбы людей – он-то, как верующий человек, хорошо понимал, что это такое: коллективизация. Власти предупредили его:

– Тогда сошлем.

– Дело ваше, – ответил он.

Так отец оказался в тюрьме, которую устроили в монастыре в городе Барнауле.

Сразу после этого и всех нас в ссылку сослали. Восьмой год мне тогда шел, и я видел, как отбирали скот, выгоняли из дома, как рыдали женщины и дети. Тогда сразу что-то перевернулось в моей душе, я подумал: какие люди злые, не мог понять – с ума все сошли, что ли?

И нас, как и всех ссыльных, загнали за ограду сельсовета, своих же сельских поставили часовыми, дали им ружья. Крестная моя, Анна Андреевна, узнала, что нас согнали к сельсовету, принесла нам пирожков. Подбегает к нам, а молодой парень, поставленный караулить ссыльных, ружьем на нее замахнулся:

– Не подходи, стрелять буду!

– Я крестнику пирожков дать хочу!

– Не подходи, это враги советской власти!

– Что ты, какие враги, это же мой крестник!

Тогда парень нацелился на нее ружьем, грубо оттолкнул стволом винтовки. Она заплакала:

– За что ты меня, Иван?!

Свой, деревенский, русский человек, а дали ему ружье – и он меня, мальчишку, уже считает врагом советской власти. Вот такие мы грешные люди. Я этого никогда не забуду. Тогда, конечно, я не мог этого понимать, откуда все взялось, почему соседский парнишка – 14-летний Гурька – изо всех сил дал мне подзатыльник, когда я побежал к крестной: и по шее меня бил, и по боку, и пинком, и кулаком, и матерком!.. Я заревел. Подумал: почему люди, которых я хорошо знаю, вдруг зверями сделались?

Потом этого Гурьку на фронте убили. А много лет спустя, в 1976 году, когда я уже стал священником, увидел я его во сне. Будто идет прямо в землю огромная труба, а он держится за кромки этой трубы – вот-вот сорвется. Увидел меня – закричал:

– Ты меня знаешь, я – Гурька Пукин, спаси меня!

Я взял его за руку, вытащил, поставил на землю. Заплакал он от радости, начал мне кланяться:

– Дай Бог тебе вечного здоровья!

Проснулся я и подумал: «Господи, прости его». Это душа его молитвы просила. Пошел на службу, помянул, частичку вынул. Господи, прости нас, глупых! Мы же глупые. Это не жизнь, это травля жизни. Издевательство над самим собою и над другими. Господи, прости. Он же пацан был, 14 лет ему. Я помолился о нем, как мог. На следующую ночь снова увидел его во сне. Будто иду я, читаю Евангелие, а сзади идет он, Гурька. Опять кланяется и говорит:

– Спасибо тебе, дай Бог тебе вечного здоровья!

«Счастливые вы, что у вас все отобрали…»

Многое из этого, что случилось при раскулачивании, предсказала односельчанам прозорливая девица – монахиня Надежда.

Удивительна история ее жизни. Она с семилетнего возраста не стала вкушать мясное и молочное, питалась только постной пищей, готовя себя к монашеству. Отец ее всю жизнь был старостой в нашем Казанском храме, мамочка стряпала, убиралась в церкви. Когда Надежда выросла, за нее сватались два купеческих сына – ни за кого не пошла.

– До свидания! – вот и весь разговор.

Был в ее жизни случай, когда она обмирала, – трое суток ее душа была на Небе. Рассказывала она потом, как Царица Небесная ее трое суток по мытарствам водила. И когда очнулась Надежда, то весь девичий наряд раздала по бедным и стала ходить в льняной одежде. Все до ниточки было у нее льняное – даже ленточки в Евангелии.

Она каждый день вычитывала полную Псалтирь и одного Евангелиста. А потом шла на работу. Дров себе навозит на тележке, сеяла сама. А когда землю отобрали, она колосков наберет, на мельницу зимой свозит и живет этим. При этом она никогда ничем не болела.

Эта монахиня Надежда многим предсказала будущее – вплоть до сегодняшнего времени. Я сам свидетель тому, что задолго до «перестройки» она говорила, что у людей будут «большие» деньги, мою жизнь наперед видела.

Ей и было открыто, кто не пойдет в коммуну, кто претерпит за это. В 28-м году, незадолго до раскулачивания, подойдет вечером к двери какого-нибудь дома и тихонько, чтобы не слышали дети, говорит:

– Молодцы вы, что в коммуну не пойдете. Но вас из дома выгонят, отберут землю, скот, все ценности и сошлют в ссылку.

А что такое коммуна – тогда никто и не знал, узнали после. И кого она известила – тех и сослали в ссылку, а к кому не подошла – те пошли в коммуну. Вот какое знание ей было дано от Бога. А когда стали ссылать земляков, она утешала их:

– Вы не плачьте – вы счастливые.

Представляете, какое счастье? Землю отобрали, скот отобрали, из дома выгнали, одежду самую лучшую отобрали. И это называется – счастливые?

– А вот когда Страшный Суд будет – это вам зачтется. Вы будете оправданы – не за то, что вы богатые, а за то, что вас сослали за Христа, что вы за веру страдали, терпеливо терпели.

Даже адреса назвала, кого куда сошлют, сказала, что всего там много будет – полно дичи, рыбы, ягод, грибов. Лес и поля свободные.

Действительно, монахиня Надежда оказалась права. Так и случилось. В тайге, куда нас сослали, девать некуда было рыбы, ягод, грибов, кедровых орехов.

Сначала, правда, очень тяжко пришлось. Люди в дороге сильно пострадали – больше чем полмесяца добирались до глухих лесов Томской области, куда нас определили жить. Вышли все продукты. Да к тому ж все у нас отобрали – не было ни мыла, ни соли, ни гвоздей, ни топора, ни лопаты, ни пилы. Ничего не было. Даже спичек не было – все выжгли в дороге.

Привезли нас в глухую тайгу, милиционеры показывают на нее:

– Вот ваша деревня!

Какой тут вой поднялся! Все женщины и дети закричали в голос:

– А-а-а! За что?!

– Замолчать! Враги советской власти!

И все такое. Страшно говорить. Умирать нас привезли. Одна надежда – на Бога. Да на свои руки. И дал Господь силы…

Спать легли прямо на земле. Комаров – туча. Костры горят. Утром рано лоси пришли на костры. Стоят, нюхают: что это за новоселы? Кедровые шишки лежат на земле, медведи подходят, выбирают орехи из шишек – но нас ни один медведь не тронул.

Потом огляделись: леса-то сколько, да бесплатно все! Вода чистейшая. Приободрились немного.

Ну, а затем пошла работа. Начали строить. Сделали общий барак – на пять семей. Дядя Миша Панин стал нашим опекуном, ведь я еще мал был – вот он и помогал. Там, в тайге, все работали – от мала до велика. Мужчины лес корчевали, а мы, дети (даже двухлетние), палочки бросали в костры и сучки жгли. Спичек не было – так мы днем и ночью держали костры. Зимой и летом. На сотни километров кругом – одна тайга. Среди тайги и появилась наша деревня Макарьевка. С нуля ее построили.

Мыслимо ли это, ни копейки у людей не было, никакой пенсии никто не получал, не было ни соли, ни мыла, ни инструментов – ничего. А строили. Продуктов не было – варили травы, все, в том числе и дети, питались травой. И здоровы были, не болели. Все навыки, приобретенные во время тех скорбей, очень мне пригодились позднее, когда я на фронте в блокаду попал. А я уже к тому времени прошел «курс выживания»…

Это была явная милость Божия, что мы выжили, несмотря ни на что. Хотя должны были погибнуть, если рассчитывать только на человеческие силы. В других местах судьбы раскулаченных складывались намного трагичней.

В 1983 году стала известна судьба поселенцев, вывезенных на безлюдный остров на реке Оби у села Колпашево в Томской области (я жил в этом селе некоторое время после войны). Местные жители называли этот остров Тюремный. В 30-е годы туда привозили баржи со ссыльными – верующими людьми. Сначала собирали священников:

– Выходите, берите лопаты, копайте себе времянку.

Делили всех на две группы и одну заставляли пилить лес, другую копать. Оказалось, люди не времянки – могилы себе копали! Их надо было расселять, а их там расстреливали. Рядком посадят всех – и стреляют в затылок. Потом живым велят закапывать трупы, затем и этих расстреливали и закапывали.