Читать книгу: «Гид по «тюряжке легкого режима». Или руководство для тех, кто «сел» по ошибке», страница 6

Глава 12. Зеленоградстрой

Статья 103 УИК РФ. Привлечение к труду осужденных к лишению свободы

1. Каждый осужденный к лишению свободы обязан трудиться в местах и на работах, определяемых администрацией исправительных учреждений. Администрация исправительных учреждений обязана привлекать осужденных к труду с учетом их пола, возраста, трудоспособности, состояния здоровья и, по возможности, специальности, а также исходя из наличия рабочих мест. Осужденные привлекаются к труду в центрах трудовой адаптации осужденных и производственных (трудовых) мастерских исправительных учреждений, на федеральных государственных унитарных предприятиях уголовно-исполнительной системы и в организациях иных организационно-правовых форм, расположенных на территориях исправительных учреждений и (или) вне их, при условии обеспечения надлежащей охраны и изоляции осужденных.

2. Осужденные мужчины старше 60 лет и осужденные женщины старше 55 лет, а также осужденные, являющиеся инвалидами первой или второй группы, привлекаются к труду по их желанию в соответствии с законодательством Российской Федерации о труде и законодательством Российской Федерации о социальной защите инвалидов. Несовершеннолетние осужденные привлекаются к труду в соответствии с законодательством Российской Федерации о труде.

5. Производственная деятельность осужденных не должна препятствовать выполнению основной задачи исправительных учреждений – исправлению осужденных.

6. Осужденным запрещается прекращать работу для разрешения трудовых конфликтов. Отказ от работы или прекращение работы являются злостным нарушением установленного порядка отбывания наказания и могут повлечь применение мер взыскания и материальную ответственность.

Одним из самых запоминающихся и приятных этапов моего срока был Зеленоградстрой. Очень много хороших и не очень людей, выдающихся и попроще, целая куча курьезных ситуаций, моментов и происшествий. Но обо всем по порядку.

После работы в Пикше, а точнее после сокращения пикшинской бригады, я с неделю сидел без работы и умирал от скуки. Каждое утро после построения я подходил к заму по работе и требовал меня трудоустроить. Все по закону. И вот в субботу меня и еще двоих парней вызвали в дежурку, где в досмотровой комнате сидел Трутников и копался в бумагах. Собеседование с ними длилось 14 секунд.

– Пойдете в Зеленоградстрой с понедельника? – сказал Трутников, не поднимая головы.

– Да – хором отозвались мы.

– Хорошо. Сегодня ответственный – Волочков, наш начальник. Сейчас подготовим приказ, он подпишет, и в понедельник будьте готовы. Свободны.

К тому времени мой семейник Саня Самошин уже около двух-трех недель работал в Зелике – так сидельцы коротко называли Зеленоградстрой. Ему удалось успешно приболтать зама по БОР и убедить его сразу устроить его в Зелик. Поэтому я уже был наслышан о всех преимуществах этого места из первых уст. Через два дня я постепенно и сам начал постигать все прелести Зелика.

В выходные мы с Саней наготовили еды, обедов на всю неделю вперед, благо теперь уже у нас был холодильник для ее хранения, и разложили ее по пластиковым контейнерам. И в понедельник на утреннюю проверку шли уже с одним из них и с рабочей одеждой в пакетах. После переклички дежурный начал вывод ЗЭКов на работу и первым делом назвал Зеленоградстрой. Из строя вышли 14 человек, включая, наконец то, и меня. В дежурке мы сняли бейджики и получили наши «мультипаспорта» для выхода за территорию колонии. За воротами нас уже ждал автобус ЛИАЗ, современный, новый, с эмблемой стройки на боку. За рулем сидел водитель по имени Баха. Судя по непринужденному общению с ЗЭКами и тем пакетикам, которые он достал из-под руля и выдал некоторым из них, он давно работал на этом месте и возил сидельцев на работу. (В пакетиках оказались телефоны, которые сидельцы оставляли на ночь водителю, но об этом позже). Он отвез нас через весь город к строящемуся 23-му микрорайону Зеленограда, и высадил возле рабочего городка, состоящего из длинных рядов бытовок. Как только мы вошли в нашу небольшую «кондейку», произошло нечто, вселившее в меня немедленно радость, предвкушение и надежду на лучшее. ЗЭКи, не получившие от водителя ничего, из разных нычек и курков* тоже стали доставать телефоны, да не просто «фонарики» (обычные кнопочные мобильники), а смартфоны, один другого больше и круче. И все это даже до того, как начать переодеваться в рабочку и идти на объект. Дальше больше. Половина людей сразу же пошла в столовую напротив бытовки «завтракать», а вторая половина села за дубок* и стала играть в козла (карточная игра). О работе никто и не вспоминал. Другими словами, ЗЭКи здесь совсем не боялись использовать запреты. Совсем не как в Пикше. Все по зеленой: тырки, карты, синька, гашик. Как я узнал позже, во время обеда изредка приезжали сотрудники колонии посчитать людей, не убежал ли кто, и если им везло, они успевали застукать кого-нибудь с телефоном или зарядкой. Но рапорты они все равно не составляли. Ведь это означало, что телефон нужно сдать в камеру хранения колонии, а телефоны то тут, в отличие от колонии, были хорошие и дорогие. Почти планшеты. Поэтому мусора забирали их себе и считали инцидент исчерпанным. На следующий же день, спасибо моему другу Вове, я обзавелся своим смартфоном. Все, что было недоступно в зоне (почта, социальные сети, месенджеры, поисковики, сервисы он-лайн), стало реальностью. Впервые после начала срока. Информационное голодание прекратилось.

После завтрака и карт, спустя часа полтора после приезда, парни нехотя переоделись, и мы пошли к строящимся корпусам, разделились на две бригады и ждали, пока вольные прорабы нас заметят и подойдут нагружать работой. Прорабы дали обеим бригадам задание на день, и мы поехали на строительном лифте, ездящем снаружи здания по специальным рельсам, на соответствующий этаж. Работа заключалась в уборке этажей строящихся корпусов от строительного мусора. Бригада делилась на пары. Один брал лопату, второй – мусорные мешки. Тот, кто с лопатой, сгребал весь хлам: осколки бетона, кирпичей, проволоку, куски стекловаты в кучи и грузил их в мешки. Второй держал мешки, чтобы было удобно грузить, а потом тащил их к балкону на своем горбу. Потом, когда на балконе накапливалось полсотни мешков, вся бригада собиралась и дружно сбрасывала весь собранный хлам вниз в специально вырытый экскаватором котлован. Особенно круто было это делать с 17 этажа. Наблюдать, как мешок несколько секунд падал вниз. От удара о землю его разрывало в мелкие клочья с громким хлопком, как от хорошей петарды. Когда котлован заполнялся, его засыпали землей бульдозеры, разравнивали и делали лужайку. Таким образом, весь 23-й микрорайон Зеленограда построен на похороненном мусоре.

С утра мы работали всего минут 30—40, потом 20 минут перекур. Потом еще 15 минут работы, и в районе 12-ти мы уже спустились на обед в столовую. Обед у нас длился полтора часа. (Он был настолько длинным, что позже я, когда уже освоился на новой работе, успевал поесть, прочитать один или два урока из учебника по Итальянскому, а Пузан успевал часочек вздремнуть на лавочке в бытовке).

После обеда мы поработали еще часа два в режиме: 20 минут работы, 30 минут перекура. Затем мы переоделись и устроили себе свободное время до автобуса. В 5:30 автобус забирал нас на том же месте, где высаживал утром, и отвез в колонию. Все запреты к этому времени были уже надежно спрятаны или отданы на хранение дружественным вольным прорабам или работягам, которые работали на той же стройке.

Конечно, официально рабочий день должен был выглядеть иначе. Приехали, переоделись, сразу на работу с 9:30 до 13:00. Час на обед. И с 14:00 до 17:00 снова работать. Полчаса на переодевание и умывание – и в тюрьму. Но ЗЭКи ведь не очень-то любили вкалывать, да еще за гроши. Поэтому они филонили при любой возможности. А прорабам было и боязно и накладно связываться с уголовниками. Они руководствовались логикой: пусть хоть что-то делают, и ладно. В результате, наш рабочий день превратился в то, что я описал выше.

Так прошел мой первый рабочий день на стройке. Впрочем, он был во многом похож на рабочие дни ближайших двух-трех месяцев.

В месяц нам платили 8500р. Саня получал в два раза меньше, потому что у него из зарплаты вычитали 50% в счет иска «потерпевшим».

Наша бригада состояла из семи человек: я, Пузан, Ваня Пузан-2, Серик, Серега Страх, Слава и Андрюха Заваров. Славика мы выбрали нашим бугром, потому что он был наименее ленивый из нас, и никогда не отказывался от любой работы, что бы ему не поручили. Но с утра к Саше-прорабу ходили двое: Слава, как бугор, получать задание, а Пузан, как антибугор, уболтать Сашу сократить задание как минимум вдвое. Как я уже писал, Пузан разговаривать умел и любил, и говорил так много, что Саша сдавался и соглашался на наши условия. Наша бригада была очень дружной в отличие от второй, где каждый был сам по себе. Исключение составлял разве что Серик, который часто спорил и сопротивлялся общему мнению, а спустя несколько месяцев вообще перевелся в другую бригаду. Остальные шестеро отлично сосуществовали и помогали друг другу. Настолько, что если к кому-то приезжали родственники прямо на стройку, то можно было, договорившись с пацанами, отлучиться часа на три, пообщаться, погулять, и бригада всегда прикрывала перед прорабом, перед проверкой. Этой опцией все мы пользовались по очереди регулярно.

Поскольку контроля за нами почти никакого не было, мы могли позволять себе бонусные вольности. Например, в обед или перекур, если на улице хорошая погода, мы могли подняться на крышу нашей 17-тиэтажки позагорать, что мы и делали почти каждый день. Частенько Ваня, Славик и Андрюха Заваров устраивали просмотры порно в одной из строящихся комнат на этаже или на крыше. А Пузан в это время делал себе лежак из изоляционного пенопласта и спал под музыку из телефона. Я играл в игрухи на своем HTC или беседовал по Вотсапу. Иногда мы ходили в лес, прямо за забором стройки. В нем можно было замутить шашлычки и «культурно посидеть». Но о таких вещах мы всегда предупреждали нашего прораба Сашу, который в случае проверки «курсовал*» нас, и мы возвращались на рабочие места. Саша-прораб вообще оказался мировой парняга, несмотря на то, что всю жизнь работал на стройках. Молодой, холостой, с юмором, без начальнических закидонов. Мы ему даже иногда сдавали на хранение свои «тырки», когда ждали приезда оперóв. А он их не просто хранил, а еще и заряжал по очереди у себя в прорабской.

В другой бригаде, хоть она и была менее сплоченной, тоже были занимательные персонажи. Например, два Валерика. Обоим лет по 50. Они постоянно бухали и играли в карты. Покупали пузырь прямо утром, выпивали его, весь день балдели, а к возвращению в колонию уже не оставалось и следа хмеля. Ловко придумано. Рудик иногда присоединялся к ним, но не каждый день. Однажды это сыграло с ним дурную шутку, из-за которой он этапом уехал на строгач. Правда, случилось это гораздо позже. К осени. Ростик – вообще замечательная личность. Летчик Трансаэро (тогда она еще существовала), тоже сидел за ДТП. Не каждый день встретишь летчика, которому 25 лет, да еще в тюрьме. Ему дали 2 года. Первые пол года он отсидел в другом поселкé под Рязанью. Рассказывал, что там были свои плюсы и минусы. Быт там хуже и люди злее, зато поселóк не огорожен, можно выходить гулять на расстояния до 5 км от колонии. Режим мягче. Спустя несколько месяцев после перевода в КП-222 (он хотел сидеть поближе к Москве, где жена и родители, что стоило ему не малых денег и усилий), он вышел по УДО, оставив 10 месяцев неотсиженными. По слухам, это тоже произошло при участии немалых инвестиций.

За время работы в Зелике мы перезнакомились почти со всеми прорабами, которые в большинстве своем оказались нормальными парнями, за исключением Аносюка, начальника участка, молодого, зеленого, заносчивого, глупого, вредного и злого. Одному из прорабов, который руководил нами, пока Саша был в отпуске, Викторычу, мы поставляли водку из ближайшего ларька. Она продавалась из-под прилавка за 80 рублей пол-литра. Паленка. Он выпивал ее залпом, после чего мы были свободны до конца рабочего дня. Все довольны, все в шоколаде.

От скуки и однообразия мы придумывали себе нестандартные развлечения. Однажды нам с Серегой пришла в голову идея собирать по стройке медь и сдавать ее. Пункт приема цветмета находился в 300 метрах от стройки. Чудесное совпадение, не так ли?

Серега тоже был ДТПшником и тоже не виноватым. Вернее, частично виноватым. Его подрезала попутная тачка, и из-за этого он выехал на встречку, где столкнулся лоб в лоб с другой машиной. А в ней ехали родственники то ли прокурора, то ли какого-то важного милиционера. Один из них погиб. Видеорегистраторов ни у кого не было. Естественно, того кто подрезал, даже искать не стали, он наверное даже не знал и не узнает никогда, что стал виновником серьезной аварии. Подрезал и уехал. Виноватым сделали Серегу, а спорить с органами, чью тачку он протаранил, и доказывать свою правоту сил не хватило. Поэтому он пошел на сделку, признал вину и получил по той же части, что и у меня (ч.3.ст.264 УК РФ), на полгода меньше моего. И иск в миллион рублей. Он рассчитывал выплатить иск и выйти по УДО по трети срока, то есть через пол года. На воле он был бизнесменом. Имел в Одинцово две палатки: одну с рыбой, вторую с мясом. Он очень трепетно относился к качеству закупаемого товара, а цены держал не выше среднего, и его точки стали очень популярными в округе. К нему за красной рыбой для новогоднего стола ездили даже из Москвы. Дела шли очень неплохо. Две машины, квартира, дача. Но он сам рулил всеми процессами от закупок, до выдачи зарплаты продавцам. И когда его посадили, это сильно ударило по репутации, престижу и прибыльности его дела. Брат, на которого Серега оставил бизнес, был менее ответственным, менее внимательным и более ленивым. Легко мог проспать встречу с поставщиком, забыть сделать заявку на поставку и поэтому стал терять деньги. Чтобы восстановить прибыльность, он задрал цены до небес, что еще больше отпугнуло клиентов, даже старых и преданных. Именно поэтому Сереге было принципиально важно выйти как можно раньше, чтобы не потерять бизнес совсем и не остаться нищебродом. Ему надо было кормить жену, двоих детей и кучу родни. Но что вышло из его попыток освободиться, что ему пришлось пережить, и чем кончилась его эпопея с судами, исками, имуществом и рыбой, я расскажу в следующих главах моего повествования.

А пока мы с ним решили собирать медь. Изначально, это была его идея. Он же был предпринимателем со стажем, и его мозг все время рождал какие-то бизнес-идеи. Он увидел на этажах много обрывков проводов, медных и алюминиевых, оставшихся после прокладки проводки. И предложил бригаде их пособирать и почистить от обмотки. Никто не согласился, кроме меня. Мне было скучно, загорать и бездельничать уже надоело, да и уроки итальянского порядком осточертели. И я решил, почему бы и нет. Мы разузнали, что в пункте приема алюминий шел по 50 рублей за килограмм, а медь – по 220. И мы решили работать по меди. Сначала собрали отрезанные куски проводов, потом осмелели и поотрезали торчащую из бетонных стен проводку. Но мы не злодеи. Мы не отрезали ее под корень, а оставляли хвостики, чтобы электрики легко могли потом нарастить новый кабель, а не штробили стены заново. Заботливые мы были до жути. В результате за пару недель кропотливого труда (ведь каждый провод нужно было поделить на жилы и очистить или обжечь) мы набрали около 2х килограммов. Как раз, чтобы купить в столовой молока на всех и кетчупа к обеду, подумали мы. Но в этот раз мы не успели ее сдать, потому что я уехал в санаторий, а он в Бутырку. Но это уже совсем другая история. О ней вы узнаете в других главах.

Работники Зеленоградстроя кроме незаконных бонусов имели 2 совершенно легальных преимущества над остальными ЗЭКами. 1) Утром между выходом за территорию КП и посадкой в автобус можно было беспрепятственно зайти в штаб и попасть на прием к Волочкову (вход в штаб находился только с вольной стороны, и остальные ЗЭКи для того, чтобы попасть в него, должны были писать заявления, и ждать сопровождающего мусора, а это могло растянуться на многие дни). Волочков бывал на работе почти каждый день с 7:30 утра. С ним можно было напрямую решать разные вопросы, без гнусных мусорских посредников и прокладонов*. Удивительно, но в отличие от большинства сотрудников колонии, особенно руководящего состава, «хозяин» был адекватным и порядочным человеком. Строгим, суровым, но справедливым мужиком. Не любил витиеватость и бюрократию. Он не раз был на стороне ЗЭКов в борьбе с ФСИНовской машиной. Ему можно было задать любой вопрос и получить прямой честный ответ. У него можно было быстро подписать заявление на длительное свидание, записаться на поощрение в виде поездки домой на выходные, поговорить о перспективах УДО. Все тоже самое можно было делать и через отрядника и через дежурку, но каждое звено передачи документов считало нужным вынести осужденному мозг или потерять документ по дороге назло или по халатности. 2) Магазин. Дважды в неделю с разрешения администрации после работы наш автобус завозил нас в Перекресток. На час-полтора. И мы имели возможность покупать продукты, вещи, лекарства и все необходимое для жизни в лагере. Некоторые даже получали заказы от «невыездных» ЗЭКов. Нам с Пузаном почти все, что нужно, привозили родные и близкие.

СПАСИБО ВАМ ВСЕМ БОЛЬШОЕ, ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ!

Так что мы в эти полтора часа не бегали как угорелые по супермаркету, а гуляли по Торговому Центру или вокруг него, ели мороженое или булочки и глазели на девчонок в мини-юбках. Ведь было лето, и одежды на людях минимальное количество, а по созерцанию вольных людей женского пола в лагере после пары месяцев отсидки уже начинаешь скучать. Особенно, если твоя память омрачена образами ЗЭЧек из Пикши.

Иногда мы затягивали в зону запреты, купленные в магазине. Я лично затащил в ботинках 3 ножа, 2 тырки, несколько «мозгов», клей и лак для местных умельцев – мастеров по изготовлению четок и нард. Ни разу не попался, тьфу, тьфу, тьфу. Плююсь, потому что пишу эти строки, еще находясь на зоне спустя пять месяцев после описанных событий, и все еще могу попасться и загреметь в Шизняк.

Несколько раз по возвращении со стройки нас досматривали очень тщательно: раздевали до трусов, «прозванивали» одежду, обувь, стельки, капюшоны, все пакеты с рабочей одеждой и едой, вскрывали пачки сигарет и спичек и высыпали содержимое в надежде найти что-нибудь запрещенное. Но такие процедуры были очень редкими, и обычно проводились одними и теми же дежурными или операми. Поэтому в их смену мы никогда не приносили ничего такого, за что нас можно было бы «закрыть» в ШИЗО. И, разумеется, в дни больших проверок и шмонов мы тоже не злоупотребляли нашими свободами.

Такой вот я контрабандист.

Глава 13. База

Статья 104 УИК РФ. Условия труда осужденных к лишению свободы

1. Продолжительность рабочего времени осужденных к лишению свободы, правила охраны труда, техники безопасности и производственной санитарии устанавливаются в соответствии с законодательством Российской Федерации о труде. Время начала и окончания работы (смены) определяется графиками сменности, устанавливаемыми администрацией исправительного учреждения по согласованию с администрацией предприятия, на котором работают осужденные.

Перед выездными работами (Пикша и Зелик) мне довелось потрудиться на территории колонии. Как я уже говорил, я ежедневно после утренней проверки подходил к заму по работе Трутникову и просился на работу. И однажды, через пару недель после карантина, он, чтобы отвязаться от меня, временно устроил меня на пару дней на «Базу».

«База» – она же центральна база – это гигантские продовольственные и вещевые склады, находящиеся на промке* КП-222 (Рис. 1). База была перевалочным пунктом между поставщиками продукции и исправительными учреждениями Центрального Федерального Округа. На ней хранилась чертова прорва всякой еды: рыба мороженая в брикетах по 30 кг, маргарин (я вообще был удивлен, что маргарин еще производят и употребляют, ведь придуман он был еще при Наполеоне в качестве заменителя сливочного масла в условиях острой нехватки продовольствия во время войны, а вовсе не для кормления ЗЭКов в мирное время, ведь он вызывает сердечнососудистые заболевания, рак и болезнь Альцгеймера) по 25 кг, масло растительное в бочках по 50 л, сгущенка в бочках по 60 л, капуста квашеная в бочках по 200!!! л, мясо мороженое в кусках по пол туши, курица мороженая в брикетах по 50 кг, крупы, мука, макароны в мешках по 50 кг, сосиски, тушенка и многое другое. И такая же прорва несъедобных вещей: одежда для ЗЭКов, обувь для ЗЭКов, одежда для мусоров, обувь для мусоров, матрасы для шконок, полотенца, постельное белье, верхняя одежда, шапки, и все это во многих сотнях экземпляров. Работа на Базе заключается в том, чтобы разгружать фуры привозящие все это на склады, и загружать фуры, увозящие все это в конкретные тюрьмы. По размеру фасовок продуктов, которые я перечислил, вы легко можете прийти к выводу, что для подобной работы нужна хорошая физическая подготовка. Всего на Базе работало десять ЗЭКов, и двое мусорских кладовщиц. Фуры приходили неравномерно. В один день могло прийти 4 фуры: в одной 400 бочек сгущенки, в другой 10 тонн масла, в третьей 500 матрасов, в четвертой до верху мешки с мукой. И в тот же день нужно было загрузить три машины для тюрем, каждая из которых комплектовалась 2 тоннами продуктов различных наименований. И все это без специальных средств и достижений цивилизации типа подъемников, рохлей, погрузчиков, поясов и ремней. А в другой день могло не прийти ни одной машины. Я посчитал, что в один из дней моей работы на Базе я лично перетаскал на горбу 18 тонн еды.

Но были в этой работе и свои плюсы и своя романтика. Во-первых, все действо происходило на промке, где почти не было камер. А тогда я еще не работал на воле, и для меня отсутствие постоянного наблюдения было отдыхом. И вообще с безопасностью на промке было как-то непродуманно. То тут, то там в заборе, отделяющем зону от воли, были такие дыры, что при желании легко можно было вылезти наружу. Впоследствии эти дыры сыграли свою роль. Но об этом позже. Во-вторых, на Базе периодически, иногда законно, а иногда не очень законно, можно было получить небольшую порцию таскаемого товара: то кусок рыбы, то курицу, то трехлитровую банку сгухи, матрас, берцы, одеяло и многое другое. Иногда эти бонусы можно было в жилке обменять на другие блага: кофе, сигареты, шампунь, мыло.

В-третьих, когда не было работы, мы весь день валялись на матрасах, сложенных на складе, и пили «купчик*». У всех, кто работал на Базе давно, в разных местах склада были припрятаны «тырки», и они почти свободно могли общаться с родными.

И на сладкое: те, кто там давно работал, хорошо и плотно знали водителей фур. Это было выгодно всем. ЗЭКи тайком заказывали им водку, телефоны, водители получали за это денежные вознаграждения. Каждую фуру, по идее, досматривали на въезде и выезде, но мусора из дежурки делали это довольно халатно. К тому же пойди найди телефонную трубку или пузырь водки в 20 тоннах замороженной рыбы. Так что в дни, когда работы было мало, работяги могли «культурно отдохнуть» с закусочкой и без, а когда много работы – хряпнуть 50 граммов для прилива сил и открытия второго дыхания.

На промке*, напротив складов, находился еще один рабочий объект – «Орион». Там восемь дюжих ЗЭКов были заняты тем, что разгружали вагоны с щебнем, которые привозили ночью через специальные Ж/Д ворота в стене зоны по специальной рельсовой ветке. (В этих воротах тоже были огромные щели, через которые можно было дать деру). Вагоны имели откидные борта, и почти весь щебень под собственным весом сам высыпался в специальные желоба вдоль рельс. Парням оставалось только выгрести лопатами то, что не высыпалось (около 20% груза) и очистить пути, чтобы щебенка не попадала под колеса. После опустошения вагонов бульдозер сгребал щебень из желобов в огромные кучи и ковшом грузил его в самосвалы, которые, в свою очередь, покидали КП через автомобильные ворота рядом с КПП. Бульдозером рулили по очереди двое сидельцев: Леха – прикольный ДТПшник лет 45-и, и Колян – молодой накаченный парняга, севший за драку и нанесение тяжких телесных повреждений. Их мы иногда просили помочь на Базе с разгрузкой особенно тяжелых грузов. Бульдозером то ведь оно попроще, чем руками.

Еще одним выдающимся объектом на промке* была пожарная часть. Она состояла из гаража с большой очень древней пожарной машиной (на вид ей было лет сорок), и небольшой каморки на втором этаже этого гаража (в которой даже стоял компьютер). Руководил пожарной частью мусор, который был ответственным за пожарную безопасность всей зоны. Звали его Иван Васильевич.

Иван Васильевич – Пожарный – старший лейтенант лет тридцати. Всегда ходил в затемненных очках и с дубинкой на поясе. По внешнему виду был «прожженным» травокуром. По мнению сидельцев носил очки только для того, чтобы скрыть покрасневшие от гашика глаза. Его речь и тембр голоса также наводили на мысли о частом употреблении наркотиков. Был известен своим полным вселенским пофигизмом. Никогда не был замечен в отъеме запретов у осужденных или в составлении на них рапортов. Свои профессиональные обязанности тоже выполнял «спустя рукава», и даже при запросе руководства не смог составить план пожарной сигнализации, которой была оборудована наша колония.

В пожарном расчете работало трое сидельцев. Попасть к ним в команду было невозможно. Складывалось такое впечатление, что туда брали только родственников мусоров, случайно оказавшихся в колонии, или за очень большие деньги, предоставленные администрации колонии богатыми родителями в обмен на «тепленькое местечко» для их единственного сыночка. Официально они должны были поддерживать полную рабочую готовность всех противопожарных систем в лагере. Кроме того, при возникновении больших пожаров в ближайшем к нам районе Зеленограда наши пожарники должны были выезжать на своей допотопной таратайке на помощь вольным пожарным. По факту же, единственными средствами противопожарной безопасности в КП-222 были три красных ящика с песком, полным окурков, восемь огнетушителей и единая система электронного оповещения о пожаре. Поэтому работы внутри лагеря у наших «огнеборцев» почти не было. Пожаров в Зеленограде тоже не возникало, по крайней мере на моей памяти. Одним словом, пожарный расчет был самой непыльной работенкой в колонии. Раз в неделю они выгоняли из гаража и прогревали свой красный автомобиль. Пару раз в год проводили учения, которые заключались в том, что все надевали оранжевую форму, садились в машину, проезжали 250 метров до небольшого пожарного прудика в дальней части промки* (Рис. 1), накачивали воду в резервуары, отъезжали метров пятьдесят и поливали из шлангов воображаемый полыхающий объект. Это происходило до тех пор, пока они не умудрились сжечь встроенный в пожарную машину насос. После этого машина полностью потеряла свою функциональную значимость, и ее поставили на вечный прикол в гараже. (Руководство упорно не выделяло деньги на ее ремонт, а даже если бы и выделило, то вряд ли нашлись бы подходящие детали для столь древнего механизма). Последующие учения проходили уже с ведрами и лопатами, но все в той же неизменной оранжевой робе.

Такой вот нечеловеческий труд.