Яблочный пирог

Глава 1

Запах яблочного пирога мягко покрывал кухню, ложился на персиковые занавески, цветочную скатерть, прятался в щелях деревянного пола, под разноцветными ковровыми дорожками. Сахарная пудра упала на золотистую корочку словно зима одолжила мне баночку снежинок.

– Снова очередной шедевр, погрешности которого пойдут в бока, – с шумом отодвинув стул, Эми плюхнулась, сонно потирая лицо.

– Не хочешь – я не стану и предлагать.

– Да уж давай, кто, если не родная сестра примет весь удар на себя.

Я слегка улыбнулась, Эми так внимательно и трепетно относилась к своей фигуре, но ровно так же внимательно и трепетно контролировала запасы сладкого в доме, что могла бежать на дорожке, поедая маковый рулет. Перед сестрой возникла тарелка с куском пирога, рядом шарик мороженого. Она шумно вдохнула аромат печеных яблок, приправленных корицей и цедрой лимона. – Это просто Мона Лиза среди тортиков, – прикрыв глаза от удовольствия, Эми медленно смаковала пирог.

Я, довольная своей работой, удовлетворенно заварила себе кофе и вышла на веранду. Свежесть после дождя заставила укутаться в кардиган, но ничуть не спугнула мое желание встретить утро на воздухе. С озера долетал ветер, он гнул верхушки пожелтевших деревьев, играл в камышах и приносил к моим ногам ветхую листву. Скрипели подвесные качели. На душе скребли кошки.

На кухне гудели голоса, кажется, проснулся муж Эми и родители. Пару дней назад всю семью собрал папин день рождения. Было шумно, весело и вечером, погасив свет, вынесли торт. Над ним я летала и колдовала несколько дней. Всегда приятно становиться частью счастья и праздника, а простой яблочный пирог сделает даже обычное утро праздничным, когда все спустятся на запах корицы, загремят чашки, отовсюду будут доноситься вопросы: «Сколько тебе сахара» или «Ты не видел чашку с кроликом, по утрам я пью кофе только из нее» и коронное: «Да, Билл, это важно!»

– Доброе утро, мам, – улыбнулась я, заходя в дом.

– Спасибо тебе за завтрак, милая, – отозвалась она, расставляя перед всеми чашки.

Я поднялась в свою комнату под самой крышей. Она напоминала уютный чердак. Невольно вспомнился рыжий мальчишка, живший тогда по соседству. Мы много дружили, но совершенно невинно и наивно, по-детски. Он называл меня воробей Бет, никогда не объясняя почему. Я все гадала, было ли дело в комнате под крышей, похожей на птичье гнездышко или толстых щечках и копне каштаново-серых волос, вьющихся во все стороны.

Теперь, правда, у меня не было ни толстых щек, ни так сильно вьющихся волос. После первой стрижки они легли плавными волнами, чем вызвали у бабушки трагедию.

Кстати, справедливости ради могу сказать, что наши папы хорошие друзья, если дружбой в их возрасте можно обуславливать молчаливое наблюдение за гладью воды и редкие охотничьи вылазки в лес.

Круглое окно смотрело на озеро, пропуская солнечные лучи гулять по потолку и стенам, усыпанным всевозможными картинками в причудливых рамочках. Где-то висят совы, обрамленные деревянными рамками в виде еловых веток, где-то растет папоротник. Все здесь было как прежде, только чемодан, который я привезла с собой на выходные, угрюмо глядел по сторонам, явно ощущая себя чужаком.

Пахло пылью. Давненько никто не протирал стеллажи и полки. Я открыла окно, вылезая на крышу веранды. Мое место силы, тянущее руку воспоминаниям из детства и юности. Правда, сейчас, мне ничего не оставалось, как бороздить просторы тоски, так рьяно накатившей на меня. Жизнь не казалась бессмысленной, но хотелось перемен, словно бы мне чего-то не хватало. Хотя по большей мере, меня тревожила судьба моего магазина. Большой город не принимал меня, а я не принимала его, скорее, только это и объединяло нас, траты превышали доходы и в конце концов, мыльная, нежно голубая вывеска «мечта» казалась теперь ошибкой или оплошностью.

В дверь постучали. – Милая, ты в порядке? – Мама держала в руках тарелочку с кусочком пирога, – неужели не попробуешь свое творение? – Она высунула голову в окно.

Я дернула уголками губ, забираясь обратно в дом.

– Сегодня у нас будут гости, надеюсь, ты не торопишься уезжать, – мама поставила тарелку на письменный стол, а в глазах ее блеснул огонек, сигнализирующий о том, что она явно замыслила нечто.

– Что за гости?

– Соседи, – она пожала плечами так, словно это был исчерпывающий ответ, который сам собой очевиден.

– Жаль, мистер Нильсон не женился еще раз, мне кажется, ему одиноко и тоскливо в таком огромном доме одному, – я бросила взгляд на красную черепицу его дома, выглядывающую средь леса.

– Он хороший человек, мог сохранить семью, его жена была взбалмошная дама.

– Почему я никогда не видела его сына? Неужели, она не дала ему навещать отца?

Мама покрутила губами, не принимая задумчивого вида, – знаешь, милочка, оставим эту тему. И так у тебя большими буквами на лбу написано, что ты в тоске глубокой, а тут уже чужие разводы.

– Почему вы здесь болтаете и без меня? – Эми недовольно сощурила глаза, показавшись в дверном проеме. Она стояла, оперившись руками по обе стороны.

– Без тебя в этом доме ничего не бывает, – я улыбнулась сестре, нагибаясь и проходя под ее рукой. – Пойду погуляю с Молли.

Мама покачала головой, – не забудь, что к обеду будут гости.

– Да? – Эми развернулась, – а нам, как назло, надо ехать.

Она не могла оказаться не в центре текучей жизни и вовсе не от гордыни, а от огромной нужды быть там, где люди, ее любимые и дорогие. Устроить шумный праздник, петь громче всех и рассказать самую смешную шутку, вот так Эми.

Я вышла из дома, листья хрустели под ногами, шарф то и дело норовил слететь и умчаться в далекие края. Молли, прекрасный шоколадный сеттер, резво прыгала за мячом, а я не могла не радоваться, глядя, как она бегает в листве, пугает белок, а ее шерсть блестит на еле ощутимом солнце.

– Лови, – я кинула мяч в лес, пойдя за Молли, пустившейся за ним. Мо мысли ютились вокруг последнего разговора с администратором магазина, которая поджав губы, сетовала на свалившиеся проблемы, и я оказалась на грани фола, ожидая, когда придется окончательно закрываться.

Клубок тревожности путался вокруг меня и абсолютно неожиданно я поняла, что не вижу Молли уже давно.

– Молли! – Приставив руки к губам рупором, кричала я, оглядываясь, – Мол, ко мне!

Но нигде ее не было слышно, и я ни на шутку перепугалась. Еще этот дурацкий шарф слетел прямо в лужу и один его край из оранжевого превратился в коричневый, с узором из налипших талых листьев.

– Молли, ну где же ты, – я шла дальше, не в силах даже представить, где искать собаку и что с ней могло случится.

Воздух сотряс лай. Я сорвалась с места и побежала туда, откуда шел звук. Щеки мгновенно стали красные от холода и бега. Вдалеке показалась Молли, она стояла на задних лапах, передними царапая кору дерева, на ветке которого уселся котенок. Никогда такого поведения я не замечала за нашей собакой, – Молли, фу, – крикнула я. Собака недовольно фыркнула, уступая и отходя от дерева.

– А ты что за чудо? – я осторожно взяла маленького котенка. – Такой рыжий, прям как солнечный зайчик. – Котенок жалобно мяукнул, тыкаясь мордочкой в жилетку, и я растаяла. Домой мы возвращались втроем. Накрапывал дождь, небо грозилось вот-вот разразится ливнем. Первая капля быстро скатилась со лба и словно по щелчку пальцев на землю обрушились небывалые осадки, как говорят по телевизору. Молли радостно прыгала, падая в мокрую траву, я смеялась, смотря на ее и ничуть не беспокоилась о мокрой одежде, прижимая испуганного котенка. Мол радовалась, словно она щенок, впервые ощущающий вкус дождя и леса. И я радовалась вместе с ней. Дождь смывал все тревоги, мысли испарились, как удушающая жара перед грозой – с первыми каплями. Жизнь снова представилась как госпожа удача, вырисовывая такую простую и настоящую улыбку.

Впереди показался дом. С желоба фонтаном била вода, стучала в окно, как непрошенный, но настойчивый гость, замочила папины кеды, опрометчиво оставленные на улице. На дверном коврике красовалась надпись «добро пожаловать» и в эту секунду сердце приятно кольнуло, волна трепета и предвкушения неожиданно прошлась по телу. Мысленно загадав себе новый период, я открыла дверь.

– Добро пожаловать, – раздалось над ухом.

Я уткнулась в чью-то грудь и медленно подняла глаза. Сверху вниз на меня смотрел мужчина, его губы сложились в легкой усмешке, но без всякого злого умысла, словно он всегда игриво отвечает миру. Смешинки плясали в его глазах. Поцелованный солнцем, рыжий-рыжий.

– О! Милая, а вот и ты! – С другого конца, как в замедленной съемки, я услышала маму.

– Боже мой, здесь слишком много людей, – ворчал Билл, пробираясь к двери. Под ногами путалась Молли.

– Дорогой, вот видишь, а мы уезжаем, – за ним протиснулась Эми, жалобно поджимая губы. – Ой! А что это у тебя там?

– Это… – я потупила глаза на моего найденыша, – это котенок.

– Ой, – протянула сестра, тут же протянув руки, – покажи, покажи.

Я осторожно подняла котенка, который совершенно спокойно принял участь быть затисканным.

– Какой хорошенький, – пищала Эми.

– Рыжий такой, – улыбнулся мужчина, поглаживая котенка.

– Он тебе так нужен, если нет, то я заберу.

– Спроси мужа сперва, – хохотнула я, замечая, как изменилось выражение лица Билла. Красноречивый, но молчаливый протест отчетливо был виден.

– Милая, что же ты молчишь? – Доносился голос мамы. Она стояла рядом с папой и нашим соседом. Озарение ударило меня молнией.

– Оливер?

Неужели соседский мальчишка, строивший со мной шалаш в лесу сейчас стоит здесь и совершенно бесцеремонно улыбается. Масштабы моего удивления не поддаются никаким измерениям, но не то чтобы я была в шоке от того, что видела его прямо сейчас и прямо перед собой, скорее ветер детства вошел в циклон, смешиваясь с торнадо чувств взрослой жизни, в которой не было места той беспечности, шалашам и звездам, когда все казалось простым и понятным. Из соседского мальчишки он превратился в мужчину, а мне казалось, что я застряла где-то посередине.

– С тебя уже лужа накапала. – Оливер вскинул брови и слегка кивнул, как бы обращая внимание на пол.

– Просто кто-то расположился прямо у входа, – я скинула резиновые сапоги, а он расхохотался. И я окончательно сошла с ума ровно на минуту, смотря на то, как играют ямочки на его щеках.

– Надеюсь, ты останешься у нас подольше и тогда я смогу развлекать тебя шутками так, что продлю жизнь лет на пятьдесят.

Я поздоровался с родителями и поднялась к себе. На столе возник маленький шалаш, Оливер строил его для моих игрушечных зверей. Тряпочные стены в мелкий красноватый узор, внутри две кроватки, заправленные платочками и маленький стол, сделанный из спичечного коробка. Я осторожно рассмотрела подарок, сомнений нет, это действительно шалаш, который когда-то был забыт мною в лесу. Я свалилась с дерева и сломала руку, от боли забыв про самое дорогое, что у меня тогда было. В тот солнечный летний день мы с Оливером виделись последний раз. Солнце тогда смело пробивалось сквозь зеленую стену листьев и прыгало пятнами по воде. Ветка хрустнула быстро и неожиданно. Дома суетилась мама, папа заводил машину, а Молли только ласково тыкалась еще маленькой мордочкой в меня. Оливер махал рукой, когда мы отъезжали от дома. Кто бы мог подумать, что спустя пятнадцать лет мы снова окажемся здесь.

Я перенесла шалаш на тумбочку у кровати. Стянула мокрую одежду, неприятно облизывающую тело. С вешалки на меня смотрел колючий узорчатый свитер. Колючий, но любимый. В этом контрасте есть правда жизни.

Внизу стало тише, лишь с кухни плыли легкие обрывки фраз. В доме пахло новыми духами, мускатным орехом и фирменной маминой курицей. На кухне царила самая умиротворенная картина из всех возможных: усевшись на диване, Оливер гладил котенка, который прижимался к его ноге, отец и Гейл Нильсон стояли у окна, что-то тихо обсуждая, изредка размахивая руками и похлопывая друг друга по плечу, мама расставляла тарелки, привычно сжав губы.

– Тебе помочь? – я подошла к духовке, проверяя курицу.

– Лучше расскажи, где ты его нашла?

– Мамуль, это Оливер, он сам пришел, – я состроила непонимающую гримасу.

– Вообще-то меня позвали, – отозвался он, разочарованно цокнув языком.

– Бет, – шикнула мама, – это не культурно, хотя бы не при мне.

– Хорошо-хорошо, – пропела я, подходя к дивану, – мы гуляли с Молли, когда она вдруг пропала из виду, я нашла ее лаявшей на котенка, который сидел на дереве и решила забрать. Тем более, даже если он чей-то будет лучше самим дать знать о его находке, чем оставлять мокнуть.

– Я могу сделать флаеры, – предложил Оливер. – Расклеим завтра утром.

– Спасибо, – улыбнулась я, – и спасибо за шалаш.

– Он твой, – пожал плечами сосед. – Не стоит благодарностей.

– Ты сохранил его.

Оливер шумно набрал воздуха, – да, не мог же я выбросить свой шедевр, тем более он тебе был дорог. Я ставил на то, что он не потерял актуальность.

– Он правда много значит для меня, – я помолчала, – особенно сейчас.

Стол покрылся синей скатертью, на которой, как по волшебству, стали появляться первые огоньки длинных свечей, тарелки, словно цветочные поля, усыпанные узорами и завитушками причудливых растений. Бокалы наполнились вином. За разговорами обед плавно перетек в ужин. Звенели добрые пожелания, смешные истории, смех выходил из берегов и казалось, что так мы собираемся всю жизнь. Воск свечей медленно капал на подсвечники. Под потолком висело какое-то общее, объединяющее чувство легкости. Оливер сидел напротив, изредка подмигивая мне и подливая вина. Мне стало так тепло и спокойно, я старалась не думать, как долго со мной пробудет это ощущение, но здесь, в дорогом доме, в окружении улыбок близких, запахе леса и терпкого вина, я растворялась.

Небо переоделось ко сну. Поздний вечер застыл морозной свежестью на улице. Я открыла окно, впуская воздух. Вдалеке мигали молнии, гром рыкал, как зверь, заточенный в клетке. Оливер встал рядом, одной рукой отодвигая занавеску, как бы подглядывая за миром, в другой он держал бокал.

– Красиво здесь, – тихо отозвался он, его голос смешался и утонул во всеобщем радостном восклицании, когда в комнате появилась мама с пирогом в руках, – А теперь гвоздь программы. Бет поистине лучше всех занимается выпечкой и, отрывая от сердца, я дам всем по кусочку.

Я смущенно улыбнулась, прочитав в лице Оливера азарт, – про твои пироги отец слагает легенды.

– Хочется верить, что они оправдают твои ожидания, – я передала ему кусочек. Яблоки выглядывали в разрезе между золотистой корочкой, мороженное медленно стекало с горячего теста, пропитанного корицей.

Легкое волнение прошлось током по телу, и я замерла, как маленький ребенок, в ожидании реакции.

– Боже мой, до этого я никогда не ел сладкое. Все это было просто пародией на выпечку, – прикрыв глаза говорил Оливер, а я улыбалась. Красный румянец от вина прикрывал мой настоящий, не выдавая всю сладость его похвалы.

– Можешь забрать себе то, что останется.

– Ничего и не останется, – с набитым ртом произнес папа, качая головой.

Выпечка сближает. Совершенно не обязательно, чтобы это был штрудель или шарлотка, ограничений никаких нет. Это просто любовь, укутанная в тесто, сахарная радость и молочные реки доброты, которой хочется делиться. В каждом кусочке моих произведений кулинарии всегда чуть больше, чем просто ингредиенты из толстой поваренной книги прабабушки.

Крошки корочки рассыпались созвездиями по блюдцам, когда заиграла плавная мелодия и голос Синатры увел нас в следующее приключение. Я сидела в кресле, покачивая головой в такт музыки, на подлокотнике дымилась кружка чая. Родители о чем-то тихо беседовали.

– Не откажете мне в танце? – Оливер возник передо мной, обходительно улыбаясь, он протягивал руку. Сомнений не было, мыслей тоже. Не знаю, можно ли это отнести к чудодейственной силе вина или же сегодняшний день стоит обвести в календаре, но я вложила свою ладонь в его.

Медленно, словно плавая по нотам, мы двигались в полутемном свете гостиной, пока за окном сквозь темные сумерки пробирался дождь. Потрескивали дрова в камине. У камина сопела Молли. Но все это было где-то далеко. Очень близко, здесь и сейчас бессмертный Синатра рассказывал историю двух незнакомцев в ночи. Так уж получилось, что знакомыми незнакомцами сегодня оказались мы. Оливер закружил меня, смеясь и я не могла не утонуть в этом созвучии.

– Я зайду утром за тобой, расклеим флаеры и потом я бы хотел показать тебе одно место.

– Какое? – Наши глаза встретились и это было подобно встречи скал и моря.

– Это пока что останется легкой интригой, чтобы не потерять твой интерес.

Я мягко улыбнулась, – это надежный план.

Песня закончилась и впервые мне показалось, что она оборвалась там, где не должна была. Я опустила руку с его плеча, – очень радостно видеть тебя.

– Очень радостно было попробовать твой пирог.

Ночь настигла нас, пришла пора договориться встретиться в следующем дне. В коридоре снова стало людно и немного тесно, я улыбнулась Оливеру, кивая, – доброй ночи.

– Стой, – его рыжая голова снова возникла в проходе, – дай мне свой номер, на случай если ты снова исчезнешь.

Мы обменялись телефонами. Закрыв дверь, я наткнулась на вопрошающий взгляд мамы поверх очков.

– Только не начинай, – взмолилась я, – не сегодня.

– Ты хочешь мне сказать, что все это представление ничего не значит?

Отец курил на балконе, поглядывая на нас, одна суетливо машет руками в попытках протереть стол и что-то прикрикивая, другая с довольно глубокими выдохами, моет посуду.

Мама перекинула полотенце на плечо, – Оливер отличный мальчик.

– Нам больше не десять. И он больше не мальчик. – Заметила я.

– Да! Вот именно!

– Не помню, чтобы ты так нервничала аж с того момента, когда я разбила папину машину.

– Я спокойна, милая, ты сама не своя уже так долго, что я стала забывать, какой жизнерадостной ты была, а сегодня вот вспомнилось, – она мягко улыбнулась, выходя к отцу, – подумай о моих словах.

В гостиной погас большой свет. Родители стояли под крышей, обнявшись, молча. Их любви всегда было так много, а их детскими глазами, обращенными друг на друга, можно любоваться вечно или снимать про это кино. Я медленно поднималась по лестнице, разглядывая мамины рисунки. Наша первая собака, осенние тыквы, зимой их сменят снеговики и еловые лапки, белочки и причудливые грибы. В ее иллюстрациях всегда есть сказка, она проступает сквозь штрихи и краски. В комнате меня ждал шалаш, в котором было больше всего магии. Магии жизни и беззаботности, легкости и момента.

Я долго не могла уснуть, поглядывая в круглое окно, обнажающее желтоглазую луну. Рыжий котенок пристроился у камина на кушетке. В доме было тихо-тихо, все застыло в паутине сна. А я все лежала и смотрела как мерцает ночь. Легкий холод кусал пятки.

Раннее утро расстелилось туманом и рассыпалось сыростью по листьям. Легкое солнце мигало над лесом и прыгало по глади воды. Я допивала кофе, по-детски улыбаясь, когда губы касались молочной пенки. Пару минут ушло на нескончаемую нежность с котенком, он ластился, подставляя ухо.

– Ну что, отправляешься на поиски хозяев? – Папа правильно оценил желтые резиновые сапоги у входа.

– Ага, но в глубине души я надеюсь оставить его себе.

– Что ж, все по-честному, – он достал кофейник, – как твой магазин?

Я поджала губы, разочаровывать родителей не хотелось, ложно обнадеживать тоже. По большему счету, хотелось не стоять перед таким выбором в принципе.

– Расскажу, когда будут какие-то новости, – быстро дернула уголками губ я, а папа недоверчиво сузил глаза.

Дверной звонок прервал наше красноречивое молчание, которое обличило меня с ног до головы, снова подселив неугодных и тревожных соседей-мыслей в мою голову.

– Кажется, тебе пора, – он кивнул на дверь, – Оливеру привет.

– Обязательно передам, – я накинула шарф, открывая дверь.

Оливер держал руки в карманах куртки, обмотанный в такой же огромный шарф и в какой-то дурацкой шапке с зеленым помпоном. Улыбка застыла в моих глазах, прикусив губу, чтобы не засмеяться, я прикрыла за собой дверь, – доброе.

– Утречко, – закончил он, – что, шапка все-таки так себе?

– С чего ты взял? – Я приняла самый беспечный вид.

Он наклонил голову в бок и прикрыл глаза, – твое лицо тебя выдало.

– В таком случае, мне не стоит ему доверять.

Оливер бегло глянул в окно, его лицо расплывчато гуляло по стеклу, – не так уж все и плохо.

– Уж точно не снять же ее, не самый теплый день для этого.

– Ты права, – с нарочито деловым видом Оливер поправил воротник куртки, открывая калитку. – Дамы вперед.

Вокруг сгущалось утреннее солнце, подсвечивая листья, выдавая каждую крапинку за веснушки. Под сапогами хлюпали лужи.

– Что ж, – очевидно, ощущая молчание неловким, начал Оливер, оглядываясь по сторонам, – что стало с твоей жизнью? Это, конечно, не особо мое дело, но мне показалось, ты не в своей тарелки.

– Мне нечего скрывать, если не скажешь родителям.

Рыжеволосый мужчина, почти сливающийся с осенним лесом, разразился смехом.

– Между прочим я нашла в себе силы даже не смеяться над твоей шапкой, а с твоей стороны это просто не по-джентельменски.

– Прости…прости, – не унимаясь, бормотал он, – но в нашем возрасте это и правда забавно.

– Не потому что я их боюсь, я просто не хочу пока с ними это обсуждать.

– Ладно, – Оливер примирительно вскинул руки, затем изобразил то, как закрывает рот на замок.

– Сравнительно недавно я переехала в Лондон после учебы, более основательно, а затем открыла магазинчик, на его открытие заработать денег я еще не успела и тогда частично мне помогли родители. Сперва все было здорово, дела шли в гору, и я все им возвращала постепенно, пока дела не покатились стремительно с горы вниз. В общем-то, складываться все перестало и каждый день приносил убытки.

– И сейчас ты намерена все это закончить?

Я кивнула.

– Чем займешься?

Его такой простой вопрос поставил меня не просто в тупик, а в угол, подумать над своим поведением. Будущее размывалось, миллионы вариантов крутились, как разноцветные бусины в калейдоскопе и никакой узор не сулил красивую мозаику. Моему внутреннему ребенку не хватало только кубиков с надписью «хандра» и «тоска», чтобы собрать полноценный замок неприятнейшего из состояний, в котором жила бы принцесса, потерявшая не только туфельку, но и себя заодно.

Оливер приклеил бумагу о найденном котенке на стенд с разными объявлениями. Я стояла позади, подтянув пальцами рукава свитера, не замечая, как его взгляд становился все внимательнее. Мягкое «эй» вытащило меня из силков опустошающих мыслей.

– Знаешь, иногда надо все просто отпустить и сдвинуться с места.

– В сторону кофейни, – я качнула головой на указатель. Слегка облупившаяся краска все еще звала на чашку горячего к Бейби.

– Начало положено, – хмыкнул Оливер.

Сквозь занавесу осенней листвы виднелась коричневая черепица кафе. По стенам бежал плющ, пряча холодные, серые кирпичи под своим живым покрывалом. Звякнул колокольчик, оповестив хозяйку о нашем приходе. Бейби, она же Барбара, она же Бибс жила в этом же доме, на втором этаже. Грузная, но при этом всегда веселая, она спускалась с деревянной, жутко скрипучей лестнице, похлопывая по карманам своего накрахмаленного фартучка.

– Кажется, что-то подгорело, – я принюхалась.

– О, помилуй, – Барбара махнула рукой, улыбаясь, но завидев, как с кухни тянет дымок, вскрикнула, – булочки!

Оливер рассмеялся, – я обожаю ее!

Я улыбнулась, беря с барной стойки меню. – Сегодня без булочек.

На стенах висели вырезки из газет, где когда-то упоминалось кафе, фото посетителей и добрые отзывы. Едва ли плохие можно оставить. Столики тянулись вдоль стен, увенчанные разноцветными скатертями. С широких подоконников поглядывали тыквы и античные свечи. Биби всегда следила за порядком, все в этом месте подчинялось ее логичному фен-шую. Это было искусство правильно расставленных салфетниц, грамотно наклоненных картин и гармонично забытых на столиках газет. Весь хаос человеческой жизни упорядочивался в этом интерьере безмятежности и подгоревших булочек.

– Я закажу, не против? – Оливер стянул шапку, запихнув ее в карман куртки, он повесил одежду на вешалку.

– Пожалуйста, это даже интересно, – я кивнула, последовав его примеру. Вешалка хлипко качнулась, повезло, что Бибс была занята своими кулинарными потугами.

– Есть пожелания?

– Только кофе.

Оливер дернул уголком губ, – вас понял.

Я прошла к излюбленному столику под вырезкой из газеты, повествовавший, как семейной паре удалось избежать скандала благодаря нашей пркерасной Бибс и ее булочкам, вызвавшим приступ аллергии у мужа и с тем невероятную заботу его жены, что они сразу же и зарыли топор войны прямо у порога кафе, по дороге в больницу. Меня искренне забавляла эта история всей контрастностью жизни.

Оливер о чем-то беседовал с Барбарой, то и дело смеясь, чуть запрокинув голову, пока она снова не махнула на него рукой, подавая две чашки.

– Кофе с корицей и молоком, – он глядел на меня сверху-вниз с довольным видом.

– А что у тебя?

– Просто черный кофе.

– Мне кажется, должно быть наоборот, – я улыбнулась, принюхиваясь к струящемуся запаху корицы.

– Почему это?

– Ты больше похож на человека, который стал бы пить так. Это вообще моя теория. – На лице Оливера застыл немой вопрос и неподдельный интерес. Правда, за эти два дня единственное, что мне очевидно, так это его неизменяемый, совершенно глобальный и безнадежный интерес ко всему. Он ловит каждую минуту так жадно, но вместе с тем так легко. – Смотри, ты взял классический черный кофе, что говорит о нескольких вариантах. Первое – я выпрямила указательный палец, – ты фанат «Твин Пикс», второе, – изобразила два я, – ты прирожденный консерватор, ценящий все простое и элегантное, и наконец третье, – это выделяет тебя как джентльмена, который все еще знает цену хорошему кофе.

Оливер беспощадно улыбался, – на первой причине я еле сдержался, чтобы продолжить сидеть с серьезным лицо, но твоя серьезность просто не знает границ.

– Не каждому встречному я вообще-то это рассказываю.

– Ладно, признаю, в этом есть логика, напрочь нет здравого смысла, но очень наблюдательно.

– Так какой твой вариант? – Я отпила немного кофе, продолжая смотреть на Оливера с огромным любопытством.

– Частично второе и третье. – Задумчиво произнес он, – хорошо, в принципе, это просто, но почему я взял тебе именно такой кофе?

– Хм, – я облокотилась на спинку стула, – ты думаешь, что я определенно люблю корицу.

Оливер вскинул брови, – весьма проницательно, но тогда не подтверждает твою теорию.

– Ты прав, но у меня туго с идеями на этот счет.

– Хорошо, я взял тебе с молоком, потому что черный весьма посредственный у Биби и ее это совершенно не волнует, а вот когда разбавляешь кофе с молоком, его вкус становится более мягким и, мне кажется, попадает в точку твоего характера. Дальше я решил добавить корицы, потому что это дополнит его и уже будет что-то более глубокое, чем просто кофе. И плюс, я уверен, что ты обожаешь корицу.

Я улыбалась.

Уходя, Оливер оставил объявление о котенке у Биби на барной стойке. Свежий воздух приятно дурманил. Мимо нас проехали дети в цветастых дождивиках. Под ногами шуршала золотая дорожка из опавших листьев. В лужах мелькала рыжая голова Оливера, разбегающаяся рябью под моими сапогами. Мы прошли еще пару спокойных улочек, непринужденно болтая, словно всегда так гуляли. Изредка я останавливалась поднять необычный листок или каштан. В моем кармане уже хранился бордово-зеленый кленовый лист и два медных дубовых, три каштана, один из которых все еще одетый в свой камзол.

– А у тебя еще остался тот пирог? – Неожиданно спросил Оливер, напуская на себя вид отстраненный, словно он спрашивает не для себя вовсе.

– Очень маловероятно, а что? Он тебя околдовал? – Я снова нагнулась за каштаном, – кстати, если собирать их в левый карман, это непременно улучшит твое финансовое положение.

– Ты не перестаешь удивлять, – улыбнулся мужчина, – получается, точно колдуешь над своими пирогами.

– Я готова вознаградить тебя за помощь. Назови три вещи, которые ты любишь в выпечке и приходи сегодня вечером.

Оливер радостно хмыкнул, – что ж, это щедро. Так, – протянул он, задумчиво пошевелив губами, – шоколад, миндаль и яблоки.

– Хороший набор. – Я искренне оказалась довольна ингредиентами, выдохнув, что этот шутник не назвал кетчуп, сливы и брокколи.

Мы сделали круг и вернулись к дому, условившись встретиться вечером. Солнце смешливо облизывало деревья легким свечением, словно леденцы. С сада, раскинувшегося за домом, текла музыка. Родители сидели под яблонями на шезлонгах и читали, пока с веранды звенело радио.

– О, привет, милая. Как успехи? – Мама оторвалась от романа. Весьма лиричная натура, она была склонна выбирать только книги романтического содержания, особенно обожая подбирать их по сезонам года. Например, сейчас в ее руках покоилась «Неспящая осень. Листопад в Женеве». Название очень вдохновляет на бессонницу и путешествия.

– У Бибс сгорели булки и был вполне вкусный кофе, я принесла целый карман каштанов и листьев, мы развесили объявления, в тайне я надеюсь, что их унесет ветер.

Отец прыснул в кулак, делая вид, что кашляет. Мамин строгий взгляд снова упал на меня, – что ж, чем займешься?

– Как и всегда в такой ситуации – испеку пирог.

Всякий раз кухня превращалась в нечто волшебное, место, в котором творилась настоящая магия, смешивая ингредиенты, запахи и ощущения. На столе я зажгла свечи, деревянные фитильки приятно трещали, а запах пихты закружился с горячим темным шоколадом. Любимый фартук – мои доспехи от невзгод и грусти, а лица, полные удовольствия – высший трофей. Разложив оружия, без которых не обойдется ни одна удачная выпечка, я с великим энтузиазмом взялась за дело, но, кажется, и тут не обойдется без потерь. Принявшись за яблоки, я засмотрелась в окно, слишком уверенно продолжая нарезать их вместе с указательным пальцем.

– Ой, – тут же прижав кончик пальца, я потянулась за салфеткой, скинув чашечку, полную орехов.

На секунду мне захотелось затопать ногами в отчаянье, но, как известно, рыцарям это непозволительно, если они стремятся победить. Пусть всего-навсего парочку коржей да яблок. Глубоко вдохнув, я поправила волосы, убрав передние пряди под ободок. Начнем сначала. Обработав палец, залепив порез пластырем, собрав орехи, я продолжала весьма хорошо, не считая ожога во время попытки извлечь коржи из духовки и неудачной попытки растопить шоколад, которая привела к его полной свертываемости и безнадежности. Жизнь явно что-то хотела мне показать или преподать, но большая любовь к этому делу и с тем большая ответственность и благодарность Оливеру, упорно двигали мою фигурку в этом квесте.