Читать книгу: «Холодною зимой метель нас закружила. 6-й заключитальный том цикла «Безжизненно стучат не любящих два сердца»», страница 3

С того самого дня, как Дмитрий надел мне на палец кольцо, я парила в небесах, опьяненная счастьем. Роспись мы решили отложить до окончания моего университета. Двадцать третьего дня рождения я ждала с нетерпением, и отец предложил отметить его в нашем загородном коттедже. Я согласилась, лишь попросила обойтись без шумного и многолюдного празднества.

Брат, словно угадав мои мысли, преподнес мне три билета на концерт моей обожаемой группы «Радио Тапок». Я взвизгнула от восторга, прыгая, словно маленькая девочка. Дмитрий, нежно поцеловав меня, вручил заветные билеты в Париж – целая неделя романтики в городе любви! А отец… Отец, как всегда, преподнес футляр, в котором покоилось жемчужное ожерелье дивной красоты.

После званого ужина Дмитрий предложил прогуляться по вечерней Москве, и я с радостью приняла его приглашение. Вечер выдался дивным: держась за руки, мы неспешно бродили по набережной, а когда прохладный воздух пробрал нас до костей, он отвез меня обратно в коттедж. Димка долго не отпускал меня из объятий, целовал с какой-то исступленной нежностью, шепча, словно завороженный: «Дин… Дин, ты даже не представляешь, как сильно я тебя люблю. Не могу дождаться того дня, когда ты станешь моей женой».

С трудом вырвавшись из его объятий, я легко чмокнула его в щеку и, заливаясь смехом, выпорхнула из машины. Счастье… как, же оно бывает хрупким.

В доме царила сонная тишина. Медленно поднимаясь по лестнице, я с улыбкой перечитывала смс-ки от Димки. На самой верхней ступеньке я замерла, погруженная в очередное любовное признание. Удар обрушился внезапно, словно гром среди ясного неба. Я не успела даже вскрикнуть. Как стояла, так и рухнула спиной вниз, кубарем покатилась по ступеням, и меня накрыла непроглядная тьма».

Тело снова скорчилось в мучительном спазме. Казалось, по венам струится расплавленное золото, обжигая изнутри, оставляя лишь пепел.

– Ма… ма, – прошептала я в бреду, взывая к матери в беспамятстве. Ощутив на руке шершавое, обжигающее прикосновение, я заскулила, содрогаясь от пронзившей боли, и вновь погрузилась в объятия мрака, ставшего мне за долгие годы вторым домом.

«Я не ведала, какие события развернулись после моего падения. Не представляла, сколько времени прошло до пробуждения. Впрочем, и пробуждением это состояние назвать было нельзя. Меня со всех сторон окружала лишь беспросветная тьма. Холодная, безразличная к моим терзаниям и страданиям. Словно мотылек на пламя, я летела на звуки голосов, но упиралась в непроницаемую черную стену, напоминающую застывшую резину. От неё исходил такой леденящий холод, что я в ужасе отступала, отчаянно крича: «Я здесь! Выпустите меня! Мне страшно! Кто-нибудь… Помогите мне!»

Время текло, и я постепенно сжилась с окружающей меня тьмой, словно она, устав от моего сопротивления, стала ко мне терпимее. Возможно, она просто наблюдала, оценивая мое смирение, и позволяла находиться у стены забвения, пока я не бунтовала, не бросалась на нее в отчаянной попытке вырваться на свободу.

Брат часто навещал меня. Он надевал мне наушники, и я погружалась в мир любимой рок-группы, в музыку, в завораживающий голос Олега Абрамова.

На волнах Камчатских вод

Встал на рейд Английский флот

Принеся в лучах Луны

Едкий смог Крымской войны…

Меня больше не трогали недовольное ворчание и шелест непроглядной тьмы вокруг. Я закрывала глаза и отстукивала ритм, радуясь этим нескольким часам подобия жизни. Если то состояние, в котором я сейчас находилась, можно было так назвать. Я не спала, не испытывала голода или жажды, да и не могла, существовала отдельно от своего тела. Единственным слабым лучом надежды было осознание, что я ещё жива. Не сразу поняла, что монотонный писк, пронзающий мою темницу, – это работа аппарата ИВЛ, отсчитывающего удары моего сердца. Об этом я узнала случайно, услышав обрывки разговоров медицинских работников и врача, наблюдавшего за моим состоянием.

Отец и Димка навещали меня, реже, чем хотелось бы, но я понимала – их дни заполнены работой. Их слова были словно якорь, удерживающий меня на плаву. Отец, склонившись надо мной, просто говорил: «Держись, дочь». А Дмитрий, опускаясь на пол рядом с кроватью, брал мою ладонь и, прижав к щеке, шептал о своей любви и о том, что будет ждать моего пробуждения.

В кромешной тьме я потеряла счёт времени. Однажды я заметила, как брат, надевая на меня наушники, говорил низким, ломающимся басом. Сначала это вызвало слабую улыбку, но потом я застыла. Голос Даниила ломался… Печаль сдавила грудь. В этот момент меня пронзила мысль: жизнь ускользает сквозь пальцы, проходит мимо меня.

В один из дней меня навестили Марго с отцом. В этот раз он был тих, лишь ласково коснулся моей руки, прошептав: «Дочь, рад видеть… Схожу к врачу, поговорю с ним».

– Ты думаешь, она тебя слышит?! – с вызовом в голосе воскликнула мачеха.

– Мы очень надеемся… Точного ответа не даст никто, потому и теплится надежда, – ответил отец.

Услышав приглушенный стук, я поняла, что отец ушел, и невольно напряглась. Интуиция не обманула.

– Мелкая дрянь, – прошипел у самого уха змеиный голос. – Почему ты не сдохла в ту ночь? Надо было тогда добить. Теперь приходится ждать, пока «Слёзы Дианы» перейдут ко мне после твоей смерти. А, впрочем, выпрошу у Илюши за беременность, а потом избавлюсь от неё. Не дура я свою красоту беременностью портить, слишком дорого она мне обошлась. Рожу к сорока, твоя квартирка моим детишкам отойдет, а там подумаю, как и бизнес прибрать. Тебя не так удачно столкнула, а вот с братцем твоим постараюсь, чтобы уж наверняка.

Ледяной ужас за брата сковал меня, словно липкий кокон. Крик сорвался из груди, а я, обезумев, бросилась на стену, стремясь вырваться из кошмарного плена. Но неведомая сила отшвырнула меня, словно пушинку, и я беспомощно полетела в пустоту. В зловещей тьме вспыхнули багровые, монотонные огни, аккомпанируя учащенному, надрывному писку аппарата искусственной вентиляции легких.

Я потеряла счет времени, ускользнувшему после моего бунта. Вдруг, словно раскат грома вблизи, донесся взволнованный голос брата.

– Динка!… Поздравляю тебя… Ты стала тетей! – в его голосе звенело безграничное счастье и ликование. – Моя Варвара подарила мне богатыря! Представляешь, пять с половиной килограммов, рост – пятьдесят четыре сантиметра! Ходил, завороженный, любовался им. Орет Олег Даниилович! За дочкой через три года пойдем. И в честь тебя назовем.

Я опустилась к стене, и меня захлестнула волна счастья. Не слезы текли по щекам – их просто не было, неоткуда взяться – рыдала сама душа. В эти мгновения мне, как никогда, отчаянно захотелось вернуться в настоящую жизнь, увидеть моего племянника, разделить эту безумную радость с ним.

Минуты ликования схлынули, оставив меня наедине с ледяным ужасом. Марго еще не осуществила свой чудовищный план, но я нутром чувствовала: она не отступится. В этот раз, стиснув зубы, я подавила подступающую истерику, боясь нового наказания. Затаившись в тени собственных страхов, я судорожно искала способ обезопасить моих близких, но выхода не видела.

– Здравствуй, Дин, – до боли знакомый голос пронзил тишину, словно удар хлыста. Я вскочила, огляделась и застыла, словно громом пораженная, услышав признание любимого: – Прости… Я пришел прощаться. Десять с половиной лет… Я больше не могу ждать твоего пробуждения.

Я почувствовала, как моя ладонь утонула в горячем коконе его рук. Дмитрий крепко сжал ее, и слова хлынули из него, словно прорванная плотина: – Ты не представляешь, как я каждый день мечтал о звонке из клиники, о том, что ты открыла глаза. Плевал на прогнозы врачей, на их слова о безнадежности, о возможном беспамятстве. Если бы ты знала, какая это пытка – видеть тебя неподвижной, опутанной проводами… Знаешь, я даже хотел взять твою яйцеклетку, сделать ЭКО другой женщине… Мечтал о нашем ребенке. Ты бы проснулась, а у нас уже была бы дочка или сын. Мне было все равно кто, лишь бы наш… Но твой отец не разрешил. Счел это аморальным. Ты не представляешь, как я жалел, что мы так и не поженились… Прости меня, Дин. Время против нас. Мне скоро сорок, и я больше не могу ждать. Знай, что я люблю только тебя и буду любить всегда. Я чувствовала, как горячие капли обжигают мою кожу. Мою ладонь сжали еще крепче, и тишину разорвали рыдания.

Рыдания любимого человека резали сердце острее стекла, каждое слово признания отдавалось в душе невыносимой болью. Казалось, что нужно всего лишь провести рукой по его мягким волосам, прошептать: «Я прощаю тебя. Будь счастлив, прошу. Не вини себя ни в чём.» Но, я не могла сказать ему этих слов. Лишь жалость и нежность, словно тихий омут, затягивали меня в свою глубину, посвящённую Димке. А когда он ушёл, одиночество, доселе лишь тенью скользившее рядом, вдруг обрело плоть и кровь, став моей неразлучной спутницей.

Я всё реже и реже стала слышать рядом с собой родные голоса. В душе не было обиды на них, меня всё больше окутывало усталость и уныние, как осенний туман. И лишь приход Марго взбодрил меня лучше терпкого коньяка.

– Не понимаю, – начала она, и ледяной озноб пронзил меня. – Зачем столько денег на поддержание твоего полуживого тела? Всем ясно: очнёшься – будешь овощем. Впрочем, тебе не привыкать. И с убийством братца твоего тянула, чтобы подозрения отвести. Наконец забеременела, а твой отец, старый дурак, верит, что ребёнок от него. Ха! – она скривилась в презрительной усмешке. – Мой любовник молод и прекрасен телом. И он тоже считает, что пора покончить с Ивановыми и их отродьями. Наплодил троих детишек и радуется. Ну и пусть. Через три дня устрою небольшую аварию… Были Ивановы, да сплыли. А у Илюши сердечко совсем слабое стало. Я уж постараюсь, чтобы оно не выдержало, – её злорадный смех, змеиным шипением, расползся по стерильной тишине палаты.

Мачеха исчезла, унеся с собой эхо зловещего хохота, словно ядовитый туман злорадства. В отчаянии я металась по своей ледяной клетке, ища лазейку, тропу к спасению брата и его семьи. И вот, словно луч сквозь тьму, забрезжил единственный путь.

Прильнув лбом к стене, чувствуя, как тысячи ледяных игл вонзаются в плоть, я зашептала, словно молитву: «Пап… Пап… Услышь меня… Это я, Диана…» Снова и снова я повторяла эти слова, словно заклинание, пытаясь пробиться сквозь пелену снов к родному сердцу. Боль сковала меня в ледяные объятья, стоны срывались с губ, переходя в крик, но я не отступала.

Осознание, что я бреду по лабиринтам отцовского сна, пришло не сразу. Долог был путь сквозь густую, непроглядную тьму, ноги вязли в тягучей черной массе, но огонь надежды, пылавший в груди, указывал путь. И вдруг, словно шепот ветра, коснулись слуха слова: «Исполнение одного желания… ценой твоей жизни…»

«Я согласна!» – вырвалось у меня, без тени сомнения, и в тот же миг я оказалась рядом с отцом. Сердце забилось в тревоге, страх не успеть, не донести правду, заставил меня заговорить торопливо, сбивчиво: «Пап… Марго… она не простила тебе „Слёзы Дианы“. Она толкнула меня… Но это уже неважно. Поверь мне, это не сон, каждое мое слово – истина. Марго давно плетет паутину лжи и ненависти вокруг нас. Сейчас, вместе со своим любовником, они задумали погубить Даниила и его семью. Прости, что говорю это, но Марго носит под сердцем не твое дитя… Я ухожу, папа. Берегите друг друга. Вы – всё, что у меня есть в этом мире. Прощайте…»

– Диана! – прозвучал отчаянный крик отца, и я ощутила, как натянулась до предела нить, связывающая наши души. Родственные узы истончались, словно паутина на ветру, и вот, в одно мгновение, оборвались. Вместе с ними оборвалась и моя жизнь. Чёрная, вязкая тьма сомкнулась вокруг, протягивая ко мне когтистые лапы, готовые растерзать.

Яркий луч света, пробив тьму, пронзил липкий мрак, рассеяв его осколки в стороны. Он окутал меня коконом нежности и любви и понёс через вселенную».

Оставалось непостижимым одно: зачем понадобилось заточать меня в хрупкое тело девочки, обрекая на невыносимые муки, чтобы вновь отнять жизнь? В какой-то миг я ощутила леденящее дыхание близкой смерти, понимая, что мои секунды сочтены. Я угасаю. Вырвавшись из цепких объятий тьмы и боли, я отчаянно закричала, протестуя против злого рока.

Услышав недовольный рык рядом, я мысленно обратилась к неведомому существу: «Прощай, добрая собака. Спасибо за тепло, которым ты меня согрела, за молоко, которым накормила. Но это не спасло, я умираю.»

Когда вокруг меня сомкнулась горячая пасть, мир погрузился во тьму. А когда сознание вернулось, первым, что обожгло мой взгляд, было лицо, склонившееся надо мной.

Громадный мужчина, чьи рога, казалось, пронзали пространство над его головой, смотрел на меня с нескрываемым гневом. Едва его рука потянулась ко мне, я завизжала от ужаса и леденящего душу осознания: Я попала в Ад.

Глава 3. Адиское ханство. Дворец королевской династии Рон Диархан

Рон Тисхлан Диарнах вздрогнул от пронзительного детского крика, но не хриплый звук поразил его до глубины души, а взгляд широко распахнутых голубых глаз, в которых плескался первобытный ужас. Словно это крошечное создание узрело в нём не просто короля, а воплощение кошмара, кровожадного душегуба, гостя из самых мрачных глубин подсознания. А ведь всего несколько мгновений назад Тисхлан и помыслить не мог, что верная гончая принесёт во дворец… ребёнка. Король словно очнулся от забытья и вновь, кадр за кадром, прокрутил в голове картину возвращения Гары.

Он восседал на троне, погруженный в чтение донесений лазутчиков, рассеянных по всему материку Ор Аридан. И хотя в Карварсе их земли презрительно именовали островом, сами ариданцы считали это несправедливым унижением.

Агенты расползлись по ханствам, словно тени, но до сих пор не принесли ни единой отрадной вести. Ни один артефакт, настроенный на королевскую кровь, не отозвался на присутствие сына. Где искать Нардинга? Этот вопрос терзал Тисхлана неустанно.

Тягостные думы прервала демоническая гончая, бесшумным призраком вынырнувшая из клубящейся, непроглядной тьмы, с необычной ношей в зубах.

– Гара… неужели нельзя было перекусить в другом месте? – укоризненно спросил он.

Фарг, дремавший у подножия трона, встрепенулся. Подняв морду и радостно помахивая хвостом, он направился к своей подруге.

Гара, заметив приближающегося кобеля, недовольно зарычала и, бережно опустив на холодный мраморный пол окровавленный кусок, бросилась на Фарга. Она защищала свою добычу с исступленной яростью, била пса лапами по морде, впивалась зубами в его бока, вырывая клоки шерсти. Успокоилась лишь тогда, когда он, поджав хвост, спрятался за троном, жалобно поскуливая. Невероятная самоотверженность гончей поразила Тисхлана. Он никогда не видел, чтобы она так рьяно отстаивала свою добычу.

«Спаси…» – услышал король в голове жалобный голос демонической гончей и не сразу понял, что она обращается к нему. «Спаси дитя…» – повторила она, осторожно прикоснувшись носом к окровавленному куску и поворачивая его в сторону Тисхлана. И только сейчас он разглядел, что это не кусок мяса, а человеческий ребёнок.

Ледяной ужас пронзил Рон Тисхлана Диарнаха, словно осколок зимнего ветра, обратив кожу в зыбкое поле мурашек. Сбросив с себя оковы трона, он ринулся к ребенку, в смятении пытаясь найти способ прикоснуться, не причинив ещё большей боли. Тело девочки, казалось, цвело жутким садом язв и кровоточащих волдырей. Рон Диарнах, с горечью осознавая собственное бессилие, понимал, что чудо не в его власти.

– Прости, – прошептал он гончей, голос дрожал от подступающего отчаяния. Выпрямившись, он отступил, а в его глазах плескалось виноватое страдание. – За её спиной стоит смерть… Я бессилен перед её дыханием.

– Ваше Величество! – прохрипел Дошран, задыхаясь, словно раненый зверь, и вихрем ворвался в тронный зал. – Я узрел… Увидел ведение, что жжет глаза словно пламя: мир объят огнем, а в самом его сердце – Дитя Миров. В ней дремлет сила духа, подобная несокрушимой скале, и вера в жизнь, ярче раскаленных лучей света. Призывный плач этого дитя услышит Зверь, сотканный из пламени и кромешной тьмы. Она спасет девочку, но Смерть уже точит косу, жадно предвкушая новую душу. Остановить её подвластно лишь крови, текущей в жилах короля, оплакивающего утрату своего дитя. Кровь к крови протянется нитью, сотканной из звездной пыли и древних заклинаний. И когда годы прольются, словно слезы, Путеводная Звезда отыщет в мире Карварс наследника древнего рода Рон Диарнах.

Предсказатель замер, прерывисто дыша, и невольно опустил взгляд на пол. Тут же отшатнувшись, пробормотал: «Невероятно… Неужели моё предсказание начинает сбываться?» Ваше Величество… – запнулся старик, не находя слов, он отступил от скрючившегося на полу ребенка, вперив в него безумный взор. Затем перевёл взгляд на демоническую гончую, и, вновь обернувшись к владыке ханства, с тревогой вопросил: – Что же вы медлите, Ваше Величество?

В эти мгновения Тисхлана обуяли сомнения, терзающие душу, словно раскалена лава. Неужели так просто – влить в хрупкое дитя древнюю королевскую кровь? Демоны… одна из могущественнейших рас, что населяют Карварс. И каждый правитель – стихийник, обладающий силой, способной сокрушить горы.

Но тут Гара, словно вынырнув из омута вечности, вырвала его из тягостных раздумий. Запрокинув голову к потолку тронного зала, она затянула прощальную песнь, полной скорби, да с такой тоской в голосе, что по коже побежали мурашки, а сердце сжалось от леденящей жалости. Сомнения отступили, отброшенные волной нахлынувшего сострадания.

Тисхлан выхватил кинжал из ножен, и сталь, блеснув в тусклом свете, полоснула левую ладонь. Алая кровь, горячая и живая, хлынула из раны. Осторожно, он взял малышку правой рукой и словно, держа в руках драгоценный хрусталь, наклонил её к себе, позволяя каплям крови падать прямо в маленький, приоткрытый ротик. К его изумлению, девочка облизнула окровавленные губы, и, широко раскрыв рот, жадно проглотила предложенную ей кровь, будто испивая нектар жизни.

Прошло некоторое время и вот тогда и произошло то событие, ввергшее короля в пучину потрясения.

Услышав детский хрип, Гара встревоженная, бросилась к девочке. Проведя, шершавым языком по головке, вскинула преданный взгляд на Тисхлана.

Дошран рухнул на колени пред королем Адиского ханства, и голос его дрожал от волнения: – Благодарю вас, Ваше Величество, за то, что вняли пророчествам старца. Да продлит Единый дни ваши. Да будет спасен единственный наследник престола.

Король наблюдал, как рубцуются окровавленные шрамы на детской нежной коже, и в его сердце клокотало мрачное восхищение перед мощью древней крови.

Девочка, распахнув глаза, вздрогнула, но на этот раз не издала, ни звука. Лишь изучающее смотрела на владыку, а он, завороженный, наблюдал, как чистая небесная голубизна её глаз, медленно тонет во тьме, словно в это время неумолимая бездна у него на глазах поглощала последний свет. А над редкими прядями светлых волос, словно пролетела стая воронья, сбросив со своего оперения весь окрас. Такова плата демонической крови. Не терпит она и искры света в облике того, в ком течет.

***

Я очнулась от ощущения, будто по мне ползают шелковистые черви, но это не вызывало отвращения, скорее приносило облегчение израненной коже. Желание открыть глаза вспыхнуло, но старческий, хриплый голос заставил меня повременить. Удивительно, я понимала каждое слово незнакомца, хотя слуги и родственники принцессы Ралины, в чье тело я, угодила, изъяснялись на чужом, незнакомом мне наречии. И вопреки моим ожиданиям, меня не бросили в кипящую лаву, а принялись лечить. Значит, это не Ад. Выходит, книги фэнтези, с их расами демонов, не такая уж и выдумка.

«Буду решать проблемы по мере их поступления», – пронеслось в голове, и я открыла глаза, вздрогнула от пристального взгляда тёмных глаз незнакомца, смотревшего на меня задумчиво.

Осознавая свою наготу перед ним, я машинально, от смущения, засунула палец в рот, и стала бессознательно изучать его лицо. В чертах короля дышала мужественная сила: волевой подбородок, тронутый легкой трехдневной щетиной, рассекала кокетливая ямочка, делая его искусителем женских грез. Бордовые губы, плотно сжатые, говорили о несгибаемом характере, а прямой, словно выточенный из мрамора, нос выдавал аристократическое происхождение. В глубине чёрных глаз, казалось, поселилась сама ночь, и лишь изредка в них вспыхивали далекие звезды, приоткрывая завесу над потаенными мыслями владыки демонов. И, конечно, главной отличительной чертой этой расы были гордо возвышающиеся над головой рога и, иссиня-чёрные волнистые волосы, отливающие призрачным серебром.

– Не понимаю, – прорычал король, и я увидела, как тень сомнения омрачила его лицо. – Почему, шрамы на её теле исчезли не все?

Шарканье приблизившихся шагов заставило меня искоса взглянуть на старца, который изучал меня с глубокой, почти скорбной задумчивостью.

– Быть может, дело в том, что она всего лишь человек, – прозвучал его скрипучий голос, пока он медленно поглаживал свою тонкую, серебристую бороду. – Демоническая кровь, проникшая в её тело, не обладает той же силой, что и в ваших венах.

– Возможно… – отозвался владыка демонов, в его голосе проскользнула неуверенность. – Но лучше будет узнать мнение целителя.

Король крепко прижал меня к своей горячей, широкой груди и зашагал, словно неся драгоценную ношу. Опомнившись, что бессознательно тереблю палец во рту, я вытащила его и принялась жадно вертеть головой, пытаясь запечатлеть в памяти роскошный дворцовый интерьер.

Пока владыка демонов нес меня, убаюкивая каждым своим шагом, я мысленно вернулась к обрывкам недавнего разговора, и истина обожгла сознание: меня напоили демонической кровью. Вот откуда этот странный, сладко-металлический привкус во рту. Она дала мне шанс на жизнь, да еще и залечила израненное тело. Вот это кровушка! С ней мне теперь никакие болячки и раны не страшны!

– Акэнат! – голос короля, словно зимний ветер, ворвался в комнату, наполненную терпким ароматом трав и масел. Он прошел внутрь, придерживая меня на руках. – Осмотри мою приемную дочь. Шрамы от ожогов, не хотят исчезать с её тела.

– Вашу приемную дочь?! – переспросил дородный мужчина в белоснежном халате. Удивление отразилось в каждой складке его лица, но, встретившись взглядом с владыкой, он тут же осекся.

Мои губы невольно дрогнули в улыбке при виде двойных рогов целителя, пробуждая в памяти фривольные анекдоты о неверных женах.

– Надо же, улыбается, – пробормотал он, и в его чёрных глазах вспыхнули искорки доброты. – Ваше Величество! Разрешите осмотреть девочку. Иди ко мне, малышка, – ласково проговорил он, подхватывая меня на руки и осторожно опуская на кровать. Его тёплые, мягкие пальцы скользнули по моей коже, а густые брови тут же в задумчивости сошлись у переносицы. – Так… так… – повторял он, причмокивая языком. Наконец, вздохнув, он бросил виноватый взгляд на короля. – Простите, Ваше Величество… ни один целитель не сможет изгладить эти шрамы. Они нанесены не обычным огнем, а колдовским заклятием. Вам придется искать колдуна или ведьму, возможно, они смогут помочь вашей дочери. В остальном же, малышка совершенно здорова. Голодна, конечно, но, полагаю, эту проблему быстро решат няньки и кормилицы.

– Бедное дитя, – прошептал владыка, в голосе его сквозила неприкрытая тоска, когда он взглянул на меня, а затем перевел взгляд на целителя. – Акэнат, я на время доверю тебе эту кроху. Распоряжусь насчет нянек, а ты проследи, чтобы ее искупали, одели и накормили.

– Слушаюсь, Ваше Величество! – отозвался демон, склонив голову в почтительном поклоне. Внезапно что-то вспомнив, он вскинул голову, поспешив обратиться к уже уходящему королю: – А как зовут вашу приемную дочь?

– Хагар.

Это имя донеслось до меня эхом, прежде чем дверь затворилась. «Диана, не успела ты насладиться именем Ралины, как уже стала Хагар» – пронеслось в моей голове, и я, снова сунув пальчик в рот, с любопытством уставилась на двурогого целителя.

Когда Акэнат повернулся и окинул меня задумчивым взглядом, я перестала наяривать палец и, в очередной раз вспомнив, что лежу совершенно голая, быстро подхватив край покрывала, накинула его на себя.

– Хм… – протянул целитель, машинально почесывая затылок. – А ты, оказывается, стеснительная особа. И это в свои восемь месяцев.

Я надула губы, сделав вид, что обиделась на его слова, принялась перебирать пальчиками мягкую ткань, укрывавшую меня, с удивлением рассматривая свои крохотные ручки. Тяжело будет привыкать к этому новому телу. Пока я бредила в предсмертной агонии, о переселении души в новый мир мало думала, а теперь, когда боль, терзавшая тело, отступила, можно было, наконец, рассмотреть себя. Неужели я когда-то была вот такой крохой?! Какое же слабое и ещё не умеющее ходить тело! Да… Невероятно странно ощущать зрелый разум, заточенный в этой беспомощной оболочке. Как мне теперь с этим жить, как привыкнуть? Мои раздумья вмиг развеялись, когда в палату вихрем ворвались демоницы. Они окружили меня со всех сторон, ахая и галдя почти в унисон:

– Ах! Какая маленькая!

– Ох… и уродливая…

– Зачем повелитель такую страшную девочку удочерил?

– И не говори, да еще и человечка.

От их слов сердце обожгло нестерпимым жаром. Я слышала разговор короля и целителя, не видела своего лица, но по шрамам на руках, животе и ногах представляла, что оно, наверное, ничуть не лучше этих багровых, уродливых отметин. Неужели и в другом мире мне предстоит выслушивать в свой адрес смешки, издевательства, выкрики и брезгливое выражение! Глаза мгновенно заволокла влажная пелена, нижняя губа задрожала в преддверии горьких слез.

– Вы! – злобно выкрикнул целитель. – Угомонитесь, курицы! Не видите, что девочку до слез довели?

– Акэнат, – обратилась к нему пухленькая демоница, на мой взгляд, лет пятидесяти, кто этих демонов разберёт, сколько они живут и как выглядят в возрасте? – Неужели ты думаешь, что она понимает, о чем мы говорим? – продолжила она.

– М-м-м, – протянул целитель в раздумье, – Занга, я затрудняюсь с определенностью, но взгляд её поразительно осмысленный, словно у взрослого человека. Складывается впечатление, будто она понимает каждое слово.

– Да! – вырвалось у меня, и я замерла, пораженная собственным голосом. Грубый, басистый, он резонировал чужеродно, больше подобающий зрелому мужчине, нежели ребенку.

– Ох… – схватилась за сердце худая, как спичка, демонесса. – Да разве может дитя таким голосом говорить? – спросила она, бросив взгляд на целителя.

Он подошел ко мне, и его пальцы, мягкие и прохладные, коснулись моего подбородка. Осторожно приоткрыв мой рот, он внимательно изучил его, безжалостный вердикт: – Заклятье опалило гортань.

– Получается, у девочки останется такой голос! – с негодованием воскликнула ещё одна демоница. Четыре рога, два больших и два маленьких, похожие на полумесяцы, венчали её голову, как и у Акэната, и я поняла, что она тоже целительница.

– Ты права, Сахран. Голос малышки изменится, когда заклятье падет. Только не уверен я, что Рон Тисхлан Диарнах разыщет колдуна. Девочку принесла Гара, и где она её нашла, неизвестно. Но то, что не на нашем континенте, это точно.

– Бедное дитя, – прошептала Занга и, с материнской нежностью подхватив меня на руки, заспешила к выходу, словно боялась потерять драгоценную ношу. – А вот мы тебя сейчас умоем, накормим, наденем красивое платье… – Но тут ее голос осекся. Она бросила на мое лицо мимолетный взгляд и, тут же зардевшись, отвела глаза в сторону.

Я понимала, что демонесса запнулась, желая сказать «красивой», но осеклась. Впрочем, я не обиделась. К подобному не привыкать. Желая выразить хоть толику благодарности своей няньке, я легонько погладила её пухлую щеку. Мимолетная гримаса отвращения, скользнувшая по её лицу, ясно дала понять: этот жест был излишним.

Сердце кольнула острая игла обиды. Чужой мир встретил меня неприветливо, кинув в бушующее огненное пламя. Да и для надменной расы демонов я – чужачка… Жалкий человечек, навеки обреченный вызывать лишь отчуждение и неприязнь. Грусть обрушилась лавиной. Нестерпимо захотелось домой, раствориться в родном тепле очага, услышать живой голос брата и узнать, как там они, мои близкие, без меня? Только хандрить мне не дали.

Освободив меня от покрывала, нянюшка бережно опустила в ванну, наполненную теплой, благоухающей водой. Горячий пар, поднимающийся над гладью, дарил сладкий аромат роз. Я игриво ударила ладошками по пене, взвизгнула от восторга, отдаваясь во власть чистого, детского счастья.

Я жива! И это главное. Буду жить, расти, во что бы то ни стало отыщу и принца, и колдуна, и обязательно верну себе свой истинный облик. Ралина была дивной красавицей, и я непременно узнаю, каково это – купаться в восхищенных взглядах. Но мысли о Димке вновь омрачили меня, как тени заползают в светлый сад.

Занга, словно почувствовав это, вовремя прервала мои размышления, вытащив из воды. Она аккуратно вытерла меня мягким полотенцем и, молчаливо, принялась одевать. Когда на моих ножках заблестели изящные туфельки, я восторженно покачала головой, трогая их крошечными пальчиками.

– Ка, – произнесла я и вздрогнула от собственного голоса, хриплого и нескладного.

– Лучше бы тебе и вовсе молчать, – прошептала нянька, с тревогой глядя на меня. – От твоего голоса другие дети заиками станут.

– Ду… ро… э… те… за, – затараторила я, пытаясь закончить фразу, но поняла лишь, что из меня вырываются бессвязные обрывки слов, а не та пламенная речь, что бурлила в голове: «Дурочка рогатая! Это из-за тебя дети заиками станут».

– Гляньте на неё, – прошипела демоница с кривой усмешкой, – пышет злобой… Что-то там лепечет на своём. Давай-ка я тебя Ругдане отдам, она тебя накормит до отвала, да и спать уложит, чтоб не мешалась под ногами.

Нянька внесла меня в скромные покои, где одиноко стояла детская кроватка, безошибочно указывая на предназначение этой комнаты. Сухопарая демонесса, вздернув свой длинный нос, подхватила меня на руки и усадила за стол. Аромат манящей каши, щедро сдобренной маслом, мгновенно наполнил мой рот слюной. Я нетерпеливо потянулась за ложкой, но ее проворно перехватила Ругдана.

– Рано тебе еще орудовать ложкой самой. Я тебя покормлю, а потом – в кроватку, и никаких капризов, слышишь? – властно проговорила она, зачерпнула полную ложку каши и отправила мне в рот.

Я, словно маленький волчонок, жадно набросилась на еду, торопливо глотая и тут же распахивая рот, требуя добавки, в нетерпении постукивая рукой по столу. Стакан теплого молока показался мне небесной манной. Осушив его до дна, я полусонно, посмотрела на воспитательницу.