Сокрытые

Джиллиан нахмурилась и перевела разговор на другую тему.

– А как там поживает Беккер? – спросила она.

Я привыкла почти всем делиться с ней, поэтому, немного смущаясь и запинаясь, рассказала, чем закончилась прогулка под дождем, осмотрительно умолчав о видениях.

– Ну и ну! – криво усмехнулась Джилл. – Он наконец-то решился! А я думала, ему проще умереть одиноким ворчливым стариком, чем показать, что у него тоже есть чувства!

Я улыбнулась вслед за подругой, хотя не очень понимала, куда она клонит.

– Сколько он уже влюблен в тебя: год, два? – продолжала Джилл. – Жалко его, конечно, но нужно было раньше шевелиться. Ой, Марта, только не делай вид, будто ты не в курсе!

Я отрицательно помотала головой, а Джиллиан громко ахнула и зажала рукой рот, не веря своему открытию.

– Да что с вами, люди? Почему все боятся признаться, что умеют любить? Даже сами себе. В этом же нет ничего постыдного!

Казалось, она обращается ко всему человечеству в моем лице. Ее вопрос существовал не одну сотню лет, над ним бились лучшие умы, но так и не пришли к единому мнению, да и теперь вряд ли бы кто-то осмелился дать исчерпывающий ответ. Мне даже пытаться не стоит. Джилл каждый раз погружалась в отношения с головой, без страха и сомнений; влюбленная, она походила на девочку, которая скачет на одной ножке по цветущему полю, распевая веселые, полные надежды песенки. Ее любовь отличалась верой в будущее, моя – страданием. Я боялась быть отвергнутой, осмеянной, боялась, что прекрасное светлое чувство бросят на землю у всех на виду, растопчут грязными ботинками, а если часть его случайно выживет, то так и останется валяться никому не нужная, пока окончательно не сгниет.

– Марта, – Джилл говорила терпеливо и ласково, словно я была маленьким ребенком, а она – мудрым взрослым, который пытается растолковать элементарные вещи, – неужели мужчина станет проводить с женщиной столько времени только потому, что они вместе работают? Ты небезразлична ему.

– Раньше ты так не считала, – заметила я. – С чего вдруг передумала?

– Ну какая разница, с чего? Главное – это твои чувства! Слушай, я помню, сколько ты из-за него переживала, и уж если кто и должен с тобой объясняться, так это сам Беккер. Знала бы ты, как он расписывал тебя Максу в Сарфелде! Ты же у него самая талантливая, умная, тонко понимающая материал и вообще ценнейший – он так и сказал – сотрудник.

– Вот именно, сотрудник! Все остальное – реклама для потенциального инвестора и требования этикета в твоем присутствии.

– Так между вами нет ничего серьезного?

– Конечно, нет!

– Видимо, он никогда не вылезет из своей скорлупы. Жаль, но это его выбор, придется смириться! – Джиллиан махнула рукой; в ее голосе проскочила нотка пренебрежения, которая рано или поздно появлялась, когда она говорила про Рива.

– Да не о чем тут жалеть. Беккер женат на своей работе, а быть очередной среди его любовниц мне не хочется. К тому же я раздумываю над новой книгой, и у меня нет времени заниматься всякими глупостями.

– Но неужели ты его совсем не любишь?

– Нет, мое терпение давно иссякло.

Я вздохнула. Однажды нам с Ривом придется поговорить, но я до последнего буду вести себя как ни в чем не бывало и оттягивать трудный момент. Взбрело же вчера в голову признаться! И он тоже хорош: кто спрашивает о таком? Никогда не нужно трогать то, что уже умерло. Тем более прошлую любовь. Самое глупое, что можно сделать, – это снова вытащить ее на свет. А попытаться воскресить – совсем безумие. Пусть уж лучше лежит в своей могиле, укрытая забвением. Конечно, в определенном смысле я любила Рива, но только как друга. Это не то глубокое чувство, которое женщина должна испытывать к мужчине, лишь признание его очевидных достоинств. Да и Джилл ошиблась, разумеется ошиблась, ей-то всюду мерещатся тени любви и следы пылкой страсти, а мой внутренний романтик наконец-то угомонился.

Джилл лукаво поглядывала на меня, прикрывая улыбку чашкой с чаем, а потом придвинулась поближе.

– Послушай, тут есть необычное дело. – Подруга говорила очень тихо. – Одна клиентка по секрету рассказала про старика, который видит и прошлое, и будущее. Это не шарлатан, он рассказывает все абсолютно точно. Скорее всего, он из тех, ну, из Туманных. Я тоже хочу задать ему вопрос о будущем и надеюсь, что ты сходишь со мной. Пожалуйста, Эм, он живет в каком-то Каменном переулке. Ты же весь город обошла, наверняка бывала там.

Мы сидели, практически соприкасаясь головами, совсем как в детстве, когда шепотом поверяли друг другу свои самые страшные тайны или строили планы прогулять школу. В глазах Джилл застыла мольба, но я внутренне поежилась, второй раз за короткое время вспомнив про Живущих в тумане. Последнее громкое событие, связанное с ними, произошло около двадцати лет назад. Той зимой в Лардберге прямо посередине Центрального бульвара молодая женщина погибла загадочной смертью. Рядом с телом застали рыдающего мужчину; он рвал на себе волосы и кричал, что его жена умела перемещаться во времени, но запуталась в нем и сама уничтожила собственное существование. «Убита, убита!» – шептались шокированные горожане. «Да нет же, несчастный случай!» – не слишком убедительно спорили с ними скептики. Мужчину увезли полицейские, и, хотя в виновности подозреваемого имелись сомнения, его тут же возненавидели буквально все. А потом он сбежал из камеры, не оставив улик, но посеяв настоящую панику, которая докатилась и до Калмси. Про мертвую женщину вспоминали мало, видимо, ее почти никто не знал, но еще долгое время, обрастая новыми леденящими душу подробностями, из уст в уста передавались рассказы об изощренном убийце по имени А́льберт.

Порой дурная слава одних оседает в памяти людей гораздо глубже, чем великие дела других. Тот Альберт превратился в героя легенды, и никто уже не мог сказать, где в ней правда, а где вымысел, но всех обладателей редких способностей начали называть коротко – Туманные, произнося это слово на определенный манер: резко, с ненавистью, будто бы выплевывая каждый слог. Многие и впрямь суеверно плевали через плечо, а еще стучали трижды кулаком по лбу – на всякий случай. Злые языки поговаривали, что Туманные приносят горе и страдания всем, кому не посчастливилось их встретить, поэтому жители Лардберга не горели желанием связываться с теми, кто занимался хоть чем-нибудь необъяснимым с точки зрения науки или привычности. Гадалки, маги, экстрасенсы появлялись в городе с завидной регулярностью, словно их притягивало сюда магнитом, но надолго они не задерживались. Можно было не удивляться, увидев на доме новенькую вывеску с именем владельца заведения и словами «Добро пожаловать», а еще меньше стоило обращать внимание, когда через месяц-другой здание снова пустовало.

Вопреки всему, интерес к Туманным продолжал тлеть в моем сердце. Несколько лет назад я решила воспользоваться служебным положением и узнать о них побольше, но не нашла в архиве «Мнения» ничего полезного, кроме короткой заметки о том убийстве и нескольких репортажей с уличных акций против бездействия полицейских. Разъяренная толпа с раскрашенными лицами требовала немедленно предать суду Альберта Керна, довольно известного в то время врача. Из номера в номер печатали его фотографию – крепкий холеный мужчина в белом халате стоял на фоне кирпичной стены, сложив на груди руки и улыбаясь во весь рот. Такие же портреты протестующие сжигали на месте гибели его жены. А вот ее фотографии нигде не оказалось, лишь трижды упоминалось имя – Изабелла. Я обратилась за помощью в другие архивы, разослала запросы по городским библиотекам, где хранились подшивки старых газет, и очень скоро стала получать официальные письма, в которых меня называли уважаемой, а далее подробно разъясняли, почему учреждение не может предоставить информацию. Осмелев, я разыскала пару полицейских, когда-то занимавшихся этим делом, соврала им, что провожу журналистское расследование по заданию редакции, но, едва услышав фамилию Керн, оба напряглись, переспросили мое имя и безо всяких комментариев указали на дверь. После такого я сдалась: жуткую историю, на которой выросло целое поколение, не получалось подтвердить документально.

Старик-провидец из Каменного переулка вряд ли имел отношение к тем событиям, но он мог понимать природу моих вчерашних видений, дать подсказку, откуда они появились и как от них избавиться. Если каждый раз, глядя на Рива, я буду находиться на грани обморока и путаться в мерцающих нитях его сущности, то рискую сойти с ума или еще хуже – потерять работу.

– Нет проблем, если хочешь, можем пойти прямо сейчас, – предложила я Джиллиан. – Но обещай, что мы сразу же уйдем, если никого не застанем. По вечерам в тот переулок лучше не соваться!

– Конечно-конечно, о чем речь! Хотя с какой стати нам бояться? Мы же по делу.

Подруга достала из сумки кошелек: сегодня ее очередь оплачивать счет.

– Джилл, да не Туманный меня беспокоит! Я хорошо знаю сам переулок, раньше там жили знакомые моей бабушки. Кажется, мне тогда исполнилось десять; мы возвращались из кондитерской, бабушка остановилась около узкого заборчика и попросила запомнить, что в трудную минуту я могу обратиться за помощью к обитателям Каменного переулка. Мы к ним не зашли, а потом бабушка окончательно разругалась с моими родителями, перестала приезжать, так что я понятия не имею, кого она имела в виду. Те люди даже не пришли на ее похороны. Наверно, умерли еще раньше.

– Но, Марта, вдруг они до сих пор живут там?

– Исключено, я проверяла, последний раз – пару лет назад. Переулок заброшен и превратился в обыкновенную свалку: везде мусор, грязь, деревья поломаны, а дома заколочены, и нам сильно повезет, если они еще не рухнули. Да там дальше метра от забора не пробраться! Похоже, у этого предсказателя совсем нет денег, иначе он бы не поселился в таком месте.

Главной улицей в городе по праву считался Центральный бульвар. Здесь находились дорогие магазины и рестораны, уютные маленькие кафе, два театра, открытая сцена для начинающих артистов, концертный зал и ночной клуб, столики в котором приходилось бронировать на месяц вперед. Жизнь на бульваре кипела круглый год: весной он сводил с ума запахами сирени и акаций, летом радовал обилием тенистых уголков, осенью люди усердно пинали по земле опавшие листья, а зимой – играли в снежки. Каждый мог найти здесь развлечение по душе и по карману. Но в самый конец бульвара отдыхающие забредали не часто. Там, метрах в пятидесяти друг от друга, торцами к дороге стояли два длинных девятиэтажных здания. Между ними с обеих сторон протянулись выдающиеся вперед аркады, хитро прикрывающие глухие стены. Здания были самыми высокими, но и самыми нелепыми в округе; в их архитектуре смешалось столько разных стилей, что ни панорамные окна верхних этажей, ни башенки, стремящиеся прыгнуть с крыши в небо, ни резные барельефы на коричневом фасаде не приводили зрителей в восторг. А уж когда сюда перевезли департамент городского строительства со всеми чиновниками и секретарями, народ прозвал этот комплекс Гнилым зубом Лардберга.

На картах Гнилой зуб изображался сплошным квадратом, поэтому мало кто помнил, что в череде ложных арок прячется проход в Каменный переулок.

Дождь закончился, и стало чуточку теплее: то ли ветер утих, то ли предвкушение встречи с Туманным согревало кровь. Мы с Джилл растерянно стояли перед одной из арок, на которой не обнаружилось ни таблички с адресом, ни хотя бы указателя, куда идти. Решетку забора перед нами оплетали лианы девичьего винограда – слишком тугие и зеленые для середины осени; кое-где даже выглядывали молодые побеги, будто бы для них продолжалась весна. Джилл дернула на себя толстый стебель, и он легко поддался, отворяя низенькую калитку, – всякий войдет внутрь, если пожелает, но любопытных, скорее всего, не находилось. Моя подруга подвернула низ брюк и, согнувшись в три погибели, первой нырнула в завесу из листьев, а через секунду махнула мне оттуда рукой. Я проследовала за ней и застыла в немом удивлении. Переулок оказался гораздо шире, чем мне запомнилось, он тянулся вперед на три-четыре сотни метров и заканчивался высокой глухой стеной. Теперь, когда отсюда вывезли мусор и спилили поваленные деревья, мешавшие пройти, стало понятно, что фактически это тупик. Он выглядел так, словно время в нем остановилось много лет назад: мощенная булыжником дорога бугрилась под ногами, по обе стороны от нее расположились шесть двухэтажных домиков разной степени сохранности с покатыми крышами и уютными верандами, цветы в палисадниках пестрели всеми оттенками радуги. А по периметру, на почтительном расстоянии от домов, хмурыми слепыми стражами возвышались коричневые стены без окон и дверей: департаменту строительства не разрешили подглядывать, чем занимаются люди, живущие здесь, если кто-нибудь из них вообще выходит за дверь. Пока же над нашими головами только птицы чирикали, беззаботно порхая среди цветущих деревьев, хотя остальной Лардберг начинал готовиться к первым морозам, день за днем наблюдая, как земля покрывается красно-желтой листвой. Калитка пропустила нас в совершенно другой город; один шаг – и мы проникли в чарующий мир Туманных.

– Потрясающе! – прошептала Джилл. – Ты это называешь «нет денег»?

– Глазам не верю! Может быть, мы перепутали арку? Я раньше не замечала, что у Гнилого зуба дыра внутри гораздо больше, чем кажется снаружи.

Джилл ткнула пальцем вправо: на краю мостовой стояла табличка. «Уважаемые гости! – гласила она. – Вы находитесь в Каменном переулке. Все вокруг вас охраняется законодательством о частной собственности. Пожалуйста, не беспокойте владельцев своим присутствием и немедленно покиньте территорию».

– Не ожидала увидеть такие дома в Лардберге, – вполголоса сказала я. – Значит, их недавно выкупили, часть уже отремонтировали, а то и полностью перестроили. Но эти стены вокруг, Джилл, ты только посмотри, какое уродство! Интересно, зачем они вообще нужны и кто подписал разрешение…

– Эм, пожалуйста, – взмолилась подруга, – не вздумай никого расспрашивать, мало ли кто тут живет. Мы же здесь не ради очередной статейки, а ради меня.

– Да помню я, помню!

Поднявшись на ближайшее крыльцо, мы обнаружили, что на входной двери нет ручки, только отверстия для нее просверлены, а окна закрыты толстыми ставнями. Джилл бросилась через улицу, но и там ее ждало разочарование. Тогда она бодрым шагом двинулась по мостовой и, дойдя до самого последнего дома, радостно вскрикнула.

Всю веранду кто-то заставил комнатными растениями. Ряды керамических сосудов разных форм и размеров, обычных пластиковых горшков и маленьких емкостей с рассадой позволяли пробраться только к креслу-качалке с забытым на ней клетчатым пледом да зайти в дом. Открытую дверь снизу подпирал кирпич, словно нас любезно приглашали присоединиться к этому клубу садоводов. Джилл нарочно громко застучала каблуками, поднимаясь по ступенькам, и трижды ударила кулаком по дверному косяку – никто не ответил. Мы немного потоптались на пороге, наконец решившись, миновали темную прихожую и очутились в гостиной.

– Здравствуйте! – хрипло позвала Джилл, будто стесняясь своего звонкого голоса. – Простите за вторжение, мне сказали, вы можете помочь!

Никто опять не ответил. Подруга пожала плечами, а я огляделась по сторонам. Центр передней стены украшала географическая карта, испещренная разноцветными флажками; кое-где к ней были приклеены маленькие записки. Внизу стоял кожаный диван цвета слоновой кости с кучей мягких подушек; низенький кофейный столик ломился от тяжести сваленных на него бумаг и тетрадей. Левая половина комнаты играла роль библиотеки. Застекленный книжный шкаф, набитый книгами и толстыми архивными папками, закрывал всю торцевую стену от потолка до пола, а перед ним находилась зона для чтения: две пары кресел и торшеров. На правой половине, около окна, почетное место занимал рояль с нотами на пюпитре; напротив висел портрет молодой женщины: кто-то любовался ею, исполняя вечерами фортепианные концерты. Под портретом стояло еще одно кресло, а в самом углу обнаружилась витрина с образцами древнего искусства глиптики. Неровный свет сумерек позволял рассмотреть пластины с резными изображениями, контуры каменных фигурок, но все они перестали иметь значение, едва я увидела предмет, поразивший меня до глубины души. Я бы не раздумывая согласилась дорого заплатить, лишь бы обладать им.

На длинной широкой цепочке, приколотой к верхней панели витрины, висел крупный кулон из темно-коричневого камня, оправленного в белый металл. Камень не был огранен и имел настолько неправильную для украшения форму, что казалось, его только вчера откололи от крупного кристалла неумелой рукой и почему-то бросили, не доделав. Он выглядел ошибкой ювелирного искусства, но в то же время поражал естественностью.

– Какая красота, – прошептала я.

– Это раухтопаз, еще его называют дымчатый кварц, – внезапно раздался за спиной низкий голос.

Я вскрикнула и, обернувшись, увидела невысокого пожилого мужчину; он спокойно стоял около рояля, разглядывая меня.

– Простите, вы так тихо подошли… – По лицу разлилась краска смущения и стыда за мой детский испуг, за любопытство к чужой собственности, за банальную неуклюжую фразу, которой я то ли оправдывалась перед хозяином дома, то ли укоряла его за появление в собственной гостиной. – Мне очень понравился этот камень. Где вы его купили?

– О, чудесное дитя, – засмеялся старик, потирая короткую седую бороду, – такие вещи не продаются, они сами выбирают компаньона соответственно своей натуре. Как мужчина или женщина выбирают себе пару, желая раскрыть через любовь свою сокровенную сущность и обогатить друг друга новым знанием. Никто не может завладеть природой, но если человек согласится стать ее благодарным партнером, примет условия, тогда она ответит взаимностью. А это, – он указал на кулон, висящий за стеклом витрины, – и есть часть природы, такая же, как вы или я. Или как ваша прелестная спутница.

Он повернулся навстречу Джилл. Та медленно шла к нам, смущаясь не меньше моего – взгляд опущен, щеки покрыты румянцем, но на лице сияет улыбка. Сложно было остаться равнодушной к чарам хозяина, который к тому же совсем не злился на то, что мы без спросу вторглись в жилище.

– Давайте присядем, – предложил старик, щелкнув выключателем на стене, и комната озарилась мягким желтоватым светом, – а вы расскажете, чем я могу вам помочь.

Он проводил нас к креслам около книжного шкафа, а для себя принес от рояля табурет. Кресло оказалось низким, но удобным, и вставать с него не хотелось. Все мне нравилось в этой гостиной, я с удовольствием осталась бы в ней на какое-то время: сидела и листала книги, неспешно беседовала с хозяином дома…

– Мои друзья приходят сюда читать, говорят, тут лучше, чем в библиотеке, – тихо произнес он, словно отвечая на мои мысли. – Вы тоже приходите, не стесняйтесь. На этих полках собрано много информации о тайнах мироздания и устройстве вселенной, но основные знания, конечно, хранятся у нас в умах, и мы делимся ими. Далеко не все, о чем мы говорим, может быть описано словами, а еще больше и не должно.

– Это правда? – уточнила я.

– А как бы вам хотелось? Разве от этого что-нибудь зависит?

– Сложно сказать… Наверно, многое; возможно, ничего. Каждый оценит влияние по-своему, и вряд ли у кого-то полностью совпадут точки зрения.

Старик согласно закивал.

– Тогда вам придется простить мою злую шутку; люблю, знаете ли, пошутить и поразмышлять вместе с молодежью, а потом подумать над услышанным уже в одиночестве. Увлекательное занятие: не дает мозгу засохнуть, но отнимает уйму времени. Надеюсь, не слишком расстрою вас, но тайн здесь мало. Все материалы в шкафу мне нужны для работы. Я преподаю историю в университете.

Старик сидел прямо, приподняв подбородок и сложив на коленях пухлые руки. Ему было не меньше семидесяти, и весь он казался каким-то светлым и мягким: лицо, лишенное природой угловатых черт, спокойная мимика, плавные размеренные движения. Бледно-голубые, почти льдистые глаза смотрели гордо, но по-доброму; редкие волосы ореолом пушились вокруг головы; седые брови практически сливались с тусклой кожей, придавая лицу болезненное и вместе с тем кроткое выражение, а губы надежно спрятались в бороде. Его костюм тоже не отличался яркостью красок: бежевый трикотажный джемпер с узором в виде белых ромбов, коричневые брюки и серые домашние туфли – скромная, надежная палитра.

– Итак, девушки, чем обязан вашему визиту? – он медленно перевел взгляд с меня на Джилл и обратно.

– Говорят, вы предсказываете будущее, – нерешительно начала я, но старик хмыкнул.

– Неужели вы за этим пришли? – удивленно спросил он. – Хотите узнать будущее? Вам ведь это не нужно! По вашему лицу сейчас можно составлять справочник скептицизма во всей его красе: вы не верите в пророчества, мой шкаф вам куда интереснее. Конечно не верите, чудесное дитя, не отпирайтесь, вот и улыбаетесь теперь сконфуженно. Значит, – хозяин дома повернулся к Джилл, – это вас ввели в заблуждение. Но вы, я вижу, сомневаетесь и до сих пор не сформулировали свой вопрос окончательно, иначе вы не предоставили бы первой говорить подруге. Нет-нет! – он изящно взмахнул рукой, заставив Джилл закрыть рот, который та открыла, видимо, желая поспорить относительно своих намерений. – Пожалуйста, не нужно ничего объяснять, лучше подумайте вот о чем: действительно ли вы готовы пойти до конца? И действительно ли эта задача самая важная в вашей жизни? Вы сможете безропотно принять происходящее и не противиться ему или же потратите отведенное вам время на борьбу, пытаясь изменить ход событий, но зная, что полностью остановить их будет невозможно?

– Мне нужно еще немного подумать, – ответила Джилл после небольшой паузы.

– Так и есть, моя дорогая, всегда нужно думать, прежде чем испытывать судьбу! Как считаете, много ли людей на самом деле хотят того же? И кто они: просто любопытные или совсем отчаявшиеся? Следует помнить одно: никто в этом мире не может предугадать все, что случится. Жизнь – это совокупность событий и решений, которые принимаете и вы, и другие люди. Каждый ваш шаг может кардинально изменить будущее. – Он улыбнулся и подмигнул Джилл. – Не мучьте себя вопросами; придя сюда, вы уже ступили на путь будущего, а потому внимательно рассмотрите ситуацию, проанализируйте ее и примите решение согласно своим внутренним убеждениям. Рано или поздно все факторы проявятся и займут подходящие места.

Подруга вежливо кивала, а мне стало грустно: мы зря пришли, этот человек не мог помочь разобраться с нашими вопросами. Джиллиан бросила на меня выразительный взгляд, и мы обе поднялись, хором начали благодарить старика за уделенное внимание, в очередной раз извиняться и прощаться, но он попросил нас подождать, а сам направился к витрине. Вынув из кармана связку ключей, хозяин выбрал один, осторожно открыл стеклянную дверцу и просунул голову внутрь. Немного повозившись с крепежом, он снял цепочку с кулоном, протянул украшение мне и сказал:

– Возьмите, Марта! Носите камень каждый день, пусть вам достанется его сила.

– Но как мне расплатиться за него? – растерялась я. – Несмотря на вашу теорию о выборе, это очень дорогая вещь!

Находясь за стеклом витрины, кулон оставался недосягаемой мечтой, теперь же он превратился в реальный предмет. Мне приходилось тянуть время, пока правила хорошего тона боролись в моем сердце с необузданной стихией вожделения. Первые умоляли немедленно отказаться от подарка или хотя бы выяснить до конца, какую услугу или сумму старик рассчитывает получить взамен, а вторая приказывала забрать раухтопаз сию же секунду, вырвать его из рук щедрого владельца, сунуть в карман и бежать, бежать без оглядки из этого дома, из этого района по улицам Лардберга в свою квартиру, спрятать там сокровище и больше никогда не приближаться к Каменному переулку. Я стояла словно пригвожденная, не смея шевельнуться или отвести глаза: одно движение, одно слово, и назад дороги мне уже не будет. Но хозяин не мешкал. Внезапно он очутился рядом, схватил мою руку и с силой вложил камень в ладонь. Твердая поверхность обожгла кожу холодом, острый срез больно впился между пальцев, и в то же время меня охватил неописуемый восторг. Я крепко сжала кулак.

– Верно, вещь дорогая, – сказал старик. – И вот как мы поступим: если вам понравится носить кулон, вы вернетесь и мы договоримся о цене; если не понравится – вы вернетесь и отдадите камень. Все очень просто. Мое имя Фабрис, вы всегда можете найти меня здесь. Если возникнут вопросы, приходите хоть завтра, но не слишком рано. Не люблю заниматься делами с самого утра.

– Завтра точно не приду, – улыбнулась я, еще сильнее сжимая кулак, – обещала навестить родителей, но к вам вернусь обязательно!

– Хорошо, на том пока и остановимся. А теперь позвольте проводить вас, уже почти стемнело.

Резко повернувшись, Фабрис направился к входной двери; мы с Джилл поспешили за ним, протиснулись между цветочными горшками и пошли по мостовой к калитке. Мне в спину долетели тихие слова «Возвращайся скорее», я обернулась на голос, но веранда уже опустела.

Следом за Джиллиан я выбралась из листьев живой завесы, скрывающей переулок; Центральный бульвар тут же ударил в уши нестройным сочетанием звуков большого города. Мы словно вынырнули на поверхность из глубины океана и некоторое время изумленно смотрели друг на друга, а потом расхохотались.

– Вот это да-а, – протянула Джилл. – Такого я точно не ожидала! Ну и странный тип, этот Фабрис, аж живот заныл.

– Действительно странный. – Я разжала кулак и подняла кулон повыше к свету. – Редко встретишь человека, который философствует и раздает драгоценности направо и налево.

– Ты в самом деле собираешься его носить?

– Конечно, мне кажется, это коллекционная вещь, а я их обожаю.

Расправив толстую цепочку, я решительно надела подвеску на шею; камень тускло поблескивал, хвастаясь своей красотой.

– Знаешь, тебе идет, – подруга щурилась, оценивая мое украшение. – В нем есть нечто таинственное, даже зловещее, и он очень хорошо смотрится с черным пальто.

– А о чем ты хотела спросить старика? – полюбопытствовала я, но Джилл не ответила, а шумно втянула носом свежий осенний воздух, закинула сумку с документами на плечо и потянула меня гулять по улицам вечернего Лардберга.

– Уже не представляю, – пробормотала она минут через десять, – после такой-то отповеди!