Услышать, как растет трава

Глава 5 Авто-бросок к цели

С кем только не сравнивали людей, каких эпитетов для них не выдумывали, – и воины они, и странники, и цари, понимаешь, природы. Мне же они частенько представлялись обыкновенными шахтерами. Долбили чем ни попадя по стылому времени, зарывались вглубь, искали смысл жизни – и так не одно тысячелетие – старательно, кропотливо и бестолково. Поскольку все равно найти ничего не получалось. И даже когда начинало казаться, что вот оно – главное, наконец, проблеснуло, обязательно происходило какое-нибудь дурное событие – и все тут же летело в тартарары.

Нет, правда! – вот был у нас в подъезде сосед Олежа – с пятого этажа. Вежливый такой, плечистый. Здоровался со всеми – даже со мной, малолеткой, играл на флейте и скрипке. Еще и плаванием увлекался – в республиканских соревнованиях призы завоевывал. А в итоге ушел в армию, попал в горячую точку и погиб. Где и как – неизвестно. Пацаны шептались, что где-то на южной границе. Но меня более всего ужаснула напрасность его мук: красный диплом, экзамены, спорт, музыка, бессонные ночи перед экзаменами – и все ради чего? Чтобы умереть от пули тупого наркокурьера? На его родителей я и смотреть теперь не мог спокойно. Если замечал издали, старался незаметно прошмыгнуть мимо. Казалось, они на глазах стареют и усыхают. А чтобы улыбаться там или шутить – такого я за ними уже не замечал.

Теперь вот и мои друзья ехали спасать медведя, крупно при этом рискуя. Чем думали – непонятно! А не выступи я со своим дерзким предложением – сидели бы сейчас по домам, смотрели телевизоры, хрустели чипсами. Конечно, переживали бы, зато точно остались бы целыми. Отец как-то мне выдал: «Чтобы друзья на одном берегу – да еще на всю жизнь – это фантастика, Эд. Чаще всего берега расходятся, реки превращаются в моря, а родные лица теряются вдали. Это, грустно, Эд, но это жизнь…» Наверное, он был прав, но от этих мыслей мне всякий раз становилось безумно тоскливо. Потому и спорить начинал с отцом, насмешничал вовсю – говорил, что все это фигня и неправда. Хотя про себя понимал: все так и есть, придет время – мои друзья тоже уплывут в неведомое далеко. И даже не по своей воле – это река жизни разбросает их по разным островам. Возможно, из всего прошлого – надежного и любимого – только одни родители и останутся. Грустно, правда? Так и получалось, что эти минуты, несмотря на всё их безумие, можно было считать лучшими и золотыми. Потому что мы были все на одном берегу, потому что несла нас одна река, потому что роднила одна цель. И уже сейчас я с ужасом понимал, что начинаю тосковать по ним! Боб, Кулер, Заяц, Ксюха, Серега, Виктор и Тарас – все они покинут меня, разбредутся по жизненным лабиринтам. Когда-нибудь. Но как хорошо, что еще очень и очень не скоро…

Минивэн резко притормозил, нас всех качнуло вперед.

– Блин, кошка!

– Черная, что ли?

– Пегая.

– Еще скажи – борзая. Чего тормозил тогда? Вот бы кто ехал за нами – вписался бы в зад…

Тарас вновь набрал скорость, включил плеер. Аудиосистема у него всегда была в боевой готовности – артиллерийским залпом по ушам ударил музон. Именно так – не песня, не мелодия, а музон. Возможно, это нам сейчас и требовалось – для поднятия духа, для создания должного настроения. А уж водителю это нужно было в первую очередь.

Встряхнувшись, я посмотрел вперед – на коротко стриженый затылок Тараса. Мы летели уже по шоссе, скорость была точно за сотку. Легко заглушая рев дизеля, хрипел и надрывался Нодди Холдер, мощно бил ударник, и ревела бас-гитара. Тарас любил такие композиции; своим «У-ля-ля» парни из группы «Slade» подогревали нашего водителя круче любого энергайзера, и я его отлично понимал: Тарасу было вдвойне страшно. Мы-то чем рисковали? Только собственной никчемной шкуркой, а он еще и за машину отвечал. Пусть старенький, но вполне исправный «Citroen Jumper» и сейчас стоил не менее трехсот тысяч. Не миллион, конечно, но нашей компании и такое бабло пришлось бы отрабатывать не один год. Даром, что название имело бездну переводов, примерно также обстояли дела с эксплуатацией; машину использовали для перевозки пассажиров и всевозможных грузов, в ней жили, как в походном домике, и в ней же мы прятали свои немудреные подростковые секреты. Английский язык – штука хитрая: «to jump» означает «прыгать», а «jumper» – это уже и прыгун, и матросская блуза, и джемпер с ручным буром и даже передвижная мишень – словом, кому что нравится. Верно, с таким прицелом производители и подбирали машине имечко. Но сейчас это обилие имен нам ничего не давало, поскольку батя у Тараса был далеко не кремово-ванильный и на автомобили смотрел сугубо утилитарно. Он и сына своего растил по-спартански: гонял на утренние пробежки, записывал в разные секции, на тех же машинах выучил ездить чуть ли не с девяти лет. А вот на любовь Тараса к рисованию смотрел скептически и все робкие намеки сына о художественной студии решительно пресекал. В школе у Тараса дела обстояли неважно, оценки были так себе, но с отцовскими заданиями он как раз справлялся. Да и на машинах любил погонять. При этом рисковал не сильно, благо всегда был длинным и вполне смахивал за взрослого. Про таких раньше говорили: «верста коломенская», – вот и в классе у нас он был выше кого на голову, а кого и на две. Да и размазней его никто бы не назвал – умел и дерзить, и отпор давать, и взбрыкивать. Словом, вполне соответствовал своему имени. Имя «Тарас» мне, кстати, нравилось. Не то чтобы совсем уж редкое, но какое-то надежное, основательное. Понятно, в школе его дразнили тарасом-тарантасом, но не столь уж часто, поскольку книг не читали и слово «тарантас» большей массе было неведомо. А скажем, Тарас-фугас звучало и вовсе солидно, какие уж тут обиды? Ну, а когда Тарас вымахал в михалковского «Дядю Степу» и на день рождения всем одноклассникам подарил по портрету, о дразниловке вовсе забыли. Я тогда в гороскоп не поленился заглянуть, узнав, что имя «Тарас» увязывается разом с «мятежником», «смутьяном» и «спасателем». Таким наш Тарасик и был. Другой бы, пожалуй, не рискнул задолго до совершеннолетия гонять на машине по городу. По причине высокого роста проблем на дорогах у него обычно не возникало, тем более что с любой тачкой Тарас управлялся мастерски – никого не подрезал, обгоны совершал стремительно и аккуратно, на дороге угадывал все выбоины и камушки, а полицейские радары чуял безо всякой аппаратуры. Тем не менее, отца своего он боялся. Тот мог и пендаля дать, и ремнем наказать. После того, как Тарас остался на второй год и оказался в нашем классе, отец все его кисти-карандаши на помойку выбросил, а после еще заставил по вечерам работать у себя в гараже – да не просто грязь подметать, а чинить чужие моторы, править вмятины и менять колеса. Зато и поощрил потом по-царски. По каким-то своим каналам организовал сыну досрочную сдачу экзамена, и парень получил права уже в 14 лет. Разве не круто? Батя и таксовать ему позволял – так что город с ближайшими окрестностями Тарас выучил, как свои пять пальцев. У художников – у них ведь со зрительной памятью полный порядок, вот и Тарас на наших улицах ориентировался как рыба в воде. И деньжата у него обычно водились – не родительские, а свои кровно заработанные, так что всегда мог выручить. Это нам, лопухам, можно было сдавать всего лишь на подростковую категорию «М», у Тараса же был полный боекомплект документов на категории А, В и С. Он и на тракторах успел погонять, и с автокраном мог управляться – разве что экскаваторы еще не водил, да бэтээры с танками…

Шоссейка осталась позади, нас ощутимо закачало и затрясло.

– Эй, водила, не дрова везешь! Be more careful! – заорал Боб. Это он себя и нас таким образом поддерживал. Трясло-то нас, понятно, не от дороги, а от того, что мы собирались сделать. Один только Леха Кулер был, пожалуй, спокоен. А может, сумел отвлечь себя важным занятием. Не обращая внимание на вздрагивающий на ухабах фургон, он вырезал ножницами дырки в черных вязаных шапочках, сооружал балаклавы. Самую первую тут же натянул на себя Боб и сразу стал похож на киношного спецназовца. Разве что подозрительного тощего. Глядя на него, я тоже постарался отвлечь себя посторонними мыслями. Например, попытался вспомнить, почему нашего Вовку прозвали Бобом. Ведь, правда, Вовкой его никто не звал, хотя имя-то вполне нормальное – самое, пожалуй, российское по нынешним временам. И Ульянов у нас Володей был, и Шарапов из знаменитого фильма, и нынешний президент. Это раньше на Руси гуляли сплошные Иваны, теперь чаще встречались Вованы. Удобное такое имечко, склонять можно как угодно – Воха, Вовчик, Вава, Вольдемар, Вовк… Однако почему-то не приклеились они к Бобу. Как перешел в нашу школу в третьем классе, так сразу и стал Бобом. То ли за любовь к английским словечкам, то ли за привычку выскакивать, где не просят. Хотя по большому счету Вовка ни вредным, ни злым не был. Видимость боевую создавал – это точно, погорланить любил, права покачать, но обычно получал больше сам. Все знали, что даже при игре в футбол Боб чаще стоял на воротах, но и там мячи пропускал с завидной регулярностью. Зато орал всегда так, что все понимали: без Боба и футбол не футбол, и урок не урок – и вообще скучно было бы жить без Боба.

Я ощупал свои карманы: за пазухой – пара бананов и сахар для Тихона, аэрозоль с перцовкой в правом боковом, в левом покоился туго набитый мешочек – соль напополам с обычным песком. Это нас Кулер научил. Он-то по своей интеллигентской внешности нередко попадал в мутные истории. Очень уж тянуло окрестное быдло на аккуратного мальчика. Ну, а мальчик жертвой быть не хотел и как та птица Говорун из книги Булычева, отличался умом и сообразительностью. Где-то вычитал и взял на вооружение – песок в пригоршню – и точно в харю. А на две хари – два броска. Ну, а дальше – ноги в руки и во весь дух куда подальше. Его и ловить пытались, а он все тем же песочком отбивался. Раз камнями пытались забросать, так он и тут всех переиграл. Руки-то на тренировках набил – сам закидал бедных агрессоров – еле ноги унесли. Короче говоря, если на носу очки, и походка, как у стажера ботаника, всегда найдутся желающие поговорить на тему «не той прически, неправильных ушей или кроссовок девчоночьего цвета». Вот и пришлось премудрому Кулеру браться за щит и меч…

Я снова ощупал карманы. Песок с аэрозолью – хорошо, но из серьезного вооружения мы тоже кое-что прихватили. Во-первых, рогатки с железными шариками, а во вторых две мощные картофелепушки. Заяц хотел стартовый пистолет взять, но передумал, очень уж не хотелось шуметь. Да и есть шанс, что на наш шумовой «бабах» в ответ пальнут настоящей дробью, а то и пулями. Насчет пневматики мы тоже крепко поспорили. Я полагал, что остановить это никого не остановит, а вот разозлит запросто. Но у Кулера дома имелся пневматический «Маузер» – один в один, как настоящий, разве что стрелял металлическими шариками, и Леха считал, что ради видимости его следует взять. В итоге решили – пусть берет, хотя наши картофелепушки его пневматику стопудово перевешивали. И вид у них был устрашающий, и лупили они метров на двести. Конечно, профессиональные маркеры с пейнтбольными шарами были бы не в пример удобнее, но о такой роскоши нам приходилось только мечтать. Да и, честно сказать, уступая в темпе стрельбы и компактности, наши картофелепушки били на порядок мощнее. Помнится, Ванька Изотов из класса, дурачок такой, вызвался на себе испытать самодельную пушку – геройски ладонь подставил! А Боб, не особо задумываясь, со всей дури и влупил. Ох, и поорал потом бедный Изот. Хорошо, не поломал себе ничего и пальцев не лишился. Но рука у него здорово распухла, он потом месяц не мог ни рисовать, ни писать, чем и пользовался на уроках, демонстрируя учителям свою перебинтованную кисть. Словом, била наша картофелепушка отменно! Схему, понятно, Кулер где-то в интернете сыскал, а после, накупив нужных деталей, мы в несколько дней собрали в гараже у Тараса первый боевой вариант. Испытания проводили в лесу, и после третьего выстрела нашу самоделку разнесло в куски прямо в руках у Зайца. По счастью, обошлось без травм, но Кулер взялся дорабатывать конструкцию и в итоге довел ее до вполне приемлемого качества, снабдив рукоятью от пъезозажигалки и усовершенствовав систему подачи горючего газа.

Для чего мы брали с собой эти агрегаты?

А что нам было еще брать? Кухонные ножи с ломиками? Да и чем еще можно было напугать здоровенных мужиков с настоящим оружием?..

Фургон тряхнуло сильнее прежнего, и сидящий за рулем Тарас обернулся.

– Все, Эд, скоро вытряхиваемся.

– Уже? – я подался вперед, пытаясь через лобовое стекло рассмотреть обстановку.

– По навигатору до ворот четыреста метров, но мы уже на проселочной, – Тарас бедово улыбнулся в зеркало заднего вида. – Карта точная, и дорога вполне. Дождей-то давно не было.

Я напряженно выдохнул. Это во многом облегчало задачу. Если бы наш «Citroen Jumper» застрял, всю операцию можно было бы перечеркивать жирным крестом. Но дорога, пусть и проселочная, уверенно вела прямиком к цели.

– Кажется, ограду вижу, – сообщил Тарас. Голос у него дрогнул. – Ну, что? Тараним?

– Давай! – я сухо сглотнул. – Мегафон у тебя под рукой?

– На месте, не волнуйся.

– Может, и не понадобится, но если что горлань, как договаривались.

– Лучше бы мне дали! – возмутился Боб. – Уж я бы им в матюгальник много чего наорал. И по-английски бы мог…

– Тебя расколют, пацанчик, – безжалостно отрезал я. – И никакой английский не поможет. А у Тараса нормальный бас. Короче, ничего не меняем, действуем по плану!

– А если форс-мажор?

– Будем решать на ходу. Вон и Кулер что-нибудь подскажет. Верно, Леха?

Черная маска, за которой уже не угадать было Лехино лицо, чуть дрогнула. Возможно, Кулер морщился, а может, наоборот, улыбался.

– Подсказать-то несложно, только советы без интернета немногого стоят.

– Здрасьте! А голова твоя на что? Она у тебя вдвое больше, чем у Изота! – возмутился Заяц. – Для того и взяли тебя, академик, чтобы ты думу думал и процессором скрипел…

– Кончили базар! – гаркнул я. – Больше не треплемся, никаких имен, и никаких смешочков.

– Да ясно все, командир, – огрызнулся Заяц. – Командуй, мы в теме.

– А в теме, значит, начинаем работать. Мы, типа, спецназ – так себя и ведем…

Глава 6 Типа, спецназ…

Изгородь и впрямь оказалась чахлой, никакого тарана не понадобилось. Тарас аккуратно повалил ее вместе с проволокой, хрустко примял покрышками. Еще минута, и мы катили уже по территории станции. Впрочем, станцией это место именовать не хотелось. Какая там станция! Скорее уж – кладбище. Или хоспис для животных. Хотя внешне это напоминало обычную базу отдыха – обилие сосен, березки с рябиной, разбросанные тут и там щитовые одноэтажные домики. Никакого асфальта не наблюдалось, но гравий по дорожкам был рассыпан вполне аккуратно, да и за оконными стеклами красовались занавесочки. Выходит, жили тут свои аборигены, любители кровавых боен, а местная администрация наверняка продавала что-то вроде долгосрочных путевок. В довесок к соснам и целебному воздуху посетителей снабжали программками с перечнем животных, приговоренных к травле…

Мы проехали мимо группы людей с собаками на поводках, и бдительные псы немедленно нас облаяли. Не обращая на них внимания, Тарас продолжал спокойно рулить, поворачивая уверенно, словно так оно и было задумано. Вроде как обычный экспедитор – приехал с партией пива и чипсов в местную харчевню. В конце концов, сигнализация у них отсутствовала, и нашего хулиганского эквилибра с оградкой никто не видел.

– Что-то маловато людей, – пробормотал Тарас. – Похоже, все там толкутся – на полигоне.

– Так это нам на руку! Или я не прав?

– Прав-то прав, но вдруг Тихона уже увели?

На это я ничего не ответил. Да и что я мог сказать? Никто из нас ничего толком не знал, весь план строился на рассказе Виктора и его карте. Сам он остался вместе с Ксюшей дома, хотя оба, понятно, рвались ехать с нами. Рваться-то рвались, только это мы даже не обсуждали, поскольку мест и без того было мало. А уж в компании с медведем станет совсем тесно. Да и куда Витьке с его ногой? В случае чего – даже не убежит. Поймают и посадят на цепь, как косулю. Ну, и Ксюхе мы тоже отказали. Это было как раз несложно – кому-то ведь надо было ухаживать за раненым…

– Сарай! – возбужденно шепнул Боб. Он тоже смотрел вперед, жарко дыша мне в плечо. – Кажется, тот самый!

– Все правильно, это наш сарайчик, – Тарас неспешно притормозил, еще раз сверился с картой и навигатором. – Других рядом нет, значит, Тихон здесь.

– А вон и эцелоп на крыльце. Только вроде без пушки.

– С чего ты взял, что без? – Тарас оказался более зорким. – Есть ствол – к столбу прислонен. Вон – рядом со столиком.

– Чего ж он его в руках не держит?

– А у него руки едой заняты.

Действительно, охранник, что сидел на крыльце в легком деревянном шезлонге, лениво попивал баночное пиво и закусывал похожей на самсу булкой.

Пассажиры фургона молча сопели, говорить решающее слово никто не спешил. Хотя возьми команду в свои руки любой из нас, его бы тотчас послушали. И Кулера, и Тараса – и кого угодно. Но мы молчали. Поскольку страшно было выталкивать из себя повелительные наклонения. Это вам не урок русского языка, и вместо двойки за все свои «повелительные» можно было запросто схватить кое-что пострашнее.

– Короче… – я сухо сглотнул. – Пока тихо, берем этого эцелопа в клещи. Если тормознем у крыльца да начнем выскакивать, он может за пушку схватиться.

– Может, меня выпустить? – предложил Боб. – Я удар один выучил – как у Джеки Чена. Ногой в горло…

– Перебьешься! – отрезал я. – Давай, Тарасик, тихонько рули за угол, там с тыла и вылезем.

– А потом?

– Потом обойдем сарайчик и возьмем этого бандерлога на испуг.

– А если не поведется? – снова высунулся Боб.

– Хорош каркать! – я рассердился. Потому что отлично понимал: если не напугаем охранника, могут начаться проблемы. Очень и очень серьезные. Серого с Виктором не было, и главным нашим бойцом оставался как раз Тарас. Но он сидел за рулем, цену же хваленым ударам коротышки Боба я знал отлично. Хоть и набивал он кулаки на макиварах и ногами учился махать, особыми успехами похвастать не мог. Словом, к осложнениям надо было готовиться изначально, хотя думать про это совершенно не хотелось. Да и поздно было отступать…

– Все, Тарас, двигай.

Наш фургон, плавно покачиваясь, тронулся вперед, немного не доезжая сарая, повернул направо. Умничка Тарас поступил хитрее – не стал останавливаться сразу, проехал значительно дальше.

– Услышит стук дверей – насторожится, – вполголоса пояснил он. – А вы выбирайтесь здесь. Я подожду пару минут и задним ходом подрулю к крыльцу.

– Годится, – я хлопнул его по плечу и понял, что ладони мои взмокли от пота. Ясно было, что даже если останемся в живых, поседеем однозначно. – Все, парни, на выход!

Совсем беззвучно вылезти, конечно, не удалось, но снаружи никого не было, и это придало мне уверенности.

– Маски! Маски надеть! – шикнул я, рассмотрев, что Заяц все еще не натянул балаклаву. Он юрко подчинился. Один за другим ребята выскочили из машины на траву – Боб, Заяц, Кулер. Все трое, как и я, в камуфляже и балаклавах, двое в берцах, один в кроссовках, а я и вовсе в кедах. У Димона с Бобом в руках жутковатого вида базуки, у Кулера пневматический «Маузер», а у меня ничего, кроме толстенного рулона скотча. Рогатка, песок и баллончик с перцовкой были не в счет, поскольку этим не напугаешь. Значит, и нечего их вытаскивать из карманов. Впрочем, на руки я натянул велоперчатки из кожзама. Зачем? А фиг его знает, но Кулер сказал, что все правильно – руки пацана от мужских крепко отличаются. И другим посоветовал такие же штуки надеть. Но больше ни у кого велоперчаток не оказалось, и потому на руки надели обычные матерчатые перчатки – из тех, в которых работают на огородах бабули. Короче, веселый был видок у нашей компании. Я бы сказал – шебутной…

Вокруг шелестели сосны, распевали пичуги, где-то бойко стучал по дереву дятел. Жаль, не слышно было кукушки – нашли бы, о чем ее спросить. А может, и хорошо, что не было ее поблизости.

– Вперед! – шепнул я и первым на подгибающихся ногах бросился к сараю. – Кулер за мной, Димон с Бобом обходят справа!

Наверное, мы излишне поспешили: Леха и я добрались до «эцелопа» быстрее наших товарищей. Крыльцо было невысоким, и, перемахнув через перила, я очутился возле охранника.

– Черт! – он, раскашлявшись, подавился пивом. – Ты… Ты кто, чувырло?

– Сидеть на месте! – рядом со мной возник Кулер, и ствол «Маузера» чуть приподнялся – совсем немного, целя в ноги, но не в лицо. Все-таки Леха молоток – даже в такую минуту сообразил, что нельзя светить ствол – любой вохровец сразу рассмотрит его лилипутский калибр. И сделает про себя надлежащие выводы.

– Стоять и не дергаться! – просипел я.

– Так мне стоять или сидеть? – продолжая кашлять, осведомился охранник. Он явно пытался шутить, но уже через секунду веселье сошло с его лица, потому что на крыльцо взобрались еще двое «чувырл» со своими жутковатыми картофелепушками.

– Сейчас ты ляжешь у нас, шутник! – прошипел Боб и прямо в лицо ткнул мужику стволом картофелепушки. – Поставь пиво и вытяни перед собой руки! И faster, my dear! Не зли меня.

Команды были предельно тупые, да и за английский хотелось дать Бобу крепкого подзатыльника, но что-то все-таки проключилось в голове мужика. Шутки кончились, он это понял. Брови его чуть сдвинулись, а руки нехотя поползли вперед. Он словно еще сомневался – подчиняться нам или все-таки попробовать повоевать. Но к этой секунде я уже отошел от своего коматоза и, ухватив вытянутые кисти охранника, торопливо взялся обматывать их скотчем.

– Сиди и не рыпайся! Где Тихон?

– Какой Тихон? – удивился мужчина.

– Медведь! – я снова начал заводиться, но это было даже к лучшему. Все-таки трястись от ярости – не то же самое, что от страха. Я прекрасно помнил, что именно такие вот откормленные служащие в скором времени собирались переломать лапы нашему Тихону, а челюсти намертво стянуть струной. Может, и этот взялся бы им помогать – вон ручищи какие здоровые.

– Где медведь? – повторил я.

– В клетке, где же еще? Вам-то он зачем сдался?

– У вас на него нет лицензии, – выпалил Кулер. – А у нас есть!

Не знаю, насколько убедительно это прозвучало, но никого убеждать мы и не собирались. Покончив с руками, я нагнулся и взялся приматывать скотчем ноги охранника – прямо к ножкам шезлонга. Задним числом сообразил, что выглядим мы со стороны предельно глупо: нелепые фигуры в балаклавах, с непонятными агрегатами в руках – стоим себе и стреноживаем толпой одного-единственного сторожа.

– Ключи от сарая! – шикнул я.

– Какие ключи?

– Непонятливый, да? – Боб снова дернул своей картофелепушкой, и мужчина опасливо отодвинул голову.

– Вы часом не заигрались, щенки? Уже завтра вас всех найдут. Сначала ножонки вырвут, а после в землю закопают…

Он умолк, потому что я ухватил его помповик, не касаясь курка, ткнул стволом в объемистый живот.

– Сейчас ты у нас всласть наговоришься! Храбрый, да? В героя поиграть решил?

– Эй, парень! Осторожнее с этим…

– Я сказал: ключи!

– В кармане ключи. В правом.

– А от клеток?

– За дверью на гвоздике висят – связка такая.

Заяц шустро обыскал мужчину, нашел пару ключей.

– Эй! Желтый – это мой. От квартиры…

Димон отстегнул ключ, кинул на столик.

– Когда придут за медведем?

– Откуда мне…

Я рывком приблизил свою балаклаву к его лицу – так, что он отшатнулся. Точнее попытался это сделать. Помешал ствол картофелепушки, прислоненный к его затылку.

– Тебя русским языком спросили. Когда? За ним? Придут?

– Я точно не знаю… У них же там всегда по-разному. Если закончат, как обычно, могут через полчаса явиться. А может, и раньше управятся.

Сунув тяжелый помповик Кулеру, я заклеил скотчем рот мужчине.

– Все, родной! Молчание – золото, помнишь еще?.. Ты, – я кивнул Кулеру, – останешься здесь, а вы за мной!

Возиться с дверью, по счастью, не пришлось. Ключ легко отомкнул замок, мы проникли в сарай.

– Ну, и запашок!

– Блин! Фонарь-то не взяли…

В темноте я шагнул вперед и споткнулся о какую-то доску. Про фонарь мы и впрямь не подумали. Но парни энергично зашарили по стенам справа и слева и скоренько отыскали выключатель. Вспыхнул свет, и по помещению тут же разнеслось многолосое рычание. В клетках, стоящих справа и слева, заметались лохматые тени.

– Сколько их тут!

Я тоже нервно закрутил головой. В основном за решетчатыми преградами сновали волки и лисы. Совсем как в зоопарке, только выглядели они гораздо хуже. Тощие, облезлые, неухоженные…

– А вон и наш мишутка! Эй, Тихон! Мы здесь…

Я сорвал с себя балаклаву, чуть ли не бегом припустил по проходу. Черно-бурая масса пришла в движение, и цирковой наш товарищ сунул меж прутьев темный нос.

– Тихоня, узнал нас, красава! – я лихорадочно нашарил за пазухой бананы с сахаром, все разом сунул ему в пасть. По счастью, клыки ему вырвать не успели, наш «михал потапыч» шумно зачавкал.

– Что, нравится? Здесь-то, небось, не кормили ничем?

– Эд, он вроде как стонет…

Я сам обратил внимание, что ведет себя Тихон как-то не так. Вроде и чавкает, но с какими-то нехорошими вздохами – точно и впрямь пристанывает.

– Ешкин кот, смотрите! По ходу, ему лапы уже обработали!

Я присел на корточки возле клетки. В самом деле, когти, которые в цирке и зоопарках лишь аккуратно подрезают да обтачивают, у Тихона были срублены под корень. И видно было запекшуюся кровь на лапах. Опираться на них Тихон явно остерегался, и вывод напрашивался самый безрадостный: как и говорил Виктор, лапы зверю успели перебить. Как они это делали – битами, стальными прутами или чем-то еще – я даже не в силах был себе представить. Но от одной мысли о такой экзекуции меня передернуло. Неудивительно, что Тихон глодал бананы и едва слышно постанывал. Мы на его месте, наверное, в голос бы выли.

– Ключи от клеток, – Заяц сунул мне в руку увесистую связку. – Только дальше-то что?

Он не договорил, но я понял. Этот момент мы и впрямь не очень себе представляли. Вызволить Тихона, а дальше? Мы ведь не дрессировщики и никогда с ним не общались вне клетки. Первоначально Серега предполагал, что перед экзекуцией медведя усыпят, и тут-то мы и нагрянем. Но время все поломало, и ясно было, что никаких ампул со снотворных нам здесь не предложат. А если и найдем, то кто будет ставить укол и сколько придется ждать? И потом – что делать со спящим Тихоном? Особым толстяком он, конечно, не был, но наверняка весил килограммов за двести. Даже окажись здесь подходящие носилки, нам было бы их не поднять.

– Может, спросить у того клоуна, как они собирались его забирать?

– Думаешь, он скажет?

– Может, и скажет, только что толку, – я помотал головой. – Думаю, способы у них тут изуверские. По любому нам придется поступить иначе.

– Как?

– Ну… – я понял вдруг, что сейчас скажу страшное. – Он же узнал нас, сами видите…

– И что?

– Я просто открою клетку и выпущу его.

– С ума сошел?

– Ты можешь предложить что-нибудь поумнее?

– Эд! Он же хищник! У него же эти… Инстинкты! Уверен, что он не кинется на нас?

Я честно пожал плечами.

– Вот-вот! А его тут уже крепко обидели.

– Не мы же.

– Думаешь, он будет разбираться? Все-таки он – животное…

– Вы вот что… – я старался говорить ровно, но смотрел все равно чуть в сторону, опасаясь встретиться глазами с ребятами. Боялся, что дрогну в последний момент, что уговорят и уломают. – В общем, отойдите подальше, а я ему сахар дам, выпущу и поведу на выход.

– Эд, ты рехнулся! А если он не пойдет?

– Ну, да. У него ведь лапы перебиты.

Я понял, что снова свирепею. Делать-то было все равно нечего, а эти двое еще и давили на психику. Будто я сам не боялся и не сомневался! Но выбора-то у нас по любому не было. Раз уж пришли да решились, то нечего было и нюни распускать.

– Шагайте на крыльцо, а мы за вами подтянемся.

– Эд, давай другое что-нибудь придумаем! – Димка Зайцев это почти пропищал. Хорошо, охранник его не слышал – вот бы поржал да похрюкал в свой скотч.

Я взглянул на медведя. Он уже не жевал, шумно всхрапывал, глядел на нас и, казалось, прислушивался к разговору. Может, даже что-то такое понимал. Но как в цирке меня снова поразили его глаза – бесконечно тоскливые, с предательской влагой в самых уголках. Словно Тихон понимал, о чем мы тут сговариваемся, что застряли в полшаге от того, чтобы бросить его и свалить. А еще я рассмотрел на его морде белесые соляные дорожки – от глаз до самой груди. Черт! Сколько же он тут плакал днями и ночами! Может, сны какие видел – про цирк, про манеж, про своих друзей. Возможно, и мы к нему приходили в этих снах – вот так же – в роли долгожданных спасителей, а теперь приперлись наяву и включили обратный ход. Потому что самым банальным образом перепугались. И не кого-то там, а самого Тихона, которого как раз и собирались освобождать…

– Все, – сипло проговорил я. – Идите, я его к вам приведу.

– Эд, погоди…

– Как сказал, так и будет! – я решительно начал перебирать ключи на связке, и ребята шарахнулись от меня прочь, торопливо засеменили к выходу.

Стоило мне вставить подходящий ключ в замок, как совсем рядом заскулил енот. Этот, видать, сразу просек все до единой ноты. И ясно было, что он уже побывал в деле, на собственной шкуре оценив все прелести собачьей травли. Даже густая шерсть не могла скрыть следов ссохшейся крови и свежих ран. Можно сколько угодно сомневаться в наличии разума у животных, но этот зверек стопудово понимал, что именно я собираюсь делать. Подобно Тихону он тоже не хотел умирать – потому и метался по своей клетке, шурша и поскуливая, то и дело вскидывая на меня свои черные умоляющие глазки. И последний олух понял бы, о чем он просит, на что надеется. А я и не собирался ломаться. В самом деле, если собираешься освобождать огромного медведя, глупо бояться кроху енота. Я отворил обе клетки, но первым дал свободу еноту. Он выскочил не сразу – лишь с третьей попытки – словно боялся поверить улыбнувшейся удаче. Сперва сделал шажочек вперед, тут же шарахнулся назад, черными глазенками стрельнул в мою сторону, словно проверял, не караулит ли его какой подвох.

– Иди, иди, герой, – буркнул я. – Времени мало.

Он словно услышал меня – собрался с духом и юркнул за порог. В проходе тоже не растерялся – недолго думая, дунул вслед за моими друзьями. Я понадеялся, что это послужит примером и Тихону.

– Ну? – я посмотрел на медведя и медленно отворил скрипучую дверцу. – Не слопаешь меня?

Нет, лопать он меня не собирался, но и выходить на волю тоже не спешил. Мы сидели напротив друг друга, и впервые между нами не было никакой преграды. Было до жути страшно, но еще страшнее было то, что он мог так навсегда и остаться здесь. А я по сию пору понятия не имел, как выманить его наружу – да еще усадить в наш фургон. Только сейчас мне стало ясно, что весь наш план был сплошным мальчишеством. Наивные глупыши, решившие восстановить справедливость с помощью двух картофельных базук…