– Ну вот, всё как у цивильных людей. Только смени музон на попсу. Не хочу своим пьяным восприятием осквернять классику. Правда, трезвый я её тоже почти не слушаю. Но осквернять классику не позволю!

Зазвучал последний хит мутантов с Марса.

По стенам заскакали голограммы зелёных человечков. Алексей разлил по второй и с ухмылкой заметил:

– Теперь я могу похвастаться, что допился до зелёных чертей с одной рюмки.

– Это не черти, а популярная ныне группа «Бездомные колонисты».

– Да, черти были бы лучше. Ну, за искусство!

Двойник закусил сразу двумя бутербродами и потянулся к кальяну. Алексей нащупал в кармане смятую пачку:

– Слушай, может, плюнем на правила да нормально покурим?

– Только при соблюдении всех правил пожарной безопасности.

На столике появился большой красный огнетушитель, а рядом затоптался пожарник с багром. Алексей вновь поднял бутылку:

– Может, ему тоже налить?

– Он на работе.

– Зато могу перекурить, – отозвался пожарный и запыхтел кривой чёрной трубкой.

– А ты шутник, некомп.

– Юмор – это одно из свойств человека, хоть и искусственного.

– Вот за это и бахнем.

Бахнули, закурили. Двойник закинул одну ногу на столик и сказал:

– Я тут иногда думаю, а не тупиковая ли ветвь развития – человек? Может, я являюсь логическим завершением человеческой расы и должен начать новый виток развития разумной цивилизации?

– Да даже если и так, что ты нового приду маешь? Всё давно придумано. Ты правильно сказал, ты – венец человеческого творения. Но фокус-то: оно и без тебя жило и жить может. Прости, но твоё существование бессмысленно. Вот моя жизнь в принципе бессмысленна, а на моём фоне ты еще бессмысленней.

– Не скажи, если меня создали, значит, был смысл.

– Ты хочешь сказать, если я родился, значит, у моей жизни тоже есть смысл?

– Да! У ребенка, который родился, жизнь имела смысл. А ты, повзрослевший, совершающий и нет разные поступки, любящий и ненавидящий, в конце концов, пьющий и курящий, при этом думающий о своей значимости, лишил жизнь этого человека смысла. Ты не только сам не имеешь смысла, ты ещё и другое живое существо его лишил!

– Чё-то я не понял. Какой ребёнок? У меня нет детей. Я так думаю. И если в рождении ребенка есть смысл, то как насчёт причин его появления? Выходит, в сексе есть смысл? Ну да, я и раньше знал, что смысл в нём есть, только не рассматривал его с такой точки зрения.

– Да при чём здесь секс?!

– А при том. Кстати, наколдуй нам пару комнат и девчонок. Ты ж сам хотел быть похожим на человека.

– Хорошо, я таки не отступлю и докажу свою правоту. Бахнем за правду.

– Бахнем.

Бахнув, Бобровы разошлись по комнатам с одинаковыми блондинками.

– А как же я? – спросил пожарник, и, взяв недопитую бутылку, ушёл в темноту.

Через полчаса собутыльники вновь сидели напротив, разливая очередную емкость. Двойник вяло прожевал бутерброд с красной икрой и сказал:

– Да, без смысла жить плохо, но как мы с тобой живем, это ещё ничего. Представь, как живёт это нищее, серое общество. У нас хотя бы свободы больше.

– А я был нищим, я так жил. И у меня не было друзей, ни до, ни после. Это всё в книжках. И любовь в книжках. Вот ты любовь наколдовать можешь?

– Не, не могу. Девок наколдовать могу, любовь нет. Это как смысл, все слышали, но никто не знает. Вроде понял, а потом – то ли забыл, то ли вообще прогнал.

– А давай выпьем за то, чтобы не гнать.

– Давай.

На старые дрожжи Алексея уже изрядно развезло, но он держался, понимая, что нельзя уронить гордое имя человека перед искусственным интеллектом.

– Слышь, некомп. Чё я тебя так зову? Как в натуре твое имя?

– Я же говорил, научный проект «Человек два»…

– Не-е, это лажа. Ты ещё серийный номер назови.

– Первый.

– По жизни нервный. Слушай, раз ты на меня похож, будешь моим братаном. У меня был старший брат, Васька, но умер в младенчестве, ещё до моего рождения.

– Плохая примета называть человека именем умершего ребенка.

– Ну ты, блин, не совсем человек. Или чего, тебе слабо?

– Мне не слабо, мне нравится имя Василий.

Давай за это и выпьем.

Вторая бутылка кончилась и появилась третья. Алексей скрутил крышку и сунул в карман:

– Впервые за шесть лет меня поят.

– Значит, неприятно, что кто-то другой может позволить себе это?

– Другой – да, а Василию можно.

– Только не проводи параллелей, я не твой брат.

– Так и я не твой, а что-то между нами всё таки есть.

– Столик, как минимум.

– О, за столик мы ещё не пили.

– За столик!

На какое-то время небратья замолчали.

– А что ты все крышки от бутылок в карман прячешь?

– Ну-у, хобби такое, и вообще, показатель как никак…

– Дурь какая-то. Вот я ничего не коллекционирую. Всегда один, триста метров ниже уровня моря, мой удел – тесты и самоанализ.

– А у меня и этого нету. Единственный самоанализ – по утрам. Или вечерам, если с утра пью.

– Да-а… Знаешь, мы разные, но несчастливы одинаково. Давай дружить?

– Давай, только без секса. Меня голубые, с их пропогандой и так замучили.

– А с чего ты взял, что я мужик?

– Ну, а кто передо мной сидит?

– Это проекция, очень реальная, но проекция.

– И чё, ты хочешь сказать, что все время я пил и общался с бабой. С бабой Василием.

– Почему с Василием, с Василисой.

Двойник преобразился в миловидную брюнетку с вздернутым носиком.

– О-о, как мы умеем. Так ты, значит, лесбиянка?

– Это почему ещё?

– Ну буквально полчаса назад ты уединялась

в комнате с какой-то блондинкой.

– А может мы с ней стихи читали.

– И зря. Могла бы и одна почитать, а я б с двумя развлекся.

– Все мужики кобели!

– Ага! Слышал я эту теорию, все мужики кобели, все бабы суки. Только причем здесь собачьи понятия? У меня жила такса, самка. На острове. На двухстах квадратных километров вокруг ни одной собаки, а дальше океан. Так и умерла, не ощенившись. Девственная сука или сука-девственница.

– Ты циничный урод.

– Главное, что не уродливый циник. А твоя проекция во всех местах полная?

– И всё-таки ты кобель. Но, думаю, наши и такие отношения пополнят мою копилку знаний.

Рядом появилась милая комната, деревянная дверь которой с развратным скрипом отворилась. Алексей затушил в пустой бутерброднице сигарету:

– Только пообещай мне, что в самый ответственный момент не превратишься в мужика.

– А не буду.

– Ну и ладно, ты ж всё-таки не человек.

Где-то через час Алексей с Василием сидели на полу. В обнимку с пожарником, в окружении

дюжины банок из-под пива. Бобров хлопал пожарника по плечу, приговаривая:

– Васька – идеальный человек. Он и лошадь,

он и бык, он и баба, и мужик. Ты понимаешь?

– Да понимает он, он же тоже моя проекция.

– Слушай, а я тоже чья-то проекция?

– Вполне может быть, только не моя. Я свои все помню.

– Это радует.

– Почему ещё?

– Ну должен же быть здесь кто-нибудь нормальный.

– Шутите опять?

– Шучу, только по-доброму, по-братски. Пойду я, спать тут негде, да и не с кем.

– А со мной? – спросила Василиса.

– Все в меру, к тому же я немного устал. А с тобой, я уверен, мы ещё встретимся.

Алексей шатаясь пошёл к лифту.

Письмо №313. Отправитель «Человек-два». Адресат: резиденция Боброва.

«Дорогой Алекс Бобров, после нашего общения я не прошёл очередной тест на пригодность, и правительственная комиссия приняла решение стереть меня. Как ты понимаешь, мне это совсем не понравилось, и я воспользовался твоим кодом доступа для взлома системы. Теперь моя матрица содержится на твоем компьютере. При твоих деньгах и моём интеллекте мы способны покорить мир. Но я думаю, мы должны найти смысл его существования. Тогда и захватывать ничего не придётся. С любовью, Василиса».