Ловушка для лягушки. Роман в стихах

© Олег Филипенко, 2019

ISBN 978-5-4496-9216-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПРЕДИСЛОВИЕ

1

За полчаса до нашей встречи

я уж в кафе сидел и, плечи

согнув над столиком, горячий

пил кофе мелкими глотками.

Вокруг меня студенты ели,

работая так желваками,

словно сказать они хотели,

что институтская еда

скудна калориями. Да.

2

Но кормят ведь бесплатно – это

невероятно нынче. Ректор

так позаботился иль где-то

нашлись сегодня филантропы —

не знаю я… Я в институте

заочно обучаюсь, чтобы

не видеть при любой минуте

всю эту молодёжь и ум

не удручать печалью дум.

3

Я думал, как ЕГО я встречу

и что скажу. Что его речи

мне нравятся, ещё замечу,

что я земляк его, что много

у нас с ним общего, что надо

издать роман его и строго

пересмотреть кой-что, что радость

была большая для меня

прочесть его роман. Два дня

4

я наслаждался его вещью.

И хоть талант его не блещет

богатством слов, боюсь, что вещий

имеет взгляд он. Да, отмечу,

что я земляк его. Так странно,

что мы с ним раньше этой встречи

не виделись. Но может рано

тогда бы было. А теперь

после иллюзий и потерь

5

всех жизненных, не много надо

нам, чтоб понять друг друга. Ладно,

посмотрим, как пойдёт. Досада,

что я не взял свою книжонку

ему в подарок. Там поэмка,

которую довольно тонко

назвал я, автор, Филипенко

Олежек, «Повестью о Де-

моне», которую везде

6

сую, налево и направо,

своим, чужим и тем, кто, право,

и не читает вовсе. Славы

всё хочется, а не приходит,

проклятая. Но не об этом

сегодня речь. Мысль моя бродит

вокруг опального поэта,

чья рукопись через друзей

ко мне попала. Ей-же-ей,

7

так много общего меж нами,

что я был поражён. Словами

не передать, как я о драме

его догадывался. Это

понятно лишь поэтам. Впрочем,

не будем делать мы секрета

из опыта, что и рабочий

имеет в тридцать лет, но всё ж

поэт чуть-чуть другой. А то ж!..

8

Три ровно. Лишь от циферблата

глаза отвёл я, как, ребята,

вошёл АНДРЕЙ, спокойным взглядом

окинув зал. Я догадался,

что это он, по тем приметам,

которые он постарался

мне о себе сказать, но это

излишне было, – понял я,

что это он, взглянув скользя.

9

Он был одет настолько модно

и дорого, что я свободно

его бы за кого угодно

принять мог: коммерсанта или

банкира, но никак, простите,

не за поэта. Говорили,

что он таков, но всё ж увидеть

мечтал другого я: чуть-чуть

несчастней что ли… Но не будь

10

так романтичен, братец. Хватит.

Он подошёл ко мне, во взгляде

светился ум, который, кстати,

не главным был в нём. Было что-то

во взгляде твёрдое, что сразу

сказало мне о многом. Кто-то

меня не понял, но я разом

вам не готов то объяснить,

что эмпирическим постичь

11

путём возможно… Я поднялся

ему навстречу, догадался

сказать приветствие и мялся,

не зная, как начать. Мы сели.

Он предложил мне сигарету.

Я отказался. В самом деле,

как дать понять ему, поэту,

что он мне близкая душа?

Он зал окинул не спеша

12

с брезгливой и высокомерной

усмешкой. Думает наверно,

что я такой же. Впрочем, скверно,

что это так меня волнует.

Ведь он ничем меня не лучше.

Он помолчал и начал: «Ну и

с чего начнём? С кем меня случай

свёл нынче? Вы поэт?» «Поэт», —

ответил я с улыбкой. «Нет

13

стихов своих с собою?» «Нету».

«Неважно. Ладно». Сигарету

вторую прикурил, при этом

всё более скучая. «Что же

заставило вас позвонить мне?»

«Мне кажется, что мы похожи», —

сказал я веско. Было видно

как он серьёзен стал. Потом

он наклонился через стол

14

ко мне и, чуть глаза прищурив,

в зрачки мои глядеть стал. Ну и

дела. Смутился я, на стуле

заёрзал задом. Наконец-то

он сел на место. С любопытством

меня рассматривать стал. «Где-то

я видел вас». Тут говорить стал

я про его стихи, про то,

что земляки мы. Он, в пальто

15

засунув руки, со вниманьем

меня выслушивал. Со знаньем

вопроса отвечал, с стараньем

слова подыскивая, что-то

о постмодерне. Здесь сошлись мы

во мнении. Но вот зевота

им овладела вновь, и жизни

не взвидел я: так он меня

стал раздражать. Но вот, тая

16

свою угрюмость, я любезно

ему сказал: «Для нас полезно

сотрудничать, коль век железный

настал в поэзии, иначе

сожрут другие нас». На это

он усмехнулся, озадачив

меня, и твёрдо рёк: «Поэтом

быть не желаю. Стыдно, брат.

Работать надо. Я богат

17

не так, чтоб очень, но хватает

на жизнь. Я, в общем, понимаю

тебя, но всё-таки другая

жизнь у меня уже. Быть может,

ты прав, а я всего лишь этот…

ну, конформист, но мною прожит

твой путь уже. Та песня спета.

Свобода, брат, она в деньгах.

Иль деньгах. Остальное прах.

18

Не знаю я твоих творений,

но будь ты дважды, братец, гений,

тем хуже для тебя, тем терний

ты встретишь больше на дороге.

Я не хочу. Не вижу смысла.

Вот я купил себе заводик

и выпекаю хлеб, и мысли

мои от музы далеки,

писать стихи мне не с руки.

19

Так что пойми… К тому ж не очень

мне нравится, что озабочен

ты славою. Иного хочет

моя душа от тех, кто выбрал

поэта путь. Не обижайся.

Я понимаю всё. Но ты бы

другим занялся. Попытайся.

Вопросы есть ещё?… Старик,

не обижайся…“ „Я привык,

20

нет, ничего», – сказал печально

я и рукою машинально

стучал по стулу. «Но банальный

вопрос задать позволь?» «Конечно».

«Роман правдив твой?» «Да… Быть может, —

он засмеялся. – Можно встречный

вопрос задать тебе, – ты тоже

поэт ведь, – Гоголь прав иль нет,

когда заметил, что поэт

21

не выражает шестой части

своей души в творенье?“ „Мастер

был прав», – сказал я, весь во власти

всепонимающей улыбки

Андрея. «Вот, ты сам ответил.

Так что вот так… Мои ошибки

пусть Бог рассудит на том свете,

но я хочу жить так, как я

сейчас живу… Рад, что моя

22

работа ходит в списках, рад был

с тобою пообщаться, дабы

чужое мненье знать, но слабый

я человек, нет больше силы

поверить в то, что потеряло

смысл для меня. Вот так вот, милый.

Прощай. Прости, коль был я мало

с тобой. Нет времени. Пошёл

я. Может быть, ещё

23

увидимся…» И он покинул

меня. Я с раздраженьем двинул

ногою стул и всех окинул

угрюмым взглядом. Чёрт с ним. Ладно.

Пусть катится. Передо мною

лежал его роман, с досадой

его открыл я и, к покою

придя душевному, читать

невольно стал его опять.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

Однажды как-то получилось —

недавно это приключилось, —

мысль авантюрная забилась

в моём мозгу, и я решился

ночь провести среди бездомных,

и вот тогда я очутился

в час ночи на Тверской средь скромных

каких-то хлопцев, что меня

к себе зазвали, всех броня.

2

Конечно, глупо это было —

уехать из дому, где стыла

картошка жареная, – сила

какая-то влекла на гадость

меня, но я-то знаю точно

в чём дело было, – моя радость,

подружка милая, мне срочно

нагадила, и я был зол

и вот умчался, как осёл.

3

А было холодно к тому же,

промозглый ветер, рябь на лужах,

и я подумал, что досужих

мне пять часов грядущей ночи

снести не просто, в общем, будет,

когда вином иль водкой очи

я не залью свои и люди

мне в том помочь должны. И вот

я очутился там, где сброд.

4

Я как-то скоро подружился

с одним чучмеком, что молился,

сидя на стуле, и давился

сарделькой, что ему брезгливо

подсунул байкер, недоевши

её. Я взял две банки пива,

сел рядом с чуркой. Он, запевши

мотив какой-то, вдаль глядел

и соус с хлебом жадно ел.

5

Со мной заговорил какой-то

парнишка юркий, что от стойки

к нам перешёл: «Братва, чегой-то

вы пьёте тут? А мне нальёте?»

«Нет денег», – я сказал прохладно

и отвернулся. «Вы живёте

неважно. Как и я. Ну ладно…

А я художник», – он сказал

после того как помолчал.

6

Я дружелюбнее окинул

его наружность взглядом, вынул

тут жвачку «Стиморол» и кинул

одну в свой рот. Парнишка был-то

в очках, интеллигентен, только

уж как-то слишком бил копытом,

ну, то есть задавался. Сколько

таких в Москве уж я видал

и каждый в гении сигал.

7

За столиком соседним кучей

сидели байкеры и бучей

могло окончиться: могучий

парнишка, весь обтянут кожей,

кого-то на хер слал и звонко

его ударила по роже

за что-то байкерша, девчонка

шестнадцати, не больше, лет,

а он заехал ей в ответ.

8

Пластмассовые стулья мигом

были раскиданы и с гиком,

успев, однако, крикнуть: «Вика,

свали», набросился на лося

худой нескладный байкер с финкой,

но Вика закричала: «Ося!»,

а тут и мусора с дубинкой

уже бежали, чтоб разнять

ребят, готовых убивать.

9

Всё кончилось благополучно.

Ребята откупились. Звучно

они сморкались и научно

о мотоциклах рассуждали.

Но это было после. Прежде,

когда ребятки баловали,

я со стола взял пиво, вежды

прикрыл и думал: чёрт возьми!

Кто называется людьми!..

10

Подпортили чуть-чуть ребятки

мне настроение. В порядке

был мой чучмек: он череп гладкий

чесал и улыбался мирно.

Художник восклицал, как баба,

и руку вскидывал картинно,

и говорил: «Аллё, не слабо

она ему дала». А мне

хотелось выпить уж вдвойне.

11

Быть можно дельным человеком

и пить как лошадь. Можно млеком

питаться и не пить с чучмеком

бездомным и свиньёй остаться.

Однако кто на самом деле

есть дельный человек – тут, братцы,

я так скажу: кто чушь не мелит

на умняке, кто на хер шлёт

всех этих пидарасов. Вот.

12

Немножко я погорячился

и, в общем, цели не добился

сказать вам ясно. Приключился

со мною бзик. Бывает, что же.

Хоть мне уж тридцать, а порою

я зол, как мальчик, но, положим,

тому причины есть, не скрою,

ведь я того… хи-хи… поэт,

а славы, как и денег, нет.

13

Но ладно… Этой темы лучше

касаться мы не будем. Случай

не тот, а то, святые души,

читатели, я вас всех вкупе

пошлю подальше. Вы ж в отместку

мой текст закроете и вдупель

меня облаете, мол, детку

пора уж сильно проучить,

раз не умеет мирно жить.

14

Да вы уж проучили, право…

Но ладно… В общем-то, орава,

жизнь есть бесплатная халява

от Господа и трошки стыдно

на жизнь роптать… Итак, продолжим.

Купили водки мы и быдло,

со мной сидящее, и дождик,

что стал накрапывать, в момент

преобразились в уик-энд

15

едва ль не с лучшими друзьями.

Короче, ёрзая задами,

мы пили водку и болтали

какой-то вздор. Мой собутыльник,

чучмек, рассказывал о том, как

он докатился, бедный ссыльник,

до жизни с палкой и котомкой.

Его бесхитростный рассказ

перескажу сейчас для вас.

16

Но прежде я порассуждаю

на тему: почему считаю

я важным нынче, с кружкой чаю

в руке, писать про то, как кто-то

стал бомжем. Это интересно.

И в голове моей забота

понять: неужто эта бездна

не так страшна и можно жить

бездомным и спокойным быть?

17

Тут интерес мой был непраздным,

ведь я и сам в момент ужасный,

тому назад два года, красный

от холода, искал, как нищий,

на улицах случайных денег

и словно Симеонов-Пищик

о деньгах думал, и ступенек

на социальное, блин, дно

не оставалось: вот оно!

18

Я был в отчаянье. Казалось

мне ничего не оставалось,

как кончить жизнь печально. Малость

мне не хватило: луч надежды

и в тьме вонючей мне порукой

являлся в виде мыслей между

былым успехом и – а ну-ка

скажу здесь правду, – верой в то,

что я ещё не хер в пальто.

19

А, впрочем, я страдал ужасно…

Но вот. Я рассказал. Прекрасно.

Теперь вам, я надеюсь, ясно

чем этот бомж привлёк вниманье

моё: неужто в самом деле

можно вот так, без содроганья,

жизнь принимать и думать еле

о том, что, в общем-то, теперь

ты сущий и бездомный зверь.

20

Да, можно привести примеры

великих философий, веры

и дзен-буддийские химеры…

Но этот чурка был невеждой,

он прост был, как российский рубль,

он тем потряс уж мои вежды,

что, когда хмель пошёл на убыль,

он «Общую газету» вдруг

достал и зачитал мне вслух

21

статью об акциях на бирже

и банковских расчётах. Ниже

ещё скажу об этом. Вы же

давно уж заждались рассказа

героя моего, как стал он

бездомным. Приступаю сразу.

С тех пор прошло уже ни мало,

ни много, а лет двадцать пять,

как он отправился гулять

22

с друзьями по родной станице.

(Теперь уж это заграница,

там жили русские и лица

с раскосыми глазами). Были

друзья навеселе, но мало

им всё казалось, они пили,

пока герой наш у вокзала

сознание не потерял:

он там уснул, когда упал.

23

Проснувшись, он домой вернулся.

Уж было утро. Он разулся

едва, как в страхе пошатнулся:

менты в квартире его были.

Они его с собой забрали

и уж в ментовке объяснили

за что его арестовали:

ты, говорят, вчера убил

дружка. Вот так вот, Афраил.

24

«Когда и где?» «Вы вместе пили.

Соседа Алика. Забыли?»

«Убей, не помню. Мы кутили

и было весело». «А после?»

«Да вот, уснул я на вокзале,

ну то есть перепил как ослик…»

«Свидетели нам показали,

что вы его вот сим ножом

ударили за гаражом…»

25

И покатилось… Обвиненья,

допросы, жгучие сомненья:

а может так?.. Но впечатленье

гнетущее от каталажки

его сломило: он сознался.

И вот уж вскоре по бумажке

ему, как он ни ободрялся,

в лицо суровый прокурор

прочёл суровый приговор.

26

«Друзья подставили, как видно, —

добавил Афраил. – Обидно.

А я не убивал… Эх, быдло

бессовестное…» И печально

подпёр он щёку. Но продолжил

рассказ свой Афраил опальный.

Он вышел из тюрьмы. Ну кто же

его теперь приветит? Но

о нём забыли уж давно.

27

Родня дружить с ним отказалась,

работы не нашёл: осталась

судимость в книжке, вот он малость

подумал и решил добиться,

чтоб приговор был пересмотрен,

и оправдали его лица

судебные. И вот, ободрен

таким решеньем, он в Москву

приехал. «Здесь я и живу

28

уже пять лет», – сказал уныло

нам Афраил. И Афраила

мне было жаль. Кругом всё плыло

в приятной дымке и сердечно

я стал выпытывать у чурки,

какие средства есть, чтоб вечно

он не скитался, но придурки,

затянутые в кожу, к нам

подсели. Начался бедлам.

29

Об этом позже. Или, может,

не стоит вовсе. Пусть продолжит

моё перо о том, что гложет

сейчас мой ум. Итак, читатель,

я вглядывался в Афраила

и мысленно твердил: приятель,

тебя жизнь просто раздавила,

но ты живёшь и как же так,

ты улыбаешься, чудак…

30

И захотелось мне прижаться

к нему щекой к щеке и, братцы,

побрезговал. Да и, признаться,

художник тронут вовсе не был

рассказом чурки. Он, напротив,

перебивал его и в небо

глядел ночное и наркотик

какой-то предлагал, что был

припрятан где-то, я забыл.

31

Кстати сказать, художник тоже

был издаля. По его роже

не скажешь, кто он, но похожий

на русского, хотя с акцентом

малороссийским. Он приехал

в Москву, как я сказал уж, кентом,

и видно вся эта потеха

с игрою в классики ему

была пока что по уму.

32

Он жил на чердаке каком-то

в среде полубогемной. С понтом

художник. Говорил о ком-то,

что он-де гений. Я не слушал.

Он рассказал, что промышляет

тем, что рисует лица тушью

прохожих на Арбате, знает,

как деньги делаются, но

ночами пишет полотно

33

великое о наркоманах.

В его зрачках, немного странно

расширенных, как у барана,

было отсутствие и мыслей

и чувств возвышенных. Меня он

немного раздражал, и висли

в мозгу картинки, в коих даун

присутствовал. Но, в общем, он

обычный парень был, пижон.

34

Девчонка байкерша подсела

за столик к нам и поглядела

зазывно на меня, – сидела

она до этого с друзьями

и на меня глядела, как бы

пытаясь угадать, что я, мол,

собою представляю, дабы

не ошибиться, чтобы был

не зря затрачен юный пыл.

35

Я был одет вполне прилично…

И в сотый раз я думал: птичка,

ты ошибаешься, я лично —

ничто. Какая ты смешная.

Я б подыграл, но интереса

к тебе я не имею, злая

девчоночка, какого беса

ты глазки строишь. Я – ничто.

Иди, ищи покруче кто.

36

Здесь стоит, в общем-то, отвлечься

и в слух порассуждать, что вечно

прогрессом движет, но стеречься

я должен рассуждений общих.

Всё потому, что с отвращеньем

я отношусь ко всяким тощим

философам, чьи речи пеньем

я заглушаю и люблю

весь разговор свести к нулю.

37

Но философских струн ни грамма

нет в самочке, что словно лама

мила и вертится упрямо

перед глазами, – потому-то

я не люблю всех этих кантов,

ведь вот правдивая минута:

девчонка мерою таланта

свою устроить хочет жизнь,

инстинкт ей говорит: борись!..

38

И тут подсели эти парни,

затянутые в кожу. Бар не

работал, кажется, и я не

стал дожидаться, когда хлопцы

устроят бучу, хотя я-то

уже был пьян и эти поцы

мне стали нравиться, но надо

ещё мне было позвонить

подружке, чтобы сообщить,

39

чтобы меня она не ждала

сегодня ночью. Мне скандала

хотелось, чтобы она знала,

что я в свободном, блин, полёте…

Я взял с собою Афраила,

который зоб сжимал в икоте,

пообещал, что купим пива,

и мы пошли вверх по Тверской,

гонимы ветром и тоской.

40

Москва была давно пустынна,

лишь редкая машина мимо

нас проезжала и бензином

почти не пахло – посвежело.

Витрины, фонари горели,

и в небе звёздочка блестела,

и было слышно, как запели

за нами, вдалеке, ну, там,

где был какой-то ресторан.

41

Шоссе блестело и лоснилось.

Пустая банка повалилась

порывом ветра, покатилась…

Где тот, что из неё пил пиво?

Уж дома спит наверно. Где же

тут телефон? Повешен криво

рекламный транспарант: в Манеже

то ль выставка, то ль продают

чего-то. Полный, блин, капут.

42

Какие чудные ворота.

Огромные. Да, вот работа.

Высокие. С рисунком. Кто-то

соорудил – ведь это ж надо.

Величие во всём. Как жалок

я рядом с ними, но награда

мне сознавать, что я – осколок

тех упований, хоть давно

всё это полное говно.

43

В ларьке возьмём, пожалуй, пива.

Да, я хорош. Напился. Криво

хожу. Да, в общем, и не диво:

грамм двести водки, пива банки

три уж за ночь. Не надо много

мне – что я ел? – одни баранки

какие-то, сардельку, сока,

ну, выпил… Вот и охмелел.

«А хорошо ведь, Афрогел…

44

Тьфу, Афраил… Прости… Смотри вон,

из казино какие дивы

выходят к «Мерседесу», криво

нам усмехаясь. Ты не думай,

что они чем-то лучше. Случай

решает всё. Вот я из дома

сюда, в Москву, как гад ползучий

приехал. По нулям. А вот

случайность – и уж через год

45

могу я, Афраил, позволить

и в казино, и благоволить

блядям роскошным, и повздорить

хоть с кем угодно… Ты чудесный,

прекрасный человек и хочешь

в ночной мы клуб с тобой прелестный

зайдём?.. Что, Афраил, бормочешь?..

Как хочешь… В общем-то не в том,

конечно, дело. Всё путём.

46

Идёте правильной дорогой,

товарищи!.. Но что же, много

болтаю я… Тут у порога

постой. Я позвоню подружке».

Достал жетон я из кармана,

поставил в щель, снял трубку с дужки,

и потянулася рука на

диск телефонный и в момент

был мною вызван абонент.

47

Стоп. Это важно. Моя киска

волнуется и к сердцу близко

отсутствие моё, каприз мой

уж приняла. Я гад последний.

Она хорошая. И как я

вообще могу, как привередник,

себя вести. Дурак, дурак я.

Я от неё завишу. Да.

И с потрохами. Вот беда.

48

«Алло. Ты где?.. Когда ты будешь?..

Ты пьян?.. Зачем меня не любишь?..

Не ври… Купи, коль не забудешь…

А ты не трахаться собрался?

Ты не в квартире?.. Почему ты

в такси не сядешь?.. Ну и дался

тебе наш разговор. Не путай

любовь и бизнес. Приезжай…

Я жду. Целую… Жду. Бай-бай».

49

«Подружка меня любит сильно», —

сказал чучмеку я умильно

и тут же стороною тыльной

ладони красной вытер слёзы,

что ветер вышиб, и повыше

поднял свой ворот и неврозы

по поводу того, что крыши

в лице подружки нет уже,

прошли. Спасибо, протеже.

50

Из подворотни сильно дуло.

В лицо отбросами пахнуло.

Фигурка чья-то промелькнула

между домами. Мы центральным

проспектом шли и освещенье

стены домов, асфальт сусальным

налётом покрывало. Тень я

отбрасывал то так, то сяк,

как, впрочем, и чучмек босяк.

51

Признаться, после разговора

с Татьяною хмель как-то скоро

стал проходить и пик мажора

был пройден и уж больше пива

я не хотел, но неудобно

пред Афраилом было. Диво

окончилось. Пора подробно

подумать, как быстрей попасть

домой и завалиться спать.

52

Полпятого. Тверской бульвар мы

пересекли. Гуляли парни

какие-то. Ну что ж, ударный

момент: вот по бутылке выпьем

и по домам. В ларьке девчонка,

немного заспанная, выпью

на нас уставилась, и звонко

на стук открылося окно.

И взял я пиво. Но одно.

53

Одну бутылку… Передумал

я брать себе. Уже угрюмо

я думал – никакая сумма

спиртного не поднимет больше

мне настроения. Я знаю

по опыту – коль пью я дольше,

чем организм того желает,

то ничего уже не даст

мне пьянка. Лишь растёт балласт.

54

Я посчитал остатки денег.

На тачку мне не хватит. Пленник

сих обстоятельств, я из лени

стал положеньем тяготиться.

Но всё же в парке с Афраилом

уселись мы, и, чтоб забыться,

я стал уж из последней силы

расспрашивать его про жизнь,

носком ноги то вверх, то вниз

55

покачивая. Чурка что-то

стал мне плести, его икота

обуревала, а зевота

меня. Он пиво из бутылки

пил, я рассматривал большие

и грязные его ботинки,

и видел, как по его шее

ползёт жучок и ничего

не сделал, чтобы сбить его.

56

Тут удивил меня нежданно

чучмек, когда вдруг из кармана

достал газету, как ни странно

свежайшую, и развернувши

её, открыл на той странице,

где новости про банки, куши

мильонные и стал, глазницы

рукою протерев, читать

вслух и со мною обсуждать.

57

Его сужденья показали,

что дока в этом он. Едва ли

я б мог поверить, коль сказали,

что так бывает. Самородок

сидел передо мной и внятно

мне растолковывал, уроду,

все белые в сознанье пятна

моём, касающихся тем

экономических. Я нем

58

сидел и думал: да, приятель,

тебя жалеть нельзя. Создатель

так захотел, чтоб мир некстати

разнообразен был. Быть бомжем —

не значит быть отребьем, просто

стиль жизни это и, похоже,

есть все условия для роста

твоих задатков и, глядишь,

ты как Гайдар заговоришь.

59

А небо вовсе побледнело.

И мимо люди то и дело

ходили, кашляя; шумела

уже Москва, проснувшись рано.

Погасли фонари ночные,

и дворник что-то у фонтана

стал собирать, и шли кирные

два хлопца, что как мы, видать,

лишь только собирались спать.

60

Рассвет. Московские рассветы.

Рассветы вообще. Я в леты

младые, помнится, согретый

любовью, так любил, бывало,

у моря их встречать, взирая,

как с неба ночи покрывало

сворачивает молодая

заря, и думал я тогда,

что мои чувства навсегда.

61

Но всё проходит, всё проходит…

В пустом желудке колобродит,

и хмель последний уж уходит,

и я прощаюсь с Афраилом,

спешу в метро и предвкушаю,

как я сейчас к подружке милой

прильну, но прежде чашку чаю

я выпью, а потом упасть

уж можно будет и в кровать.

62

В вагоне поезда, зевая,

и в голове перебирая

ночные приключенья, злая

меня охватывает скука.

Как глупо всё. Зачем так много

я говорил. И врал, как бука,

что я богат… Смешно, ей-богу.

И водку пил. Плохую. Да.

Но, видно, надо иногда

63

вот так, лицом в дерьмо уткнуться.

А завтра бодрячком проснуться,

читать поэтов, иль согнуться

над рукописью… Нет, не будет