Actio! Гид по успешному инвестированию для новичков и не только

Сельскохозяйственные машины изменили то, как фермеры растили зерно, но не изменили американское меню – однообразное и тоскливое. Большинство семей выращивало свои собственные овощи и фрукты. Основой питания были хлеб, картофель, корнеплоды и сушеные фрукты, которые иногда разнообразили листом салата или зажаренным на углях мясом. На завтрак ели почки. В кухнях не было холодильников, поэтому фрукты и овощи ели свежими только в короткие периоды «сезона».

Зимой в ходу были салат из огурцов, маринованные огурцы или вообще никаких овощей. Если вы не жили неподалеку от водоема, то свежей рыбы не ели. Лимоны были роскошью, а апельсины вы могли найти раз в год в своем рождественском чулке^[11], если он у вас был. Помидоры были экзотическими плодами, которые экспортировали из Мексики. Доверием они не пользовались, поскольку считалось, что эти плоды могут быть ядовитыми. Грейпфруты можно было отыскать только во Флориде.

Грузовиков или железнодорожных вагонов с холодильниками для перевозки овощей еще не существовало, а консервная промышленность не придумала, как сделать овощи в банках, которые можно хранить на полках. Как только появлялись лишние продукты, люди делали домашние заготовки в стеклянных банках. Коровы, овцы и свиньи были ходячими стейками, бараньими ребрышками и свиными отбивными. Их везли с ферм в города живыми, сохраняя таким образом мясо «первой свежести».

Мы часто слышим ностальгические разговоры о «старых добрых деньках», когда жизнь была «более простой» и «близкой к природе», но, возможно, те, кто ведет эти разговоры, быстро изменили бы свое мнение, если бы испытали, на что была похожа повседневная жизнь простого человека: гнуть спину от рассвета до заката. Чтобы семья была в сытости, чистой одежде, сухости и тепле, нужно было работать целый день. Без современных приборов и продуктов женские обязанности были бесконечны, да и мужские тоже.

Большинство домов были самодельными, такой же была одежда, занавески, мебель и мыло. Обычный человек мог неделями не покупать продукцию какой-либо компании, будь она частной или публичной. Для того, чтобы приготовить еду, требовались многие часы, а еще нужны было успеть обработать огород и наколоть дрова для печи. Дым от печей и каминов был главным источником загрязнения воздуха как в домах, так и вокруг них, где люди и проводили большую часть времени. И это называют свежим воздухом, которым якобы все наслаждались в те дни!

Не было и телевизоров, что, возможно, было неплохо, потому что у большинства людей свободного времени все равно не было. Сегодня мы говорим о «домашнем досуге», но тогда свободное время действительно проводили внутри домов: популярностью пользовались карточные игры, загадки, музицирование, рассказывание историй и шуток.

Если это были такие замечательные развлечения, то почему так много людей обрадовались появлению радио, а затем и телевидения?

Железные дороги и коммерция

На протяжении всего XIX в. фондовый рынок продолжал набирать популярность, отчасти благодаря первому коммерчески успешному изобретению Томаса Эдисона – тикерному аппарату. Он представлял собой печатающее устройство, накрытое стеклянной чашей, из-за чего машина напоминала современный аппарат для продажи жевательной резинки. Каждый раз, когда акция продавалась или покупалась, запись о сделке передавалась по телеграфу на тикерные аппараты по всей стране и за границей.

Она печаталась на непрерывной бумажной ленте, где обозначался символ акции, стоимость и количество акций, поменявших владельца. Любой, у кого был доступ к тикеру, мог просматривать ленту и составлять представление об актуальных ценах на фондовом рынке.

До появления такого аппарата не было никакого иного способа узнать, что происходит с акциями, кроме как присутствовать на фондовой бирже. Но после установки тикерных аппаратов инвесторы могли без задержек наблюдать за любыми своими акциями вместе с теми, кто находился на Уолл-стрит.

С 1790-х гг. до начала Гражданской войны^[12] американская экономика выросла в восемь раз. Это означает, что население выпускало в восемь раз больше продукции, в восемь раз больше покупало и продавало ее по сравнению с колониальными временами. Мы были на пути к тому, чтобы стать одной из самых индустриально развитых держав в мире. После окончания Гражданской войны и отмены рабства (расовую дискриминацию, разумеется, никто не отменял), когда население хлынуло на запад, а города ринулись вверх, все в стране пришло в движение.

К 1885 г. текстильные фабрики стояли вдоль рек в Новой Англии, а на Бостонской фондовой бирже продавались акции как минимум 46 текстильных компаний. Возвращаясь с войны, солдаты, привыкшие носить форму, шли по магазинам и покупали новый вид форменной одежды – готовый костюм. Мыло и свечи, кожа и кленовый сахар, которые традиционно изготавливались дома, теперь продавались в магазинах. Торговые границы между штатами разрушались, так что серийно выпускаемые продукты могли попадать из штата в штат.

Было выбрано две железнодорожные компании, Union Pacific и Central Pacific, которым предстояло проложить рельсы через всю страну до Тихого океана. Иногда случались драки между ирландскими, немецкими или китайскими рабочими, но они вместе прилагали усилия, прокладывая пути и вбивая путевые костыли.

Конгресс выделил 69 млн га земли на строительство железных дорог в разных частях страны – это стало самой крупной безвозмездной передачей собственности в истории США, причем его значение нельзя оценить однозначно. Железнодорожные компании продали часть этой земли фермерам, а часть использовали в качестве залога, чтобы взять огромные кредиты для оплаты труда рабочих и покупки железнодорожного полотна, вагонов и другого дорогостоящего оборудования.

Нескольким современным железнодорожным компаниям все еще принадлежат обширные участки ценных земель из тех, которые были выделены им правительством и которые по сей день являются источником дохода.

Железные дороги перевозили грузы и пассажиров, а также привели множество новых покупателей на фондовый рынок. Во время второго железнодорожного бума инвесторы вложили $318 млн своих денег в акции железнодорожных компаний и таким образом «построили» 21 000 км путей. Федеральное правительство предоставило большую часть земли. Запад завоевали не ковбои с револьвером, а железнодорожные пути. Без денег и подобных прорывов, кто знает, когда эти земли были бы заселены?

Акции железнодорожных компаний – как же они могли это пропустить! – стали делом, объединившим инвесторов от побережья до побережья. Люди видели, как рельсы соединяли дальние уголки страны, как по ним пыхтели локомотивы, и уверились, что вложения в железные дороги – дело беспроигрышное.

Фермеры вовсю спекулировали железнодорожными акциями, землей у железных дорог и земельными компаниями, возникшими после принятия закона о гомстедах в 1862 г.^[13] Некоторые из этих железнодорожных и земельных проектов оказались однодневками, как и многие предприятия по добыче золота и серебра, последовавшие за железными дорогами.

Говорят, Марк Твен однажды описал золотую шахту как «дыру в земле, принадлежащую лжецу», и часто именно этот лжец торговал акциями. Гораздо больше денег доставалось людям, продающим акции несуществующих шахт, а не тем, кто брал свои сковороды и отбойные молотки и отправлялся в Калифорнию. У жертв фирм-однодневок не было органов, защищавших их интересы на федеральном уровне или уровне штата, а законы, запрещающие компаниям предоставлять ложную или вводящую в заблуждение информацию, еще не были написаны.

Во время великой эпохи ковбоев, продлившейся всего 25 лет, на биржах появилась масса акций скотоводческих компаний. В конце 1860-х гг. в США было 38 млн коров на 39 млн человек, то есть на каждого жителя приходилась примерно одна корова. Ковбои производили большое впечатление на жителей Восточного побережья, покупающих акции на этом играющем на повышение рынке.

К 1869 г. на Нью-Йоркской фондовой бирже продавались акции 145 различных компаний. На Уолл-стрит дебютировали страховые компании, а также сталелитейные и металлургические заводы, выросшие в гигантов, срывающих фермеров с земли и везущих иммигрантов через Атлантику в свои фабричные города.

Железные дороги протянулись до самых отдаленных уголков страны, по каналам Великих озер шло интенсивное движение барж, доставлявших железо и уголь, которым предстояло переплавиться в недрах сталелитейных печей, отравлявших воздух своим ядовитым дыханием, но иммигранты все продолжали прибывать в поисках работы на заводах и фабриках.

Гавань Нью-Йорка наводнили иммигранты всех мастей: из Ирландии, континентальной Европы и даже из Китая. Они бежали от картофельного голода, войн, тайной полиции, несправедливости, нетерпимости, небезопасности, беспорядков. Они брались за любую низкооплачиваемую работу, становились швеями, мясозаготовщиками, сварщиками и механиками, работая много часов в нездоровых и часто опасных условиях. Они хватались за такие плохие условия работы и жизни, потому что, как бы плохо ни было в США, еще хуже было дома, где люди голодали или гибли в бесконечных войнах. Если бы жизнь здесь не была хоть немного лучше, зачем тогда так много людей отправлялось в путь?

Они понимали, что, если останутся в Польше, Греции или где-то еще, у них практически не будет шанса преуспеть, потому что в каждой стране была маленькая группа семей аристократов, которые владели фермами, деньгами и контролировали правительство. В Америке, как они искренне надеялись, у них были виды на будущее. Разве она не была страной возможностей? Рабочие видели, как благосостояние их соседей растет, и ожидали, что смогут получить хотя бы его часть. А если у них не выходило, значит, жить лучше должны были их дети. Так и выходило.

Потомки рабочих-иммигрантов имели шанс поступить в колледж и стать врачами, юристами, чиновниками и даже владельцами тех самых компаний, на которых их родители и деды работали по много часов за мизерную плату.

В общем и в целом, американские рабочие конца XIX в. не тратили деньги на дорогие путешествия или вечеринки с шампанским – по крайней мере, большинство из них. Они клали деньги в банки, где ситуация несколько улучшилась по сравнению с теми днями, когда банками управляли отдельные штаты. Бесконечное множество валюты, затрудняющее покупки, исчезло в середине 1860-х гг., когда была установлена новая федеральная банковская система. С тех пор у нас появилась единая национальная валюта – американский доллар.

Американцы клали в банки так много наличных, что за период от Гражданской до Первой мировой войны отложили 18 % от объема промышленного производства всей страны. Поскольку деньги использовались на то, чтобы построить усовершенствованные фабрики и хорошие дороги, чтобы перевозить товары с фабрик, рабочие стали трудиться более эффективно. Они могли производить больше продукции, выполняя тот же объем работы.

Денежный запас вырос в 40 раз, но практически никакой инфляции не было. Сегодня, когда развивающаяся страна печатает больше денег, мы видим немедленное падение их стоимости и взлет цен. Но во второй половине XIX в., когда Соединенные Штаты были крепнущим государством, цены оставались стабильными, несмотря на то что банки начали печатать деньги, как сумасшедшие. Причиной того, что увеличение денежной массы не вызывало инфляции, было равновесие промышленного производства и денежного запаса.

Еще один фактор, который, возможно, способствовал процветанию страны – это то, что наши границы были закрыты для многих иностранных товаров из-за огромных налогов. Сегодня мы много слышим о свободной торговле и о том, как это хорошо, но в золотую пору американской экономики, когда она быстрее всего росла, а предприятия работали на полной скорости, иностранным конкурентам было трудно войти на внутренние рынки США, и наша промышленность в какой-то мере была от них защищена.

Американские умы по-прежнему поставляли новые изобретения: телеграф, телефон, автомобиль, покрышки из вулканизированной резины. Люди улучшали все, вплоть до мышеловок, делали машины для любой работы, которую делали человеческие руки. В 1880-х гг. в Конгресс был представлен законопроект о закрытии Патентного ведомства США, так как появилась теория о том, что все важные изобретения были сделаны. Как же ошибались наши предки!

Появилась машина для скручивания сигарет, сделанная компанией Bonsack и впервые использованная владельцем табачной компании из Каролины Джеймсом Дьюком, магнатом, ставшим самым крупным спонсором Университета Дьюка. Была машина для изготовления спичек, машина для производства муки (ее прибрала к рукам компания Pillsbury), машина для изготовления сгущенного молока (эксклюзивные права принадлежали Borden Milk Company), новый метод производства стали (бессемеровский процесс) и машина для консервирования супа (впервые использована Campbell’s). Была даже машина для изготовления не тонущего в воде мыла Ivory, по ошибке созданного в лаборатории Procter & Gamble.

Когда изобретались новые машины, кто-то должен был придумывать и новые станки для их изготовления, а еще делать запасные части и инструменты для ремонта. Вместо того чтобы лишить людей работы, как опасались многие критики эпохи машин, они создавали рабочие места. На каждое дело, которое теперь выполнял металлический «работяга», находилось два новых. И с каждым усовершенствованием уровня сложности машин работа становилась легче. Производить на фабриках товары было дешевле, чем изготовлять их вручную, и во многих случаях они превосходили кустарные изделия по качеству или, по крайней мере, качество было сопоставимым. Более дешевые товары можно было по низкой цене продавать покупателям, которые за свои деньги могли получить больше, если отрасль была механизирована.

Развитие национальных брендов

К наступлению ХХ в. в США уже существовала процветающая отрасль по производству закусок, где все виды мармеладов, джемов, сладостей, печенья и жевательной резинки производились и продавались компаниями, чьи акции торговались на фондовом рынке. Вы могли есть эти продукты и инвестировать в них.

Мы прошли долгий путь от тех ужасных дней, когда среди закусок были только галеты, сухие, масляные и соленые крекеры да круглые сахарные печенья. Их делали в пекарнях по соседству и продавали из банок в местных магазинах.

Самыми популярными крекерами в стране были Uneeda, бренд, известный в те дни так же, как Coca-Cola сегодня. Их выпускали в National Biscuit Company, иначе известной как Nabisco. Компания появилась в результате многих десятилетий слияний, когда множество маленьких семейных пекарен объединилось в две региональных: American Biscuit Company на Среднем Западе и New York Biscuit Company на востоке. Они объединили свои силы и стали Nabisco, которая превратилась в публичную компанию примерно на рубеже веков, продав акции на $30 млн. Первоначально в ней было 1300 акционеров, в том числе и несколько знаменитостей, но акции мог приобрести любой.

Под мудрым руководством Адольфуса Грина Nabisco покончила с банками с крекерами в американских магазинах и «приправила» печеньки веселыми упаковками. Крекеры стали упаковывать порциями, чтобы сохранить их хрустящими и сухими, а также чтобы их не зачерпывали из банки грязными руками. Продолжая выпускать скучные печенья Uneeda, Nabisco выпустила линейку новых продуктов: Fig Newtons^[14] (названные в честь города Ньютон, штат Массачусетс), Premium Saltines, Barnum’s Animal Crackers^[15] (1902), печенье Lorna Doones и Oreo (1912), а также Ritz Crackers (1934).

Oreo стало печеньем-бестселлером во всем мире, и таким оно остается по сей день. Эта марка с нами так давно, что мы уже и забыли, что оно было придумано в лаборатории Nabisco. Также этой компании принадлежат права и на первое лакомство для собак – Milk Bone.

Были и орешки Planter’s, придуманные на рубеже веков уличным продавцом Амадео Обици, толкавшим свою тележку по улицам Уилкс-Барр, штат Пенсильвания. Однажды он решил присыпать арахис солью, и эти орехи стали таким хитом, что в 1906 г. Обици с партнером объединились, чтобы основать Planter’s Nut & Chocolate Company, позднее превратившуюся в Planter’s Life Savers Company, которая стала известным во всем мире брендом и подразделением RJR Nabisco.

Появился и кетчуп Heinz, придуманный изготовителем маринадов Генри Дж. Хайнцем, который разорился и стал банкротом во время паники 1873 г., а потом превратился в короля маринадов и соусов и популяризатора кетчупа по всему миру. За основу для своего рецепта он взял «кечиап», восточный соус, главным ингредиентом которого была маринованная рыба. Хайнц убрал рыбу и заменил ее томатами.

В колониальные времена и в XIX в. американцы были убеждены, что томаты ядовиты, их не разубедил даже пример храброго военного полковника Джонсона, съевшего помидор на ступенях суда графства в Салеме, штат Нью-Джерси, чтобы доказать, что плод вовсе не смертелен. Но после того, как Хайнц засунул томаты в бутылку, люди приобрели обыкновение все заливать кетчупом – привычка, которая жива и в наши дни. Президент Никсон лил кетчуп и на яичницу-болтунью.

Кетчуп, горчица, оливки, маринованные огурцы, соус – все, что мы кладем в гамбургер, – были первыми серийными продуктами Хайнца. У него имелись производственные отделения в шести штатах, базы сбыта и торговые агенты по всему миру, 2800 сотрудников, работающих полный день, и 20 000 фермеров, получающих контракты на выращивание овощей, которые он клал в свои соусы.

Пока Хайнц занимался кетчупом и 56 разновидностями других соусов, Сильвестр Грэм изобретал свой знаменитый крекер. Протестантский священник и лектор Женского христианского союза трезвости, он выступал против спиртных напитков, мяса, горчицы и даже кетчупа Хайнца, который, как считал Грэм, вызывает умопомешательство. Последний был сторонником холодного душа, жесткого матраса, фруктов, сырых овощей и цельнозерновой муки, которая и стала основой придуманной им закуски. Как мы понимаем, крекер Грэма не был обычным крекером. Он задумывался как лекарство от похоти и буйства подростковых гормонов, которые, по мнению Грэма, появляются из-за диеты из мяса и жиров. По его теории, подростки, которые едят крекеры Грэма, спокойнее, лучше себя ведут и с легкостью выполняют домашние задания.

Пока Грэм продолжал свой крекеровый поход, доктор Джон Келлог также боролся с подростковой похотью (он называл ее «опасными желаниями») с помощью кукурузных хлопьев. Доктор Келлог был вегетарианцем, помешанным на здоровом образе жизни, он даже открыл свой знаменитый санаторий в городе Бэттл-Крик, штат Мичиган. Однажды он экспериментировал с рецептом хлеба, пытаясь сделать новый вид тостов, который было бы легче жевать, чем распространенные «сухари», где зубы застревали намертво. Келлог слишком долго не вытаскивал свой экспериментальный хлеб из печи, и изделие превратилось в хлопья. Вскоре доктор был убежден, что постоянное употребление этих хлопьев может погасить самое жаркое романтическое пламя и удержать американскую молодежь от проблем.

С Келлогом или, если уж на то пошло, с Сильвестром Грэмом согласилось не так уж много людей, но это не помешало всей стране влюбиться в крекеры Грэма и хлопья Келлога.

Келлог свел знакомство с одним из пациентов своего санатория Чарльзом Уильямом Постом, который оказался на редкость убедительным агентом. Пост приехал в санаторий, чтобы вылечить нервное истощение и съел первую чашку хлопьев Келлога. Они ему понравились, но карамельный кофе, который у Келлога подавали на завтрак, Пост просто ненавидел. Поэтому, чтобы пить что-нибудь получше, Пост изобрел постум – напиток из пшеницы и отрубей, по вкусу напоминавший кофе (по крайней мере, Пост так считал). Он основал компанию, которая продавала постум в огромных количествах вместе с двумя видами придуманных им хлопьев: Grape Nuts и Post Toasties.

Не стоит забывать и о Херши и его шоколадках. Милтон Снейвли Херши был владельцем крошечного магазинчика, торгующего карамелью. В 1893 г. он приехал на Всемирную выставку в Чикаго, увидел немецкую машину, изготавливающую шоколад, и заказал себе экземпляр. Сначала Херши использовал ее, чтобы делать покрытую шоколадом карамель, потом уже в массовое производство пошли первые шоколадные плитки, и в 1907 г. появились Hershey’s Kisses, а в 1925 г. – Hershey’s Goodbar с арахисом. Акции компании Hershey стали продаваться на Нью-Йоркской фондовой бирже в 1927 г.

Был и Джером Смакер, продававший яблочное масло и яблочный сидр, изготовленный из плодов деревьев, посаженных Джонни Эпплсидом в Огайо. В 1897 г. Смакер основал компанию J. M. Smucker, которая и век спустя продавала больше видов варенья и джемов, чем кто-либо еще в стране.

В то время в Соединенных Штатах были зарегистрированы тысячи торговых знаков, а в лексикон американцев вошли их рекламные слоганы и стишки. Например, «абсолютно чистый»^[16] от Royal Baking Company; «Вы нажимаете на кнопку – мы делаем все остальное» от Kodak, «Оно плавает!» о мыле Ivory, «пиво, которое сделало Милуоки знаменитым» от Schlitz, «все новости, достойные печати» от New York Times и «розовые таблетки для бледных людей» из рекламы витаминной добавки, которую продавал некий доктор Уильямс.

Изобретение всех этих продуктов привело к созданию новых магазинов, где они могли бы продаваться. Еще в середине XIX в. в стране не было супермаркетов. Никто и подумать не мог о массовом потребительском рынке продуктов, пока в 1859 г. двое любителей чая Джордж Гилман и Джордж Хантингтон Хартфорд не открыли в Нью-Йорке чайный магазин примерно на том же месте, где сегодня находится Всемирный торговый центр^[17]. Это был небольшой бизнес со звучным названием «Великая американская чайная компания». Позднее имя изменили, и оно стало звучать еще величественнее: «Великая Атлантическая и Тихоокеанская чайная компания».

Из одного чайного магазина в Нью-Йорке появилось пять, потом магазины открылись в каждом штате. К тому времени Гилман и Хартфорд уже добавили на свои полки кофе, масло и молоко. В 1912 г. они владели сетью из 400 магазинов, став первооткрывателями массового рынка продуктов, к концу 1920-х гг. у предпринимателей было уже 15 000 магазинов по всей стране, а уровень ежегодных продаж достигал $1 млрд. В США того времени едва ли можно было найти нормального покупателя, никогда не слышавшего об A&P.

Благодаря увеличению количества сетевых магазинов и рассылаемых по почте каталогов люди могли покупать товары массового производства хорошего качества по гораздо более низким ценам по сравнению с передвижными лавками и местными независимыми торговцами. В маленьких городах и в деревнях прибытие почтовой посылки было событием, особенно если она приходила из Montgomery Ward, названной в честь ее основателя Аарона Монтгомери, в 1872 г. создавшего первую работающую по почтовым заказам компанию в Чикаго, или из Sears Roebuck and Company, разославшей свои первые каталоги в 1887 г.

Вначале Сирс продавал только часы, но быстро расширил ассортимент. Есть история о том, как золотоискатель из Номы, штат Аляска, послал Сирсу оплаченный заказ на сто рулонов туалетной бумаги, вложив наличные в конверт. В ответ Сирс написал, что не может принять заказ на товары, которых нет в каталоге. «Если бы у меня был каталог, – отозвался клиент, – мне бы и туалетная бумага не понадобилась!»

Чем чаще товары посылали по почте на большие расстояния, тем больше грузов приходилась перевозить железной дорогой. Роль почты в жизни людей росла. Она стала необходима капитализму, поскольку оказалась самым эффективным способом доставить товары массового потребления в руки покупателей. Но даже тогда у почтовых отделений была репутация мест с крайне низким уровнем сервиса, и производителей товаров это огорчало. Быстрая доставка была так важна для бизнеса, что Адольфус Грин даже отвлекся от управления Nabisco, чтобы провести кампанию по реформе почтовых отделений.

Индустриальная эпоха и бароны-разбойники

Корпорации строили заводы и фабрики – основу и фундамент современной Америки. К середине XIX в. корпорациям принадлежало менее четверти всего бизнеса в стране, но с приближением XX в. компании оказывали влияние на каждую область повседневной жизни.

Массовое производство было лозунгом дня: товары потоком лились с фабрик в железнодорожные вагоны, они распространялись через границы штатов, уничтожая на региональных рынках маленькие магазины с небольшим ассортиментом. Это расширение рынков стало революционным изменением в жизни общества, повлиявшим на повседневную жизнь людей не меньше (а то и больше), чем Американская революция. Если до 1820 г. две трети всей одежды в Соединенных Штатах шили дома вручную, к концу века большая часть делалась на фабриках.

Названия компаний и брендов вроде Diamond, Pillsbury, Campbell, Heinz, Borden, Quaker Oats, Libby и Procter & Gamble стали принятыми в быту словами. Предназначенные для домашнего использования товары становились настолько же известными, как и писатели, художники, исполнители песен или политики. К 1880 г. мыло Ivory стало популярным от одного побережья до другого. В 1884 г. Джордж Истмен придумал способ массового производства фотографической пленки, и десять лет спустя вся страна делала снимки на пленку Kodak камерами Kodak.

Эпоха машин и массовое производство наступали так быстро, что люди не успевали подготовиться. Приходилось переписывать законы о собственности, устанавливать новые правила ведения торговли, вводить новые виды коммерческих договоренностей. Небольшая группа людей воспользовалась преимуществом возникшей ситуации и приобрела богатство, превосходящее самые смелые мечты современников. Они обладали состояниями, перед которыми меркли золотые запасы самых богатых фараонов, султанов, монархов, королей, королев, конкистадоров и императоров за всю историю. Этих людей называли «баронами-разбойниками» – термин, введенный историком Мэттью Джозефсоном в конце 1920-х гг.

Бароны-разбойники не были разбойниками в привычном смысле этого слова, они не нарушали законы, хотя некоторые из них их обходили, а иногда даже переписывали – для собственной выгоды. Они были сорящими деньгами спекулянтами, многие из которых выросли в бедности. Они боролись, сговаривались и пробивали себе путь на вершины американской промышленности, при этом раздавая конверты с деньгами.

Среди них были сын бедного фермера из северной части штата Нью-Йорк Джей Гулд, правдами и неправдами построивший легендарную железнодорожную империю; сын шотландского ткача Эндрю Карнеги, тоже имевший железную дорогу и ставший самым крупным производителем стали в стране; громила из нью-йоркских доков Корнелиус Вандербильт, построивший флот пароходов, контролировавший судостроительную промышленность, а потом и железные дороги, но несмотря на свой успех и богатство, проживший много лет в маленьком доме со старым вытертым ковром; погонщик скота Дэниел Дрю, превратившийся в мастера биржевых манипуляций ради собственной выгоды; регулярно посещающий церковь прихожанин Джон Пирпонт Морган, чей банк стал настолько значительным, что его однажды попросили выручить правительство Соединенных Штатов; всегда оптимистичный распространитель акций и облигаций Джей Кук, чья инвестиционная компания была так велика и могущественна, что ее крах едва не привел к краху всей страны; бывший торговец-разносчик и цирковой фокусник «бриллиантовый» Джим Фиск, носивший кричащую одежду и кольца на каждом из своих толстых пальцев; Лиланд Стэнфорд, ставший губернатором Калифорнии и использовавший политическое влияние, чтобы построить в штате железные дороги, разбогатевший и основавший Стэнфордский университет, получивший его имя и деньги.

И последний, но далеко не самый худший – Джон Рокфеллер, сын торговца-шарлатана и ярый баптист. Эта комбинация породила хитроумного, оборотистого капиталиста, собравшего все нефтяные компании в гигантскую монополию, которая могла устанавливать цены так, как ей заблагорассудится и подчинять всех своих конкурентов. О нем мы подробнее поговорим далее.

За одним или двумя исключениями бароны-разбойники были консервативны в своей личной жизни, часто фанатично преданы религии и до странности умерены в расходах, если учитывать размер их состояний. Большинство из них построило или приобрело свои собственные железные дороги, и они постоянно разводили интриги, чтобы перехватить друг у друга то или иное направление. Они умели контролировать финансовый рынок так, чтобы цены на железнодорожные акции скакали вверх-вниз, и на подъемах делали миллионы.

«Бриллиантового» Джима Фиска не назвали бы тем, кто «сует руки в карманы своих соотечественников» без всякой причины. Джей Гулд же был чемпионом по расхваливанию акций своей железной дороги в Эри, так что люди платили за них гораздо больше, чем эти доли стоили. Именно из-за Гулда Эри называли «блудницей Уолл-стрит» – компанией с загубленным кредитным рейтингом, не платившей своим акционерам дивиденды с 1873 по 1942 г.

Когда Джей Кук закрыл двери своих банковских офисов из-за того, что его вложения в железные дороги обернулись не так, как бы ему хотелось, он вызвал панику 1873 г., свалившую несколько брокерских фирм и почти выведшую Уолл-стрит из строя.

С 1864 г. до начала века население страны удвоилось, а сеть железных дорог увеличилась в семь раз, так что каждый американец мог слышать гудок проходящего поезда. Двадцатидвухлетний ветеран Армии Союза^[18] Джордж Вестингауз изобрел воздушный тормоз, электрический свет заменил газовые и керосиновые лампы, а Пульман перешел к промышленному производству железнодорожных вагонов.

Хотя железные дороги были повсюду, люди теряли деньги на акциях. Постоянно случались кризисы или скандалы, отражавшиеся на мелких инвесторах и приносящие прибыль баронам-разбойникам. В 1877 г. Корнелиус Вандербильт, один из самых успешных среди них, скончался в Нью-Йорке, оставив все свое состояние, превышающее $100 млн, своему сыну Уильяму Вандербильту.

Вандербильт-старший считался самым богатым человеком в Америке. Свое состояние он сколотил на судостроении и строительстве железных дорог, в частности, сети New York Central^[19]. Всякий раз, когда его превозносили как титана коммерции, следом сыпались проклятия за то, что он ничего не сделал для людей, которые вложили силы и здоровье на постройку его железных дорог и создали его состояние.

Общественность была в ярости из-за того, что Вандербильт ушел из жизни, ничего не оставив на благотворительность. Сам он считал, что сделал достаточно хорошего, построив железные дороги, а его деньги – его личное дело. Сын Вандербильта Уильям сказал более прямо, не прибегая к намекам и иносказаниям: «Черт побери все это общество!»