Paint it black

– Не таким уж молодым, – сказал я, – и наличие денег не делает никого особенным.

– Не все богачи об этом знают. Идемте в трапезную. Обед уже давно прошел, но я порошу, нам накроют.

Мы прошли к заднему зданию, которое я видел, когда сидел в скверике. Трапезная была на первом этаже и оказалось просторной и довольно уютной. Мы присели за один из длинных столов друг напротив друга.

– У нас есть подворье, с пасекой, теплицами, пекарней и винодельней, – сказал отец Доминик, пока мы ожидали еду, – так что кое-что мы делаем сами.

Я провел с отцом Домиником больше часа. После трапезной мы переместились в скверик беседуя о превратностях бытия, но ни он, ни я так и не коснулись того, что происходило в городе. Я оставил при себе историю с Нильсом и то, что случилось со мной в Соборе и был уверен, что священник тоже многое не договаривает. Значит время для откровений не настало. Я даже не был уверен нужны ли мне эти откровения. В отличие от Риты, мне не очень хотелось открывать тот самый ящик. Во всяком случае сейчас.

Расставшись с отцом Домиником, я сходил на кладбище к могилам Инги и Регины. Я заметил пару бабочек, которые улетели стоило мне приблизиться. В какой-то момент, я подумал, что это они, но быстро отбросил эту мысль. Не хотелось видеть во всем вокруг какие-то знамения.

Пора было возвращаться. Я уже начал жалеть, что послушал Риту и так надолго оставил ее одну. Не знаю, что она хотела найти в бумагах родителей, но мне лучше было быть где-то поблизости.

Я немного задержался, когда заказывал еду в итальянском ресторанчике и к дому Риты добрался только через час.

Когда я зашел в гостиную, едва не выронил пакет с едой. Я пережил многое за последние дни, но все равно не был готов к тому, что увидел. Рита сидела на полу в крови и слезах посреди растерзанной коллекции кукол и разбросанных тетрадей. Она не видела меня, пока я не подошел и не тряхнул ее за плечи. Рита попыталась что-то сказать, но словно захлебнулась словами. Только когда я обнял ее она смогла выдавить из себя мое имя.

Я поднял ее на руки и понес на диван, слыша, как неприятно хрустят осколки кукол у меня под ногами. Я не мог представить, что такого могло случиться чтобы вызвать потрясение большее чем смерть родителей. Что заставило ее уничтожить свою коллекцию кукол с такой ненавистью и остервенением. Весь пол был усыпан их частями и осколками, от которых на коленях и руках Риты остались порезы. Пытаясь утереть слезы она оставила кровавые следы на своем лице.

Достав платок, я попытался промокнуть ее раны, поняв, что это бесполезно я взял ее на руки и понес в ванну. Рита беспомощно свисала с моих рук, напоминая мне Регину, только вместо любви я видел мольбу и отчаяние в ее глазах и не знал, как ей помочь. Рита несколько раз пыталась что-то сказать, но не смогла.

Я пустил воду и поставил Риту. Убедившись, что она держится на ногах я начал раздевать ее.

– Рита, девочка моя, я здесь, я никогда больше не ставлю тебя. Я сделаю для тебя все, ты слышишь – все.

– И даже убьешь ради меня? – еле слышно спросила она.

Я задумался только на секунду и понял, что сделаю даже это. Она стоила для меня целого мира.

– Да. – ответил я.

Рита снова разрыдалась, и я прижал ее к себе. Я чувствовал, как подрагивают ее плечи и влагу на груди от ее слез. Я понимал, что сделаю все чтобы она была счастлива и никогда не оставлю ее. Никогда. Я держал в объятиях ее хрупкое тело и знал, что нет и никогда не было человека роднее и ближе ее. Я спалю напалмом десяток деревень, если понадобиться.

– Рита, девочка, милая. – шептал я. – Все будет хорошо, поверь мне.

– Не будет, Патрик. Не будет. Ты понимаешь, не будет! Никогда! Мои родители, это они убили ту девушку и мальчишку Нильса.

Я замер, услышав ее слова. Неужели она догадывалась и поэтому так настойчиво искала их записи. Мне не хотелось в это верить, но я был далек от их семейных драм и видимо было что-то, что заставило их это сделать. Хэтфилд оказался козлом отпущения, некстати оказавшимся рядом. Мне стала понятна его одержимость расплатой. Возможно, он заслуживал сочувствия, но не от меня. То, что случилось не оправдывало его убийства. Господи, почему все так запуталось и когда настанет конец всему этому.

– Ты знаешь почему они сделали это? – спросил я, опуская Риту в воду.

– Патрик, налей мне выпить. – попросила она.

Я не решался оставить Риту одну и сел на край ванной.

– Не бойся. – сказала Рита.

Я посмотрел ей в глаза и понял, что не настолько она беспомощна, поэтому быстро сбегал в гостиную и вернулся с едва початой бутылкой водки. Она выпила приличную порцию и даже не вздрогнула, словно это была вода.

– Патрик, когда я заболела, они были в отчаянии, они не могли потерять и меня. В это невозможно поверить, но родители узнали нечто такое, что могло помочь мне выжить. Они называли это – «таинство» и овладели им. Они забрали у той девушки жизнь. Я не знаю как, но именно забрали и отдали ее мне. Наверно поэтому я выжила. Мальчишка Нильс видел, как они увозили ее и им пришлось убить его. Патрик, это ужасно. Я живу потому, что умерли другие.

Что ж они сожгли свою деревню. Я мог осудить их, мог оправдать, только кто я такой чтобы заниматься этим. Они сделали то, что считали нужным, спасая свою дочь.

– Рита, это действительно ужасно и жестоко, но я могу их понять. Если бы мне пришлось я сделал бы это для тебя. Поверь мне. Прошло много лет и ты жива. Они спасли тебя, хотя и такой ценой.

– Патрик, святой Патрик, как я жалею, что втянула тебя во все это. Шестнадцать. Шестнадцать девушек, Патрик. Они делали это каждый год. Не здесь, не в Холмах. В разных местах они находили подходящую девушку и забирали ее жизнь.

Странно, но сейчас для меня было неважно количество жертв, важно было то, для чего они это делали. Меня пугало совсем другое, и Рита сама озвучила причину моего страха.

– Патрик, ты понимаешь, что, если все это правда, мне недолго осталось, может быть год.

Что я мог ей ответить? Я только что потерял свою дочь. А теперь девушка, которую я безумно любил, могла не прожить и года. Я не хотел верить в это. Я не мог с этим смириться. И я не мог ничего изменить.

– Рита, девочка моя, – сказал я, глядя в ее заплаканное лицо, – может быть все не так, может быть тебе ничего этого уже не надо. А если придется, – я на секунду запнулся, – если придется, я сделаю то, что нужно.

– Патрик, – ответила Рита, – ты сам не понимаешь, что говоришь. Теперь, когда я узнала правду, я не хочу жить такой ценой. Это будет не жизнь, а один сплошной кошмар и мне действительно жаль, что я втянула тебя в это.

– Что значит втянула? Ты лучшее, что случилось в моей жизни. Я готов на все чтобы моя богиня жила долго и счастливо.

– Я не позволю тебе, Патрик. Ты не посмеешь никого убить. Даже ради меня. Все это закончится здесь и сейчас. Поклянись мне, если действительно меня любишь.

– Я не стану этого делать. – ответил я. – Я не могу поклясться.

– Хорошо, Патрик, сделаешь это позже. Я очень измотана и устала, чтобы спорить с тобой. Я очень хочу лечь. Помоги мне добраться до кровати.

Рита выбралась из ванной. Ее раны уже не кровоточили. Я обернул ее полотенцем и отнес в постель, где Рита сразу укуталась в плед свернувшись комочком.

– Господи, как бы мне хотелось проснуться и узнать, что ничего этого не было.

Мне бы тоже этого очень хотелось, но ничего нельзя было не вернуть, не исправить.

Дождавшись, когда она заснет, я спустился вниз. Найдя большой мусорный мешок, я принялся собирать обломки кукол. Она не должна этого видеть, когда проснется. Шестнадцать мертвых девушек, частицы которых покоились в этих некогда чудесных куклах, умерли во второй раз. Я не мог понять как такое возможно, когда остается что-то после смерти, но я сам слышал их смех и даже сейчас собирая эти осколки я чувствовал чье-то присутствие. Я постарался закончить с этим побыстрей и с облегчением вздохнул, когда отнес мешок на улицу и оставил его возле дорожки ведущей к реке.

Покончив с куклами, я собрал все тетради. Я не знал, что с ними делать. Это было очень опасное чтиво. Мне совсем не хотелось, чтобы вся та, нескончаемая вереница людей, пришедшая проститься в Собор, узнала, чем занимались Мария и Густав. Я думал, что эта страшная тайна должна быть похоронена вместе с ними. Правда уже никому не принесет пользы, даже Хэтфилду. Не вернет ему четырнадцать лет свободы и не воскресит тех, кто умер от его руки. Мне хотелось прямо сейчас сжечь дневники в камине, но они были наследством Риты, и она сама должна была решить, что с ними делать. Поэтому я просто собрал их и спрятал в одном из ящиков комода.

Теперь, когда гостиная была снова в порядке, мне нужно было очиститься самому. Я долго стоял под душем оттирая со всего тела, что-то невидимое, но осязаемое, что было гораздо грязней той плесени, что налипла в доме барона. Мне казалось, все что было не смыть ни водкой не мылом. Это должно было пройти само, но для этого нужно было время. Устав драить себя мочалкой, я подумал, что настало время для водки и отпил из бутылки, которую принес для Риты.

Я долго не мог заснуть и просто лежал возле Риты, пытаясь избавиться от мысли, которая словно кувалда стучала в моей голове, что будет с ней теперь, когда ее родители мертвы и некому больше делать то, что они называли «таинством». Насколько все это могло быть пусть дикой, но правдой. Я понял, что это может свести меня с ума. Мне нужно было избавиться от этого хотя на время, чтобы помочь Рите пережить все случившиеся и вытащить из этого кошмара. Я просто должен быть рядом, а когда настанет время я решу, что делать.

11. Beautiful lies

Хэтфилд сидел на берегу озера и задумчиво смотрел не воду. Все складывалось совсем не так как ему хотелось. У него не было плана, для начала он просто хотел осмотреться, но неприятности начались еще до его приезда в Серебряные Холмы.

Освободившись Хэтфилд оказался в чуждом ему мире. За четырнадцать лет многое изменилось, и долгожданная свобода оглушила его. Сразу возвращаться в Серебряные Холмы было безумием.

Тюремные знакомства помогли Хэтфилду добыть деньги, оружие и фальшивые документы. Также он приобрел подержанный байк, на котором колесил по Европе, нигде подолгу не задерживаясь.

Однажды Хэтфилд повстречал на улице молодую пару, раздающую брошюрки какой-то секты. Он недолюбливал сектантов, считая, что это удел обездоленных и недалеких людей, которых имеют верховные гуру, причем во всех смыслах. Хэтфилд прошел мимо и почти забыл про них, когда в его голове начало что-то складываться. Эта парочка походила больше на клерков или менеджеров, чем на одурманенных блаженных сектантов. Немного подумав Хэтфилд понял, что появиться в Серебряных Холмах под видом проповедника, очень неплохое прикрытие. Он вернулся и взял у пары брошюру. Оказалось, они были представителями сообщества духовного роста и взаимоподдержки «Равновесие». Оставалось только побольше узнать об этом сообществе.

Информацию найти было несложно. «Равновесие» оказалось довольно известным учением с большим количеством последователей и штаб-квартирами в восьми городах центральной и восточной Европы. Выяснив все что хотел, Хэтфилд отправился в Оллбрук, где находилась основная база этих сектантов.

Вступить в «Равновесие» не составило большого труда. Хэтфилд пользовался своим новым именем – Марк Хорн, но скрывать судимость не стал, напротив он преподнес это как основную мотивацию изменить свою жизнь. Он не стал фальшиво восторгаться идеологией сообщества, стараясь выглядеть побитым жизнью человеком, который ищет покой и душевное равновесие, что было недалеко от истины. Хэтфилд действительно был побит жизнью, но искал совсем другое.

Магистр Свит, который вел беседу с Хэтфилдом действовал по одному из принципов сообщества – не отказывать претендентам сразу. Обычно все получали одобрение, но многие с испытательным сроком, что заставляло новых адептов раскрыться, насколько они могут быть полезными для сообщества. Магистру пока еще было неясно какие выгоды могут быть от безработного уголовника, но он обязан был дать ему шанс. Когда Свит узнал о желании Хэтфилда стать разъездным агентом этот шанс повысился.

Магистр сделал звонок по телефону и продолжил общение с Хэтфилдом. Он уже дал понять, что Хэтфилд принят, но не торопился отпускать его, продолжая задавать разные вопросы. Хэтфилд понял, что магистр кого-то ждет и действительно минут через тридцать в комнату вошла симпатичная женщина лет сорока пяти. Магистр представил их и друг другу и сказал Хэтфилду, что это его наставница. Женщина довольно неприветливо рассмотрела Хэтфилда и только пожала плечами. Ее не обрадовало это известие, но возражать она не стала.

Хэтфилд довольно быстро понял, что Инга на особом положении в сообществе. Она жила одна в просторном доме неподалеку от общины и при этом ей приходилось кататься по Европе раздавая буклеты. Она позволила ему жить у нее в одной из свободных комнат. Хэтфилд получил хорошее жилье и серьезные проблемы. В первую очередь от того, что ему постоянно хотелось трахнуть свою наставницу.

Еще через несколько дней он выяснил, что помимо прекрасного тела у Инги был скверный характер и проблемы с психикой. Несмотря на это примерно через неделю они поладили и Хэтфилд получил ее расположение и вожделенное тело в пользование. Уже потом Инга созналась, что ей просто хотелось немного поиздеваться над ним.

Они прожили вместе полтора года, часто выезжая в города, где учение «Равновесие», еще не обрело поддержки и задерживались там на несколько недель. Со стороны их жизнь казалась тихой и благополучной. Возможно, не будь Хэтфилд так одержим Серебряными Холмами они могли стать неплохой парой на долгие годы, но он уже не мог избавиться от прошлого. То, что с ним случилось много лет точило его изнутри. Его проблемы с психикой были гораздо сильней чем у Инги. Все это время он готовился к возвращению, ему нужно было забрать долг у города и его жителей, которые так беспощадно с ним обошлись и еще этом городе было нечто ценное, что Хэтфилд хотел заполучить. Мальчишка Нильс был всего лишь ступенькой к этому, которая нелепым образом обломилась и Хэтфилд упал глубоко и надолго. Теперь он снова стоял на ногах и вернулся в этот ненавистный городок.

Устроить поездку именно сюда не составило труда. Чем благополучней город, тем меньше в нем желающих примкнуть к какой-нибудь секте. Так что это место до сих пор оказалось не возделанным. Хэтфилд понимал, что приемников тут не найти, но это было совсем неважно. Главное для него было попасть сюда по видом безобидного проповедника, которого никто не свяжет с осужденным убийцей. За шестнадцать лет он сильно изменился и не боялся, что его кто-то узнает, хотя сам он хорошо помнил тех, кого собирался убить.

Обычно они приезжали на место вдвоем, но в это раз Хэтфилд задержался. Для него это не было рядовой поездкой, теперь ему понадобились байк, оружие и прочее, что могло пригодиться. Инга не должна была ничего заподозрить и ему нужно было дополнительное убежище, помимо домика, который она сняла на месяц.

Хэтфилд подъезжал к Серебряным Холмам с северной стороны. Он проехал мимо поместья «Дикие Розы» и вскоре оказался возле Собора Нафанаила Первозванного. Его сердце бешено колотилось, а руки до боли сжали мотоциклетный руль. Собор был приютом отца Матвея, одного из тех по чьей вине он оказался в тюрьме. Хэтфилд не смог проехать мимо и остановил свой байк возле ворот.

Сделав глубокий вдох, Хэтфилд прошел за ворота. В Собор он заходить не стал, а направился в сторону кладбища. Ему хотелось осмотреться, не привлекая к себе внимания. На самом кладбище Хэтфилду нечего было делать, поэтому он добрался до задней части Собора откуда хорошо просматривалось жилое здание с трапезной. Где-то совсем рядом был этот мерзкий старик. Хэтфилд очень надеялся, что тот еще жив. Было бы очень обидно умри он своей смертью.

Во рту у Хэтфилда пересохло и он подошел к питьевому фонтанчику, что был у входа в скверик. Он сделал несколько жадных глотков, а когда поднял голову, то увидел его. Отец Матвей спускался по лестнице ведущей с галереи. Он выглядел истощенным и с трудом передвигал ноги. Хэтфилд не мог оторвать от него взгляда. Он понял, что добиться от этого изможденного старика ничего не удастся. Все, что он может сделать это только убить его и он будет первым, кто сдохнет в этом долбанном городке.

Мимо Хэтфилда прошел молодой священник. Хэтфилд окликнул его, спросив все ли в порядке со стариком. Священник ответил, что волноваться не стоит, отец Матвей давно так выглядит из-за сурового аскетизма и еженощных молитв. Хэтвилд вздрогнул, услышав про еженощные молитвы и уточнил действительно ли тот молится каждую ночь. Оказалось, что да. Отец Матвей по нескольку часов проводит в соборе за молитвами. Хэтфилд улыбнулся, хищно глядя на свою первую жертву.

Он вернулся к байку, думая, как ему поступить дальше. Разрозненные пазлы словно сами стали складываться в его голове. Он достал телефон чтобы позвонить Инге и увидел несколько пропущенных от нее. Хэтфилд не услышал их, когда был в дороге.

Он набрал ее номер, но ответила Регина. Хэтфилд виделся с дочерью Инги несколько раз, когда та приезжала навестить мать. Она не состояла в общине, но тоже жила в Олбруке отдельно от матери. Инга не любила говорить о ней, а Хэтфилд не лез с расспросами, но сейчас его сильно удивило, что она оказалась в Серебряных Холмах. Инга ничего не говорила о ее приезде.

То, что он услышал, поразило его. Инга мертва, он не мог в это поверить. Регина что-то долго говорила в трубку, а Хэтфилд уже не слушал ее, он соображал, как использовать эту ситуацию. Он соврал, что еще в Оллбруке и приедет только завтра. После чего вернулся на несколько километров назад и укрылся в лесу, который тянулся вдоль дороги.

Около полуночи, собрав все необходимое Хэтфилд пешком оправился в Собор. Убить священника оказалась легко. Тот сам полез в петлю, а Хэтфилд не испытывал ни малейших колебаний, лишая человека жизни. Удовлетворения он тоже не получил, даже когда уже мертвому старику отрезал язык и вырывал глаза.

Детектив Олсон. На него он возлагал свои надежды. Именно из него он собирался вытрясти все что можно. Заковывая его в кандалы в подземельях вонючей канализации, Хэтфилд впервые за долгие годы испытал наслаждение. Он был счастлив, что Олсон испытает хотя бы часть того, что досталось Хэтфилду за время заключения. Ему нравилось издеваться над пожилым детективом, который дрожал от страха лежа в дерьме.

Что случилось потом привело Хэтфилда в бешенство. Он не мог понять, как такое могло случиться. Что за твари таились в подземелье, превратившие Олсона в мумию. Он в гневе пинал тело мертвого детектива, пока оно не рассыпалось. Хэтфилд знал, что с этим городом, что-то неладно, еще тогда с ним случались странные вещи. Ему не было страшно, это чувство давно притупилось в нем. Его беспокоило только то, что Олсон сдох и вместе с ним шанс узнать правду. Осталась пара фон Клоцбахов. Хэтфилд не сильно надеялся, что-то выпытать у них, но хотел попробовать, прежде чем убьет их.

То, что Хэтфилд появился в Серебряных Холмах спустя два дня после того, как нашли тело Инги избавило его от контактов с полицией. Для всех он был всего лишь еще одним сектантом, который заменил покойницу и занялся ее похоронами. Горожане посмеивались над ним и некоторые даже брали его брошюрки из любопытства. Они понимали, что его попытки обречены на провал и не подозревали кто этот сектант на самом деле.

Регина после смерти матери стала серьезной обузой. Она пребывала словно в каком-то дурмане и путалась у Хэтфилда под ногами. И если с Ингой у него возникла близость, то Регина была совершенно чужой для него. Он не знал зачем она оказалась здесь и считал ее причастной к смерти Инги, женщины ставшей светлой частью его жизни. Теперь он пребывал в полной тьме, оставшись наедине с человечком, поселившимся в его голове.

Когда Регина увязалась за ним в «Кукольный дом», Хэтфилд понял, что ее тоже придется убить. Не зачем ей было приезжать в Серебряные Холмы и лезть в его дела. Все должно было быть по-другому, но что-то постоянно вмешивалось и Хэтфилд еще больше обозлился на город и его жителей. Ему уже было недостаточно тех убийств, что он совершил. Ему хотелось продолжить расправу, но как бы он не был безумен он понимал, что сейчас ему следует затаиться.

После ночи в «Кукольном доме» Хэтфилду пришлось скрываться в заброшенной хижине на берегу озера Топака. Самом дальнем от города, где не было кемпингов. Озеро окружал лес и подступы к нему были сильно заболочены. К озеру даже не было дороги. Хэтфилд добирался сюда на байке, который оставлял на границе болот и дальше шел пешком. Он заранее запасся продуктами, по большей части консервами и хорошим спальником. Вода была поблизости в роднике. Хэтфилд узнал про эту хижину от Нильса. Ее называли «логово самогонщиков», которые обосновались тут после второй мировой. В хижине все еще сохранились дровяная плита и перегонный куб. Он мог прожить тут около месяца и думал, что этого будет достаточно, чтобы все утихло.

Рита проснулась немногим за полночь. Я спал очень чутко и сразу почувствовал ее пробуждение. Он встала с кровати и прошлась по комнате, словно не зная, что делать дальше. Я приподнялся на кровати давая знать, что тоже не сплю.

– Патрик, – сказала она, – я не знаю, что теперь будет. Я потерялась.

– Я знаю. – ответил я, – Мы уедем отсюда подальше и начнем новую жизнь. Пусть все останется в прошлом.

– Патрик, я знаю, что ты прав, но не смогу избавиться от этого до конца своих дней и самое ужасное, что я снова трясусь от страха. Понимаешь? Я снова та девочка подросток, которая каждое утро просыпалась с мыслью о том сколько дней осталось прожить. Не говори мне, что я должна выбросить это из головы и наслаждаться каждым новым днем. Я знаю это сама! Но это не долбанная диета или инсулиновые шприцы. Это как опухоль в голове, которая давит на одну клавишу и не позволяет думать ни о чем другом.

– Рита, поверь мне, это только сейчас. Через день эта клавиша ослабнет, а через какое-то время заиграют новые. Трагедии случаются и люди живут дальше. Никто не знает сколько он проживет. Регина не собиралась умирать в двадцать один. Заранее хоронить себя бессмысленно. Я провел несколько дней с тобой, а мне кажется, что целую вечность. Все зависит только от нас как прожить эту жизнь и не важно, насколько длинной она будет.

Я говорил не только для Риты. Я пытался сам смириться с этим кошмаром и не выдать Рите свой страх.

– Патрик, мы могли бы посмотреть какой-нибудь дурацкий фильм?

В этой просьбе я уловил первые признаки просветления и с радостью ухватился за эту идею. Это могло хотя бы на время прервать наши горькие мысли.

– Что значит дурацкий? – уточнил я.

– Наверно мелодрама, где много персонажей и все говорят глупости.

– Я не эксперт в этом, но мне почему-то кажется, что почти любая подойдет.

Рита поднялась с кровати и сделав пару шагов замерла. Она испуганно посмотрела на меня.

– Патрик, я боюсь идти в гостиную, там …

– Там ничего нет, не бойся, я все убрал.

– Патрик, святой, Патрик. – только и сказала она.

Мы не стали долго копаться в запасах «нетфликса» и включили первое что показалось подходящим. Мы сидели в обнимку на диване и смотрели на смехотворные проблемы мелькавших перед нами людей. Это действительно помогало. Может миром правят вовсе не деньги, а любовь?

Рита заснула на третьем фильме. Я продержался до финальных титров. Я не понес ее в спальню, побоявшись разбудить, а просто пристроился рядом. Даже во сне лицо Риты не выглядело безмятежным, и я очень надеялся, что к утру оно прояснится.

Утром мне все время казалось, что Рита где-то далеко. Только малая ее часть оставалась со мной и мне никак не удавалось вернуть ее. Мы оба словно ходили по минному полю. Каждый шаг, каждое слово были редкими и осторожными. Я видел тень пробегавшую по лицу Риты, когда ее взгляд падал на полки, где еще вчера стояли ее куклы или на капельки крови из ее порезов на ковре. Иногда наши глаза встречались и мне становилось не по себе от ее взгляда холодного и отрешенного.

Днем я уже был готов вытащить ее из дома, потому что находиться в нем стало невыносимо, но Рита словно ожила. Она почти стала прежней, и сама предложила перебраться в комнату над лавкой. Собрав кое-какие вещи, мы отправились в место нашей первой встречи. Туда, где были счастливы и беззаботны.

– Патрик, – сказала Рита, когда мы выехали, – я сегодня обещала нанести визит графине, но не могу отправиться к ней в таком состоянии. Она очень проницательная женщина. Я хочу, чтобы ты съездил вместо меня.

– Не знаю. – ответил я, – мне не хочется оставлять тебя одну второй раз. Я жалею, что вчера сделал это.

– Патрик, мне не нужна нянька или надзиратель.

Мне было обидно услышать это от нее. Я не собирался быть ни тем, ни другим. Я всего лишь хотел быть рядом. Хотел помочь ей. Похоже Рита поняла, что сказала лишнее.

– Прости, я не хотела тебя обидеть. – сказала она.

– Я вовсе не собирался нянчиться с тобой. – ответил я.

– Патрик, я всегда ценила тебя за то, что ты делаешь то, что тебя просят и не задаешь лишних вопросов, сделай пожалуйста это еще раз.

Я не торопился с ответом. Рита просила помочь ей, но мне действительно не хотел оставлять ее. Не думаю, что могло еще что-то случиться. Правда вчера я тоже об этом не думал, пока это не случилось. Я так и не сказал ничего Рите, хотя мы уже добрались до лавки.

Мы поднялись в комнату, где действительно оказалось лучше, чем в ее доме. Даже дышалось легче. Воздух не был таким вязким и наполненным отголосками кукольного смеха.

– Патрик, достань пожалуйста с той полки коробку с куклой. – попросила Рита, – я не хочу брать ее в руки.

Я сделал что она просила. Коробка оказалась небольшой, и кукла в ней совсем не походила на те, что были в доме Риты. Я очень надеялся, что она не станет смеяться. Я не был параноиком, но то, что было связано с бабочками и куклами стало меня настораживать.

– Это старинная кукла производства Кестнера. Я хочу, чтобы ты отвез ее графине. Подарок в память о родителях.

– Почему это обязательно сделать сейчас? – спросил я.

– Патрик, графиня хотела познакомиться с тобой до нашего отъезда. Я думала мы поедем вместе, но я не могу. Графиня поймет, что случилось что-то еще помимо смерти родителей.

Мне очень не хотелось ехать одному. Графиня была мне симпатична еще с того момента, когда я увидел ее на приеме у Божимира и я был не против познакомиться с ней, но оставлять Риту я не хотел. Она видела мои колебания и улыбнувшись подошла ко мне.

– Мой милый святой Патрик, не бойся, все уже произошло. Просто поезжай и не беспокойся обо мне.

– Хорошо. – сказал я.

– Пообещай мне пожалуйста, что выпьешь с графиней чашечку чая. Она хорошая женщина, знакомство с ней тебе не повредит.

Рита обняла меня и меня и прильнула к моим губам. Наш поцелуй затянулся надолго, до головокружения, словно я стоял на краю пропасти и смотрел вниз.

Рита объяснила куда ехать и я, забрав куклу отправился к графине. Ее особняк тоже был на окраине города возле реки, но намного выше по течению чем дом родителей Риты. Из-за большого изгиба что делала река, соединенная каналом довольно много поместий, особняков и просто домов тянулось вдоль берегов. Начиная поместьем «Дикие Розы» в северной части города и до гостиницы «Астория» в южной. Поэтому ехать было не близко.

Графиня встретила меня в просторной гостиной. Я поцеловал протянутую ей руку и присел в предложенное кресло. Пронзительные глаза графини прошлись по мне словно рентгеном, но это совсем не смутило меня. Я вовсе не собирался ей понравиться. Как в свое время заметила Катарина, меня мало беспокоило, что думают обо мне другие, а нравлюсь я им или нет это их личное дело. Графиня мне, как я уже говорил, была симпатична и вызывала некое любопытство, но я не стал бы пыжиться, чтобы произвести на нее впечатление.

– Рада знакомству. – сказала она, закончив осмотр. – Я заметила вас еще у Божимира в обществе Катарины.

Я улыбнулся. Мне показалось что ее упоминание о Катарине имело некий подтекст. Она увидела меня в обществе двух красивых дам за довольно короткий срок и уверен, что она догадывалась о моей близости с обоими. Я не собирался оправдываться, это было бы глупо.

– Катарина славная девушка, она сказала, что вы помогли Божимиру в начале карьеры.

– Это громко сказано. – ответила графиня, – Божимир талантлив. Он и без меня добился бы успеха.

Я не стал говорить о талантах, которые не смогли пробиться без поддержки и о пропиаренных бездарностях. Для нас обоих это было очевидно, чтобы обсуждать это.

– Как Рита? – спросила графиня, – она звонила мне перед вашим приездом и сказала, что недостаточно хорошо себя чувствует, чтобы приехать. Я волнуюсь.

– Не стану вас обманывать, – ответил я, – Рита пытается держаться, но ей тяжело.

Графиня ждала, что я продолжу, словно вытягивая из меня то, что я знаю, но я сделал вид, что мне больше нечего сказать. Глядя на графиню, я чувствовал, что она знает больше, чем я мог подумать и догадывался, что она думает так же по отношению ко мне. Несмотря на это мы не собирались откровенничать.

– Давайте угощу вас чаем. – предложила графиня.

– Спасибо, с удовольствием. – ответил я, вспоминая напутствие Риты.

Графиня встала и направилась в столовую, где попросила домработницу приготовить нам чаю. Я тоже поднялся из кресла.

– Позволите немного осмотреться? – спросил я.

– Да, пожалуйста. – ответила графиня.

Я прошелся по гостиной бегло осмотрев картины и задержался возле одной. Это была девушка, идущая по набережной. Я почти был уверен, что знаю чья эта работа и действительно в нижнем правом углу стояла знакомая подпись – Берэ. Я стал изучать картину пытаясь увидеть деталь, выпадавшую из реальности. Сначала внимательно изучил девушку. Она очень напоминала графиню, если бы той было немногим за двадцать. Причудливую прическу девушки держало несколько заколок со свисающими нитями жемчуга. Старомодное платье в пол, зауженное на бедрах и с оборками на груди, выглядело реверансом к началу прошлого века, хотя писалась картина в самом его конце. Тянувшиеся вдоль набережной лавки и прохожие на заднем плане выглядели гораздо современней словно подчеркивая уникальность девушки с жемчугом в волосах. Я так и не смог найти странностей в этом пейзаже и так увлекся поиском, что не заметил, как подошла графиня.

– Вижу вас сильно заинтересовала эта картина. – сказала она.