пугают, князю править мешают. Бросил он колья, да закатал рукава. Только не успел. Батюшка первым подобрал где-то пудовое полешко и отходил супостатов по-чёрному. Бьет лежачих и Кирьке кричит:

«Вбивай же им колья быстрее, а главного некроманта обезглавим и сожжем!».

Смеется писарь:

«Батюшка, а как же божье слово?»

«Буду я еще божье слово на эту нечисть использовать. Тут и полешка хватит».

В общем, не вернулся хан в орду, а шаман в своё капище. И никто больше купцов не тревожил. Народ православный не пугал.

И была радость в граде Киеве, и был пир богатый. И я там был, набрался изрядно, на халяву то. Песни пел, с Кирькой обнимался. И чудилось мне ещё, что под столом шут княжеский, разложившийся, ползает и зубами клацает. Ну, да что с перепою-то не почудится? Только вот щас нога болит, мутит всего и температура высокая… (Дальше неразборчиво).

В ПОРЯДКЕ ЭКСПЕРИМЕНТА

Если собрать всех гениев на стадионе, то Вельдан был бы среди них самым гением и непонятым отщепенцем. Из этого сразу становится понятно, как ему было тяжело жить в простом человеческом обществе. Хотя он и не замечал этого, поглощённый своей работой. Ещё в детстве он задал себе вопрос: в чем смысл жизни, и последние полвека занимался только этим.

Побочным эффектом стали десятки открытий во многих областях науки, которые принесли ему славу и богатство. Слава для него ничего не значила, а вот богатство пускалось по назначению, на исследования.

Короче, доктор и профессор всех мыслимых степеней Артур Вельдан смог чуть-чуть продвинуться в своих поисках со времен, когда дикое существо поняло, что оно человек разумный и ещё есть бог всемогущий. Это так воодушевило нашего учёного, что он даже позволил себе полчаса побездельничать и поиграть в шашки с Наполеоном. Это шимпанзе, которое прошло через дюжину экспериментов, стало умнее и благодаря электронному переводчику в ошейнике могло сносно говорить.

– Дай банан.

– У тебя на них аллергия, – Вельдан прошёл в дамки, – забыл, как вся шерсть выпала?

Наполеон был не единственным питомцем учёного. Были ещё: кот Буцефал, крысы Гук и Чек, мутант жаба Квазимодо и гиена Машка. Последние два обитали в специальном павильоне, имитировавшем дикую природу. Все они принимали участия в экспериментах и считали это своей работой.

Эксцессы с животными случались часто, однажды Буцифал участвовал в испытании анти гравитационного ранца и случайно вылетел в окно. Ветер подхватил невесомое мохнатое тельце и унёс в небо. Так как дом учёного был расположен в закрытом городке, то все летающие объекты проверялись и в случае опасности уничтожались. Пилот дозорного вертолёта удивился, увидев гордо парящего под облаками кота. Но подумав, что это либо уловка врага, либо чья-то злая шутка, решил не позволить делать из себя дурака, и на полном серьёзе стал приказывать животному снизиться. Буцефалу изрядно к тому времени надоело летать, но на все просьбы приземлиться он отвечал диким ором. Тут ветер толкнул первопролетца прямо на вертолёт, и кот вцепился в антенну. Пилот испугался, что это животное-камикадзе, и, открыв окно, попытался сбросить террориста, но тот залез в кабину и сильно исцарапал пилота, после чего забился под кресло и так вернулся на землю.

Вельдану сделали замечание, пилоту дали отпуск, а Буцефалу хватило и того, что с него сняли зловредный ранец.

– Дай банан.

– Компьютер.

Откуда-то из-под потолка раздался мелодичный женский голос:

– Да профессор.

– Отключи Наполеону слово «банан».

– Слушаюсь.

Наполеон съел сразу три шашки и попал в ловушку.

– Дай…

– Ты играешь всё лучше, но нет изящества.

– Дай… Ы-е-е…

– Ты действуешь как машина, не учитывая индивидуальных сильных и слабых сторон противника.

– Дай жёлтый продолговатый фрукт, на «б» начинается.

– Последние исследования показывают, что это не фрукт. Вот, ты проиграл.

– Мрак, лучше дай, дай, дай. Огурцевидное, с кожурой, которую удобно подкладывать соседу на тропинку… – Наполеон стал стучать по переводчику, сообразив, что сказал лишнего. – Аппарат барахлит.

– Так вот кто это делает! Никаких больше бананов. Этот толстый Арнгольц меня по судам затаскает, а тебя усыпят как зловредную тварь.

– Это негуманно, нехорошо, невкусно! Нужно копать яму на тропе и кидать туда много битый посуда, усыпить соседа.

– И не вздумай! Вообще туда не ходи. Займись вон крыльями своими. Надо же, иметь такое не здоровое желание уметь летать…

Что-то бурча, Наполеон ушёл в мастерскую.

– Профессор, на связи сенатор Атари.

– Соединить.

На стене проецировалось изображение абсолютно лысого зубастого человека.

– Здравствуйте, профессор, вы получили письмо из сената?

– Нет, был занят.

– Как всегда. Поэтому лично довожу до вашего сведенья: правительство Земли имеет к вам одно важное дело.

– А что, Земля уже имеет одно правительство?

– Ну, дорогой мой, сколько можно? Совсем не интересоваться событиями в мире! Причем десятки лет!

– Ладно, ладно, в чём дело?

– К вам прибудет наш специалист и всё расскажет.

– Ну хорошо…

– Не забудьте. Всего доброго.

Стена погасла.

– Хм, надо было спросить – какой строй. Мне, например, коммунизм нравится, наивный такой. Ладно, только бы не рабовладельчество. Хм… Рабы… Подавление воли… Растения-рабы… Интересно… Планета рабов… Где мой шлем подавления воли?..

Вельдан в задумчивости прошёл в лабораторию.

ФАРАОН, КОТОРЫЙ

НЕ УМЕЛ ПИСАТЬ СТИХИ

Египетская ночь пришла быстро, и, будто споткнувшись о дворец, накрыла его своей нежной мглой. Фараон Андатрхиттепп, в это время медленно восходивший по лестнице в свои покои, был вынужден в темноте споткнуться и ударить своё божественное лицо о ступеньки. Но его больше расстроила потерянная рифма, которая уже почти сформировалась и должна была украсить его великую поэму. Изящно матерясь, фараон завершил свой путь в покои, и в тусклом свете масляного светильника склонился над изжульканным папирусом. Но как не напрягал он ушибленный орган, в оный ничего не лезло. В сердцах Андатрхиттепп произнес древнее проклятье-заклинание и плюнул. В ту же секунду в

месте плевка воздух зашипел и заискрился, затем перед очумевшим властителем семи пустынь появилась сфера с висящим в ней человеком. Человек был голый, если не считать целой паутины проводов оплетающих тело. Фараон потрогал шишку на лбу, пощёлкал перед глазами пальцами и сосчитал до одиннадцати туда и обратно. Пришелец же подёргал провода, покрутил что-то и на совершенно варварском языке сказал:

– Во я попал! Наверное – древний Египет. Щас демоном назовут и изгонять начнут. Хорошо хоть поле работает.

– Не оскверняй наш слух своим примитивным говором, раб загробного мира. Тебя послали мне в помощь, не так ли?

– Ну… типа да. А что нужно… ваша… э-э… божественность.

– Я уже многие годы пишу поэму, которая прославит меня в тысячелетиях, но никак не могу закончить даже первую часть.

– А сколько частей всего… о великий?

– Сто двенадцать, как и династий.

– Боже мой… То есть, боги с тобой… солнцеподобный. Я с радостью помогу тебе. Приём, приём, это первый. Забирайте меня отсюда. Чёрт, связи нет…

Андатрхиттепп поднял бедный папирус:

– Я прочитаю, что уже есть.

– Валяй… В смысле, услади мой недостойный слух.

На берегу Нила очень нам мило.

Мне служат солнце и луна,

жаль, что гробница у меня одна.

Я фараон, я ваш кумир.

Любите меня! Я весь ваш!!!

– Ну как?

– Клево… В смысле богопротив… богоподобно. И в стихе главное не рифма, главное ритм и смысл. А еще богов повставляй. Ра, например. Ра, Ра, пора на выбора… Стоп, у нас же деспотизм. Это не пойдёт.

– И вообще, поэма про меня или про богов?

– Про тебя, про тебя, противнейш… просветляющий. Ты смелее пиши, не жалей папируса.

Главное смелость и правда.

– Правда?

– Ну да, всю правду о себе и империи, смелым слогом, это поэма содрогнёт землю и небеса! Такого не один фараон повторить не сможет. Кстати, это воля богов.

– Ну если воля богов…

Фараон всё быстрее и быстрее стал заполнять свитки, время от времени консультируясь у пришельца:

– Вот как вернее будет: плевал я на закон или послал закон подальше?

– Оба вставляй.

– Ага, а вот ещё: гибель тысяч – статистика, гибель одного – для статистики фигня. Огня, огня, сожжем бараки рабов, спасём статистику. Не слишком жестко?