Читать книгу: «Невысказанный голос. Руководство по трансформации тревоги, страха, боли и стыда», страница 3

Тело: саморегулирующееся и самопознающее

Несмотря на замешательство и дезориентацию после аварии на пешеходном переходе, именно мои глубоко укоренившиеся знания о травме заставили меня сначала попросить дежурного парамедика отойти и дать мне немного пространства, а затем довериться непроизвольной дрожи тела и другим спонтанным физическим и эмоциональным реакциям. Однако даже с обширными знаниями и опытом, я сомневаюсь, что смог бы справиться в одиночку. Важность молчаливой поддержки вежливого педиатра была огромной. Исходящая от нее ненавязчивая теплота, выраженная в спокойном тоне голоса, добром взгляде, прикосновениях и запахе, дала ощущение достаточной безопасности и защищенности, чтобы позволить телу делать то, что ему нужно, а мне – чувствовать то, что мне нужно. Знание о травме одновременно со спокойной поддержкой присутствующего рядом человека дали возможность проявиться и завершиться мощным и глубоко репаративным непроизвольным реакциям.

Говоря в общем, способность к саморегуляции – это то, что позволяет нам справляться с состояниями возбуждения и сложными эмоциями, обеспечивая тем самым основу для баланса между подлинной автономией и здоровой социальной вовлеченностью. Кроме того, данная способность позволяет ощутить, что мы «дома» и в безопасности внутри себя, там, где обитает доброта и благость.

Подобная способность особенно важна, когда мы напуганы или травмированы. Почти каждая мать в мире, инстинктивно понимая это, берет на руки испуганного ребенка и успокаивает его, укачивая и прижимая к себе. Точно так же добрые глаза и приятный аромат женщины, сидевшей рядом, миновали рациональную лобную кору и проникли непосредственно в тайники эмоционального мозга. И таким образом успокоили и помогли стабилизировать организм ровно настолько, чтобы я мог пережить сложные ощущения и предпринять шаги к восстановлению равновесия и самообладания.

То, что поднялось… может опуститься

В 1998 году Арье Шалев провел простое, но важное исследование в Израиле, стране, где травмы в избытке. Он отмечал частоту сердечных сокращений пациентов, наблюдаемых в отделении неотложной помощи иерусалимской больницы. Данные было легко собрать, поскольку заполнение таблицы с жизненно важными показателями любого человека, поступившего в отделение неотложной помощи, – стандартная процедура. Разумеется, большинство пациентов, попадая туда, расстроены, у них учащенное сердцебиение, поскольку, скорее всего, они оказываются там как жертвы ужасающего инцидента: например, взрыва автобуса или автомобильной аварии. Шалев обнаружил: у пациента, частота сердечных сокращений которого к моменту выписки из отделения неотложной помощи вернулась почти к норме, развитие посттравматического стрессового расстройства маловероятно. С другой стороны, тот, чья частота сердечных сокращений при выписке все еще повышена, имел высокую вероятность развития ПТСР в последующие недели или месяцы⁴. Таким образом, во время моего несчастного случая я почувствовал глубокое облегчение, когда парамедик в машине «Скорой помощи» сообщил о жизненно важных показателях, которые указывали, что частота сердечных сокращений нормализовалась.

Вкратце, частота сердечных сокращений – это прямая дверь в вегетативную (рефлективную) ветвь нашей нервной системы. Учащенное сердцебиение является частью подготовки тела и ума к действиям по выживанию в режиме «бей или беги», опосредованным симпатоадреналовой системой (см. Диаграмму А для подробной иллюстрации физиологических путей, лежащих в основе классической реакции «бей или беги»). Иначе говоря, когда ощущаете угрозу, ваша нервная система и тело готовят вас к тому, чтобы убить или принять уклончивые контрмеры для спасения, что обычно означает бегство. Подобная подготовка была абсолютно необходима в древних саваннах, при этом аккумулированная для этого энергия «разряжается» или полностью «расходуется» последующим целенаправленным действием. Однако в моем случае лежание с травмой на дороге, а затем в карете «Скорой помощи» и реанимационном отделении – где любое действие просто невозможно – могло стать ловушкой. Тотальная активация была «призвана под ружье без боевых действий». Если подготовке к действию что-то помешало или готовность организма не была проявлена в эффективном действии и осталась невостребованной, создается большой потенциал для последующего проявления активированной энергии в виде изнурительных симптомов посттравматического стрессового расстройства.

От развития симптомов меня спасло то, что я снизил активацию «бей или беги» за счет высвобождения огромной энергии выживания через спонтанную дрожь. Эта постепенная разрядка, наряду с моим осознанием самозащитного двигательного импульса рук, чтобы прикрыть ими голову, помогла вернуть организм в равновесие. Я смог отдаться этим мощным ощущениям, при этом полностью осознавая спонтанные телесные реакции, благодаря чему, вместе с успокаивающим присутствием педиатра и «удержанием пространства», удалось привести в норму нервную систему. Оставаясь осознанным, «отслеживая» спонтанные телесные реакции и чувства⁵, получилось начать процесс прохождения сквозь биологическую шоковую реакцию и выйти из нее. Именно эта врожденная способность к саморегуляции позволила мне восстановить жизненный баланс и вернула душевное здоровье. Способность к саморегуляции – ключ к нашему современному выживанию вне жестких тисков тревоги, паники, ночных кошмаров, депрессии, физических симптомов и беспомощности, которые являются характерными признаками длительного стресса и травмы. Однако, чтобы ощутить ее, нужно развить способность принимать определенные неприятные и порой пугающие физические ощущения и чувства, при этом не поддаваясь им. Эта книга о том, как развить данную способность.

Трясись, вибрируй, катайся…
Дрожи, дергайся и сотрясайся

Дрожь, которую я испытывал, лежа на земле и в машине «Скорой помощи», – основное проявление врожденного процесса, который перезагрузил мою нервную систему и помог восстановить целостность психики. Без этого я, несомненно, очень страдал бы от последствий. Если бы я не понимал, в чем состоит жизненно важная цель моих странных и сильных ощущений, а также движений тела, я мог бы испугаться этих мощных реакций и воспротивиться им. К счастью, я знал лучше.

Однажды я описал Эндрю Бванали, биологу парка Экологического центра Мзузу в Малави, Центральная Африка, спонтанную дрожь и учащенное дыхание, которые сам и тысячи моих клиентов демонстрировали на сеансах, оправляясь от травмы. Он взволнованно кивнул, а затем выпалил: «Да… да… да! Это правда. Прежде чем выпустить пойманных животных обратно в дикую природу, мы стараемся увериться, что они сделали все то, что вы описали». Затем посмотрел вниз, на землю, и тихо добавил: «Если они не дрожат и не дышат таким образом [глубокие спонтанные вдохи], прежде чем их выпустят, они, скорее всего, не выживут в дикой природе… умрут». Его комментарий подчеркивает важность того, о чем говорила фельдшер в машине «Скорой помощи», поставив под сомнение повсеместное подавление данных реакций в медицинских учреждениях.

Мы часто дрожим, когда нам холодно или страшно, когда мы в гневе или в страхе. Мы можем дрожать, когда влюблены или достигаем кульминации оргазма. Пациенты иногда неконтролируемо дрожат, просыпаясь после наркоза. Дикие животные нередко дрожат, находясь в стрессе или в заточении. Реакции случаются во время сеансов традиционного целительства и при восточных духовных практиках. Так, например, в цигун и Кундалини-йоге адепты, практикующие медленные или едва уловимые техники движения, дыхания и медитации, могут испытывать экстатические и блаженные состояния, сопровождающиеся дрожью.

Все эти «дрожания», испытываемые в различных обстоятельствах и несущие множество различных функций, содержат потенциал катализировать подлинную трансформацию, глубокое исцеление и благоговейный трепет. Хотя дрожь, порожденная страхом, сама по себе не обеспечивает перезагрузку организма и возвращение к равновесию, она, если направлять и переживать ее «правильно», может содержать некое собственное решение. Выдающийся юнгианский аналитик Мария-Луиза фон Франц отмечает: «Божественное психическое ядро души, самость, активируется в моменты крайней опасности». В Библии же сказано: «Бог там, где вы испытали трепет».

Что общего у всех этих непроизвольных содроганий? Почему мы дрожим, когда напуганы или в гневе? Почему тело сотрясается в момент сексуального оргазма? И какова физиологическая функция дрожи в переживании духовного благоговения? В чем общность всех этих мурашек и трепетаний, дрожи и содроганий? И какое отношение они имеют к трансформации травмы, регулированию стресса и полноценному проживанию жизни?

Все эти колебательные движения есть не что иное, как способы, с помощью которых нервная система «стряхивает» последние возбуждающие переживания и «готовит» нас к следующей встрече с опасностью, вожделением и жизнью. Это механизм, позволяющий восстановить равновесие после того, как мы подверглись угрозе или испытали сильное возбуждение. Он, так сказать, возвращает нас на землю. Подобные физиологические реакции лежат в основе саморегуляции и жизнестойкости. Жизнестойкость, возникающая в ходе пережитого опыта, дает нам сокровище, ценность которого познать до конца невозможно. Говоря словами древнего китайского текста «И Цзин»:

Страх и трепет, порожденные шоком, сначала охватывают человека так, что он видит себя в невыгодном положении… Но это временно. Когда испытание заканчивается, он испытывает облегчение, и, таким образом, тот самый ужас, что ему пришлось пережить в самом начале, в конечном счете приносит удачу.

Умение переживать состояния сильного возбуждения (независимо от источника) позволяет сохранять равновесие и здравомыслие, дает возможность проживать жизнь во всем ее разнообразии и богатстве – от агонии до экстаза. Внутренняя взаимосвязь этих спонтанных автономных реакций с многоохватным феноменом жизнестойкости, потока и трансформации – центральная тема книги.

Когда, с другой стороны, подобная «разрядка» подавляется или встречает иное сопротивление, не позволяющее проявиться полностью и завершиться, наши естественные способности к восстановлению «застревают». Это может означать, что после реальной или предполагаемой угрозы человек, скорее всего, получит психологическую травму или, по крайней мере, обнаружит, что его жизнестойкость и чувство связи с миром уменьшились. И вновь цитируя пророческие слова «И-Цзин»:

Ситуация, в которой шок подвергает человека опасности, и он несет большие потери. Сопротивление противоречит ходу времени и по этой причине является безуспешным.

В то солнечное зимнее утро, когда со мной произошел несчастный случай, я смог – с помощью доброго педиатра – позволить физиологическим процессам завершаться момент за моментом, двигаясь во времени и высвобождая предельно активированную «энергию выживания», спрятанную в моем теле и ищущую выражения. Эта немедленная эмоциональная и «физическая» первая помощь не позволила мне «застрять», а, соответственно, впоследствии замкнуться в порочном круге страданий и беспомощности. Откуда я знал, что делать и чего избегать в этой чрезвычайно стрессовой и дезориентирующей ситуации? Если кратко: я научился не бояться и подавлять, а приветствовать и принимать примитивную дрожь и спонтанные телодвижения. Более подробный ответ возвращает меня к началу сорокалетней профессиональной деятельности в качестве ученого, терапевта и целителя.

Верный путь к целостности состоит из судьбоносных окольных путей и неправильных поворотов.

К. Юнг

2
Прикосновение открытия

Прикосновение любви или откровения научного открытия – одно из величайших и чудеснейших благословений в жизни. Неудачный для романтики 1969 год оказался для меня временем захватывающего научного озарения. В тот год произошло важное техническое событие в космическом пространстве, а для меня ход жизни изменило осознание, случившееся в пространстве внутреннем.

В начале лета мы с друзьями сидели, приклеившись к экрану телевизора, с отвисшими от благоговения челюстями. Лунный модуль Eagle приземлился в море Спокойствия, и Нил Армстронг уверенно ступил на лунную поверхность. Как завороженные мы слушали ставшую бессмертной (хотя и грамматически небезупречную) фразу: «Один маленький шаг для человека, один гигантский скачок для человечества». Люди не только побывали на Луне, они совершили скачок в мир технологического процветания! Изображения Земли были переданы с нашего ближайшего небесного соседа, служа визуальным свидетельством, что мы отнюдь не центр Вселенной.

Несмотря на историческое значение этого дня, я сомневаюсь, что многие помнят месяц или даже год высадки «Аполлона-11» на Луну. Однако эта дата, 20 июля 1969 года, наряду с трепетом внутреннего откровения неизгладимо запечатлелись в моей памяти. Примерно в то же время в моих практических изысканиях в сфере взаимоотношений «разум/тело» произошло «случайное», но весьма значимое событие. Исключительное, первый шаг в моей новой профессиональной судьбе, оно дало мне возможность по-новому взглянуть на состояние человека, а также поставило меня лицом к лицу с собственными тараканами в голове и внутренними демонами, порожденными травмой.

Поводом к последующему инциденту стало то, что некий психиатр, зная о моем живом интересе к лечению стресса в свете взаимодействия разума и тела, направил ко мне молодую женщину. Нэнси (имя изменено) страдала от частых мигреней, гипертиреоза и переутомления, а также хронических болей и изнурительного предменструального синдрома. Сегодня подобные симптомы, вероятно, диагностировали бы как фибромиалгию и синдром хронической усталости. Ее жизнь еще больше осложнялась из-за сильных приступов паники и агорафобии, привязывавших ее к дому. В то время я разрабатывал процедуры релаксации и снятия стресса, основанные на осознанности тела, которые, по мнению моего знакомого, могли быть полезны для нее.

Нэнси вошла в кабинет, нервно вцепившись в руки мужа. Он явно тяготился ее полной зависимостью. Я заметил, как напряжена ее шея, которую она втянула в плечи, словно раненая черепаха, в то время как глаза были широко раскрыты, как у испуганного оленя в свете фар. Она сутулилась. Вся осанка передавала всепоглощающее чувство страха и поражения. Частота сердечных сокращений Нэнси в состоянии покоя была высокой – почти 100 ударов в минуту (о чем я мог судить по пульсации сонной артерии на шее). Дыхание было настолько поверхностным, что, казалось, едва могло поддерживать в ней жизнь.

Сначала я научил Нэнси осознавать, а затем расслаблять хронически напряженные мышцы шеи и плеч. Казалось, она вошла в состояние глубокого расслабления. Ее сердцебиение снизилось до уровня, близкого к норме, дыхание стало глубже. Однако несколько мгновений спустя она внезапно пришла в сильное возбуждение. Сердце бешено заколотилось, ЧСС подскочила почти до 130 ударов в минуту. Дыхание стало частым и неглубоким. Затем, пока я беспомощно наблюдал за трансформацией, она внезапно застыла в ужасе. Лицо стало мертвенно-бледным. Она казалась парализованной и едва могла дышать. Сердце, казалось, почти остановилось, ЧСС резко упала примерно до 50 ударов в минуту (о работе сердца расскажу в главе 6). Борясь с собственной надвигающейся паникой, я был в растерянности, не зная, что делать.

«Я умираю. Не дайте мне умереть, – умоляла она тихим напряженным голосом. – Помогите, помогите мне! Пожалуйста, не дайте мне умереть». Ее состояние и моя беспомощность вдруг вызвали в подсознании архетипическое решение. Перед мысленным взором вдруг возник сказочный образ: из дальней стены комнаты материализовался тигр, пригнувшийся перед нападением.

«Беги, Нэнси! – скомандовал я не задумываясь. – За тобой гонится тигр. Забирайся на те скалы и спасайся». Сбитый с толку собственной вспышкой, я с изумлением наблюдал, как ноги Нэнси начали дрожать, а затем двигаться вверх и вниз, что казалось спонтанной имитацией бега. Все тело затряслось – сначала конвульсивно, затем все более мягко. По мере того как дрожь постепенно утихала (что заняло почти час), на нее накатывало чувство умиротворения, которое, по ее собственным словам, «окутывало теплыми покалывающими волнами». (См. рис. 2.1a и 2.1b.)

Рис. 2.1а показывает порочный круг, в котором страх и неподвижность подпитывают друг друга. Это то, что засасывает нас в «черную дыру» травмы и удерживает там.

Позже Нэнси сообщила: во время сеанса она увидела себя четырехлетним ребенком, который пытается вырваться из рук врачей, а те держат ее, чтобы сделать эфирную анестезию для «обычного» удаления миндалин. По ее словам, это событие было «давно забыто». К моему крайнему изумлению, необычные конвульсии во время сеанса перевернули жизнь Нэнси. Многие симптомы значительно улучшились, а некоторые и вовсе исчезли. Приступ паники во время сеанса был последним. В течение следующих двух лет, вплоть до окончания аспирантуры, симптомы хронической усталости, мигрени и предменструальные симптомы стали значительно легче. Кроме того, она сообщила еще об одном «побочном эффекте» – Нэнси «чувствовала себя живее и счастливее, чем когда-либо».

Рис. 2.1b. Мне удалось вывести Нэнси из состояния неподвижности/страха и гипервозбуждения, позволив ей воссоздать опыт бегства и успешного избавления от потенциальных агрессоров. Для клиентки было важно ощутить переживание бега. Без его внутреннего восприятия этот опыт имеет лишь ограниченную ценность.

Врожденная способность к восстановлению

То, что позволило Нэнси выбраться из застывшей симптоматической оболочки и вернуться к жизни, было тем же механизмом, что предотвратил развитие моей травмы после аварии. Дрожь, происходившая в спокойном, ободряющем присутствии надежного человека, которой позволили продолжаться до естественного завершения, помогла восстановить равновесие и цельность, а также вырваться из тисков травмы.

Благодаря сфокусированному осознанию и микродвижениям, призванным воспроизвести и завершить наши незавершенные, встроенные инстинктивные защитные действия, мы оба смогли разрядить остаточную «энергию» нервной системы, активированную для выживания. Нэнси пережила долгожданный побег, который хотело совершить тело, когда ее, беззащитную маленькую девочку, удерживали и не давали осуществить желаемое. Словом, мы испытали и воплотили врожденную и могущественную мудрость инстинктивных реакций, мобилизовавшихся, чтобы отразить смертельную опасность.

Осознанное ощущение защитной первобытной силы резко контрастировало с ошеломляющей беспомощностью, охватившей каждого. Основное различие между опытом Нэнси и моим заключалось в том, что мне посчастливилось самостоятельно оказать себе первую помощь, а присутствие женщины-педиатра позволило пресечь в зародыше потенциальные симптомы ПТСР. Нэнси, как и миллионам других, к сожалению, не так повезло. Она долгие годы неоправданно страдала, пока мы не вернулись на короткое время к ее детской операции и не «пересмотрели» тот инцидент в моем кабинете почти двадцать лет спустя⁶.

Если бы я не ощутил грубую мускульную силу своих инстинктов самосохранения, контрастирующую с беспомощным состоянием, у меня наверняка развились бы изнурительные симптомы ПТСР, которые так омрачили и искалечили жизнь Нэнси. Я, как и Нэнси, остался бы слишком напуганным, чтобы вновь уверенно чувствовать себя в мире. Точно так же как Нэнси при ретроспекции смогла сбежать от мучителей, мне удалось избежать деструктивных последствий, превентивно «перезагрузив» нервную систему в режиме реального времени.

При возникновении острой угрозы мы мобилизуем огромную энергию для защиты: пригибаемся, уворачиваемся, петляем, замираем и сжимаемся. Мышцы сокращаются, чтобы бить или бежать. Однако если действия оказываются неэффективны, мы цепенеем или падаем в обморок. Четырехлетнее тело Нэнси пыталось спастись от хищников в масках. Оно хотело убежать, но не смогло. Ее одолели и удерживали против воли могущественные великаны в масках и странных одеяниях. Во время сеанса тело Нэнси воспротивилось ощущениям подавленности и загнанности в ловушку, обусловленных паникой. И по мере того как оно осознавало это, то же делал и разум.

Биологической реакцией любого организма, ощутившего непреодолимую смертельную опасность (где шанс на спасение невелик или вообще отсутствует), является полное оцепенение и отключение. Этологи называют такую врожденную реакцию тонической неподвижностью (ТН). Люди в состоянии оцепенения переживают беспомощный ужас и панику. Предполагается, что отключение и обездвиженность будут временными. Дикое животное, проявляющее эту физиологическую, острую шоковую реакцию, будет либо съедено, либо, если опасность вдруг минует, предположительно, будет жить так же, как до столкновения со смертью. От этой встречи ему не станет хуже, но, возможно, прибавится мудрости. Оно может проявлять бóльшую бдительность (не путать со сверхбдительностью) в отношении аналогичных источников угрозы и, следовательно, раньше распознавать признаки опасности. Так, олень может, например, избегать определенных скалистых выступов, где ранее ему удалось спастись от внезапной атаки горного льва.

Люди, в отличие от животных, часто остаются в своего рода подвешенном состоянии, не полностью возвращаясь к жизни после того, как испытали угрозу жизни и всепоглощающий ужас. Кроме того, травмированный человек демонстрирует склонность к оцепенению в ситуациях, в которых нетравмированный может только почувствовать некоторую опасность или волнение. Вместо того чтобы быть последней реакцией на неизбежную угрозу, оцепенение становится реакцией «по умолчанию» на самые разнообразные ситуации, в которых чувства приходят в сильное возбуждение. Так, например, сексуальное возбуждение может неожиданно трансформироваться из возбуждения во фригидность, отвращение или избегание.