Работа над ошибками

Склон, по которому он спускался, стал более пологим. Вскоре Питер оказался на берегу текущего в долине широкого ручья. К счастью, его вполне можно было преодолеть вброд – Питер своими глазами видел, как незадолго до него это сделал грузовик. Еще одной хорошей новостью было то, что Даймонду удалось найти место, где русло можно пересечь, даже не замочив ног, – что он и сделал. Следующим препятствием, возникшим на его пути, стал решетчатый забор скотоводческой фермы. Умудрившись перелезть через него и спрыгнуть вниз, не подвернув лодыжку, Питер решил ненадолго остановиться и обдумать сложившуюся ситуацию. Он прошел уже более полутора миль, пора было принимать какое-то решение. Стрелка, нарисованная на столбе у ручья, предлагала ему продолжить путь, то есть подняться вверх по склону на другом берегу и следовать вдоль Котсуолд-Уэй. Однако это могло означать, что придется пройти еще много миль в глубь Глостершира. Между тем терпение Питера Даймонда было на исходе.

Прислонившись спиной к сколоченным из деревянных жердей воротам загона для скота, он внимательно огляделся. Тропинка, тянувшаяся через долину, выглядела не слишком гостеприимно, но все же была бы наиболее удобным маршрутом, если бы он решил продолжить свой поход. Видимо, когда-то ее собирались заасфальтировать, чтобы по тропе можно было проехать на машине. Во всяком случае, вдоль нее трава была скошена, а кое-где тропу присыпали гравием. Даймонд увидел знак, свидетельствующий о том, что в ручье можно рыбачить. Однако вокруг не было ни одной машины и ни одного рыбака.

Почувствовав жажду, Питер подумал о том, достаточно ли чиста вода в ручье, чтобы можно было напиться прямо из него. Внезапно его слух уловил шум двигателя, который доносился откуда-то слева, со стороны фермы. Он был слишком высоким, а значит, его источником являлся мотор не трактора и не грузовика. У Даймонда мелькнула мысль, что он слышит шум двигателя и винтов вертолета с инспектором Уоррилоу на борту. Затем он увидел мчавшийся по тропе мотоцикл. В нем сидел человек в черном кожаном комбинезоне и красном шлеме с черным плексигласовым забралом.

Мозг Даймонда лихорадочно заработал. Мотоцикл, приблизившись, остановился в нескольких ярдах от Питера. Не поднимая забрала, мотоциклист обернулся назад, взял с заднего сиденья еще один шлем и бросил его Даймонду.

Тот даже не попытался его поймать, и шлем упал на землю около его ног. Говорить что-либо было бессмысленно – рев мотоциклетного двигателя глушил все звуки вокруг.

Мотоциклист энергичным жестом поманил Даймонда к себе. Похоже, он всерьез рассчитывал, что мужчина весом в двести десять фунтов наденет шлем и прыгнет на заднее сиденье. Но Даймонд скрестил руки на груди и демонстративно уставился куда-то в сторону.

Глава 6

Дело было вовсе не в том, что Даймонд пытался перехитрить противника. Никакой стратегии у него не было – он просто не хотел ехать на заднем сиденье мотоцикла. Его решимость возымела эффект – мотоциклисту пришлось заглушить мотор. Сделав это, он поднял затемненное пластиковое забрало шлема. Несколько лет, проведенных в тюрьме Олбани, давали о себе знать – лицо Маунтджоя казалось изможденным. Однако Даймонд сразу узнал знакомые черты. Джон Маунтджой был больше похож на славянина, чем на англосакса. Темно-карие, глубоко посаженные глаза, высокие и широкие скулы, твердая линия рта и массивная нижняя челюсть – весь облик Маунтджоя свидетельствовал о том, что он человек волевой и решительный.

Глядя на него, Даймонд равнодушно кивнул, словно перед ним находился незнакомец. Между тем он лихорадочно обдумывал десяток вопросов – их он собирался задать Маунтджою, дождавшись удобного случая. Но сейчас парадом командовал Маунтджой, так что Питеру ничего не оставалось, кроме как отдать инициативу преступнику.

– Здесь мы говорить не будем, – заявил Маунтджой.

Даймонд промолчал, рассчитывая, что его собеседник расценит это как знак согласия.

– Наденьте шлем и садитесь на чертов мотоцикл, – жестко произнес Маунтджой.

Питер покачал головой.

– Что вы сказали? – спросил Маунтджой.

– Ничего. Ровным счетом ничего. Думаю, будет лучше, если не я надену шлем, а вы снимете свой.

– Что?

– Я говорю… А впрочем, забудьте об этом.

– Я не повезу вас далеко, – настаивал на своем Маунтджой.

– Вы вообще никуда меня не повезете, – пробормотал Даймонд себе под нос.

– Пытаетесь выиграть время? Надеетесь, что сюда вот-вот подоспеет целая свора ваших вооруженных коллег с оружием и в бронежилетах?

Питер пожал плечами и с безнадежным видом развел руками.

– Говорю вам, если попытаетесь загрести меня, девчонке конец.

Грубость тона Маунтджоя контрастировала с хорошо поставленным голосом: сразу чувствовалось, что его обладатель – человек интеллигентный. Разумеется, пребывание в тюрьме не могло не изменить Маунтджоя. Но ведь он всего четыре года назад являлся директором колледжа, и это чувствовалось. Да, он уже тогда был склонен к насилию и его жертвами были исключительно женщины. Маунтджой никогда не участвовал в уличных потасовках.

Даймонд с преувеличенным равнодушием зевнул и, отвернувшись от Маунтджоя, принялся разглядывать клочья овечьей шерсти на колючей проволоке ворот. Похоже, ему удалось выиграть несколько очков, потому что Маунтджой, внимательно оглядев окрестности, опустил подножку мотоцикла. Затем он снял с головы шлем и положил его на топливный бак. За время пребывания в тюрьме в его темных волосах появились серебряные нити седины.

– Ладно, поговорим здесь.

– Не возражаю, – кивнул Даймонд, словно идея принадлежала не ему, а Маунтджою.

– Вы хорошо поняли, что я сказал? Попытаетесь меня сцапать – девице вашей конец.

– Арестовывать вас – не моя работа.

– Что вы имеете в виду?

Даймонд уже собирался сказать, что он больше не полицейский, но в последний момент сдержался. Перечеркнув своим заявлением все надежды Маунтджоя, Питер вряд ли мог рассчитывать на какие-то уступки с его стороны.

– Я имею в виду, что вы – не моя проблема. Олбани находится в Хэмпшире. Вас разыскивают люди именно из того отделения.

– Небольшая поправка, начальник, – возразил Маунтджой. – Все-таки я все еще ваша проблема. Именно по вашей милости в 1990 году я оказался за решеткой за убийство, которого не совершал.

– Да бросьте! Сколько раз я уже это слышал! – с оттенком презрения произнес Даймонд, словно бы не ожидавший такого поворота. – Придумайте что-нибудь получше, Джон.

На скулах Маунтджоя угрожающе вспухли желваки.

– Говорю вам, Даймонд, я не убивал Бритт Стрэнд. Да, я не святой, но я вообще никого не убивал… пока.

– Это угроза, не так ли?

– Мне отказали в праве на апелляцию. Как еще я могу добиться справедливости?

– Если вы причините вред Саманте Тотт, вам конец. Понимаете?

Маунтджой проигнорировал заданный ему вопрос и вместо того, чтобы ответить на него, сказал:

– Подумайте вот о чем. Я бежал из тюрьмы Олбани. У меня была возможность отправиться куда угодно, залечь на дно и оставаться вне поля зрения полиции. Но я вернулся в Бат. Почему? Зачем подвергать себя риску, если я на самом деле виновен?

Именно об этом Даймонд размышлял уже давно.

– Я не знаю, зачем вы это сделали, но дам вам бесплатный совет, – произнес он. – Если вы действительно хотите добиться оправдания, отравляйтесь на один из телеканалов, которые любят выставлять полицейских недоумками или коррумпированными мерзавцами. Там вам помогут.

– Я вовсе не считаю вас коррумпированным мерзавцем. Иначе я бы с вами не разговаривал. Вы совершили ошибку, страшную ошибку, и за нее нет вам моего прощения. Но я считаю, что вы заблуждались искренне. Вы – моя единственная надежда. Мне нужно, чтобы вы признались, что при расследовании моего дела схалтурили.

– И вы хотите добиться этого с помощью угроз?

– Разве я вам угрожаю?

– Под угрозой находится Саманта Тотт.

– Она останется жива и здорова, если сделаете то, о чем я говорю.

– Как бы вы ни пытались это представить, Джон, речь идет об угрозах с вашей стороны.

В глазах Маунтджоя, который не обратил никакого внимания на предложение Даймонда обратиться на телевидение, мелькнула ярость.

– А у вас есть другие идеи? Я не знаю, кто убил Бритт Стрэнд. Это должны были выяснить вы.

– Кроме вас, других подозреваемых не было.

– Все улики указывали на меня. Да и мотив имелся.

– Вам придется напомнить мне кое-какие детали, – промолвил Питер, надеясь разговорить Маунтджоя и заставить его хоть немного расслабиться. – С тех пор через мои руки прошло много дел. Та девушка, Бритт Стрэнд, – она ведь, кажется, была журналисткой, не так ли? Причем работала как фрилансер.

– Можно и так сказать, да только это, по-моему, называется по-другому. Чтобы накропать свою статейку, она записалась в мою языковую школу и прикидывалась образцовой ученицей. Грязный трюк. Правда, про это во время расследования никто даже слова не сказал.

Питер пожал плечами:

– Ваши жульнические проделки выглядели более нечистоплотными, чем то, чем занималась она.

– Жульнические проделки?

– Да ладно вам, Джон. Вы все лето записывали на курсы изучения английского языка молодых иракцев, зная, что Саддам начнет войну.

– С моей стороны все было честно, – возразил Маунтджой. – Некоторые уклонялись от призыва в армию. Кстати, среди них попадались очень способные молодые люди, которые учили язык.

– Но были и шпионы. Полагаю, вы прекрасно знали, что девяносто процентов этих людей записывались на ваши курсы только для того, чтобы получить справку, что они учатся на дневном отделении. Для вас они являлись всего лишь источником денег.

– И все же вы напрасно называете это жульнической проделкой. Я могу назвать множество других колледжей, где занимались тем же самым. На платные курсы записывали всех желающих, зная, что никогда больше не увидят большую часть из тех, кто приходил и вносил деньги. И речь не только о молодых людях с Ближнего Востока. По таким липовым бумажкам могут получать и продлевать визы люди из нескольких десятков государств. Я не пытаюсь никого защищать или оправдывать. Просто не могу понять, почему в качестве мишени выбрали меня.

– Вы находились в Бате, где жила и эта девушка, – заметил Даймонд. – И еще все идеально совпало по времени. Саддам вторгся в Кувейт в августе. Эта Бритт Стрэнд, судя по всему, была неплохой журналисткой. Она поняла, что скоро в Персидском заливе начнется война. Статья о вашем колледже могла вызвать скандал, а значит, ее с удовольствием опубликовали бы наши таблоиды. История действительно неприглядная: частный колледж предоставляет прикрытие потенциальным иностранным шпионам.

– Подобная статья меня бы просто прикончила, – мрачно изрек Маунтджой. – Собственно, так оно в итоге и получилось. В ходе судебного процесса речь шла не только и не столько об убийстве Бритт Стрэнд, сколько об учебных заведениях, укрывающих агентов иностранных разведок.

– Что ж, продолжайте. Расскажите мне о том, что суд над вами не был беспристрастным. Факт, однако, остается фактом: вы находились с Бритт Стрэнд в ночь ее гибели. Она водила вас за нос, выдавая себя за шведку, проживающую в английской семье с целью изучения языка. На самом деле Бритт Стрэнд приехала в Англию много лет назад, а язык знала практически в совершенстве, что давало ей возможность зарабатывать на жизнь журналистикой. Она обвела вас вокруг пальца, как ребенка. Собирая информацию, сумела добраться до ваших файлов, читала вашу электронную переписку, раздобыла фотокопии заявлений о зачислении на курсы, журналов посещений и бог знает чего еще. Подготовила все необходимое для того, чтобы полностью разрушить вашу репутацию. В общем, у вас был серьезный мотив для убийства.

– Но я ее не убивал!

– Мы с вами оба знаем, что вы не раз применяли физическое насилие по отношению к женщинам, – напомнил Даймонд. – К своей бывшей подружке, к жене. И если суд истолковал это как улику против вас…

– Вы же прекрасно понимаете – это было истолковано как улика, потому что вы, зная об этих обстоятельствах, работающих на вашу версию, сообщили о них присяжным.

– Да. У меня имелось еще одно преимущество перед жюри присяжных. Я лично осматривал труп и видел травмы, которые вы нанесли жертве – то есть, простите, какие нанес жертве преступник. В данном случае речь не шла о хладнокровном убийстве. Оно было совершено в приступе ярости. Тело находилось в ужасном состоянии, Джон.

Маунтджой поднял голову и посмотрел на небо. Над Батом пролетал небольшой самолет, но он находился слишком далеко, чтобы с него могло вестись наблюдение. Он посмотрел Даймонду в лицо.

– Значит, вы отказываетесь проанализировать материалы дела еще раз?

– Почему вы обратились ко мне? – поинтересовался Питер. – Мне кажется, я последний человек, которого вам следовало бы просить об этом.

– Вы не правы, – твердо возразил Маунтджой. – Вы занимались расследованием моего дела. Через ваши руки прошли все документы, в том числе протоколы допросов. У вас должен был остаться список подозреваемых.

– Какой список? Подозреваемый был только один – вы.

– Вы просто зациклились на мне и не искали никого другого.

Даймонд вздохнул:

– Помните, сколько времени потребовалось присяжным, чтобы вынести вердикт? Десять минут? Пятнадцать?

– Если кто-то и может найти настоящего убийцу, то только вы.

– Вы просите меня не только пересмотреть мои выводы и доказать вашу невиновность, но и повесить преступление на кого-то еще?

– Найти настоящего убийцу – единственный способ добиться отмены моего приговора.

– Вы самый большой оптимист, которого я когда-либо встречал, – сказал Даймонд, будучи не в силах сдержать улыбку. – Вы хоть понимаете, что это значит для меня – взяться доказывать, что все мои выводы, сделанные в 1990 году, ошибочны?

– Но вы же честный человек. Иначе я бы к вам не обратился, – произнес Маунтджой.

– Вы можете предоставить в мое распоряжение какую-то новую улику или улики, способные изменить мое мнение, касающееся дела четырехлетней давности?

– Нет. Но вы должны что-нибудь накопать. Как я мог раздобыть какие-то новые улики, сидя в камере тюрьмы Олбани? Но кто-то же убил ту женщину. И преступник до сих пор на свободе. Наверное, он очень собой доволен и посмеивается над вами. Вас это не задевает?

Даймонд ничего не ответил. Выждав немного, Маунтджой продолжил:

– Наверное, этот тип ненавидел ее – если только он не просто сумасшедший. Похоже, у нее были любовники, которых она бросила. Или конкуренты по работе. Может, она отбила у кого-нибудь кусок хлеба.

– В свое время мы отработали данные версии, – заявил Даймонд.

– Да, но, поскольку подозреваемым был я, вы сделали это без излишнего рвения. Будь я проклят, так оно и было.

Оба замолчали. В тишине стало отчетливо слышно журчание ручья, прокладывавшего себе путь по каменистому руслу. Маунтджой, по мнению Питера, не представил никаких серьезных аргументов в поддержку своей позиции. Единственное, что свидетельствовало в его пользу, было то, что он действительно преодолел множество трудностей, чтобы добиться встречи с Даймондом, человеком, который отправил его в тюрьму. Любой другой беглый заключенный на его месте постарался бы залечь на дно и никак себя не обнаруживать.

Однако в руках Маунтджоя находилась заложница – молодая девушка. Это означало, что Даймонд должен пойти на уступки.

– А если я еще раз изучу материалы дела, как вы просите, и в итоге все равно приду к выводу, что убийца – вы?

– Это будет означать, что вы как професионал ни на что не годитесь, – усмехнулся Маунтджой.

– Как долго вы рассчитываете оставаться на свободе? Ведь розыск мы в любом случае не прекратим.

– Ничего, с этой проблемой я как-нибудь справлюсь.

– С девушкой-заложницей? Кстати, то, что вы удерживаете ее, – преступление.

– Перестаньте говорить ерунду. Мне нужно, чтобы вы действовали, Даймонд. Будет лучше, если, когда мы встретимся в следующий раз, вы сообщите мне, что добились хоть каких-то успехов. А то я, знаете ли, на взводе.

– Каким образом я смогу войти с вами в контакт?

– Я сам вас разыщу. – Маунтджой подвел мотоцикл вплотную к Даймонду. – Я прожил в Бате больше времени, чем вы. Мне известны здесь все ходы и выходы. Так что девчонку никто не найдет. Во всяком случае, до того, как вы сделаете то, о чем я прошу. Ну, а теперь махните мне рукой на прощание.

Маунтджой надел шлем и пнул стартер. Мотоцикл взревел и помчался в сторону Бата.

Глава 7

Никто из полицейского начальства не произнес в адрес Даймонда ни слова благодарности.

– Вам удалось что-нибудь выяснить о моей дочери? Мне кажется, именно это было вашей основной задачей, – грубовато произнес Тотт.

Судя по всему, он больше не считал нужным быть вежливым и предупредительным – ведь согласие Питера на сотрудничество уже было получено. Урвав несколько часов сна, начальник полиции Бата стал прежним Тоттом – желчным и придирчивым.

– Вообще-то я думал, что моей задачей было выяснить, каковы требования Маунтджоя.

– А меня они нисколько не интересуют, – мгновенно отозвался Фарр-Джонс. – Этого типа осудили совершенно справедливо. Не можем же мы пересматривать дело только потому, что ему не нравится находиться в тюрьме.

– Мы упустили великолепную возможность схватить его, – добавил инспектор Уоррилоу. – Даймонд не сообщил нам ничего важного – за исключением того, что у Маунтджоя теперь есть мотоцикл.

– И соответствующая экипировка, – добавил Джон Уигфулл, находившийся в другом конце комнаты. – Интересно, где он ее раздобыл?

– Если Маунтджой сумел бежать из тюрьмы Олбани, то разжиться мотоциклом и кожаной курткой и штанами ему ничего не стоит! – злобно бросил Фарр-Джонс.

Было очевидно, что бывшие коллеги Питера пребывают в меланхолии, близкой к отчаянию. Впрочем, его это устраивало. Во время своего весьма непростого пешего путешествия от ручья до Лансдаун-роуд, где ему удалось остановить попутную машину, Питер принял решение по поводу своей дальнейшей стратегии. Он прекрасно понимал, что в течение какого-то времени Фарр-Джонс и его подручные, будучи полностью деморализованными, станут посыпать свои головы пеплом. Именно этим Даймонд и решил воспользоваться. В любой другой ситуации они не согласились бы на его условия. Именно по этой причине теперь он терпеливо выжидал, не выдвигая никаких требований или предложений.

Уоррилоу изложил свой план поимки беглеца. Он был самым заурядным и предполагал тщательные проверки на дорогах, тиражирование фотографии Маунтджоя, прочесывание местности с особым акцентом на заброшенные строения и отдельно стоящие загородные фермы. Разумеется, он не преминул заявить, что для реализации его замысла потребуется больше людей, чем могло предложить местное отделение полиции, и подчеркнул, что в интересах розыска необходимо задействовать прессу.

Далее последовал долгий и утомительный спор по поводу отмены запрета на освещение истории с похищением девушки в СМИ. Следовало ли проинформировать общественность лишь о том, что в районе Бата видели беглого заключенного по фамилии Маунтджой и по этой причине операция по розыску проходит именно в городе и окрестностях? Уоррилоу настаивал на немедленном снятии запрета на информацию, что в руках преступника находится заложница. По мнению инспектора, именно широкое освещение происходящего в прессе было единственной надеждой Саманты на спасение. Фарр-Джонс и Тотт считали, что отмена запрета сорвет сложный процесс переговоров с преступником об освобождении пленницы и поставит под угрозу жизнь и здоровье Саманты. Они особо упирали на то, что Маунтджой склонен к проявлениям физического насилия по отношению к женщинам.

– И как же вы собираетесь сдвинуть это дело с места? – воскликнул Уоррилоу после долгого обсуждения. – Вы твердите о переговорах. Но единственное, что мы имеем, – параноидальные требования этого типа о повторном расследовании и пересмотре его дела. Вы ведь не собираетесь идти у него на поводу и всерьез заниматься данным вопросом? Какой в этом смысл, если речь идет о самом обычном деле без каких-либо загадок?

– По-вашему, мы идиоты? – язвительно осведомился Фарр-Джонс. – Но если мы хотим о чем-то договориться с этим мерзавцем, то нам придется подыгрывать ему, чтобы он поверил, что мы предпринимаем какие-то действия.

– Зачем это нужно?

– Чтобы вовлечь его в процесс переговоров, получить возможность еще раз с ним встретиться. Заставить его сотрудничать с нами.

– И что дальше?

– А дальше – проследить за ним и выяснить, где именно он скрывается.

– Это можно было сделать и сегодня утром.

– При помощи вертолета? – Фарр-Джонс больше не мог скрывать раздражения. – Нет, мистер Уоррилоу, тут нужно действовать осторожно. Необходимо использовать мистера Даймонда, которому Маунтджой, судя по всему, доверяет.

Инспектор Уоррилоу отвернулся и принялся молча смотреть в окно, всем своим видом ясно давая понять, что больше не надеется услышать какие-либо рациональные предложения от других участников совещания. Взгляды остальных обратились на Даймонда, который в этот момент также выглядел разочарованным.

Фарр-Джонс потрогал свои тщательно причесанные волосы, словно хотел убедиться, что они не растрепались. Раньше ему не приходилось общаться с Даймондом, но его наверняка предупредили, что характер у Питера колючий.

– Разумеется, обращаясь к вам за помощью, мы понимаем, что можем создать определенные затруднения, – наконец с трудом выдавил начальник полиции Эйвона и Сомерсета. – И все же мы решили рискнуть, надеясь, что вы войдете в наше положение.

Даймонд с бесстрастным, словно у Будды, лицом молчал, выжидая.

– Мы не можем настаивать на том, чтобы вы откликнулись на нашу просьбу. Но если вы этого не сделаете, мы попадем в затруднительное положение, поскольку Маунтджой, похоже, считает, что вы все еще являетесь сотрудником полиции, и к тому же испытывает к вам доверие. – Фарр-Джонс сделал небольшую паузу, чтобы перевести дух, после чего, нервно потирая руки, с вымученной улыбкой поинтересовался: – Итак, что скажете?

– Мне нужно сделать телефонный звонок.

Даже самая обычная просьба может быть облечена в такую форму, что прозвучит словно угроза – особенно в устах такого человека, как Даймонд, слывущего мрачным и несговорчивым. После его слов Фарр-Джонс напряженно застыл, сверля собеседника подозрительным взглядом.

– Своей жене, – пояснил Даймонд.

– Но вы не ответили на мой вопрос.

– Я это сделаю – после того, как переговорю с супругой.

Питер встал из-за стола и, вежливо кивнув, вышел из комнаты. Он знал, что Стефани должна находиться дома. Обычно в это время она возвращалась из утреннего похода по магазинам. После обеда имела привычку наведываться в местное отделение благотворительной организации «Оксфам», поэтому звонить ей лучше всего было именно сейчас.

Питер решил спуститься вниз и сделать звонок с аппарата, висевшего на стене в холле.

– Похоже, мне придется задержаться здесь на несколько дней, – сообщил он, когда Стефани сняла трубку. – Справишься без меня?

– Важнее, справишься ли ты, – ответила супруга, которая никогда не изводила Питера бессмысленными упреками. – Ты не взял с собой даже самого необходимого.

– Зубную щетку я куплю здесь.

– Тогда уж купи и лосьон для бритья, да подушистее – если только не собираешься сам стирать себе рубашку. И во что же ты, интересно, впутался?

– Всплыла одна старая история. Похоже, здешним сотрудникам не обойтись без моей помощи.

– Какое-нибудь незаконченное дело?

– Я думал, что оно закончено. Но кое у кого на сей счет другое мнение.

– Если помнишь, ты говорил, что никогда больше не станешь с ними связываться.

– Речь идет не о сотрудниках полиции. Извини, я не могу вдаваться в детали, моя дорогая.

– Что ж, не вдавайся. Речь ведь идет о Маунтджое? Директоре колледжа, который зарезал женщину-журналистку? Знаешь, я тут ждала одного телефонного звонка, да так и не дождалась. Зато успела просмотреть газеты. Питер, не забывай, ты больше не полицейский. Ловить Маунтджоя – не твоя забота, а твоих бывших коллег.

– Помню.

Стефани немного помолчала, а затем поинтересовалась:

– Разве ты не собираешься посоветовать мне запереть все двери и окна и спать с полицейским свистком под подушкой?

– К тебе он точно не заявится.

– Значит, я могу пригласить кого-нибудь в гости – так, чтобы соседи не видели?

Стефани знала, как прокусить толстую шкуру Питера.

– Что?

– Чем еще может заняться женщина, если ее муженек отправился бог знает куда? Ты ведь сорвался словно на пожар. Что же мне – скучать в одиночестве?

– Я скоро вернусь.

Стефани рассмеялась.

– Где ты остановился? – спросила она.

Питер невольно порадовался ее вопросу – он до сих еще ни разу не подумал о том, где собирается ночевать.

– В отеле «Фрэнсис», – ответил он.

– Что ж, мне, как образцовой супруге, остается сказать только одно: будь осторожен.

Даймонд вернулся в комнату, где проходило совещание, и присутствующие, горячо что-то обсуждавшие, замолчали.

– Я бы хотел изложить свои условия, – произнес он, усевшись за стол напротив Фарр-Джонса и поставив локти на стол. Никогда прежде ему не приходилось говорить в подобном тоне с начальством, и Питер наслаждался каждой секундной разговора. – Я готов оставаться здесь до того момента, когда мисс Тотт будет освобождена.

– Что ж, прекрасно, – промурлыкал Фарр-Джонс. – Я знал, что мы можем на вас положиться.

– А теперь об условиях. Прежде всего мне нужен доступ к материалам дела об убийстве Бритт Стрэнд.

Фарр-Джонс, Тотт и Уигфулл обменялись встревоженными взглядами. Уоррилоу закатил глаза.

– Вы серьезно? – удивился Фарр-Джонс. – Вы же сами сказали, что этот тип виновен на сто процентов.

– Если я стану тесно контактировать с ним, мне необходимо быть в курсе всех деталей.

Фарр-Джонс беспокойно заерзал на стуле.

– Не уверен, что я могу это санкционировать, – промолвил он. – Вы ведь больше не работаете в полиции.

– Забавное наблюдение – особенно в свете всего того, чем мне пришлось заниматься сегодня утром. Чем же я, по-вашему, буду заниматься во время моего пребывания в Бате – сидеть в местной кофейне?

Фарр-Джонс покраснел и опустил голову, словно ему вдруг показалось, что он забыл застегнуть «молнию» на брюках.

– Ладно, – пробормотал он. – Если возникнет необходимость ознакомиться с материалами дела, вам предоставят такую возможность.

– Никаких «если», мистер Фарр-Джонс, – жестко возразил Даймонд. – Я должен изучить все до мелочей сегодня же. Теперь второе условие. Мне нужен помощник.

– Помощник? То есть человек, с которым вы будете работать в связке? Что ж, пусть это будет Джон. Как в добрые старые времена.

– Я имею в виду Джули Харгривз, – заявил Питер, избегая зрительного контакта с Уигфуллом.

– Женщина-помощник? – переспросил Фарр-Джонс с таким удивлением в голосе, что при желании его вполне можно было бы обвинить в нарушении закона о недопущении сексуальной дискриминации. – Для этого есть какая-то причина?

– Да. Я так хочу.

– Но…

– Ничего личного, но старший инспектор Уигфулл в данный момент является одним из тех, кто руководит операцией. Я же хочу действовать совершенно независимо, для чего мне понадобятся соответствующие полномочия.

– Но это невозможно.

– Мой интерес к делу носит отнюдь не формальный характер. Если я обнаружу что-нибудь интересное или оставшееся невыясненным, мне придется провести необходимые следственные действия.

– Ваши требования все осложняют.

– Я не просил привозить меня сюда.

Фарр-Джонс повернулся к Тотту и, понизив голос, обменялся с ним несколькими фразами.

– Что ж, хорошо, – сказал он, переводя взгляд на Даймонда. – Мы откомандируем в ваше распоряжение инспектора Харгривз. И еще у вас будет собственный кабинет.

Подальше от центра руководства операцией, подумал Питер. Это было почти то же самое, что посадить его в камеру. Однако отказываться от предложения он не стал. В его удаленности от остальных имелись свои преимущества.

– Еще мне потребуется машина.

– Если у вас возникнет необходимость куда-то поехать, сообщите дежурному. Вас отвезут.

– Я имею в виду автомобиль, который полностью будет в моем распоряжении.

На лице Фарр-Джонса появилось страдальческое выражение.

– Хорошо. Это все ваши требования?

– Не совсем. Мне хотелось бы уточнить кое-какие детали, касающиеся субординации. Я буду подчиняться лично вам – и никому иному.

– Но наша организация не предполагает полного единоначалия. Мне приходится делегировать значительную часть своих полномочий другим сотрудникам. Мистеру Тотту, например.

– Мистер Тотт в данном деле – лицо заинтересованное.

– Мы понимаем.

– Я хочу, чтобы мы достигли полной ясности в этом вопросе сейчас, чтобы потом у нас не возникло проблем, – продолжил Даймонд. – Могут возникать ситуации, когда решение нужно будет принимать быстро. Я вовсе не прошу, чтобы мне передали все руководство операцией.

– Спасибо и на этом, – пробормотал Уоррилоу.

– Что конкретно вы предлагаете? – надтреснутым голосом спросил Фарр-Джонс, давая понять, что его терпение на исходе. – Мы ведь должны как-то координировать наши действия.

– Я просто пытаюсь заглянуть немного вперед. Если обнаружу в деле об убийстве Бритт Стрэнд какие-то факты, требующие прояснения, и нужно будет провести определенную работу, мне никто не должен мешать.

Фарр-Джонс со свистом втянул воздух.

– Это опасно.

– Я знаю закон. Я вовсе не намерен выдавать себя за полицейского. Если мне потребуются полномочия, со мной рядом будет инспектор Харгривз.

Фарр-Джонс задумался.

– Если хотите, чтобы я с вами сотрудничал, вам не следует размышлять слишком долго, – заметил Питер.

– Наверное. Но все же мы должны…

– И последнее. Мне нужно где-то устроиться на ночлег.

– Это не проблема, – с облегчением произнес Фарр-Джонс, думая, что Даймонд вполне удовлетворится койкой в общежитии для полицейских.

– Я хочу, чтобы меня поселили в отеле «Фрэнсис».

– А для этого имеется какая-то особая причина?

– Да. Мне там нравится.

Когда Джули Харгривз пришла к Даймонду в отведенное ему помещение на первом этаже, она была в черном свитере и белых джинсах. Светлые волосы гладко зачесаны назад – так обычно делают молодые женщины, уверенные в себе и силе своего обаяния.

– Давайте, я раздобуду где-нибудь пару стульев? – предложила она.

– Хорошая идея.

Комната, в которой пришлось разместиться Питеру, была не кабинетом, а кладовкой. Никто даже не попытался что-либо изменить в ее интерьере. На деревянных стеллажах громоздились упаковки писчей бумаги и коробки с конвертами. Стол и файловый шкаф в комнату занесли, но оставили их прямо у двери.

– Я не знаю, почему в качестве помощника вы выбрали меня, – сказала Джули.

Вернувшись с двумя стульями, сложенными сиденье к сиденью, она стала помогать Питеру расставлять мебель.