Читать книгу: «Биоробот», страница 3

Какое-то время Харламов с потерянным видом безмолвно сидит на стуле и смотрит в пол. Но вдруг его посещает смутная мысль, за которую он цепляется и немного приободряется.

ХАРЛАМОВ: Ну хорошо… Даже если это так… Даже если я… то самое, о чём вы говорите… Какая необходимость в том, чтобы отключать меня, ликвидировать? Я никому не сделал ничего плохого. Я законопослушный гражданин, у меня нет ни одной судимости, я детей люблю… Оставьте меня в покое – и всё. Я никому ничего не скажу, обещаю!

ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Не всё так просто… Вы, может быть, прослушали ту часть, где я говорил о причинах принятого нами решения свернуть эту крайне важную программу.

ХАРЛАМОВ: Вы что-то говорили об этом?

ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Говорил, говорил. По крайней мере, я точно сказал вам о том, что начался процесс разрушения того биологического материала, из которого вы сделаны. В самое ближайшее время вы разрушитесь, попросту говоря, сгниёте, и это принесёт вам чудовищные страдания. Решение отключить вас – это акт милосердия.

ХАРЛАМОВ: Подождите, а где же тогда заключение о том, что я разрушаюсь? Научное заключение, заверенное подписями и печатями?

ХОЗЯИН КАБИНЕТА (улыбаясь): Есть, есть такое заключение.

Он снова открывает один из ящиков стола и вынимает оттуда листок бумаги.

ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Вот, пожалуйста! Заключение специальной научной комиссии, созданной для вынесения вопроса по обоснованию закрытия программы «Биожизнь плюс». Обратите внимание, здесь пять подписей. Все – светила отечественной и мировой науки. Даже лауреат Нобелевской премии есть. Вывод их однозначен: разрушение биологического материала неизбежно, программа подлежит сворачиванию, а субъекты – ликвидации.

ХАРЛАМОВ: Но я готов рискнуть! Потерпеть. Пусть всё само собой происходит, зачем меня убивать?

ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Вы не представляете, о чём говорите. Боль будет настолько сильной, что вы станете кидаться на стены.

ХАРЛАМОВ: А давайте проверим!.. И потом, вы же можете её уменьшить, правильно? Раз я искусственный – значит, можно отключить какие-то функции. Снизить болевой порог и так далее.

Хозяин кабинета на мгновение кажется смущённым. Но быстро приходит в себя и находит ответ.

ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Не всё так просто… Дело не только в боли. Дело в том, что при распаде тот биологический материал, из которого вы созданы, становится токсичным и радиоактивным. Вы превратитесь в ходячую заразу, угрозу для окружающих. Мы не можем рисковать людьми.

ХАРЛАМОВ: А что с ними произойдёт?

ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Они заразятся от вас. У них стремительно начнут развиваться болезни – в первую очередь, рак. Неужели вы хотите, чтобы ваша жена или дети заболели?.. Ведь нет?

Харламов собирается с мыслями.

ХАРЛАМОВ: Ну, можно, я хотя бы жене позвоню. И детям.

ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Нельзя!

ХАРЛАМОВ: Я ничего ей не скажу! Я просто хочу услышать её голос… Напоследок.

Хозяин кабинета колеблется.

ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Это глупые и никчемные эмоции, поверьте мне… Ну, хорошо. Но только жене! И очень коротко. Никаких упоминаний о нашем разговоре и о биологической программе. Никаких намёков на то, что вы будете ликвидированы. Иначе нам придётся отобрать телефон. Короткий, ни к чему не обязывающий разговор, понятно?

ХАРЛАМОВ: Понятно.

Он достаёт из кармана брюк сотовый и набирает номер. Через несколько секунд раздаётся ответ.

ХАРЛАМОВ: Люся, привет!.. Привет, любимая!.. Как ты?.. В каком смысле?.. Нет, обыкновенный… Трезвый… Так просто, решил звякнуть. Узнать, как дела… Не, что ты, я всегда тебя любимой называл… Где я?.. Да так, по делам мотаюсь… В одном заведении… Ты сама-то как?.. Нормально?.. Ну ладно… Слушай-ка, я вот что сказать хочу… (Вскакивает вдруг на ноги и начинает кричать в трубку). Меня приняли, слышишь? Приняли меня конкретно! Какая-то непонятная контора, несут полную чушь. Говорят, кирдык мне будет… Ты это, знаешь что, свяжись с Налединым!.. Адвокатом Налединым, который помогал тебе, помнишь. Свяжись сейчас же, скажи – меня повязали. Я на проспекте Строителей, дом…

В это время Харламов получает удар в горло от вскочившего на ноги хозяина кабинета. Предприниматель падает на пол и выпускает из рук телефон и барсетку. Скрючившись, схватившись за горло, Харламов катается по полу, а хозяин кабинета топчет его сотовый. Когда от него остаётся лишь кучка разбитого стекла и покорёженных микросхем, хозяин кабинета достаёт из ящика стола чистый лист бумаги и, согнувшись, ладонями аккуратно сметает всё, что осталось от телефона, с пола на бумагу. Затем он сминает бумагу в комок и выбрасывает её в мусорное ведро под столом.

ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Ну что же, BL-74537289. Мы с вами по-хорошему, а вы нам в благодарность вот такое вытворяете, да? Ладно, будем действовать иначе… Я, признаться, доверился вам, решил, что вы понятливый робот. А вы робот-бунтарь, робот-дебил…

ХАРЛАМОВ (хрипя): Вы за всё ответите… Жена свяжется с адвокатом. Он поднимет шум в прессе. Будет скандал на всю страну.

ХОЗЯИН КАБИНЕТА (усаживаясь на стул и саркастично морщась): Адвокат… Да вы не просто робот-дебил, вы ещё и робот, заражённый идеалистическими вирусами… Скандал в прессе… Весь мир следит за событиями в здании суда… Прения сторон… Пламенная речь главного героя… Аплодисменты толпы… Титры под песню Боба Дилана… Вы мне лучше вот что скажите: почему ваша матушка плакала всякий раз на ваш день рождения?

ХАРЛАМОВ (продолжая держаться за горло, приподнимается на локтях и перемещается в сидячее положение): Что?

ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Господи помилуй! Да вы и ещё и робот-инвалид ко всему прочему! Ничего не слышите?.. Повторяю: почему ваша мать всякий раз плакала на ваш день рождения?

ХАРЛАМОВ (несколько изумлённо): Разве она плакала?..

ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Вспоминайте, вспоминайте… Дарит вам подарок – и слёзы смахивает – было такое?

ХАРЛАМОВ (потирая горло): Я давно не отмечаю дни рождения… Она от счастья… От наплыва эмоций…

ХОЗЯИН КАБИНЕТА: От счастья, ну конечно!.. Почему она вас постоянно шпыняла, словно не родного? Говорила какие-то обидные слова. Например: «Ты не мой, ты чужой… Тебя на помойке нашли…» И прочее в том же духе.

Харламов неторопливо поднимается на ноги и усаживается на предназначенный для него стул. Он выглядит удивлённым и сбитым с толку.

ХАРЛАМОВ: Собственно говоря, откуда вы всё это знаете?

ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Я тут вам битый час вдалбливаю простую истину, а вы никак принять её не желаете: вы искусственное существо! Вы появились в лаборатории в форме двенадцатилетнего подростка и введены в простую советскую семью, специально подобранную для этой цели. Мы наблюдаем за вами с момента создания и знаем о вашей жизни всё. Абсолютно всё! Ваш отец (он роется в бумагах и находит нужную) – Харламов Евгений Спиридонович, кадровый офицер Советской Армии, привлечён к этому проекту как человек ответственный и исполнительный, заслуживший доверие и положительные отзывы в предыдущие годы службы. Выбран из более чем тысячи претендентов по результатам многочисленных тестов. Он справлялся с обязанностями отца чрезвычайно достойно и ни одного нарекания у нас не вызвал. Тесты не обманули – он относился к своим обязанностям по-военному чётко и самое главное – любил вас. А вот с вашей матерью время от времени возникали проблемы. Харламова, в девичестве Кольцова, Тамара Вениаминовна, бухгалтер, нередко позволяла себе неадекватность в поведении и недопустимые высказывания в адрес предложенного ей на воспитание биологического создания, то есть вас, а также в адрес мужа. В общем и целом, её эмоциональные срывы были нам понятны. Она была вполне здоровой женщиной и могла иметь своих собственных детей, но после того, как вместе с мужем согласилась вступить в проект, рожать ей запрещалось. Разработчики программы считали, что это может навредить делу. Вы никогда не задумывались, почему вы у родителей единственный ребёнок? И это при том, что негласный советский семейный стандарт подразумевал иметь как минимум двух… Несколько первых лет она относилась к обязанностям матери вполне приемлемо, но потом начались сбои, эмоциональная неустойчивость. Упрёки, претензии и даже откровенная ненависть к вам… Верно говорю?.. Кто бы сомневался!

ХАРЛАМОВ: Родители всегда хотели завести второго ребёнка. Но у них не получалось.

ХОЗЯИН КАБИНЕТА: С вами получилось, а со вторым нет, так что ли? Помилуйте!.. При этом Тамара Вениаминовна была хорошей женщиной и искренне вас жалела. Поэтому и впадала иногда в слёзные истерики, чаще всего – на ваш так называемый день рождения.

ХАРЛАМОВ: У родителей были свои проблемы… Они плохо жили, да, часто ссорились, но такое происходит в каждой второй семье. Если не в первой. Это обычная вещь.

ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Бросьте! Вы отлично понимаете, что я прав! Мать вас не любила – вы чувствовали это всё время. И даже испытали определённое облегчение, когда она умерла!

ХАРЛАМОВ: Это неправда!

ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Да правда, правда… Я всегда удивлялся, для чего в матрицу вашего сознания необходимо было вводить всю эту сложную и широкую гамму чувств. Для биоробота хватило бы трёх-четырёх эмоций. Но программа подразумевала создание не просто биологических роботов, а нового искусственного человека, поэтому вас сделали максимально приближенным к Гомо Сапиенс. О, эти наивные советские максималисты-учёные со своими иллюзиями о гармоничном человеке! Человеке-звезде, человеке-вселенной… Ну вот какая вы звезда, какая вселенная?.. Обыкновенное быдло. Рыночный торгаш. Полное разочарование, полный провал.

ХАРЛАМОВ: Так меня хотят уничтожить потому, что я рылом не вышел? Не нужны вам такие, да? А кто вас кормить будет, кто туалеты чистить?

ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Да бросьте, кормилец хренов! Что вы за свою никчемную искусственную жизнь сделали полезного? Трикошки покупали в Москве на китайском рынке и перепродавали здесь втридорога – вот и все ваши достижения.

ХАРЛАМОВ (собираясь с мыслями): Всё равно ничего не сходится… Меня поместили в семью, как вы тут лепите, в двенадцатилетнем возрасте. Это значит, что я не должен помнить своего детства. Но я прекрасно помню его!

ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Ну, внедрили вам в сознание кое-какие воспоминания. Стандартный набор. Я могу его перечислить. Вот вы на карусели катаетесь, вам будто бы лет пять, а папа с мамой машут рукой из-за заборчика, правильно? Правильно, правильно, ещё бы! А вот вы идёте в первый класс с огромным букетом цветов и дарите его учительнице. А она по щеке вас треплет, правильно? И это в яблочко! А вот вы на море отдыхаете – в Крыму, верно? Ливадия, Ласточкино гнездо, Гурзуф. Правильно? Ну конечно, как можно промахнуться – ведь все воспоминания искусственные.

ХАРЛАМОВ: Это не так!

ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Да так, так… Если вы трезво оцените свои воспоминания, то поймёте, что наиболее яркими и плотными они становятся именно с двенадцатилетнего возраста. А до этого так себе – блёклые и зыбкие образы, в которых всё типично и ничего оригинального.

ХАРЛАМОВ: Я помню, как сломал ногу в шесть лет!

ХОЗЯИН КАБИНЕТА: А, ну да! В деревне это было, верно?.. Якобы в деревне… Для полного ощущения жизненной правды в вас необходимо было внедрить и толику отрицательных впечатлений. Переломы, ушибы, ссадины… А ещё сексуальные переживания, куда без них. Первое приходится будто бы тоже на деревню, я не ошибаюсь? Где-то в семилетнем возрасте, не так ли? Вы с местной девчонкой – глупой такой, страшненькой, веснушчатой – лежите в поле и трогаете друг друга за причинные места. И так это здорово, так возбуждающе, так волнительно – девочка теребит вам пипиську. Рискну предположить, что это одно из ключевых воспоминаний вашей жизни, вокруг которого происходило формирование вашей искусственной личности.

ХАРЛАМОВ (глухо и подавленно): Это не в поле было, а в огороде за домом.

ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Ну вот видите, локацию спутал… Зато в сюжете не ошибся. И не мог ошибиться – потому что вся ваша жизнь, явная и внедрённая, расписана по часам и хранится в нашем архиве… А вот скажите, почему это вдруг ваши родители аккурат в то самое время, когда вам исполнилось двенадцать, переехали в другой город? Не странное ли совпадение? Где вы до этого жили? Ну, как бы жили.

ХАРЛАМОВ: В Минске.

ХОЗЯИН КАБИНЕТА: И вдруг из Минска, большого и красивого города-миллионника, где все удобства и возможности, вы перебираетесь в какую-то российскую глушь, городок в двести тысяч жителей, где даже театра и трамвая нет. С чего бы это?

ХАРЛАМОВ: Отца перевели, он же военный… Точнее, не перевели. Он уволился из Вооружённых Сил. Пришлось перебираться сюда, квартира в Минске была у нас ведомственная.

ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Причина увольнения?

ХАРЛАМОВ: Я точно не знаю. Он в подробности не вдавался… Какая-то неприятная история. Вроде бы в растрате его обвинили. Чтобы не судить – предложили уйти со службы.

ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Ну что же, ваш отец – точнее, тот человек, который выполнял родительские функции – придумал вполне правдоподобную версию.

ХАРЛАМОВ: Тогда перестройка была в разгаре. Страна распадалась. А мы – русские. Не хотелось оставаться за границей.

ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Ну, Белоруссия – не такая уж и заграница. Ничего страшного там не происходило. Она, насколько помню, не больно-то и стремилась отделяться. Но версия принимается, принимается. Вот только ненастоящая она. Родители ваши уехали из Минска, чтобы начать жизнь заново. На новом месте, с чистого листа. Потому что ни одному знакомому не объяснить, откуда вдруг в семье появился двенадцатилетний ребёнок.

ХАРЛАМОВ: Ну а почему меня двенадцатилетним сделали?.. Как-то не убедительно это. Могли бы сказать, что слепили в грудном возрасте.

ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Вот это как раз абсолютно убедительно и объяснимо. Биологический материал, из которого вы созданы, имеет свойства регенерации и роста, но в определённых пределах. То есть, грубо говоря, вырастить из двенадцатилетнего ребёнка взрослого человека можно, а из грудного младенца – нет. Бьюсь об заклад, вы даже не помните переезд, правильно? Были в Минске, и вдруг оказались здесь – да? Вот так запросто, волшебным образом?

ХАРЛАМОВ: Ну как уж не помню… Помню кое-что.

ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Нет-нет, ничего не помните!

ХАРЛАМОВ: Но этому есть объяснения… Должны быть. Наверное, я просто не придал этому никакого значения, я был ребёнком.

ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Ну а почему тогда ваши родители не общались ни с кем, кого знали в Минске? Никаких звонков, писем, телеграмм… И в Минск вы ни разу потом не приезжали, верно? Словно отрезало – и всё.

ХАРЛАМОВ: Ну я же говорил – там у отца проблемы были. Он просто не хотел бередить прошлое…

ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Да ведь мама ваша тоже ни с кем не связывалась! Более того, вы ни разу не видели ни бабушку, ни дедушку, я прав? Ни отцовских родителей, ни материнских.

ХАРЛАМОВ: В раннем детстве видел.

ХОЗЯИН КАБИНЕТА: А после двенадцати лет – ни разу?

ХАРЛАМОВ: Они умерли к тому времени.

ХОЗЯИН КАБИНЕТА: У отца и матери – разом?

ХАРЛАМОВ: Не разом, постепенно.

ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Но как раз к вашему двенадцатилетию бабушек и дедушек не осталось?

ХАРЛАМОВ (после паузы): Это просто совпадение.

ХОЗЯИН КАБИНЕТА: Нет, дорогой вы мой BL-74537289, это никакое не совпадение! Не бывает таких совпадений.

Некоторое время Харламов сидит насупившись, с подавленным видом, но вдруг приободряется.

ХАРЛАМОВ: Ну так мы можем всё узнать у моего отца! Расспросить его… Если он подчиняется вам, значит, не откажется рассказать мне правду.

ХОЗЯИН КАБИНЕТА (иронично): Думаете?

ХАРЛАМОВ (приободряясь ещё больше и словно радуясь тому, что нащупал у соперника слабое место): Уверен! Дайте мне телефон – и я позвоню ему.