В сумраке дракон невидим

© Ольга Г. Гладышева, 2024

ISBN 978-5-0060-9967-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Книги, входящие в серию:

Кыштымский карлик, или Как страус родил

перепелку

В сумраке дракон невидим

Его Величество дракон

– …Мы всего лишь осколки времени, пыль, стекло.

Мы разбитые зеркала и маршрут короткий.

– Нет, – кричу, – мы друг другу движенье, полет, крыло!

И плечо, и надежный плот, и весло, и лодка!..

Даже если вот так – на грани и через боль,

Даже если ушел на дно, где темно и немо, —

Все равно навсегда – человек человеку Бог.

Через смерть, через ад – человек человеку Небо.

Мария Махова

Пролог

Дубы на Урале не растут. Вернее, растут, но они привозные и имеют родословную, как у породистой собаки. Один из них мне представили так: «Этот дуб вырос из желудя от дерева в Летнем саду, где гулял Пушкин». Мы прошли весь Летний сад, он засажен липами. Последние реставраторы даже решетки обвивают липами, вместо классического хмеля и дикого винограда. Мы нашли несколько кленов, одну лиственницу. Обнаружили, что даже пару лебедей в пруду еще не украли. Но дуба не встретили ни одного. А на Урале дубы процветают и плодоносят. Родом они, скорее всего, из Царского Села, где тоже гулял Пушкин. А уж в устной речи слово «дуб» используется повсеместно.

– Ты что, Веселухин… с дуба рухнул? – рявкнул капитан, не беспокоясь о том, что дубов в этой местности в радиусе десятка километров не наблюдается в принципе. Рассерженный начальник даже встал, чтобы быть убедительнее. – Как это понимать? Это что? Прикол такой?

В такт словам капитан ударил костяшками пальцев по столу, на котором согласно с этим стуком подпрыгнула сложенная вдвое бумажка.

– Никак нет, – ответил младший лейтенант, обреченно глядя в окно, за которым стремительно темнело. Он всего несколько месяцев назад был выпущен из училища, но отчаянно пытался держаться уверенно.

– Ты, – капитан мучительно подбирал слова, – желторотик общипанный, хочешь, чтобы там, – большой палец капитана неуклюже ткнул куда-то вверх, – надо мной все ржали? Чтоб при одном моем появлении все складывались пополам? Что ты здесь начирикал?

– Это рапорт. Там о дежурстве, – переведя взгляд в пол и рассматривая чуть приподнятую, выбившуюся из ряда половицу, ответил Веселухин.

– Хорошо. В то, что в твое дежурство часовой заснул на посту, я верю. Каков поп – таков и приход, как говорится, прости господи. То, что тот солдат в сугробе умудрился заснуть. Ну ладно, случается. Твое счастье, что он, этот самородок, ничего себе не отморозил. То, что вы со сменным, как два пришибленные пыльным мешком из-за угла – тьфу ты, и слова-то не подобрать – олуха, полчаса обшаривали в темноте все кусты, пока не наступили этому спящему медведю на ногу, тоже верю. Но дальше, дальше-то ты что пишешь? Этого не может быть! Это же полный… – емкого заключительного слова подобрать не удалось.

Высказавшись, капитан вздохнул и подумал: «До чего же в последнее время стало тяжело мысли выражать. Ну как можно в такой дичайшей ситуации объясняться без ненормативной лексики? Набрали в часть барышень на мою голову, а я – парься. Изволь, видишь ли, печатно выражаться. Не армия – детский сад. И кто придумал женщин на воинскую службу призывать? Не-е-е, пора в запас уходить. И вообще, зря они прицепились к ненормативной лексике, ведь даже наука доказала пользу этих выражений». И это было правдой.

Однажды университетская команда выясняла, почему американцы в военных операциях часто побеждали японцев. После измерения длины слов в двух языках оказалось, что приказ на японском произносится немного дольше, чем на английском. Именно поэтому был сделан вывод: американцы имеют небольшой запас по времени и успевают быстрее реагировать в экстренных ситуациях. Приказы на русском по количеству букв короче японских, но длиннее английских. Так почему же русские вне конкуренции? Все просто: в экстренных случаях наши переходят на мат. Включается гигантская экономия и букв, и слов. Правда, как показывает опыт, в мирной жизни военные без ненормативного языка обойтись не могут, и для цивилизованной речи им приходится прикладывать неимоверные усилия.

– А потом мы увидели дракона, – прервал паузу Веселухин.

– Ну это полный… тотальный финиш, – опять вскипел капитан. – Даже идиоту, – капитан зачем-то похлопал себя ладонью по лбу, – должно быть ясно, что драконов не существует. По крайней мере в наших широтах и по крайней мере зимой при температуре минус двадцать девять. Чтоб ты знал, драконы живут в теплых краях, на солнечных островах.

– Это был не комодский варан. Этот был другой. Этот летел.

– Как? – рявкнул капитан.

Младший лейтенант, сильно наклонившись вперед, послушно сделал кружок по комнате мелким семенящим шажком, при этом он важно взмахивал руками. Когда руки опускались книзу, он становился на цыпочки, а когда руки шли наверх – приседал. Так лейтенант пытался изобразить неровный, ныряющий полет.

– Что ты мне тут танец маленьких лебедей демонстрируешь? Сколько вы приняли вчера вечером?

– Вообще в рот не брали, – рассердился Веселухин. – Я вам говорю правду, спросите у ребят. Он летел низко. Размах крыльев у него, я оценил, больше шести метров, а сам чуть меньше в длину будет. Если хвост не считать.

– Еще и хвост? – Капитан в отчаянии схватился за голову, неуклюже хлопнув себя сразу двумя ладонями по голове. От этого легкого сотрясения что-то где-то сдвинулось, и, прищурив глаза, он вдруг заинтересованно произнес:

– Как, говоришь, он летел?

– От Козьего острова над бухтой прямо на город.

– Ах вот как? Ну пошли, взглянем на записи с камер. И если его там не будет, я… я… Ну ты, надеюсь, понял.

Оператор перемотал ленту записи на нужное время и начал небольшими порциями с остановками прокручивать. И действительно, в узком пространстве между обрывом и сплошной стеной сосен на противоположном берегу несколько мгновений наблюдалось какое-то движение.

– Стоп. Давай назад. Ну-ка увеличь, – капитан перешел на сиплый шепот. – Крупнее, еще крупнее. О господи! Это что за хр-р-р…?!!

Этот звук можно было трактовать по-разному, но капитан имел в виду «невиданное доселе животное».

Летящий дракон

– Я же сказал – дракон, – удовлетворенно подтвердил Веселухин.

– Кто дежурил? Почему не доложили?

– Так я же и докладываю, а вы… – обиделся младший лейтенант.

– Нужно было сразу тревогу поднимать, а не бумажки строчить.

– Так вас же не было.

– Отставить разговоры. Ну-ка распечатай эту… мутотень. Живо!

– Что распечатывать? Тот снимок или этот? – спросил солдат.

– Оба. Японский городовой! – рявкнул капитан.

Оператор отправил изображения на принтер. Принтер натужно заурчал, и из него с прищелкиванием вылезли два листа с темно-серыми квадратами по центру.

– Это что за фигня? – изумился капитан.

– Дракон в сумраке невидим, – тихо и язвительно прокомментировал Веселухин.

В это время изображение на мониторе стало постепенно исчезать. Оно исчезало с каким-то странным издевательством, начиная с правого верхнего угла, словно кто-то старательно и демонстративно стирал картинку ластиком.

– Что происходит? Ничего не понимаю, – в панике бормотал оператор. – Я тут ни при чем, – начал оправдываться он, – это сбой компьютера. Что за бред? Кто же так файлы удаляет? Да как это вообще возможно?

Монитор замерцал и вдруг погас.

– Так, приплыли. Что происходит, объясни мне ты – как бы это тебя назвать? – чувак, у которого руки растут… ну ты сам знаешь откуда.

– Да нет, он обычно штатно работает, – растерянно произнес оператор, – вот сейчас загрузится. А где?.. А это как?

Компьютер загрузился, но выделенные файлы исчезли, а на записи вместо событий минувшей ночи остался белый шум.

– Срочно вызывай Воропаева, и только попробуйте не восстановить мне картинку, оба будете чистить сортиры до конца своей службы, – первым пришел в себя капитан.

Так или иначе началась эта история, доподлинно неизвестно. Да это и не очень важно. Как вы уже догадались, речь в этой книге пойдет о драконах и не только о них. Исходим из того, что это неординарное событие все-таки имело место ранней весной в середине девяностых в Уральском военном округе. Однако для того чтобы развитие событий было понятнее, давайте вернемся на несколько месяцев назад, в рождественскую пору одного из северных городов.

Часть 1.
Хроники Мирабель

Глава 1. Назначение

К Рождеству вьюга выбелила Город, и восхищенные деревья тянули белые пальцы в ажурных перчатках к дрожащему серпу луны. Пепельный зыбкий лунный свет, искрясь невесомым серебряным дождем, стекал на подвенечное убранство земли, на звонкие ледяные оковы рек и застывшие айсберги домов. Светлый праздник бродил по Городу, подмигивал многоцветными елочными огнями из окон, дразнил ожиданием нового, доброго и радостного.

Долгие, неимоверно долгие студеные ночи господствовали над полуночной страной, кружили черной тенью, закрывая мглой небесный свод, скрывая низкое холодное солнце. Жизнь пробуждалась задолго до рассвета огоньками, загоравшимися в одиноких квадратиках окон, обиженным скрежетом первых трамваев, потревоженных в самый сладкий предутренний час рождественских грез. Иномарки вереницами возвращались в спальные районы, а в глубинах кварталов начиналась странная, шуршащая возня. В предрассветной мгле темные, пугающие силуэты с ободранными сумками склонялись над мусорными контейнерами, обтрепанные бесформенные фигуры утренним обходом прочесывали площадки и прощупывали мрачные углы. Размытая тень, почти сливаясь со стеной, застыла над подвальным окошком – известным притоном одичавших, но вполне, говорят, съедобных котов. Город, как, впрочем, и вся страна в конце девяностых, впал в грех и нищету. Москва хорошела, не жалея средств, строила обжорные ряды, возрождала храм Христа Спасителя и расширяла зоопарк, надеясь пиром во время чумы и именем Христа обеспечить безмятежное существование редкостных животных, священников, а заодно и правительства. А страна… В ней по очереди бастовали шахтеры, учителя, транспортники, служащие. Астрономические суммы их зарплат миражами таяли, растворяясь в загадочной сиреневой дали, блуждали по бескрайним просторам России, не достигая места назначения. Задержка денег в ряде мест перевалила за полугодие, и счастливые, дожившие до зарплаты люди покупали к Рождеству «ножки Буша» на деньги, заработанные в июне. «И как вы еще живете? И на что живете? И при этом еще и на работу ходите?» – и полное недоумение в глазах иностранцев. И в ответ устало-извиняющееся: «Это Россия».

Тем не менее Светлый праздник бродил по Городу, даря улыбку новогодним снам и вселяя надежду в усталые, измученные затянувшимися невзгодами сердца. Институт, зародившийся в революционное время приказом Луначарского на территории Елисеевских складов, что напротив Библиотеки Академии наук на Васильевском, еще существовал. Зарплату платили маленькую и нерегулярно, и люди уже начали потихоньку разбегаться, что и неудивительно: в стране, вошедшей в штопор, нет места науке. Правда, науке не будет места в России и через десять лет, и через двадцать, когда страна уже встанет на ноги и многократно увеличит свой золотой запас. К тому времени в научных учреждениях останутся лишь досиживающие свой век пенсионеры да мечтающие слиться за бугор аспиранты.

Итак, в темный зимний день, в канун Светлого праздника, состоялся ничем не примечательный разговор, связанный с назначением Александра Александровича Соловьева на должность руководителя группы. По вестибюлю фундаментального в своем великолепии сталинской эпохи главного здания института прогуливались двое. Надо отметить, что в помещениях бывших складов и прилегающих к ним конторках ютились научные сотрудники. Дирекция, бухгалтерия, машинописное бюро и вся остальная крайне необходимая институту сопутствующая команда, как водится, занимала лучшие апартаменты. И это естественно: считать чужие деньги в России всегда было куда важнее, чем делать научные открытия. Итак, двое прогуливались мимо сверкающей парадной лестницы, сбегающей двумя полукругами вниз к зеркалам, причем один из них, грузный и мешковатый, бурно жестикулировал, что-то доказывая, а второй, гражданский костюм которого не мог скрыть военной выправки, терпеливо слушал.

– Я не понимаю, решительно не понимаю, почему именно он должен стать руководителем? Чем вы, Павел Тимофеевич, обосновываете свой выбор? – картавящий тенор Агекяна обиженно спотыкался. Невооруженным взглядом было видно, что этот высокий, когда-то красивый мужчина озадачен: значительного объема долгосрочное финансирование золотой рыбкой проплывало мимо, и ему не удавалось не только осадить что-то в своем кармане, но даже попридержать, наложив лапу.

– Александр оптимально подходит для задач этого проекта. Что неясно? Он недавно защитился, у него нестандартный взгляд на суть проблемы, наконец для него нет авторитетов. Разве это плохо?

– Отсутствие авторитетов не есть положительный знак, между прочим, это я так думаю. И он молод, ему даже нет сорока. Как он сможет организовать полноценную работу? Вот разве что я, с моим жизненным опытом, возьмусь его корректировать!

– «Дорогу молодым, долой засилье пятидесятилетних», – провозглашал когда-то, между прочим, будущий нобелевский лауреат Ландау, бегая в то время по питерскому, вернее ленинградскому, физтеху. В наше время в науке надо изменить лозунг: долой засилье семидесяти- и более летних, иначе наука в стране совсем вымрет.

– Между прочим, смею вас заверить, – картавящий баритон перешел на интимное пришепетывание, – ходят слухи, что у него проблемы в семье.

– Сожалею, но слухи меня не интересуют, – резко ответил Павел Тимофеевич. – Так что…

– Но он не имеет опыта руководящей работы, – отчаянно ухватился за новую мысль Агекян.

– Справится, куда денется. Кроме того, Александр обладает способностями журналиста и сможет выдать результаты в доступной форме. Я, знаете ли, читал ваши отчеты. Для этих стен они подходят, а вот для всего остального…

– Меня беспокоит, что Александр забросит тематику, по которой сейчас работает.

– То есть, другими словами, возглавив оперативную группу, он больше с вами работать не будет, а вы без него не справитесь?

– Ну не то чтобы не справлюсь, но это дополнительные хлопоты, надо искать программиста.

– То есть вы сами программы писать не в состоянии?

– Что можно сказать на ирокезском языке, кроме глупости, не зная языка? – не смутившись, с улыбкой произнес Агекян.

– И над чем вы сейчас работаете?

– Меня сейчас интересует внеземная жизнь на ближайших к Земле космических объектах. Многочисленные фотографии, сделанные с хорошим разрешением, показали, что от снимка к снимку внешний вид природных объектов на Марсе меняется. Я склоняюсь к мнению, что наблюдаемые нами объекты являются в некотором роде живыми. Они движутся. Очень медленно, но движутся. Может быть, это новая форма жизни? Не углеродистая, а, скажем, кремниевая.

Бровь военного удивленно поднялась вверх:

– На это исследование вас вдохновили ползущие камни Долины Смерти США?

– Нет. Что вы! Там все просто. Глинистое плоское дно высохшего озера, вода или тонкий лед между скользкой глиной и поверхностью камня и сильный ветер свыше ста сорока километров в час, если источники не врут, конечно. Все понятно. Камни ветер катает по льду. А там, на Марсе, что-то движется само по себе, но очень медленно.

– Как сильно заржавевший марсоход на солнечных батарейках, – язвительно предположил Павел Тимофеевич.

– Что? Что вы сказали? Я не расслышал.

– Да так, ничего, просто мысли вслух. Если у Александра будет желание, у него будет достаточно времени для продолжения расчетов или для любой другой научной работы. Наш проект – это как бы выездная экспертиза. Мобильная группа из компетентных ребят, проводящих как исследования, так и расследование на месте. Вы готовы мотаться по экспедициям, лазить по горам, спускаться в пещеры, погружаться под воду?

– Что вы, нет, конечно, я полагаю, начальник должен руководить, так сказать, сидя в тиши кабинета.

– Я так и думал почему-то. Боюсь, что такой вариант нас (московский гость сделал ударение именно на этом слове) не устроит.

– Ну не знаю, не знаю, – протянул Агекян, засовывая руки под мышки и становясь еще более объемным. Он раздулся, как индюк, надеясь показать, что именно он в этих стенах самый важный, и продолжил: – Мне категорически необходимо согласовать эту кандидатуру с начальством. И как на это посмотрит Алексей Иванович? Ведь назначение на столь высокую должность какого-то рядового, хоть и очень способного и подающего надежды сотрудника – это не хухры-мухры.

– При чем здесь начальники, надежды и эти ваши хухры-мухры? – с безупречно вежливой, до омерзения, улыбкой поинтересовался служивый. – Мне кажется, вы не догоняете, то есть не въезжаете. Тьфу, банально не понимаете. Либо группу, создающуюся под этот конкретный проект, в рамках вашего института возглавит конкретно Александр Соловьев, либо…

Самое интересное, что спроси кто-нибудь Павла Тимофеевича, почему он так хлопочет за Соловьева, – тот затруднится с ответом. А если будет долго-предолго думать, то решит, что это, скорее всего, инициатива начальства. Ведь не должен же он, как приличный военный человек, какие-то инициативы выдвигать самостоятельно. И даже если он будет думать долго-предолго, то не вспомнит свой разговор с сухощавым незнакомцем в синем плаще с каким-то странным, подобным звездному небу, намотанным вокруг шеи шарфом.

Разговор состоялся в морозную полночь в плохо освещенном Первом Зачатьевском переулке, где тротуары напоминают едва присыпанный снегом неровно залитый каток. Человек внезапно оказался рядом, когда Павел Тимофеевич, неуклюже взбрыкнув и потеряв точку опоры, уже был готов брякнуться навзничь, но, благодаря неожиданно подоспевшей помощи, все-таки устоял на ногах. Они поговорили совсем недолго, однако, когда начальство вскоре посвятило Павла Тимофеевича в детали будущего проекта, у него не было вопросов по поводу основного исполнителя.

Семен Аршавирович Агекян был ошеломлен и страшно огорчен такой вопиющей несправедливостью. Главным образом его удручало то, что он начал терять хватку. Ну где же это видано: в кои-то веки подвернулась удача, деньги сами шли в руки, а он так и не смог перетянуть одеяло на себя.

Так, к своему большому изумлению, Александр Александрович Соловьев возглавил оперативную группу по изучению аномальных явлений. Он не сильно удивился этому событию, свалив все на рождественские чудеса и странное влияние луны.

Глава 2. Искандер

Первое задание для свежеиспеченной лаборатории свалилось на голову Александра совершенно неожиданно. Это был разбор текста под кодовым названием «Хроники Мирабель». Нестандартный синий конверт без обратного адреса принесла Ирма Кальмановна. Именно она разносила в отделении почту по лабораториям. На конверте черным фломастером твердой рукой было выведено: «Александру А. Соловьеву». Ниже синей шариковой ручкой была сделана приписка: «Ознакомиться, разобраться и доложить. Начать немедленно, не откладывая в долгий ящик». Затем стояла дата и неразборчивая подпись. Все. Никаких там марок, оттисков штемпелей и прочих знаков почтовой принадлежности на конверте не наблюдалось. Отсутствие почтовых отметок немного удивило Александра, но он легкомысленно не придал этому особого значения. В конверте было несколько тоненьких, полностью прозрачных листочков. На них нестандартным шрифтом был отпечатан едва видимый текст.

«Хроники Мирабель»

Пик Дю архипелага Южный,

год 604355-й от Времени появления богов

Мирабель не успела опомниться, как налетевший вихрь закружил ее в вальсе по переполненному музыкой, людьми и брызгами шампанского залу. Сильная рука обнимала ее за талию, а чужое упругое мужское тело казалось близко, слишком близко. Мирабель попыталась высвободиться, но ее не отпустили. При этом они продолжали как ни в чем не бывало кружиться по залу, и шлейф ее легкого бежевого платья описывал серпантинную спираль. Ткань белой рубашки под ее рукой была слабым препятствием, и Мирабель кожей ощутила едва сдерживаемый жар партнера. Она подняла глаза: русые, слегка растрепанные волосы, легкая трехдневная щетина и родные, изумительной синевы, глаза. Только по этим глазам Мирабель узнала Искандера, милейшего парня Искандера, своего напарника. Кто бы мог подумать? Его лицо ничего не выражало, наглухо закрытое непробиваемой маской спокойствия с блуждающей чуть ироничной улыбкой. О том, что он чувствовал, можно было только догадываться – сильные руки слегка подрагивали. Искандер не смотрел на Мирабель, ощущений тела было более чем достаточно. «Как же я раньше ничего не замечала?» – подумала Мирабель и к своему ужасу ощутила, как по спине волной пробежала легкая дрожь, а беспардонная близость чужих упруго перекатывающихся мышц вдруг стала желанной. «О мой бог, ты боевой офицер, – сказала себе Мирабель, – и это недопустимо. Более того, смертельно опасно. Надо немедленно прекратить». Однако ее тело не желало слушаться, оно покорно и беспомощно млело в горячих ладонях, и Мирабель вдруг перестала чувствовать под собой пол. Какое-то время она парила над паркетом, не касаясь его, а Искандер все кружил и кружил по залу с невесомой для безумного влюбленного ношей на руках. Прошел миг или вечность, кто знает, Мирабель очнулась у колонны, поддерживающей балкон. Все так же гремела музыка, все так же танцевали и суетились люди, а в воздухе носились брызги шампанского. Искандер поцеловал ее в кончик носа, так же легко коснулся губ, посмотрел в ее глаза в упор, слегка задумчиво, едва улыбаясь, и исчез. Слабость и ужас охватили Мирабель, и только сейчас она поняла, что это начало конца.

– Ну и чего молчим? Чего ждем? Уже полчаса прошло, – услышала Мирабель скрипучий голос Колдуна.

Для общения Колдуну не надо было быть рядом с Мирабель, достаточно было просто подумать «в нужном направлении». Передача информации между ними была мысленная, близкая к телепатической, только более четкая и конкретная. Этот трюк они освоили давно, еще на Тауриге, до прибытия на Землю.

– Тебе уже доложили? Что непонятно?

– Не дерзи, девочка, мне-то все понятно, а вот тебе? Отчитывайся, ты знаешь предписание.

– Фиксируй, крючкотвор, первый намек на возможный сексуальный контакт. Кратковременное увлечение…

– Возможный? Кратковременное? Боюсь, ты плохо понимаешь, что происходит, девочка. Это не легкое увлечение. Я безумно удивлюсь, если этим все закончится.

– Спасибо, ты знаешь, как утешать.

– Какой вариант работаем? Кстати, интересный экземпляр этот Искандер. Может, рискнем и отправим его к нам, на Тауриг?

– Я не собираюсь… – начала Мирабель, но быстро прикусила язычок. – Дай мне время подумать.

В голове Мирабель словно включился компьютер и начал с бешеной скоростью прокручивать варианты. Ситуация была патовой. Пятьдесят лет назад в самый разгар века технократии на Тауриге, что в системе Двух светил, был принят закон, название которого в истории сохранилось как 13-я поправка, клеймящий отношения полов как средневековый пережиток. «Время неуклонно идет вперед, общество развивается и трансформируется, – гласила 13-я поправка. – Будущее принадлежит идеальной цивилизации, его завоюет законопослушный, интеллектуально развитый и свободный от всех межличностных отношений человек. Исходя из вышесказанного, закон категорически запрещает какие-либо сексуальные отношения между членами общества отныне и впредь и во веки веков. Нарушители будут наказываться судом по всей строгости закона, в зависимости от их статуса и тяжести совершенного деяния, от пяти лет принудительных работ до полного исчезновения».

Одна картина гадостнее другой крутилась в голове Мирабель. Результат был неутешительным в любом раскладе. Искандеру отводилось слишком мало шансов, чтобы выжить. Мирабель понимала, что ее, скорее всего, не тронут, разве что сошлют под домашний арест. А вот Искандера теперь из цепких лап не выпустят. По плану А Колдун обязан был его убить немедленно.

– Ах, у тебя есть сомнения? – в голосе Колдуна появилась настороженность. – Или это не первый раз?

– Успокойся, я отвечаю за свои слова, и если я говорю – первый, значит, первый, и его жизнь для меня ничто, – в голосе Мирабель зазвенел металл, а в голове прозвучали слова наставника из глубокого детства: «Если собака, играя, сорвала с твоей руки варежку, то постарайся сделать вид, что эта варежка тебя совсем не волнует. Тогда и собака быстро потеряет к ней интерес. А иначе получишь рукавичку изжеванной и вывалянной в грязи». Как все просто было раньше, а теперь на кону – жизнь. Что же делать? Где выход? Главное выиграть время, только не план А.

– Ну так что, давай рискнем? Зашлем его на Тауриг, там разберутся, что к чему, и сами решат, что с ним делать.

– Это будет интересный эксперимент, – произнесла Мирабель, – только, может быть, не стоит сильно торопиться?

– Тянешь время, – догадался Колдун. – Только, пожалуйста, без фокусов и с отчетом по каждому шагу…

«Всегда был умен, леший», – подумала Мирабель.

– И с опережающей информацией, – зудел Колдун.

– Не волнуйся, я помню, я все помню, – огрызнулась Мирабель.

По листьям тяжелыми каплями стучал дождь, и они трепетали, вздрагивая, один за другим. На каждом опущенном кончике листа качалось по капельке. Влажная земля восхитительно пахла пожухлой листвой и грибами, как когда-то раньше там, на материке. Листва была настоящая, а вот дождь – искусственный, из чистейшей талой ледниковой воды. Его включали за полночь.

– Мирабель, хорошо, что ты пришла. Посмотри, этот лунный кратер опять растет. Вот еще вчера он был в диаметре семь километров, а сегодня почти десять.

Лицо Искандера сейчас было прежним, улыбчивым и подвижным, таким, каким его привыкли видеть все, только очень удивленным.

«О мой бог, – ужаснулась Мирабель, взглянув в телескоп, – это надо же, стопроцентное попадание».

– Они засекли визуализатор на Трехгорной фабрике, – передала она Колдуну, – срочно поменяйте выход с десятки на семь.

– Почему ты следишь именно за этим кратером? – спросила Мирабель Искандера, неотрывно глядя в телескоп.

– Это Джонатан обнаружил. Я ему не поверил, а сейчас сам убедился.

– Значит, Джонатан… Он ошибся, и ты ошибся, – Мирабель хотела добавить «малыш», но вовремя осеклась. Несмотря на свою молодость, Искандер был боевым офицером, классным боевым офицером.

– То есть как ошибся? Я ведь сам измерял, смотри, вчера и сегодня.

– «Если на клетке слона написано, что это лев, – не верь глазам своим». Ты ошибся, измерь еще раз. Сам убедишься.

Искандер настроил измеритель – кратеру удалось вернуться к нужному размеру.