Однажды, в северном Неаполе…

И вот точно так же я, не проводя никаких отборов, не разыская взглядом на улице в толпе что-то подходящее, случайно встретилась со своим человеком. Единомышленником. Который просто подошёл ко мне в баре на языковом тандеме и сделал мой вечер лучшим. И нашёл с первых минут настолько общий язык, что можно было подумать, что мы знакомы как минимум месяц, чтобы пойти на какое-то доверительное сближение…

Я в целом прочувствовала, насколько маленькая и дружная Европа не только на политическом и экономическом, но и на общекультурном и общесоциальном уровне помогает каждый раз продвинуть тебя на шаг вперёд и в учёбе, и в работе, и в путешествиях, и в дружбе, и в отношениях…

Когда я вернулась домой, на свою улицу генерала Фиве, было чуть ли не около одиннадцати вечера. Ребята радостно что-то обсуждали, пока готовили на кухне, кто-то собирался ложиться спать… Я проникла на кухню, как главный актёр, взошедший на сцену и внезапно прервавший массовое беззаботное торжество своими философскими переживаниями. В этот раз я просто вслух воскликнула, как я буду по всем скучать, что действительно было правдой. Мне не хотелось возвращаться в Москву, к покою и рутине. Они, разумеется, не могли на это отреагировать равнодушно и махнуть рукой: «Да ладно тебе, отдохнёшь от нас наконец, как и мы от тебя»; даже если это и было так, я помню, что за эти непростые месяцы я успела изменить свои привычки, повзрослеть, научиться ответственности и получить навыки согласованных действий. И всё же, ребята: с вами было весело и интересно. Вы тоже по-своему потрясающие люди и хорошие наставники.

Мне так не хотелось напоминать кому-то о Франко, сложной истории с ним и, тем более, о том, что произошло с ним в этой квартире. Как и объяснять уже из Москвы, почему я собирала багаж за три часа до самолёта, а несколько десятков килограммов неуместившихся вещей, купленных здесь, мне помогли отправить автобусом позже…

***

Однажды вечером, когда мероприятие Х – действие происходит теперь в Москве – давно закончилось, а вокруг ключевой фигуры то и дело собирались гости, коллеги, журналисты… я, скромно разыскивая глазами тех, кто не занят и с кем можно было бы обменяться парой реплик, сама же в итоге отказывалась от этой бессмысленной идеи и стала терпеливо ждать, когда освободится Он. Глаза мои уже не раз останавливались на Нём, словно лучи прожектора – на выбранной им скульптуре, стоявшей в затенённом саду возле летней усадьбы. И Он это чувствовал, не ошибусь и не обману себя. Его проницательный взгляд то и дело ловил на себе смущённый восторг в глазах молодой гостьи; издалека было видно, как Его губы постоянно артикулировали, воспроизводя речь, возможно, мало интересующую Его самого: была она давно известного Ему содержания, которое Он, дабы не быть предсказуемым для самого же себя, всё в новых и новых вариациях выдавал людям, окружавшим Его, прямо как любопытные и непослушные дети – ослепительное праздничное угощение на столе…

Наконец Он остался один, и я рискнула и подошла к Нему. Будь что будет, я скажу – а там посмотрим.

– Вы точно не писали диссертацию по этому человеку и его творчеству? – спросила я у Него (да будет этот Он таким же загадочным и так и не открывшимся никому человеком – а ведь так оно и есть, – как герой Леонида Андреева). – В зале все восхищались вашей работой…

Он, отнимая бокал красного вина от губ, улыбнулся, будущи польщён такими предположениями в свой адрес:

– Нет, я писал диссертацию только по своей сфере – в которой и работаю все эти годы, – но я искренне люблю литературу и занимаюсь ею самостоятельно. Регулярно, само собой. Уж столько времени посвятил тому, чтобы люди поняли, какое послание в будущее, на несколько веков вперёд, хотел сделать этот писатель… Как и философию. Часто мои домашние вечера – это чтение Гегеля или Ницше…

– Честно, я в восторге. От того, что вы делаете. Я сама пишу…

– Правда? – выразил Он неподдельное удивление, начиная понимать, что е нему подошла отнюдь не самая обычная поклонница.

– Да… Стихи на русском и на французском.

– Я знаю французский. Желаешь поговорить на нём?

– Это было бы очень мило с вашей стороны. По крайней мере, так будет проще, итальянский только в стадии изучения.

Мы так и общались долгое время, на французском, о серьёзном и абстрактном. Я была не один раз вместе с Ним на разных культурных встречах, в послерабочее время, знакомилась с коллегами – Он представлял меня, как свою единомышленницу, готовую помочь Его проекту. То и дело смущалась, когда такие же не менее состоявшиеся и серьёзные люди, с какими-то своими додумками, оценивающе смотрели на меня и продолжали дискутировать с Моим духовным покровителем о том, какие новые креативные проекты стояли у них на повестке дня и сколько времени ушло бы на съёмки и сотрудничество с теми или иными фондами.

Я помню, как, ещё после первого вечера, выходя с Ним из здания, вместе с Его дочерьми – стоило догадаться, что это Его дочери, так сильно они Его обнимали (я старалась держаться в стороне и не смотреть, чтобы меньше ощущать обжигающее чувство ревности), – чуть не попала под дождь. Он же шёл уверенно, не боясь ничего, а девочки, подхватив Его за руки с обеих сторон, бежали рядом, и все вместе что-то весело обсуждали, из своего семейного. Стояла почти полночь, из ещё работавших ресторанов доносился звон бокалов и шум от тарелок с приборами, но на веранду, всю в плюще и в огоньках, никто уже не осмеливался выходить. Меня то и дело заполняло какое-то странное восторженное чувство, с которым я оборачивалась назад и смотрела на Него. Наконец Он усадил их в машину, которую только что вызвал – и, обернувшись ко мне, спросил:

– Ты с нами?

– Нет, спасибо… – тут же отмахнулась я, а у самой в глазах блестела безумная радость. – Метро тут рядом… Знаете, если я и встречу в своей жизни мужчину, то он будет, как вы. Вы потрясающий.

– Ну, что ты, – рассмеялся он и поцеловал меня в щёки, стоя под дождём. Я резко завершила наше прощание и, глупо улыбаясь, побежала к метро…

В моей голове отдавалась эхом его реплика: «Напиши мне завтра на почту».

***

Далеко не всегда нам удавалось обменяться личными репликами: нас постоянно окружали другие люди, поэтому мы делали вид, что общаемся только с ними, а друг с другом – ничуть не больше, словно и не знаем друг друга. Но я помню, как вместе с ним ехала с его места работы, на второй день. Я не ожидала такого сильного приглашения, но для меня это было одним счастливым сигналом: Он не был абсолютно равнодушен ко мне. Ехали мы не одни, поэтому всю дорогу я молчала и слушала общающихся рядом со мной людей, знающих своё место; сидевшая слева от меня дама бросила такую реплику своему коллеге: «Тут нет кондиционера, а раньше он и не был нужен – потому что нас здесь сидело меньше…». Может, всё-таки, потому что погода июльская?..

Посадивший меня с ними никак не реагировал: он совсем не знал русского. Я любила иностранцев. Я понимала, что, уехав из Европы, я потеряла это необъяснимое взаимопонимание, лёгкость, уважение нас, женственных русских девушек, которые так отличаются от местных, более независимых и строгих… Я скучала по ним. Даже по обычным работникам разных заведений, где я за две минуты решала все нужные мне вопросы, а потом мы с улыбкой прощались и оставались довольными этим контактом.

Вопрос одной, ставшей теперь особенной для меня национальности, обострился вдвойне. Я ищу и открытые, и закрытые редкие сообщества итальянцев в Москве – на самом деле, существовавшие только виртуально, на деле же все жили разрозненно, не как в Брюсселе, «диаспорами» (порой, мне казалось, они так как минимум досуг проводили, а то и работали). И найди их… Отправляю в группу запрос участника, без результатов. В Москве также встретила старых знакомых, собиравших массовые франкофонные вечера, и годы спустя вновь присоединилась к ним, чтобы посмотреть на то же самое уже совсем свежим взглядом. То и дело ищущим своего счастья. Или, как минимум, интересных бесед, которые могут длиться часами…

Теперь же в этом не было необходимости. Казалось, счастье пришло в руки само… Я могла с Ним общаться на обоих языках – и на итальянском, и на французском, где второй был для нас языком конфиденциальности, в особенности же от чужих ушей. Я была уже не такой уязвимой…

Однажды я добилась своего. Позвал Он меня под предлогом почитать мои стихи, которые я подарила Ему и подписала своими пожеланиями; как Он говорил не раз, эти пожелания тронули его до глубины души.

Я ждала каждый день, когда Он найдёт время и отправит мне хоть несколько реплик. Боясь оторвать Его от работы и показать себя слишком навязчивой – что было мне, мягко скажем, свойственно, когда я действительно не контролировала свои чувства рамками разума, – я в полузабвении ждала… И однажды это случилось. Я боялась его суровой философии, к которой Он заранее подготовил меня, чтобы я не была разочарована. Суровой правды жизни, по крайней мере, к той, которой Он привык.

***

На самом деле, не только в современном мире женщины решили показать себя сильными существами. Мы же помним литературных героинь нескольких предыдущих веков, не падших духом при любом, даже самом масштабном, несчастье?

Другое дело – каких Реттов Батлеров им уготовит судьба…

«Писательство – единственная моя постоянная черта. Я постоянен в своём непостоянстве», – в этой фразе весь Франко. Я хотела бы сказать то же самое о себе. Но кто говорил, что слишком похожим людям суждено быть вместе?

Мы похожи, и я тебя понимаю. Но прости: я хочу найти твою противоположность и стать похожей на него. С полной гарантией, что мы будем вместе всегда, а не изредка, в особые моменты твоего непостоянства. Потому что непостоянство – тоже моя болезнь.

***

И знаешь – я хочу, чтобы мне передали эстафету и я тоже выступила на холме Искусств со своими стихами, на французском и итальянском, посвящёнными тебе. Чтобы весь город узнал, почему он не отпустит меня никогда. Ты сделал мне последние полтора месяца токсичными, но теперь, когда я немного отошла, много времени спустя после реальной встречи, и сделала тебя своей музой, своим воображаемым героем, я снова болею – но немного другой болезнью. Если раньше мне было плохо, я писала тебе из электрички в Версаль, что не могу физически жить без твоего присутствия; сейчас же кажется, что ты словно не существовал никогда, и я тебя лишь выдумала, а источник твоего образа так и не был найден, потому я и страдаю… Это были томительные попытки развеселить себя каждый вечер с новыми знакомыми, в которых я не видела и частички тебя; я помню, как я встретила в том же разговорном клубе итальянца, который – бывают же такие совпадения – встречался с русской по имени Элина, она училась и жила в его городе, но со временем их пару разбили разногласия, и они разъехались по разным странам, на новое место работы; человек, несмотря на всё своё дружелюбие, интеллект и особый интерес ко мне, оказался, пожалуй, полной противоположностью Франко. Такого я больше не встречу. Единственное, что точно помогло мне не потерять рассудок: пара поездок в Нидерланды и в Германию, те самые две страны, о которых я грезила с детства; а также экзамены по любимым предметам, к которым я начала готовиться слишком поздно, сидя круглосуточно в библиотеках за компьютером днём и дома за книгами и конспектами ночью. Когда я всё наконец успешно сдала, я поняла, что взяла от этой поездки максимум, причём никаких обязанностей мне не выдвигали, я просто сделала это в своё же удовольствие и в надежде, что это повлияет на моё же призвание: так я стала как минимум к нему профессионально ближе…

Затем подхожу к Американской улице 150 (спасибо, что как-то спонтанно дал адрес, пусть и сорвал тут же эту встречу, когда я в полночь рвалась на последних трамваях) и… не кладу в ящик конверт с тёплым письмом от руки… как же все-таки хорошо, что там подписывают фамилии, а не присваивают квартирам номера… А именно позвоню, представившись почтальоном, местным, бельгийским: “Un colis pour Monsieur Franco Chiaravello” ²². Ты всё равно не помнишь моего голоса… к моему же счастью… иначе бы не открыл мне дверь, а запереть прямо перед носом и не успел бы – я представляю, что ты обалдевал бы так же долго от моего вида, как и я от твоего. И прошла бы вперёд, вместе с «посылкой» и бутылкой вина…

***

Приглашая на очередную дискуссию, мужчина, чьё имя так и останется читателю неизвестным, повёл меня на балкон, куда перенёс нашу бутылку шампанского.

– Я тоже, как ты знаешь, пишу, н у меня это в основном для выступлений, для фестивалей, моих лекториев – по всему, что меня интересует и чем я готов поделиться с умными, способными рассуждать людьми… Однажды ты поймёшь, что твоя самодостаточность, твой ум и остальные твои данные – этим больше никто не сможет грубо пользоваться и злоупотреблять каждый день в твоей жизни. Я слишком люблю свою свободу; даже если я скажу всем, что занят работой – а они могут думать, что я действительно работаю или встречаюсь с какой-то новой девицей, или и то, и другое – я тем временем просто сижу дома и читаю. Потому что книги всегда были мне большими друзьями, чем люди… Однажды ты поймёшь, что одиночество в твоём случае – подарок судьбы, – говорил Он, наливая мне новый бокал шампанского, пока мы сидели на балконе и смотрели на шумно проезжавший поздно вечером трамвай… – Я не люблю кому-то объяснять, почему я так захотел и выбрал себе что-то альтернативное, нежели, например, семья. Я не могу сказать себе хоть в чём-то «нет», когда знаю, что хотел бы обратного. Я не отказываю себе ни в чём, я перепробовал всё в своей жизни – и вот ты видишь меня таким, какой я сейчас, после всех этих экспериментов, – при этом выглядел Он прекрасно, и я продолжала Им слепо восхищаться.

Я скромно молчала, внимая его монологам, изредка вставляла какие-то ремарки и что-то переспрашивала и потихоньку пила шампанское.

– Знаешь, почему я сейчас с тобой?

Он пригласил меня сесть к нему на колени; я, обмирая, аккуратно устроилась, обнимая его за плечи и ощущая себя маленькой, хрупкой наследницей короля. У меня в голове крутился один ответ на Его вопрос, но я предпочла выразиться так:

– Я могу ошибиться, смотря на вещи сугубо в своей плоскости. Чужая душа – потёмки…

Он выпустил струю дыма:

– Я с тобой из-за твоего энтузиазма. – Значит, правильно угадала. – Ты слышишь? Из-за твоего энтузиазма, стремления… Не у всех это вижу.

У меня пересохло горло, но воды рядом не было, и я всё-таки взяла слово:

– Вы бы хотели чего-то конкретного от меня?

– Только общения… Если ты имела в виду что-то большее, я был бы не против, но это не самое главное в тебе.

Моя голова была обращена к окну, словно в ночном небе была поддержка; наш балкон возвышался с седьмого этажа; мои губы полуслышно проронили:

– А если я сама готова…

Мне хотелось обнажить перед Ним свою душу и уже вслух, лицом к лицу, произнести всё то, что я не стала бы писать в двух словах сухим текстом; но Он остановил меня жестом.

– Не надо, в таких случаях я сразу скажу любой женщине: забудь это слово. Любви не бывает, только в поэзии (с чем я сразу вынуждена была согласиться, к сожалению). Этот термин был выдуман кем-то для объяснения определённых зависимостей; а когда я был зависимым хоть от чего-либо?.. Если кому-то не нравится моя философия, я сразу скажу «до свидания», мне не нужно лишних проблем, как и им – лишних разочарований… Но ты, по-видимому, как раз понимаешь, о чём я. И не забывай: одиночество – лучшее, что у нас есть. Это твой подарок свыше.

– А другие женщины мне говорили об обратном, иначе без любви многое теряешь в жизни…

– Скорее, это они многое теряют в жизни, – рассмеялся Он.

***

Одиночество – и как же вы похожи? Я не верю. Вы разные возрастом, у вас разный опыт, но у вас похожие интересы – и вы видите мир так одинаково. Вы умеете быть общественными людьми – а потом сетуеете на поверхностность такого образа жизни. Тысячи сомнительных знакомств и сомнительных познаний… Самоцельность. Непрекращающееся изучение мира. Своя стихия. Безрассудства по жизни и серьёзность в карьере. Неуязвимость. Женщины на одну ночь. И вечная внутренняя боль, заставившая вас надеть броню и нарисовать на вашей маске улыбку, чтобы люди шли к вам навстречу и натыкались на эту самую броню, которую никогда не пробить… Вы мой яд. Но теперь я поняла, что такое мужчины и как они видят своих женщин.

Если однажды мужчина согласится потерять свою свободу, то эта женщина, наверное, должна быть и вправду с Венеры. Или же самой обыкновенной, поэтому он никогда никому не захочет объяснять, списком и по пунктам, что же он в ней нашёл, что захотел быть с ней, одной и навсегда…

И мне Он сказал всё четко. «Я не хочу никому лгать и ни от кого прятаться. Мне проще уйти, чем постоянно знать, что я под чьим-то пристальным вниманием. Я не хочу испытывать угрызений совести. Мне проще сказать всё сразу, а не потом, успев отстрадать. Я лучше отдам женщине деньги, а сам буду свободен». Вот что отличает сильных мужчин от тех, кто пока что на пути к этой силе. Вот что значит – молчание, доставившее мне столько боли, как и кое-кому… Кто не дошёл до этой стадии, лет через десять-двадцать будет делать то же самое… Боже, Раскольников и Свидригайлов.

***

Я лежала на диване. Мир вокруг не существовал для меня, как и время. Он, сидя над моей головой, перебирал мои волосы и, склонившись, поцеловал в зеркальной позиции: глаза к подбородку, подбородок к глазам, где соприкасались только губы. «Спасибо тебе за доверие», – услышала я смягчившийся голос. В нём он выдал свою слабость, после перформанса, не знавшего пощады и якобы не верившего в существование тонкой душевной организации. Мне казалось, он сам был теперь в эту организацию отчасти обращён. Благодаря мне… Я не раскрывала глаз, как раз Ему мне хотелось сказать спасибо. Если и смотрела, то только на Него. Я никогда не задавала себе по жизни вопросов, сколько лет моему текущему возлюбленному, а сколько мне. Это не работало. Признаюсь, зачастую меня тянуло к людям старше. Даже безумно старше. Они всегда были проводниками по жизненному пути, по лабиринтам разных чувств и эротических ощущений, по царству Аида, по тлетворным сторонам личности. Изнутри я слышала одно: не думай и наслаждайся моментом.

Я помню его – уже просто его – полузадумчиво-полувосхищённое настроение с утра, которое пытались испортить его дочери, словно с недовольством ожидавшие такого развития событий. Их отец мог себе такое позволить, потому что это он, его природа. «Не суди книгу по обложке» – идеальное подтверждение тому. Не все хотят быть теми, кем они остаются с самими собой наедине, потому что не готовы подставить своё благородное лицо толпе для плевка – если мыслить в одном направлении. А в остальном…

Один вечер можно забыть. Он на то и был уникальным. Последующие дни, как и предыдущие, до этого вечера, казались мне невыносимыми; одни – от предчувствия желанного, другие – от горечи, что я это никогда не получу. Я чувствовала себя Русалочкой, ходившей по суше, как по лезвиям ножа, когда мои мысли были с ним, а он тут же пресекал подобное, даже если признавался, что иногда и сам думал обо мне… Мне страшно было представить, что говорили ему женщины, которые слушали его философские дискуссии. А может, и не слушали: он не считал нужным им что-либо рассказывать. А лишь приступал к самому главному, без всяких предисловий. Увы, мы, женщины, склонны к тому, чтобы тут же поверить в любовь и представить несколько последующих лет счастья с ним, с детьми от него, где-то на корсиканском берегу, где ветер и волны уносят с нас всё, предоставляя лишь нас самим себе и нашим эмоциям… Мужчины, может, одобрят последнее. На время. Если найдут женщину привлекательной и даже захотят её известно как отблагодарить. Всё…

Да, я помню, что он не видел во мне один лишь объект, поэтому и искал хорошего собеседника для себя. Тем более, того, кто окажется его единомышленником, с кем ему можно спокойно быть самим собой. Я знала его совсем немного – но вот он стоял передо мной открытой книгой и предупреждал, что боится ранить меня изнутри.

Я никогда не забуду этого ужасного и восхитительного в одном флаконе человека, пусть даже совсем недавно чуть не оказалась одной из многих, допустивших ту же самую ошибку (или попросту ищущих в этом свою выгоду, чего я, кстати, никогда не пойму: потому что я выше подобного). Я благодарна ему за то, что он сказал мне правду, даже если эта правда не помешала мне решиться… Не думая о том, насколько эта встреча окажется последней (как ни странно, то было мои́м решением), я сделала ему подарок, зная его ещё молодые и неизменные пристрастия. Я знаю его культурные интересы и всегда советую что-то в Москве или обмениваюсь с ним впечатлениями. Но он сказал мне правду… Месяц, если не больше, на расстоянии, пока он был в отпуске, помог отойти от всех грёз. И внезапно вспомнить о Франко…

– А вы знаете, почему я учу итальянский? – смеясь, полупьянной говорила я, гуляя с ним в ночи. – Потому что однажды встретила я в Брюсселе итальянца и влюбилась… Ничего у нас не получилось, но оттуда растут все корни. Мне нравятся итальянцы, хоть убейся. И я хочу научиться жить, как они… И, может, туда и поеду отдыхать, пока вас не будет в Москве.

– В Брюссель? – переспрашивал он. – Мне всегда казалось, там опасно, особенно ночью. Чем мне, к слову, и нравится Москва: тут можно ощущать себя в безопасности.

– Отчасти вы правы, но вы видели наверняка только центр Москвы. А Брюссель воистину опасен, но кое-чем другим…

***

Роман в стадии написания, тщательно отбираются вещи для максимально лёгкого багажа. Это поездка, которая не призывает к продолжительной остановке и полной готовности заниматься бытом по дому. Это не отель и беспечность по расписанию на каждый день. Это не гигантский чемодан, подготовленный для кучи сувениров и одежды с шоколадом, купленными по Tax Free. Эта поездка – эмоциональная отдушина и поиск глазами мест, которые были ключевыми в тот день…

Я сидела за компьютером в Музее Яндекса и печатала своё повествование, пока на мой телефон не пришло уведомление. Я увидела сообщение от Тебя:

«Когда ты будешь здесь? Целую».

Это было против всех моих ожиданий. Минут десять я сидела, ошеломлённая, и не могла опомниться и понять: неужели человек «услышал меня на том проводе», эмпатией прочувствовал, что я сейчас пишу про него?

Я указала даты и, пребывая в состоянии ментального отключения, открыла на телефоне SoundHound: композиция, игравшая в помещении и идеально подходящая под моё состояние. Я поделилась ею с ним. И написала, что до сих пор люблю, даже если знаю любовь только в искажённом проявлении.

«Я знаю, и поэтому напоминаю, чтобы мы наконец всё прояснили: к сожалению не могу дать тебе любви. Могу дать только одного».

«Я и готова. Только я останусь у тебя на три дня! Или на три ночи подряд», – добавила я, понимая, что в будни у каждого могут быть свои планы. И представляя, как буду руками ласкать его чёрные волосы и тянуться за горячими, щекотливыми поцелуями от соприкосновения с бородой… «Я купила тебе подарок. Зная тебя, выбрала осознанно. Ни в коем случае не отменяй встречу в последний момент!»

***

Вы бы тоже, наверное, сказали: «А стоит ли оно такого решительного шага?» – узнав, что я вновь еду в Брюссель, в надежде получить ответ на свой вопрос и найти ключ к своему сундуку с кладом. Знаете, если бы этого человека не было на свете и я его вовсе выдумала, чтобы было от кого вдохновляться, дела бы обстояли гораздо проще. Творец Пигмалиона не страдал бы, Аполлон не бегал бы за Дафной, и каждый бы просто получал удовольствие от того, что умеет красиво писать на такие популярные среди женщин темы. Я знаю, что ни одна женщина не позволила бы себя так «уважать». И ни один мужчина не поддерживал меня в моих поисках истины, зная наперёд с прагматической точки зрения, что к чему и как оно должно случиться завтра.

Я никогда не могла приказать своим чувствам умолкнуть. Я плохо слышала тех, кто жертвовал для меня своим комфортом ради моего. Это люди, с которыми я максимум, что могла познать, так это истинную дружбу и беспокойное состояние, когда знаешь, что не можешь отплатить ровно тем же. Франко, это, к сожалению, ты и я.

Мы не приказываем сердцу. Мы забываем всё остальное, когда слышим только его, требующего одного: опустошить себя и отдать все накопившиеся кристаллизованные чувства тому самому недостижимому и непостижимому объекту наших душевных мук.

Я не нашла себя в Брюсселе за три месяца, проведенные в нём без действительно глобальных целей – я, может, уехала туда не только во имя учёбы, но и ради лёгкого эскапизма серых будней дома, в Москве. Я не любила Брюссель как город, с его неторопливым ритмом, вечно закрывающимися в выходные дни заведениями, отсутствием всякой активности и оригинальности, не считая европейских политических забот и бесконечных знакомств, где все национальности равны и забывают о том, что они себя раньше идентифицировали с какой-то страной… Больше скажу: новые жители Брюсселя из разных стран – словно разные знаки зодиака со своим менталитетом, с которыми вам повезёт либо найти общий язык, либо нет, если вдруг вы чувственно осознали в этом необходимость. Когда я вернулась в Брюссель четыре месяца спустя, я никогда не ощущала большего родства, чем с друзьями, которых встретила здесь, и не чувствовала радостной боли в душе, когда узнавала те самые места…

Когда я возвращалась из аэропорта поздно вечером разными автобусами, с восьмикилограммовой сумкой на плече, но ставшим лёгким сердцем, от ожидания, что случится чудо – я помню, как я, с каждым увиденным вновь знакомым местом, которое мы посетили в ту волшебную ночь, ощущала прилив сил и говорила себе: «Брюссель, я так скучала…». От страшных диких пригородов, отделённых лесной полосой, до цивильных, но пустых городских окраин (люди боялись за свою жизнь, возможно, но нам ли, москвичам, не возвращаться домой очень поздно). Автобус двигался по очень неровной дороге, но мои глаза были вовсю обращены на каждое проезжаемое дерево и дом. Вот он, мой второй родной город! Где меня все ждут. И главная, ждёт большая, пусть и безответная, любовь, которая зовёт и которой я не дам умолкнуть!

Круглая площадь Амбиорикс, где точечный свет от фонарей освещал тёмные деревья и элитные дома, широкая автострада, ведущая к Ботаник с его деловыми небоскрёбами, холм Искусств, где мой любимый герой выступал со своими стихами и где хотела бы выступить и я…

Сломанный, практически лежавший светофор, местная субкультурная молодёжь, тускло-красные огни, большие дороги центра… Всё дальше и дальше, с уже не таким тяжёлым по ощущениям багажом. На холме Искусств играл рок-концерт, оглушительно и динамично прорываясь сквозь ночной сон жителей самого центра столицы, оставшихся дома (я удачно приехала ровно в даты музыкального и цветочного фестиваля, проходивших на Гранд-Плас).

***

Я проснулась в Брюсселе, в самом центре, 16 августа, ровно пять месяцев спустя с момента той первой встречи и всех эмоций, что мы испытали, за один вечер. Я хочу теперь осознанно попросить прощения, за всё, что сказала ровно пять месяцев назад. Хотя в этом ли было дело?.. Стал бы ты себе лгать и наступать себе на горло, отказавшись от меня как от спутницы жизни?..

Четыре дня я жила у самого доброго и альруистичного на свете человека – своего славянского брата, его мать из Сербии; он объехал пол-Европы и пол-США и дал мне миллион советов на будущее, познакомил с интересными британцами, с которыми я обсудила искусство и русскую культуру, спас мой телефон после ливня и сделал для меня копию ключей от квартиры, чтобы я всегда смогла вернуться в удобное мне время. Два дня я жила у Лауры, с которой мы полдня гуляли по городу и посетили все места, которые я не успела посетить в предыдущие три месяца, а вечером она, предоставляя мне абсолютный комфорт у себя дома, отдавала компьютер, на котором я печатала часть этого романа, искала все маршруты по городу и поддерживала связь с нужными мне людьми.

Я радовалась каждой возможности увидеть всё больше и больше мест, через которые мы проходили. Стоило мне однажды остановиться на остановке Трон и осмотреться вокруг себя, как в моей голове тут же всплыла картинка 17 марта, когда я уезжала от Франко: кафе «Поль», которое было закрыто в воскресное утро и в котором мы сидели с Лаурой в последний день моего пребывания, шумный Порт де Намюр, разделённый двумя полосами движения, станция метро линий 2 и 6, где я делала пересадку ради автобуса 34 в сторону дома…

В жизни происходит столько вещей, которые только доказывают цикличность истории. Как оказалось, кафе “Гран-Сентраль” я посещала трижды: с Франко и с еще двумя знакомыми мужчинами, но уже месяцами позже. Вернее, во втором и третьем случае мы только проходили мимо “Гран-Сентраль” и заходили во второе кафе, расположенное по соседству, с более интересным, как всем казалось, интерьером… Как ни странно, только при втором визите в Брюссель я сразу же вспомнила все эти детали. Я узнала перекрёсток, светофор, офисные здания напротив наших окон на втором этаже, сами столики и стойки… Думаю, Франко даже и не подозревает, что одна встреча с застенчивой девушкой, которой легко было вскружить голову и заставить поверить в любые выдумки, может обернуться написанием романа и миссией по возвращению в Брюссель.

Я снова проходила по площади Журдан, которую мы с Франко пересекали не раз, в поисках то бара, то пива для вечеринки, то просто для романтических прогулок. Как оказалось, маленькие фонтаны, бившие некогда посреди асфальта, как в Музеоне, отключили, скромная лавчонка “Месье Антуан” стала солидным заведением, перед которым выстраивались очереди желающих картошки фри… И совсем рядом с этой площадью живёт один из моих хороших знакомых.

***

Жизнь – это когда моя странность встречается с твоей… И ты это сам видел.

Ты – поистине странность, раз ты сам назначил встречу и накануне неё решил исчезнуть. Ты читаешь всё, что я пишу, будь то разного рода рассуждения, будь то романтические фантазии, будь то стихи. Но моё сознание было разорвано, как пояс астероидов между Марсом и Юпитером. Мне хотелось выйти из дома и направиться к твоей двери, пройдя несколько остановок по пути трамвая 81, чтобы либо написать на ящике какую-то гадость на итальянском, либо бросить в него вместе с трогательным письмом подарочную электронную зажигалку как сувенир из Москвы. Поджечь твой дом (уже не думая о других жителях) или даже много лет спустя и в браке приехать к тебе в любую страну и родить детей, похожих на тебя.