Читать книгу: «Долина смертной тени», страница 3

– Ты это что?.. – выговорил он, и в уголке его рта вспух кровавый пузырь.

Тема рванул, пытаясь высвободиться, но мужик, вцепившийся в него, словно клещ, от этого усилия потеряв равновесие, повалился прямо на него. Тема забарахтался, пытаясь выбраться из-под тяжкой туши, но ему только удалось высвободить руку с ножом. Задыхаясь, он остервенело раз за разом принялся втыкать нож в хрипящую и дергающуюся массу, придавившую его к земле. Вскоре нож застрял меж костей, и Тема, пользуясь им как рычагом, отвалил тушу в сторону. Поднявшись на ноги, он настороженно огляделся. Вокруг не было ни души, только Санька оттирал кровь с разбитого лица. Шагнув к нему, он протянул нож.

– Давай, твоя очередь, – глухо произнес Тема.

Санька, взглянув на окровавленный нож, испуганно попятился.

– Куда? – страшно скривился Тема.

– Ты его убил… – никак не мог опомниться Санька.

– Нет, погладил, – зло буркнул Тема. – Иди, твоя очередь… он, кажется, жив еще, – вновь протягивая нож, потребовал он.

– Какая очередь? – заикаясь, спросил Санька.

– Какая? – Тема с силой встряхнул его за плечо. – Ткнешь его пару раз под ребро… добьешь.

– Нет… Нет, не могу, – Санька опять попятился, сделав слабую попытку вырваться.

Тема дернул его к себе, поднеся окровавленный клинок к лицу.

– Мне терять нечего, – пригрозил он, – пропадать из-за твоего болтливого языка не собираюсь.

Справедливо решив, что лучше иметь подельника, чем свидетеля, Тема сейчас действительно был способен на все. Раньше Санек вел себя неплохо, но раньше и крови не было. А теперь – кто его знает? Взыграет очко, и побежит в ментовку закладывать. Зачем рисковать?

Сам Тема страха не испытывал. Наоборот, содеянное возвысило его в собственных глазах, придав уверенности и силы. Никакого раскаяния, жалости или еще чего-то подобного он не испытывал. Борьба с сильным противником утомила, но победа и агония врага ничего, кроме глубокого удовлетворения, ему не приносили. Он понял: возникни необходимость убить снова, убьет, не задумываясь. Понял это, видно, и Санька. Взяв нож, он нетвердой походкой подошел ко все еще по-дурному всхлипывающему телу. Мужик никак не хотел умирать. Не глядя, он слабо ткнул куда-то в бок. Почувствовав, как нож вошел в тело, Санька отскочил, словно заяц, затем согнулся, и его вывернуло наизнанку.

– Слабак, – с презрением бросил Тема.

Подойдя к умирающему, он вытащил нож из тела и, ухватив мужика за волосы, задрал ему голову. Кожа на шее натянулась в напряжении, и он, рисуясь, как в фильмах, полоснул по ней ножом. Раздался булькающий хрип, и Тему окатило фонтаном брызнувшей крови. Грязно выругавшись, он отскочил от трупа. Руки, одежда, лицо – все было забрызгано кровью. Слава богу, неподалеку находилась колонка, где он с грехом пополам кое-как отмылся.

С тех пор много воды утекло, много всякого было, но это презрение к чужой жизни и ежесекундная готовность ее отнять навсегда отделили его от нормальных людей, сделав из обычного, ничем непримечательного мальчика Темы закостенелого в своей жестокости бандита Меченого.

Страх и власть – одно. Ибо страх порождает власть, а власть порождает страх. Закон – это лишь упорядоченный страх. Преступая закон, человек поднимается над своим страхом, поднимается над себе подобными, слепо повинующимися. Он волк в стаде овец. Санитар общества, не позволяющий ему жиреть и лениться. Но вор, насильник и убийца – олицетворение конкретного зла конкретного человека, лишь слабое подобие того зла, что приносят в мир исторические фигуры. Александр, Чингиз, Наполеон, Гитлер – ни один самый массовый, самый кровавый маньяк даже в бредовых мечтах не мог представить того количества жертв, которое они породили. Горы трупов, курганы черепов. Но им – вечная память и поклонение поколений, а маньякам – всеобщая ненависть и смерть бешеной собаки.

Странная скотинка – человек. С пеной у рта кричит о добре, о правде. Насмерть со злом бьется, не замечая, как вчерашняя правда ложью оборачивается и светлый лик христианского милосердия оборачивается смердящим оскалом инквизиции. Человек – песчинка под стопой бога, но тем не менее не только понимание воли его приписывает, еще и толковать ее берется. Все зло и вся правда – в нас самих. Зло и добро – лишь стороны одной монеты. Орел и решка не похожи друг на друга, но монета одна.

После проверки квартир пропавших охранников стало ясно, кто в этой компании есть кто. Белов и Крымов в недавнем прошлом – яркие образчики непобедимой и легендарной. Что называется, в каком полку служили, господа. Да в одном полку служили, там, видно, и спелись. Белов, конечно, пошустрей, посмекалистей. Еще в армейскую бытность тараканьими делишками промышлял. Чем занимался доподлинно установить не удалось, но что занимался – это точно. Квартира, машина, деньги – все в короткий срок будто с неба свалилось. Видно, богатую жилу долбил, но недолго. Через год после стремительного улучшения материального благосостояния с армии его поперли, но втихую, полюбовно. Видно, делиться умел, вот покровители и прикрыли. И не только прикрыли, но и дальше заботами не оставили. Месяца не прошло, а он уже опять на теплом месте – возглавляет службу безопасности того самого банка, который через некоторое время прибрал к рукам Меченый. Интересный субъект оказывается, жаль, раньше внимания не обратил, мелкой сошкой посчитал. Хотя теперь он вспомнил, что, кажется, встречал этого Белова в банке. Да и как могло быть иначе, все же тот возглавлял службу безопасности и неизбежно должен был пройти процедуру представления новому хозяину. Вот только лица вспомнить никак не получалось. Ошибся он с ним, да и не только с ним. По большому счету, вся эта затея с банком, кроме головной боли, ничего не принесла. Однако, видимо, именно Белов является главным в связке друзей-сослуживцев. Крымов – тот пожиже будет. Не подтяни его в свое время Белов, так и перебивался бы с хлеба на квас. В этой истории он явно на подхвате. А третий – тот и вовсе сосунок, только мамкину сиську изо рта выпустил. Ему в компанию к этим, как волку в зубы. Скорее всего, именно его вперед ногами вынесли. Косвенно об этом и поведение говорит. У друзей-сослуживцев все чистенько, никаких концов. В квартирах не то что фотографий, клочка бумаги лишней не нашли. Родственников, друзей, подруг сердешных, за которых зацепиться можно, тоже не наблюдается. Так седьмая вода на киселе, плюнуть-растереть. У Крымова, правда, жена имеется, но где она? Ау, жена… Вот уже неделю, как ее никто не видел. Хотя на дачке у Белова была какая-то бабенка, не искомая ли женушка? Уж больно место подходящее…

Тут размышления Меченого прервал мягкий мурлыкающий зумер телефона. Этот номер знали всего несколько человек, и они зря звонить не станут. Подняв трубку, Меченый услышал дребезжащий тенорок Баргузина:

– Здравствуй, Артем, не побеспокоил?

– Что вы, Пал Палыч, какое беспокойство, всегда рад слышать, – рассыпался в любезностях Меченый.

– Помнится, разговор был… – все так же спокойно продолжал Баргузин.

– Как же, Пал Палыч, помню, – живо откликнулся Меченый, – неужели новости появились?

– Поспрошал я тут, – издалека начал Баргузин, – поначалу никто ничего толком сказать не мог, но потом повезло. Человечек один сам на меня вышел. Пришел заботами своими поделиться, но про интерес мой уже знал. И надо же такому случиться, забота его с моим интересом пересеклись. Думаю, и тебе его послушать не помешает, – посоветовал Баргузин.

– Пал Палыч, о чем разговор? С удовольствием послушаю. Где человека-то искать? – мгновенно заинтересовался Меченый.

– Ну, что ты, Артем… неужели я тебя поисками напрягать буду… У тебя, поди, и без того забот хватает, – с плохо скрытой иронией подначил старый вор.

Водилась за ним эта манера, любил пошутить старик, но аккуратно… В его положении неосторожная шутка могла дорого обойтись. Однако Меченому не нравились даже осторожные шутки. С чувством юмора у него всегда было туго. Внутри заворочалась мутная злоба. Баргузин, почуявший это, поспешил сгладить возникшую напряженность:

– Ты, Артем, скажи, когда удобно, человек сам к тебе подъедет.

Злоба продолжала корежить нутро Меченого. Стараясь не выдать себя голосом, он произнес:

– Насчет хлопот вы, конечно, правы, Пал Палыч… Много хлопот, но откладывать это дело не стоит. Пусть человек подъезжает, будем ждать.

– Вот и ладненько, – бодро откликнулся Баргузин, – он тут как раз у меня, так что долго ждать не придется. Только вот еще что… Ты там на него особо не дави, человек своей волей пришел, что знает – и так расскажет, а больше, хоть в узел завяжи, все одно не выжмешь.

– О чем разговор, Пал Палыч… Коли вы за него слово молвили, пальцем никто тронуть не посмеет, – тут же ухватился за сказанное Меченый.

Теперь окажись, что не так, всегда можно напомнить. Старый вор прекрасно понял скрытый смысл данного заявления, но никак не проявил своего отношения к этому. Впрочем, ничего и не случилось – как говорится, рабочий момент. В их мире слово ценилось наравне, а то и выше дела. Завершив разговор, Меченый принялся ждать гостя.

Напряжение минувшего дня по-прежнему держало, не давая уснуть. Глядя на свет далеких огней за окном, Крымов невольно раз за разом прокручивал в голове последние события. В памяти всплывали набрякшая от крови куртка Колюни, зрачок пистолета в руках Белова, холщовые мешки и трупы поверх на дне узкой ямы. Мерзкие все какие-то вещи. Поезд, мерно постукивая на стыках, неторопливо тащился сквозь ночь. Ольга, разметав по подушке светлые волосы, беспокойно ворочалась во сне. Андрей надеялся, что с пробуждением оцепенение, завладевшее девушкой, уйдет вместе с тревогами и усталостью кошмарного дня. Сейчас, когда сон разгладил напряженное лицо, она стала вновь похожа на ту девчушку, что встретил он когда-то на южном побережье.

Это была странная девушка. Впервые Андрей увидел ее на веранде южного кафе, куда зашел перекусить между делом. Собственно, дел-то у него никаких и не было, это уж так, к слову. Находился он тут в отпуске, долечивая свежую дырку, полученную в пыльных ущельях за речкой. Заживало все, как на собаке, что сейчас – спустя два месяца после ранения – он уже почти забыл об этой неприятности. Однако отказываться от положенного по ранению отпуска и связанной с ним путевки в роскошный приморский санаторий было глупо. Он и не стал.

Санаторий МО занимал несколько километров прибрежной зоны вокруг небольшой бухты, зажатой живописными скальными утесами. Красивые корпуса под красными черепичными крышами утопали в зелени реликтовой можжевеловой рощи, возраст которой исчислялся не одним тысячелетием. Роща считалась природно-охраняемым памятником и находилась в списке особо ценных объектов заповедной природы, подвергаясь неусыпной заботе государства. Однако так было только до того момента, пока на нее не положило глаз высокое начальство МО. Интересы родины требовали полноценного отдыха своих защитников. Что по сравнению с этим какая-то роща? Тем более, что под корень ее сводить никто не собирался, не варвары же, в самом деле. Армейским чинам просто хотелось на отдыхе дышать целебным, настоянным на горьковато-пряных ароматах воздухе.

Строительство было завершено в рекордно короткие сроки. Ибо в отличии от других министерств, МО никогда не испытывало недостатка ни в средствах, ни в технике. Успешно срыв полрощи, военные строители воздвигли на ее месте высотные корпуса и отдельно стоящие комфортабельные коттеджи, предназначенные для отдыха генералитета. Руководству даже на отдыхе не престало смешиваться с низшими чинами. И даже, пожалуй, именно на отдыхе. Еду им подавали прямо в коттеджи, вокруг которых цвели плантации чайных роз и выхаживали спесивые павлины. Они, правда, противно орали по ночам, нарушая покой генеральских жен и любовниц, но на что не пойдешь ради удовлетворения собственного тщеславия. Генералам нравилось лицезреть под окнами своих спален столь необычных пернатых.

Для тех, кто еще не достиг вожделенного чина, существовали высотные корпуса, где в двух- трехместных номерах проживали господа офицеры рангом поплоше. С чадами и домочадцами даже им придет в голову такая блажь. Впрочем, блажь посещала офицерские головы достаточно редко.

Серые будни гарнизонной жизни поневоле накладывали негативный отпечаток на семейную жизнь офицерского состава. Девчонки, выходящие замуж за блещущих золотом погон лейтенантов, мечтают о чем угодно, только не об этой звериной скуке. Скорее всего, им представлялись дальние страны, балы и светские приемы, быстрая карьера мужа и обеспеченная жизнь генеральской супруги – все что угодно, только не реальная неустроенность армейского быта. С годами мечты тухли, словно светлячки на исходе ночи, а скука и неустроенность, словно ядро каторжника, были всегда с ними. Разочарование становилось главным чувством, грызущим душу, словно червь. И, уподобляясь тому червю, грызут своих мужей вечно недовольные жены, поминая им все вины, мнимые и настоящие. Так что удивляться нечему – многие семьи отпуск предпочитали проводить порознь. А что для этого можно придумать лучше, чем вовремя подвернувшаяся путевка в престижный санаторий? Спровадить благоверную вместе с детишками, а уж там – во все тяжкие без недреманного ока.

Впрочем, недреманное око, вырвавшись из-под плотной опеки соседушек, тоже не прочь хлебнуть удовольствий из доступного источника курортной жизни. Наконец-то замордованные бытом и скукой молодые женщины попадали именно в ту жизнь, о которой грезили, идя к алтарю рука об руку со своим блещущим золотом парадного мундира избранником. Тогда казалось, что счастливый билетик, дающий право на радостную беззаботную жизнь, уже выигран. Остается только подождать немного, и все будет: дом, полная чаша, светское общество и завистливые взгляды подруг. Или что там еще, о чем мечтают молоденькие дурочки, выходящие замуж за подающих надежды лейтенантов? К сожалению, мечты редко пересекаются с действительностью. Не то что генеральские звезды, даже полковничьи просветы – удел избранных. Остальным – разочарование и беспробудное пьянство как единственное средство ухода от опостылевшей действительности.

Молодые и не очень, красавицы и дурнушки – все склоны добрать на отдыхе то, что недодала судьба. Крымов все понимал, но понять – не значит принять. Каждый раз ловя на себе призывный взгляд очередной красотки, он непроизвольно ставил себя на место ее мужа: чужая шкура налезала с трудом, но даже того, что налезало, с избытком хватало для того, чтобы проникнуться отвращением к охотнице за ускользающим счастьем. Впрочем, женоненавистником он вовсе не был. Отнюдь… Просто он не любил знать о них слишком много. Так что искать романтические удовольствия он предпочитал на стороне. На побережье к тому была масса возможностей. Пансионаты и санатории стояли стеной, не оставляя ни клочка свободной земли. Вечерами со всех сторон лились призывные звуки музыки. Толпы людей до утра шатались по побережью в поисках развлечений и любви. Одиночество в таком месте могло угрожать разве что закоренелому анахорету.

Ольгу он встретил в сонном приморском городишке, располагавшемся неподалеку от санатория. В то утро он покинул его сразу после завтрака, отправившись справиться о наличии мест в поездах до столицы. К этому времени его уже изрядно утомила одуряющая монотонность курортной жизни. Проживал он в двухместном номере, который приходилось делить с шустрым капитаном, активно увивавшимся за генеральской дочкой, дебелой девицей арбузной спелости. Кажется, он надеялся с помощью удачно подвернувшегося знакомства совершить карьерный скачок. Дивчина была капризна и избалована, но со дня на день должны были подъехать ее родители, ради знакомства с которыми капитан похоже был готов даже дерьмо жрать.

Симпатий к соседу Андрей не испытывал, и его постоянное отсутствие воспринимал как благо. В предвкушении скорой встречи с родственниками пассия капитана требовала его присутствия возле своего жадного до плотских утех тела, как днем, так и ночью. Капитан старался, но, встречаясь иногда с Андреем, жаловался: «Измотала корова, все соки вытянула… Глядеть не могу, блевать тянет». Однако на резонное предложение послать дивчину к черту лишь горестно вздыхал и спешил обратно.

До захода солнца жизнь в санатории текла вяло, но после того, как жара спадала, начинались вечерние развлечения – вино, танцы, девушки, заканчивающиеся, как правило, в постели очередной мимолетной подружки. И так изо дня в день. Естественно, через две недели Андрею все это осточертело, и он стал серьезно подумывать о досрочном возвращении в часть. Пик сезона уже миновал, и проблем с покупкой билета не возникло. Выйдя из душного здания касс, Андрей неспеша направился к морю, где зашел в расположенное на побережье кафе. Время приближалось к обеду, а у него, за последнее время привыкшего питаться в одно и то же время, выработался рефлекс, как у собаки Павлова. С приближением определенного часа слюна начинала выделяться совершенно непроизвольно.

Заказав обед, Андрей в ожидании лениво разглядывал поскребывающий вилками народ. Посетителей было немного. Основная масса отдыхающих кормилась либо на съемных квартирах, либо в с санаториях. Неожиданно его гедонистическое созерцание жующей публики было прервано появлением странной парочки – девушки и парня, весь вид которых говорил о пренебрежении условностями этого ханжеского общества. Особенно усердствовал в этом парень. Одетый в рваную джинсу, с длинными, свисающими по обеим сторонам загорелого лица сальными волосами. Весь он был какой-то неопрятный, схожий с облезлым бродячим псом. И повадки такие же, нагловато-трусливые.

Он с вызовом встречал удивленно-укоризненные взгляды посетителей, но чувствовалось: стоит прикрикнуть – и он тут же ретируется, не дожидаясь, пока в него бросят палкой. Девушка выглядела получше. В отличии от своего спутника, она еще не до конца пропиталась свободомыслием бесчисленного племени бродяжек, бесчисленными толпами заполняющими побережье. Хорошо промытые и расчесанные на пробор волосы светлым ореолом обрамляли симпатичную мордашку. И хотя одета она была под стать спутнику – в неизменную джинсу, все было чисто и аккуратно. Видимо, воспитание и мораль, привитые с детства, еще не до конца растворились под влиянием нигилистических идей приятеля. О том же говорило и нежелание встретиться с кем бы то ни было взглядом. Она явно стеснялась и не знала, как это скрыть. В общем, ничего необычного в паре не было: обычные представители современной молодежи, как сказали бы ворчливые дедки. Публика эта, конечно, разномастная, но объединяющие признаки есть – молодость и безденежье. Причем именно безденежье, а не нищета. Нищета – это сомнительная привилегия более старшего поколения, это понятие скорее психологическое, чем материальное. Нищета всегда идет вслед за разочарованием и утратой веры. В молодости же бывает только безденежье, ибо большинство бестолково толкущегося народа считает себя если не гениями, то чрезвычайно талантливыми. И самое смешное, что зачастую так оно и есть. Все что-то творят или мечтают натворить нечто эпохальное, мгновенно возносящее их на вершину славы. Больше всего в этой среде, конечно, музыкантов, но попадаются и поэты, и философы. Художники тоже встречаются. Ну, а рядом боевые подруги, не желающие влачить свои дни в пустых бабских трудах и заботах, ведь это так банально: муж, дети, кухня, стирка – тоска. То ли дело свобода: планов громадье, вино, травка и беспечная любовь… Что еще надо для счастья? Вся эта публика отличается крайней молодостью, многие просто дети, что не мешает им кичиться беспредельной независимостью. Причем чем больше независимости, тем более грязны и безденежны ее носители. Судя по виду независимости у парня хватало на десятерых, а вот денег не было совсем, иначе зачем бы ему вместе со своей робкой подружкой собирать объедки со столов. А занялись они именно этим. Парень действовал уверенно, быстро соскабливая остатки пищи в полупустой пластиковый пакет, – чувствовался богатый опыт. Девчушка пыталась подражать, но получалось у нее плохо – она отчаянно смущалась и стыдилась происходящего.

Парень, между тем обойдя все столы, приблизился к окошку мойки, где возвышался солидный запас грязной посуды. Однако тут со стороны кухни показалась распаренная тетка, поднявшая вселенский гвалт. Апеллируя к сидящим за столиками посетителям, она, словно помоями, облила беспощадной бранью нежданных визитеров. Подскочив к замершей при ее появлении девушке, она принялась визгливо обзывать ее непотребными словами. Та, замерев, словно кролик перед удавом, несколько секунд безропотно выслушивала все это, однако через мгновение, выпустив из рук пакет с объедками, она закрыла лицо руками и выскочила из кафе. Ее приятель, с ненавистью взглянув на толстуху, грязно выругался и устремился вслед за подругой. Все еще кипя и негодуя, тетка подобрала оброненный пакет и победоносно удалилась обратно в свои владения. По-видимому сей достойный образчик кухонных работников содержал в хозяйстве кабанчика, а то и двух, на откорм которых и шли обильные остатки трапез пресыщенных отдыхающих. Как же тут не воспылать праведным гневом, когда у бедного кабанчика голодные бродяги кусок из горла вырывают.

На Крымова эта сцена произвела тягостное впечатление. Ему больно было видеть эту симпатичную девчушку в бездарной роли голодной побирушки. Но что тут сделаешь – каждый живет не так, как хочется, а так, как получается. Быстро покончив с обедом, он вышел из кафе, стремясь скорее покинуть это место. Захотелось выпить, сняв с души тягостные впечатления. Пройдясь по набережной, он зашел в бар, расположенный над волноломом. Заказав бутылку мадеры, Андрей устроился возле балюстрады, откуда открывался безбрежный, незамутненный человеческими взаимоотношениями вид. Море, море и только море… однако долго наслаждаться одиночеством ему не пришлось. Не успел он пригубить терпкий с ореховым привкусом напиток, как за его столик, не смущаясь, плюхнулась подвыпившая девица.

– Мужчина, по-моему, вы скучаете… – безапелляционно заявила она и тут же заливисто расхохоталась.

Как ни странно, этот совершенно неуместный смех сгладил впечатление, вызванное ее развязностью. Он был похож на звон колокольчика, и его обладательнице как-то сразу хотелось простить вульгарное поведение. Девушка была молода, но, как принято говорить, уже повидала. Может быть, она и не была профессионалкой, и даже скорее всего не была, но что любила это дело – чувствовалось сразу. В просторечии таких принято называть «симпатичная шлюшка». Высокая, с полной грудью и тонкой талией, она вполне соответствовала представлениям Андрея о женской привлекательности. Лицо простовато, но совершенства в этом мире нет, так что нечего пыжиться. Лучше пользоваться тем, что само плывет в руки.

– А что, хотите скрасить одиночество? – в свою очередь игриво осведомился Андрей.

– А че? – девушка тряхнула гривкой аккуратно подстриженных волос. – Ты парень вроде ничего, так что… – она остановилась, недвусмысленно посмотрев на графин, в котором подали мадеру.

Андрей махнул рукой, подзывая официанта.

– Еще один прибор даме и винограду там… конфет, – распорядился он.

– Вот это мужчина… Это я понимаю, – опять захихикала девица.

– За знакомство, – разливая янтарную жидкость, предложил Андрей.

– На брудершафт, на брудершафт, – тут же подхватила девушка.

Переплетя руки, они выпили, после чего девица, грациозно перегнувшись, прильнула к его губам долгим поцелуем. Чего-чего, а целоваться она умела. На минуту Андрей забыл о всех тревогах и волнениях. Его будто засосала животная первозданная стихия. «Если и все остальное она умеет не хуже, можно сказать, повезло», – невольно подумалось ему.

– Не слишком быстро? – все же для порядка осведомился он.

– А че, не понравилось? – лукаво улыбаясь, спросила девица.

– Ну, что ты… – Андрей запнулся, подбирая слова, – это было очень захватывающе, – наконец нашелся он и вновь разлил вино по бокалам.

– Вот это я понимаю… Вот это мужчина, – с преувеличенным энтузиазмом заявила девица, – зря времени не теряет и подход к девушке знает.

Они вновь выпили и вновь закусили поцелуем. Губы девушки были нежными, и пахло от нее, как ни странно, не перегаром, а парным молоком. Дальше время потекло, все ускоряя темп. Андрей и оглянуться не успел, как на побережье упали сумерки. За это время они успели сменить несколько питейных заведений и сблизиться настолько, насколько это возможно для пары, еще не успевшей поваляться под одним одеялом. Впрочем, о том, что продолжение следует, сомнений ни у кого не возникало. Лера, как звали новую знакомую, уже несколько раз откровенно. предлагала пойти к ней. Однако Андрей не торопился. Впервые за время своего бестолкового отдыха ему было комфортно и хорошо в обществе другого человека. Лера, несмотря на первоначально произведенное впечатление рядовой шлюшки, оказалась девушкой интересной. Помимо сексуальной раскованности, она обладала неплохими мозгами и чувством юмора. Впрочем, возможно, одурманенному количеством выпитого Андрею это только казалось. Женский шарм в сочетании с хмелем всегда оказывают неотразимое действие. В конце концов, уже в глубокой темноте они оказались перед увитым виноградной лозой входом в пансионат с романтическим названием «Горная долина». К этому времени Лера практически висела на плече Андрея, бормоча какие-то милые глупости. Он и сам изрядно набрался, к тому же близость нежного женского тела дурманила хлеще вина. В голове крутилась только одна идея – поскорее добраться до Лериных апартаментов, а уж там… Однако на пороге небольшого щитового домика выяснилось, что ключа у девушки нет. Утром она оставила его на вахте около входа – пришлось тащиться обратно и под бдительным взглядом седоусого ключника забирать его из ячейки.

Пока Андрей открывал дверь, Лера, жарко дыша, щекотала его ухо розовым язычком. Как только дверь приоткрылась, девушка, скользнув внутрь, прямо с порога принялась скидывать с себя одежду. Андрей, еще на пляже оценивший ее фигуру, попытался схватить ее в объятия. Однако она, неожиданно вывернувшись, нырнула под кровать, соблазнительно выставив попку. Крымов уже было примерился, собираясь воспользоваться выгодной позицией, но тут Лера, завозившись, выволокла из-под кровати большой чемодан. Покопавшись в его содержимом, она достала бутылку черного стекла, в которой Андрей не без удивления опознал дорогой французский коньяк. Включив небольшой магнитофон, стоящий на тумбочке, девушка, покачивая бедрами, направилась к нему.

– Смотри, морячок, что у меня есть, – игриво произнесла она, – налей, я хочу выпить перед тем… – она многозначительно сделала паузу.

– Почему морячок? – рассмеялся Андрей, разливая коньяк по стаканам, другой посуды, к сожалению, не нашлось.

– А все вы морячки, – махнула рукой Лера, – поматросите и бросите.

Подняв стакан, она единым духом осушила его содержимое, после чего, качнувшись, упала в объятия Андрея. Тому ничего не оставалось, как подхватить ее, выпустив при этом только что наполненный стакан. Впрочем, ему было уже не до выпивки. В два шага преодолев расстояние до кровати, он опустил Леру на пружинный матрас. При этом не закрепленный бретельками лиф купальника сполз, открыв соблазнительные холмики грудей. Не в силах сдерживаться, он сжал восхитительные плоды, припав губами к вишневым соскам. Однако девушка никак не реагировала на его ласки, продолжая лежать, словно кукла. В недоумении Андрей оторвался от увлекательного занятия и заглянул ей в лицо. И тут из полуоткрытого рта послышался негромкий, но явственный храп. Слегка обескураженный таким оборотом событий Андрей похлопал Леру по щеке. Никакой реакции. Похоже, девица отключилась напрочь. Перед ним находилось тело пьяной до бесчувствия женщины. Спору нет – красивое и соблазнительное тело, но желание, минуту назад державшее его крепче каната, внезапно ушло, будто бритвой срезало.

Андрей любил женщин и с удовольствием разделял с ними наслаждение плотских утех, но может ли идти речь об удовольствии овладеть бесчувственным куском храпящей плоти? Скорее это походило на банальную мастурбацию, что простительно в юношеском возрасте, однако зрелому мужику вроде не к лицу. Резиновая кукла никогда не была предметом его вожделений. Укрыв Леру покрывалом, Андрей плеснул себе коньяка из недопитой бутылки. Вытесняя из себя последние сомнения, он залпом, словно дешевое пойло, опрокинул в себя благородный напиток. Полегчало… В последний раз оглянувшись на похрапывающую девушку, Андрей вышел в ночь.

Несмотря на поздний час навстречу то и дело попадались парочки, ищущие уединения. Дорога к санаторию шла по бульвару, протянувшемуся над полосой пляжа. Из темноты слышались гитарные переборы и девичий смех. Южные ночи располагают к чему угодно, только не к раннему сну. Неспешно шагая сквозь ночь, Андрей уж миновал городскую черту, когда из темноты со стороны волнолома послышался приглушенный расстоянием молящий девичий голос:

– Пустите, я не хочу… Ну, пустите, ребята… Мама, что вы делаете… – прозвучал звук раздираемой материи.

– Молчи, шлюха, – раздался шлепок пощечины, – своему патлатому, небось, даешь, не ерепенишься… вот и нам дашь… Нечего целку корчить, – послышался в ответ ломающийся от возбуждения голос.

– Нет, пустите… пустите, – в голос завыла девушка.

– Чего стоишь? Руки ей держи да пасть заткни, орет как резаная, – опять зашипел мужчина.

Дальше слышалась только глухая возня да неясные поскуливающие звуки. Видимо, девушке зажали рот.

Дорога здесь шла в гору, и отвесная бетонная стенка, отделявшая пляж, достигала трехметровой высоты. До ближайшей лестницы было не менее трехсот метров, а время уходило. Перемахнув через ограждение, Андрей прыгнул вниз. Приземлившись на хрустящую гальку, он перекатом смягчил падение. Возле уреза воды копошились неясные тени, оттуда доносились всхлипы и сопение. Не вдаваясь в разговоры, Андрей быстро преодолел разделяющее пространство и ударом ноги сбросил с девушки оседлавшего ее парня. В темноте белело обнаженное тело, но утешать девушку было еще рано. Навстречу медведем поднялся второй, удерживавший девушку за руки.

– Ты что, гад… – начал он.

Андрей не дал ему закончить, вколотив окончание фразы обратно в глотку вместе с зубами. Тяжелое тело отлетело назад, рухнув на гальку. Сбоку послышался шорох, и он едва успел уклониться от нацеленного в грудь ножа. Недооценил он ребятишек, думал, так… шушера, а они вон ножиком тыкают. Легко блокировав повторный выпад, Андрей присел, безжалостно подставил под локоть противника собственное плечо. Придерживая захваченную руку за кисть, он резко выпрямился – послышался противный хруст, и парень заорал дурным голосом. Можно считать, списан. С такой травмой продолжать бой мог профессионал, но никак не шакалистый подонок. Повернувшись, Андрей поискал взглядом второго. В темноте ничего видно не было, лишь издалека слышался торопливый хруст гальки под ногами убегавшего человека. Удрал, – констатировал Андрей. Теперь можно и девушкой заняться. Подобрав валявшуюся неподалеку куртку, он повернулся к ней. Она уже успела натянуть джинсы и теперь, всхлипывая, пыталась запахнуть на груди разодранную майку. Протянув куртку, Андрей с удивлением узнал в девушке давешнюю бродяжку из кафе.