Моздокская крепость

Строящуюся крепость подкрепили, через несколько лет, ещё пять новых казачьих общин с волжскими переселенцами. Усилив, тем самым, уже имевшиеся на границе империи, по левому берегу Терека, малочисленные и редкие, далеко отстоящие друг от друга, станицы и мелкие хутора, между Моздоком и Кизляром.

На этом отрезке, по указанию Сената, в 1770-1771 годах, волжские переселенцы-казаки основали Галюгаевскую, Ищерскую, Наурскую, Калиновскую и Мекенскую общины. И этот новый расклад сил на Северном Кавказе возмутил давнего геополитического противника России – Османскую Турцию…

Теперь, благодаря двум цитаделям, Кизляру и Моздоку, молодая православная империя прочно укреплялась на Тереке. Но далось это России ценой обострения политического противостояния с Оттоманской Портой… И тут же последовавшего ухудшения отношений со всеми союзниками турок на Северном Кавказе.

До сих пор этот регион османы считали «задним двором» своей развивающейся империи… И чувствовали себя здесь полновластными хозяевами.

Число вооружённых стычек на южной российской границе с немирными племенами Северного Кавказа, начиная с середины 18 века, резко увеличилось. Местная аристократия с удвоенной силой плела свои политические интриги, выстраивала тайные военные альянсы с Портой и между собой… В воздухе всё отчётливее ощущался запах нового русско-турецкого конфликта. Большая война империй могла вспыхнуть в любую минуту…

Вот в такой, довольно сложной (а когда она была на Кавказе простой?), общественно-политической обстановке и разворачивались события, о которых пойдёт речь дальше. В основе нашего повествования лежат реальные исторические факты, случившиеся на юге Российской империи за весьма короткий промежуток времени – с весны 1763-го по лето 1774 года.

В этом рассказе есть, конечно, и доля авторской фантазии… Надеемся, она позволит читателю более ярко и объёмно представить себе далёкий, неоднозначный и противоречивый век… И его героев, давно канувших в лету.

Многие тысячи людей оставивили в истории Российской империи свои следы. Иногда – заметные и впечатляющие нас, потомков, до сих пор…

Однако автор должен предупредить, что все совпадения имён и фамилий героев романа с современными людьми, любое проецирование описанных событий на ныне здравствующих персон – безосновательны. Итак, начнём наш рассказ…

Глава первая. Квартирьеры

Начало мая, 1763 года. Левый берег Терека, урочище Мез-догу.

– Ваше превосходительство! – дверь слабо скрипнула, и в небольшую комнату с невысоким потолком и с земляным утрамбованным полом, из тесных прохладных сеней, заглянул денщик в зелёном солдатском мундире с начищенными до блеска пуговицами. – Отец Феофан просит аудиенции… Запускать?

– Конечно пусти, дурень, – генерал-майор Алексей Алексеевич Ступишин оторвал взгляд от план-карты будущей крепости и потёр пальцами переносицу. Энергично поморгал уставшими от напряжения, покрасневшими глазами…

Детальный чертёж закладываемой на Тереке новой русской цитадели генерал-майору, по его распоряжению, оперативно подготовил, всего за несколько дней, инженер-капитан Спиридон Дудин. Прибывший в эту глухомань вместе с Алексеем Алексеевичем… В сопровождении малого вооружённого отряда, состоящего из полсотни солдат с казаками.

Военный строитель, офицер и дворянин Спиридон Дудин начертал подробную карту уже на точно указанном генерал-майором месте, с конкретной привязкой плана к особенностям природного рельефа. Большой лист сероватой плотной бумаги, щедро испещрённый по полям специальными пометками и знаками, был развёрнут на широком столе. И аккуратно прижат по углам разными подручными предметами.

А поверх этого чертежа, в рабочем беспорядке, лежали блестящий металлический циркуль, деревянный угольник, линейка, графитный карандаш… И небольшой кусочек плотного хлебного мякиша, скатанного в шарик. Им Алексей Алексеевич периодически подчищал свои огрехи в уточняющих карандашных замечаниях на карте, поверх уже нестираемых чёрных линий, нанесённых чернилами.

Сам план занимал почти всю столешницу. Над ним и корпел теперь генерал-майора с пышными, уже чуть тронутыми сединой бакенбардами, переходящими в густые, рыжеватые усы.

Этот массивный письменный стол и кресло с мягкими подлокотниками, Алексей Алексеевич привёз сюда, в урочище, на отдельной телеге, со всеми предосторожностями и заботой… Из самой канцелярии Кизлярской крепости!

Тяжёлый, с гнутыми резными ножками и бронзовыми накладками на них, в виде узора из дубовых листьев, сей непременный атрибут высокопоставленного чиновника, напоминал хозяину о лучших временах в его карьере… А дорогое зелёное сукно столешницы, приятное к ладоням, тешило генеральское самолюбие даже здесь, на самом краю империи.

Алексей Алексеевич, вздохнув, поднялся из кресла и вышел на середину комнаты. Два маленьких стеклянных оконца в обмазанных глиной и побелённых извёсткой стенах простого, без всяких изысков, человеческого жилища, пропускали в помещение минимум света. Его едва хватало генерал-майору днём для комфортной работы за своим статусным письменным столом. Да и то – если погода за стенами этой хаты стояла безоблачная и солнечная… Похожая на нынешнее весеннее утро.

Кроме небольшой основной комнатки и тесных сеней при входе, это нехитрое жилище Алексея Алексеевича состояло ещё и из крохотного закутка за печкой. Здесь, на жёстком топчане, укрывшись тёплой епанчой, генерал-майор иногда отдыхал днём. И спал ночью.

Большую печь, как и стены, покрывал толстый слой глины, густо забеленной сверху свежегашеной известью… Не столько для красоты, сколько для защиты его превосходительства от разных кровососущих насекомых и паразитов.

А они, окаянные, с первым весенним теплом, уже начинали просыпаться. И радостно устремлялись из своих укромных мест, под прелой листвой с травами, и из раскисших притеречных болот, на манящий человеческий запах.

Солдаты сваяли и отделали этот дом для генерал-майора, ставший сразу же и штабом квартирьерам, всего за неделю… Из того природного строительного материала, что нашли на берегу Терека и в ближнем лесу.

В итоге получилось вполне себе добротное жилище для командира. Простое, даже неказистое… Но компактное и тёплое, для весны 1763 года. А внешне оно напоминало приземистую малороссийскую хату с камышовой крышей.

Неподалёку, на этом же холме вблизи Терека, находилась ещё одна скромная турлучная постройка, возведённая солдатскими руками. Была она похожего стиля… С выбеленными извёсткой стенами и двускатной крышей из плотных вязанок камыша.

Над ней, кроме курящейся дымной струйкой печной трубы, светлел на фоне голубого неба ещё и свежеотёсанный деревянный крест, приколоченный к коньку фронтона. Христианский символ был виден издалека… И обозначал действующую православную церковь.

Сооружение выглядело явно временным на этом холме… Но являлось первоочередным и обязательным для любого христианского поселения 18 века в Российской империи.

А вокруг и между двух этих близлежащих построек располагались утеплённые солдатские палатки и шалаши. Здесь разместились остальные офицеры и рядовые из числа квартирьеров.

Этот тесно заселённый людьми пятачок на холме, рядом с протекавшим внизу полноводным и стремительным Тереком, окружал неплотным кольцом ретраншемент. Так, у осваивавших дикие земли Кавказа колонистов в то время, называлось оборонительное полевое укрепление из составленных в круговую линию распряжённых повозок.

А далее, за поставленными на бок телегами, соединёнными оглоблями меж собой, курились дымами небольших костров, уже по склонам пологой возвышенности, господствовавшей над остальной местностью, ещё десятка два человеческих жилищ. Открытые свежему ветерку очаги, заботливо обложенные камнями, выдавали обитаемые примитивные землянки с камышовыми крышами, едва виднеющимися поверх травы.

При появлении в урочище русских военных, ещё в начале марта, к ним стали выходить из лесной чащи и со стороны степи разные люди… Малыми группами и поодиночке.

Некоторые передвигались даже на своих повозках, обременённые нехитрым скарбом. Сопровождаемые женщинами и детьми. Они и теперь продолжали прибывать, едва ли не каждую неделю… И просили у квартирьеров разрешения поселиться рядом с русским лагерем, под защитой вооружённого отряда.

Эти неприкаянные люди, странствующие по Северному Кавказу на свой страх и риск, в поисках лучшей жизни, представляли собой пёструю группу. Состоявшую из беглых рабов, из семейных горцев разных местных племён, в отчаянии покинувших свои бесплодные ущелья и спустившихся на скудно заселённую, но весьма опасную равнину… И из всевозможных бродяг самого подозрительного вида.

Все они, выйдя к военному отряду, готовящему площадку для размещения основных сил, собирающихся скоро строить в этом диком месте русскую крепость с форштадтом, пожелали тоже примкнуть к будущим колонистам… Алексей Алексеевич лично беседовал с каждым новым человеком.

Понимая, сколько рабочих рук потребуется здесь уже нынешним летом, генерал-майор никого не гнал прочь. Он даже указал и определил территорию всем желающим поселиться рядом с квартирьерами, с учётом границ будущей цитадели.

А пришлых людей новость о скором начале возведения русской крепости в урочище обрадовала и воодушевила. Они уже сейчас, едва обустроив свои землянки, спешили предложить квартирьерам, столь благосклонно отнёсшимся к их появлению и взявшим под защиту, всяческую посильную помощь.

…Генерал-майор Ступишин водрузил на голову бархатную треуголку. В помещении со столь низким сводом, она чуть ли не упиралась своими перьями в потолок. Тем не менее, уважаемое духовное лицо Алексей Алексеевич посчитал необходимым встретить при полном параде.

Генеральской голове под напудренным париком и треуголкой сразу сделалось жарко. Надо отдать должное денщику Ваське – печь служивый топил исправно, со знанием дела. Дров не жалел вовсе… И тепло на нужном градусе в хате поддерживал начальству самым заботливым образом.

И всё-таки на душе у генерал-майора, вот уже который день, царила тщательно скрываемая меланхолия… Алексей Алексеевич не удержался и топнул досадливо каблуком сапога по земляному, плебейскому полу своих нынешних апартаментов, столь контрастирующему с лакированными, резными ножками дорогого стола и почти царского кресла. Неуместной и странной мебелью в подобном убогом жилище…

Да уж, не таким служебным кабинетом и вооружённой командой располагал генерал-майор ещё недавно! В бытность свою комендантом обустроенной и обжитой русскими офицерами Кизлярской крепости. Хотя, откровенно говоря, и то место службы для высокопоставленного царского чиновника, являлось сродни настоящей ссылке… Даже не по сравнению с желанным Санкт-Петербургом или Москвой! Относительно Северного Кавказа и столица южной губернии – Астрахань, многим дворянам, приехавшим на Терек, казалась истинным раем.

А ведь и года не прошло с его комендантства… Неужто он ещё будет тосковать здесь по своей кизлярской канцелярии? И сколько же ему куковать тут теперь?! В сей тьмутаракани, со странным для русского слуха названием местечка «Мез-догу»…

Сорокавосьмилетний генерал-майор думал, ещё совсем недавно, что крепость Кизляр на терской границе – вот настоящая глубинка для человека благородного звания, исполняющего на самом краю Отечества волю своей государыни и Сената! Дикий Кавказ. Глухое, отдалённое от цивилизации место. Ни тебе балов со знатными прелестницами в пышных кринолинах, ни светских раутов, ни пиров с изысканными угощениями… Даже собеседника найти, равного по статусу – и то проблема!

Ан нет… Выходит, он ошибался. Есть места службы в этих краях, для человека его ранга, и похуже Кизляра…

– Бог в помощь, Алексей Алексеевич! – высокий священник в чёрной рясе, вошёл, пригнувшись, из сеней в комнату. Батюшка, первым делом, повернулся лицом к небольшой и единственной иконе в правом углу, торжественно осеняя себя крёстным знамением. Перед строгим ликом Спасителя в массивном серебряном окладе с дорогими каменьями слабо теплился жёлтый огонёк масляной лампадки.

Батюшка шагнул к преклонившему голову генерал-майору, осенил скупым знамением и его… Священник протянул Алексею Алексеевичу серебряное распятие, покоившееся на груди, поверх рясы, для традиционного поцелуя.

Генерал-майор послушно приложился… И тут же пригласил жестом священника присесть для беседы на лавку, под оконцем.

– С чем пожаловали, отец Феофан?

– Тревожные вести доносят мне новые прихожане Христовы из кабардинских черкесов, – низким певучим голосом проговорил батюшка, присев на грубо сколоченную скамью и оглаживая чёрную, густую бороду. – Намедни крестил две семьи горцев, с детьми и бабами, желающих поселиться навечно в нашей будущей крепости… И просящихся войти в подданство к русской государыни.

Священник сделал многозначительную паузу и продолжил с возмущением:

– Говорят сии человецы, что знакомые им гребенцы, обитающие по Тереку и Сунже, совсем впали здесь в ересь никонианства! Всенародно осеняют себя двумя перстами, пугают слабых духом казаков и горцев, скорым пришествием Антихриста… А в одной станице, представьте себе, даже иерея, назначенного им астраханской епархией, выгнали из своего поселения. И храм Божий, где он служил, сожгли.

– Вот сукины дети! – не удержался генерал-майор. – Погодите, батюшка… Недолго осталось наблюдать нам подобное безобразие под боком! Потерпите ещё чуть-чуть, любезнейший… Скоро сюда прибудет подполковник Гак с нашими основными силами. Вот тогда мы и будем всех грешников вразумлять. А пока – самим бы здесь уцелеть…

Алексей Алексеевич поиграл желваками. И добавил с нескрываемым раздражением:

– Кабардинские князья мне ещё с конца марта своих гонцов шлют… Одного за другим. Каждую неделю, почитай, петиции нахальные предъявляют! Требуют сейчас же выдать им обратно всех своих убежавших и окрестившихся у нас холопов… Велят мне снести уже возведённые в урочище постройки. И убираться обратно к себе в Кизляр!

Готовят даже делегацию из черкесских владельцев с челобитной к государыне нашей отправлять… В самый Санкт-Петербург собрались ехать! С жалобами на моё самоуправство.

– Это хорошо! – облегчённо выдохнул отец Феофан. – Коль депутацию готовят к государыне, значит, нападение с их стороны сейчас нам не грозит… Черкесы теперь будут дожидаться возвращения своих послов из Санкт-Петербурга. И окончательного вердикта государыни по поводу нашего пребывания здесь… А значит – пока продержимся, Алексей Алексеевич! Коли Бог даст.

Батюшка улыбнулся в усы и добавил с оптимизмом:

– Да и людьми, способными противостоять ворогу, мы продолжаем неуклонно прирастать. Полтора месяца всего, как обосновались тут, а я уже сто пятьдесят душ языческих, из разных кавказских народов, окрестил в веру православную! Мужчин, баб, недорослей, младенцев… Бегут горцы целыми семьями к нам, под защиту государства российского.

– Никого обратно владельцам местным не отдадим! – твёрдо пообещал генерал-майор Ступишин. – Дозволяю вам, батюшка, говорить это всем окрестившимся горцам от моего имени. Пусть себе спокойно обустраиваются рядом, на отведённом месте. И помогают нам осваивать эту дикую землю. Русский солдат их всегда защитит.

А работники тут скоро нам потребуются в большом количестве – лесорубы, землекопы, перевозчики, добытчики разные… Много людей! Большое дело затеваем.

– И какие такие возмутительные постройки князья кабардинские здесь узрели? – усмехнулся священник. – Которые надлежит немедля снести… Пока таких только две. Ваш скромный домишко и малый Храм Божий, поставленные солдатами на скорую руку. Остальное-то – и постройками грех называть! Армейские палатки да землянки…

Батюшка задумался, покачал головой и гневно закончил:

– Храм им снести… Ишь, чего захотели, нехристи!

Отец Феофан пошарил в складках рясы и извлёк на свет сложенный вдвое лист бумаги, исписанный с обеих сторон. Священник протянул его генерал-майору.

– Я тут, Алексей Алексеевич, – скромно пояснил батюшка своим певучим баском в ответ на вопросительны взгляд собеседника, – долгие беседы вёл с каждым горцем, примкнувшим к нам… Прежде чем совершить над грешной душой святое таинство крещения.

Различными рассуждениями крепость людей в вере православной испытывал… Подмечал лукавство утаиваемое и выявлял чистоту помыслов языческих сердец, желающих быть с нами. Много чего любопытного прознал! И вот, составил – по собственной инициативе, уж не обессудьте – список горцев, достойных вашего полного доверия… На мой пастырский взгляд, конечно! Полагаю, что они будут нам весьма полезны при строительстве будущей цитадели. И для налаживания здесь удобного сожительства разных людей.

Генерал-майор Ступишин с интересом развернул бумажный лист. И пробежал глазами по чернильным строчкам, аккуратно выведенным тонко очиненным гусиным пером…

Заурбек Нехтиев – кузнец и оружейник, – прочёл Алексей Алексеевич первую фамилию, открывающую список и одобрительно хмыкнул, бросив быстрый взгляд на батюшку, – Эльчин Тотров – искусный рыболов и охотник, Иса Короев – ведает толк в уходе за лошадьми, волами и овцами, а также умеет лечить их от разных скотских хворей…

Пока генерал-майор молча знакомился с этим перечнем, отец Феофан терпеливо ждал. А Алексей Алексеевич уже весь погрузился в чтение.

…Патимат Генцаурова – опытная повитуха, Одиссей Михайлов – толмач, кроме русского, изъясняется на греческом (родной язык!), а так же легко – на турецком, чеченском, кумыкском и грузинском наречиях…

Прошло несколько томительных минут в полнейшей тишине. Наконец, генерал-майор оторвал глаза от бумаги:

– А вот за это, батюшка, спасибо огромное! Важную для нас работу сделали. Своевременную… А то вокруг столько новых лиц! Только, кто есть кто из них – один Бог ведает. А мы здесь важные дела исполняем… Волею матушки – государыни продиктованные. И доверяться нам случайным людям тут следует с великой осторожностью.

– Время покажет, кто есть кто, – философски заметил отец Феофан. – По моему скромному разумению человецы из этого списка чужды подлому коварству людскому… Просты и бесхитростны, аки дети! Они прямодушны и не корыстны.

Впрочем, вам окончательно решать – с кем из них иметь в дальнейшем более доверительные дела. А мне на этом позвольте откланяться, любезный Алексей Алексеевич…

Отец Феофан поднялся с лавки и развёл руками:

– Заботы духовные не терпят отлагательств! Изо дня в день молюсь неустанно за успех наших замыслов в этом глухом краю… И вы не забывайте уповать на Господа! Непременно приходите в Храм Божий на каждую заутреню… Не след вам отговариваться важными делами. Нехорошо.

Батюшка с твёрдой убеждённостью подвёл черту доверительному разговору:

– Дорогой Алексей Алексеевич, вы даже не представляете себе, как вид ваш бравый при шпаге дворянской, и этот мундир генеральский, с золотым шитьём и эполетами, укрепляют дух наших новых братьев и сестёр во Христе! Образ сей воздействует на аборигенов не хуже церковной проповеди… Укрепляет малостойких в вере и вселяет в сердца обращённых спокойствие и уверенность.

…Священник ушёл. А генерал-майор, проводив гостя до самого порога, постоял ещё несколько минут в сенях, задумчиво продолжая изучать список фамилий у себя в руках. Вернувшись, наконец, к своему письменному столу, Алексей Алексеевич, спохватившись, громко окликнул денщика:

– Васька!

– Слушаю, ваше превосходительство! – тут же вырос в дверях солдат. И вытянулся во фрунт, прижимая к бедру болтающуюся саблю в ножнах.

– Инженер-капитана Дудина ко мне… Срочно! – распорядился генерал-майор.

Отложив в сторону список священника, Алексей Алексеевич склонился над разложенной на столе картой и вновь погрузиться с головой в работу, вымеряя циркулем расстояния между пушечными бастионами на чертеже. Он только крикнул, не отрываясь от своего занятия, вслед кинувшемуся исполнять приказ солдату:

– И Аврору мне потом оседлай!

***

Не успел Алексей Алексеевич спокойно обдумать мысль, сколько именно потребуется орудий с северной стороны будущей цитадели, как входная дверь снова хлопнула. И из сеней в комнату, вежливо постучав об косяк костяшками пальцев, ступил широкоплечий, молодой офицер.

– Разрешите, Ваше превосходительство? Инженер-капитан Дудин по ва… – начал традиционный доклад офицер по полной форме.

– Полноте! – оборвал его нетерпеливо генерал-майор. – Входите, капитан… И докладывайте без всяких церемоний. Почему задерживаете с утренним рапортом? Ещё и посылать за собой заставляете?

Офицер, замолчав, хмуро слушал Алексея Алексеевича… В связи с неспокойной обстановкой вокруг лагеря квартирьеров, в последние две недели, всю организацию охранной службы малого поселения генерал-майор Ступишин возложил сразу на двоих подчинённых – инженер-капитана Спиридона Дудина и казачьего сотника Илью Сороку.

Первый командовал пешими солдатами и ближними караулами, по периметру ретраншемента защищающего слабой баррикадой центр военной колонии… Второй – отвечал за дальнюю разведку. И организовывал круглосуточное конное патрулирование на подступах к лагерю.

Спиридон Дудин в этом охранном тандеме числился старшим. Он обязан был каждое утро лично являться к генерал-майору и докладывать обстановку. События прошедшей ночи – самым подробным образом.

Однако, солнце уже показалось над кронами деревьев. А положенного рапорта Алексей Алексеевич, так пока и не дождался.

И сейчас, взирая строго на молодого офицера с лихо закрученными усами, генерал-майор испытывал глухое раздражение… Разболтались, чёрт возьми!

– Тут вот какая диспозиция, Алексей Алексеевич, – виновато проговорил инженер-капитан. – Один из наших дальних конных дозоров обнаружил минувшей ночью на правом берегу Терека, в лесной чаще, костерок малый… Явно устроенный скрытно от чужих глаз! И почти неприметный с нашей стороны.

Казак Фрол Савкуцанов, попросил у сотника дозволения сплавать на коне через реку, на разведку. Мы с Ильёй Сорокой, не беспокоя вас по пустякам, посовещались в полночь меж собой… И разрешили Фролу сей одиночный рейд. Тем паче, что вызвавшийся доброволец – сам кабардинских кровей. Хорошо разбирается в местных наречиях и нравах…

– Ну и? – поторопил подчинённого генерал-майор.

– Сплавал казак за Терек, – заторопился с докладом инженер-капитан. – Оставил коня в камышах, а сам незаметно подкрался к тому тайному лесному костру… И подслушал ночные разговоры греющихся у огня людей.

Оказались это известные местные разбойники… Сам абрек Ахмед-гирей и ближайшие его сподручники! А всего было там пять головорезов – при саблях, пистолях и ружьях… Лошади с ними добрые, со сменой. Шалаш себе тати соорудили от непогоды. А в нём какие-то тюки… Видимо – с награбленным добром.

…Спиридон Дудин увлёкся описанием ночного приключения рискового казака. В рассказе офицера чувствовался азарт охотника… И выглядел инженер-капитан, при этом, несмотря на всю свою молодость, как опытная гончая, почуявшая дичь… Лицо у Спиридона Дудина потемнело, а голос сделался хриплым.

– Как понял наш разведчик из разговоров разбойников у костра, – сжимая нервно рукоять пистолета, торчащего из-за пояса, доложил инженер-капитан, – вырезали душегубы на днях, с другими татями, целый армянский купеческий караван! Он через кабардинские земли в Астрахань следовал, с малой охраной. Никого в живых абреки не оставили.

Взгляд у офицера блеснул холодной сталью:

– А теперь они, разделив богатую добычу, разбежались по своим тайным обиталищам. Эта пятёрка направляется с награбленным хабаром в горы. Мы лишь сейчас, с сотником Ильёй Сорокой, закончили подробный разговор с Фролом, благополучно и незаметно для абреков вернувшимся на нашу сторону… Потому, вот, и задержался я с рапортом. Виноват!

– И что делать думаете, командиры? – посмотрел испытующим взглядом на возбуждённого инженер-капитана Алексей Алексеевич.

– Хочу просить вашего дозволения атаковать разбойников! – решительно выпалил Спиридон Дудин. – Они в этом своём лесном логове ещё ночь собираются провести, как минимум. Один из абреков ранен не тяжело в схватке с охраной купеческого каравана. Отлежаться теперь хочет… И сил подкопить перед долгой дорогой верхом.

– Ну вот что, любезный, – строго заметил молодому и горячему подчинённому рассудительный генерал-майор, обременённый тяжким грузом служебной ответственности. – Остынь! Мы сюда государыней нашей не за абреками гоняться посланы… А товарищам тех несчастных армянских купцов, да знакомцам случайных наёмных охранников, подвизающихся сопровождать подобные торговые караваны – наука. Не ходи за кордон тайными тропами, в обход таможни! Себе дороже станет…

Потом, глядя, как поскучнело сразу лицо у собеседника, Алексей Алексеевич несколько смягчил тон. Ну чего он, в самом деле, так суров с азартным молодым подчинённым, воспылавшим праведным гневом к душегубам? Понятно ведь – рвётся инженер – капитан в драку. Не навоевался ещё, поди, как следует в свои двадцать пять лет! Славы и наград жаждет нетерпеливая, бесстрашная молодость…

– Ну хорошо, – едва заметно, снисходительно улыбнулся в усы генерал-майор, вспомнив вдруг себя самого в таком же возрасте. – Бог с вами! И правда, жалко отпускать разбойников.

Дозволяю вам немедля собрать команду из охотников на душегубов! Продумайте с сотником Сорокой детали операции по уничтожению разбойничьего логова. Но только – чтобы мне без лишнего риска! И пустого геройства. Да сами с Ильёй в рукопашную схватку с абреками не суйтесь. А лучше всего – подберитесь в ночной темноте незаметно к разбойничьему костру… И кончите их всех дружным залпом.

– Добро! – вмиг повеселел инженер-капитан. – Этой ночью получат душегубы, что заслужили давно… Всё сделаем в лучшем виде, ваше превосходительство, не сомневайтесь!

Но тут молодой офицер вспомнил, что от него ещё ждут отчёта по итогам прошедшей ночи в лагере и вблизи ретраншемента. Спиридон Дудин сейчас же сделал серьёзное лицо. И продолжил уже сухим, деловым тоном:

– Теперь, что касается караульной службы и постов… Ночь, в целом, прошла без заметных происшествий. Подробно докладывать сейчас, или совместим, как обычно, мой рапорт с обходом лагеря?

– Объединим, – согласился генерал-майор. – Пойдёмте, посмотрим, чем народ занимается.

***

…Офицеры вышли за порог. От стремительной, многоводной реки в пятистах шагах от подножья занятого квартирьерами холма веяло прохладой. Алексей Алексеевич набрал полные лёгкие свежего, бодрящего воздуха, замешенного на пряном степном ветре, весеннем солнце и прелом лесном запахе.

С невысокого крыльца штаба открывался прекрасный вид на мутный, неукротимый Терек внизу, непролазные лесные чащи по обоим его берегам и степные просторы за ними. Из земли уже всюду дружно тянулась к свету яркая и сочная зелёная трава.

Терек с неудержимой силой нёс свои жёлто – серые воды к далёкому Каспийскому морю, петляя и разделяясь на рукава. Он с лёгкостью крутил и ворочал в бурных, холодных волнах стволы вековых деревьев, словно щепки.

Часовой у крыльца привычно отсалютовал командирам своим длинным ружьём с примкнутым штыком. Офицеры же, продолжая беседовать, зашагали к проходу в окружающем центр полевого лагеря укреплении из составленных повозок и подручного материала.

В отличии от часового, который так и остался на своём посту, Васька привычно последовал за господами командирами. Денщик вёл за собой двух осёдланных лошадей – белую тонконогую кобылу Алексея Алексеевича и горячего жеребца инженер-капитана. Возбуждённый конь Спиридона Дудина нервничал, бил землю копытом, всхрапывал и косил чёрным глазом на соблазнительную четвероногую спутницу…

Май отсчитывал первые дни. Погода в урочище демонстрировала решительный поворот на лето. Щебетали наперебой птицы в кустах и кронах. Кукушка в ближней чаще отсчитывала кому-то оставшиеся годы… И деловито долбил кору невидимый дятел.

А ещё до слуха беседовавших на ходу офицеров доносились частый перестук топоров, визг двуручной пилы, какие-то отдалённые людские возгласы и неразборчивые обрывки разговоров… Этот покатый холм с малым, укреплённым на скорую руку, военным поселением на самой макушке господствовал над округой. Он был почти свободен от деревьев и кустарника. Генерал-майор Ступишин выбрал это место и обозначил, как центр будущей крепости.

Пока здесь стояли только два простых, обмазанных глиной домика под камышовыми крышами – церквушка и штаб квартирьеров. Солдаты, спешно возводившие их в урочище, в самом начале весны 1763 года, на холоде и пронизывающем ветре, без всяких чертежей и планов, в последнюю очередь озадачивались архитектурной красотой построек.

Рядовой военнослужащий в русской армии 18 века был мастером на все руки. Солдаты работали и поварами, и кузнецами, и кучерами, и санитарами… И даже служили няньками, присматривавшими за господскими детьми!

Ну, и возводили, само собой, всевозможные постройки… Как умели.

Призванные в солдаты в молодом возрасте из рязанских, уральских, поволжских деревень, крепостные и неграмотные, в большинстве своём, крестьяне двадцать пять лет отдавали воинской службе. И, как минимум, треть этого срока проводили в изнурительных походах и сражениях.

Назад, в свои деревни, возвращались единицы… Да и то – искалеченными, седыми ветеранами. Большинство пропадали в солдатах навсегда и бесследно. Отец с матерью, провожая молодого, здорового сына на воинскую службу, прощались с ним, как правило, навеки.

В солдаты забирали, в основном, холостых, крепких парней 18-20 лет от роду. А к этим годам трудолюбивый деревенский житель, в многодетной, патриархальной семье уже успевал постичь немало. Он умел и обед приготовить из нехитрых продуктов, и рыбы наловить, и зверя добыть, и со всякой домашней скотиной управиться… И избу поставить, с печью и колодцем во дворе!

…Под третью важную постройку на облюбованном холме – будущий склад – пятеро солдат из квартирьеров пока лишь рыли фундамент и погреб. Уже наметившаяся глубокая прямоугольная яма должна была стать вместительным подвалом-ледником, для долговременного хранения продуктовых запасов колонистов.

Проследовав мимо землекопов за пределы ретраншемента, господа офицеры, сопровождаемые поотставшим денщиком с командирскими лошадьми в поводу, оказались вскоре на северном, противоположном реке, склоне. Эту часть холма занимали землянки. Примитивные человеческие жилища, с камышовыми крышами, едва выглядывающими из травы, начинались сразу за баррикадой из распряжённых и поставленных на бок армейских повозок.

Защитный круговой барьер образовывали не только казённые воинские телеги и подводы… Но и весь имевшийся здесь у людей, и не занятый сейчас в работе, гужевой транспорт. Широкие и вместительные армейские телеги скреплялись оглоблями с двухколёсными, высокобортными арбами примкнувших к русскому лагерю горцев. Между повозками ретраншемента ощетинились острыми кольями наружу десятки рогаток.