Возьми, если сможешь

Глава четвёртая

Северореченск

Лерка сидела за столом в своём кабинете и крутила в руках авторучку. Перед ней лежали гранки только что вычитанного завтрашнего номера. Оставалось только поставить подпись и отправить их в типографию. Номер ей не нравился абсолютно. Какая-то дичь – инициированные сверху национальные проекты надо было освещать на местном материале. Особенно пикантно смотрелось освещение нацпроекта «Доступное жильё» в старом северном городе, почти полностью застроенном деревянными домами пятидесятых-шестидесятых годов прошлого века, а то и бараками времён сталинских строек. Дома эти медленно, но верно ветшали, приходили в негодность, их съедал грибок, разрушали болотистые почвы, фундаменты уходили в вечную мерзлоту. Капитального жилья строилось мало, таких домов в городе можно на пальцах одной руки пересчитать, денег в бюджете на это почти не было. Такая же история наблюдалась и с остальными проектами – «Образование», «Здравоохранение», «Развитие агропромышленного комплекса». Финансирования не было никакого, одна трескотня, и в газете все материалы об этом были легковесными, без конкретики, да ещё и не очень хорошо написанными. Подписывать номер в таком виде не хотелось совсем. У неё оставалось всего полчаса до его сдачи, и Лерка хорошо понимала, что переделать уже ничего нельзя, но оттягивала и оттягивала момент подписания. Она смотрела в окно на заснеженную и покрытую льдом огромную реку. Над ней уже бледнел и догорал красный февральский закат. Завтра снова будет серый ветреный день, опять порывами будет носить по улицам города сухие снеговые заряды, усиливая нарастающую с каждым днём тоску по приближающейся где-то, но не здесь, весне…

Они уже почти месяц снова жили здесь, в Северореченске, в служебной квартире, выделенной несколько лет назад Елисееву администрацией региона. В Леркиной однокомнатной квартире всё ещё жила Свистунова, её квартиранты никак не могли найти себе более подходящее жильё. Но Лерка от этого не страдала – в крохотной однушке втроём с Сергеем и Лизой им было бы тесновато. Окна служебной квартиры тоже выходили на реку, с пятого этажа видно было далеко, на горизонте чернел невысокий лесок, какой растёт на песчаных, разделённых протоками островах. Сергей с утра до вечера пропадал на работе, общительная весёлая Лиза с удовольствием ходила в детский сад, ей там очень нравилось, она даже иногда плакала, не утром, расставаясь с мамой, а вечером, когда та приходила за ней. Лерка удивлялась – это редкость, когда ребёнок с таким энтузиазмом воспринимает необходимость каждое утро идти в детский сад, сама она в детстве не очень-то туда стремилась.

Новый главный редактор газеты «Север» Алексей Витальевич Птицын был просто счастлив, что Валерия Евгеньевна вернулась, и что можно теперь радостно, поручив ей всю работу редакции, отбывать с утра по очень важным делам и возвращаться в лучшем случае к четырём, а то и вовсе не возвращаться с совещаний и заседаний. Лерку это нисколько не удручало, она погрузилась в работу с головой, тем более, что вернувшаяся месяцем раньше Лена Свистунова уже была назначена ответственным секретарём редакции. Вдвоём они работали слаженно и дружно. Удручало её совсем другое – о чём и как писала газета…

Дверь с грохотом распахнулась. Лена всегда врывалась так – с шумом, бегом, порой снося всё на своём пути.

– Валерон, чего сидишь в печали? Номер прочитала? А, не читай, мы с Сергеем Павловичем Проценко всё вычитали, он старый зубр партийной печати, у него комар не проскочит. Ты мне лучше скажи, это что означает?

Она шлёпнула на стол лист бумаги, припечатав его ладонью.

– Лена, погоди, что я могу сказать, если я даже не вижу, что там написано.

Она придвинула листок к себе.

– Так. Указ губернатора… Стоп. Подожди-ка…

Она отодвинула лист, быстро подписала в печать гранки, отправила по внутренней сети разрешение типографии приступить к работе, вынесла гранки в приёмную. Там, вот уже которое десятилетие, неизменно восседала секретарша Ирина Николаевна Касьянова, поражая любого входящего безупречным, блестящим от лака начёсом.

– Ирина Николаевна, всё готово, пожалуйста, передайте.

Ирина Николаевна важно кивнула, придвинув к себе гранки.

Лена, задумчиво курила, сидя на диване и глядя в потолок, выпускала дым вверх.

Лерка вернулась за стол, придвинула к себе листок.

– Ага. В рамках реализации национального проекта «Развитие агропромышленного комплекса»… принять предложение управления АПК об увеличении уставного капитала акционерного общества «Северореченский рыбозавод» путём дополнительного выпуска акций и их реализации негосударственным акционерам при обеспечении сохранения доли Администрации… Администрации в трёхмесячный срок… Лен, это что?

– А это, Лера, то. Проект Указа губернатора, не подписанный, думаю, ещё, но обязательно будет на днях подписан.

– А где… Согласна, глупый вопрос, снимаю.

– Да, глупый. Ты в левом нижнем углу глянь, кто автор этого произведения.

– Елисеев С.В. Ну, да…

– А вот теперь, Валерон, скажи-ка мне, почему это тебя два месяца назад так заинтересовал этот чудесный заводик, и теперь вдруг очень ненавязчиво губернатор собирается обанкротить его под маркой целого национального проекта?

– Леночка, веришь, мне нечего тебе сказать на эту тему.

– А кто тебя просил про заводик узнать? Сергей или Володенька?

– Лен…

– Ну, понятно всё с тобой. – Лена поднялась с дивана. – Замнём для ясности, будем посмотреть. Так, подруга, у меня к тебе предложение. Сегодня в Доме культуры народов Севера очень приятное мероприятие – поэтический вечер, будет красиво, много стихов, вручение наград победителям творческого конкурса, что-то там про родину, про Север, про любовь, после этого – фуршет для избранных. Мы с тобой в избранных. Пойдём, Лера, душой отдохнём, стихи послушаем, хорошую музыку, отвлечёмся от национальных проектов. Пятница, вечер. Ты ещё дома не насиделась?

– А пойдём, Лена. С удовольствием, давно ничего такого не видела и не слышала. Сейчас Сергею позвоню, чтобы Лизу забрал. Во сколько?

– Выходим через час, я машину закажу, будь готова.

– Хорошо, всегда готова! – отсалютовала по-пионерски Лера.

За окошком почти стемнело, на небе слегка выделялись светлым облака, их границы создавали ирреальный пейзаж, похожий на чёрно-синие лаковые миниатюры. Проект Указа, лежащий на столе, встревожил её. Хотя после встречи Нового года она уже ничему не удивлялась, вражда бывших друзей оказалась не такой уж сильной, а интересы дела – гораздо важнее и сильнее.

… Нет зрелища печальнее, чем мёртвые декорации, отслужившие свою службу и уже не нужные никому… Ещё час назад они были одухотворённо-живыми, поэты поднимались на этот мостик, читали свои стихи, по ним скользили блики света, словно серебристые дождевые струи и прыгали солнечные зайчики. А сейчас Лерка видела, что уже отпали несколько балясин, и мостик, как щербатый рот, грустен и болезнен…

На вечере собрались все – писатели, поэты, журналисты, барды, в общем, творческая интеллигенция, каковой даже в Северореченске, не очень большом городе, немало. Шоу вышло на славу – на сцене были построены изящные декорации – и фигурный мостик через ручей, и уголок декадентского кафе, и ещё много чего – вращающаяся сцена от номера к номеру переносила зрителей в разные эпохи и даже страны… А свет какой был, а видео, а музыка!

Рабочие уже разобрали декорации, сняли задник. И следа не осталось от праздника. Лерка, выйдя из кабинета, где проходил импровизированный фуршет, заглянула в концертный зал, поднялась на сцену, потрогала зачехлённые микрофоны на стойках. Тяжёлые бархатные кулисы были собраны, в зале было полутемно, тихо, слегка пахло пылью. Она подошла к авансцене, молча постояла у рампы, напряжённо вглядываясь в зал. Показалось, что оттуда, из темноты, на неё кто-то внимательно смотрит.

 
Это не я, это Месяц Большой Темноты^[3]…
В зале темно. Микрофоны на стойках молчат,
Занавес сдвинут, софиты потупили взгляд.
В этом спектакле на время объявлен антракт,
Зрители ждут, когда снова звонки прозвучат.
Бережно глажу ладонью податливый ворс,
Ревербератор стократно мой вздох повторит.
Кто в Темноте за моею спиной парит?
Кто задавать заставляет ненужный вопрос?
Это не Я. Это Месяц Большой Темноты…
 

– Шалишь, Валерон, Месяц Большой Темноты давно кончился, февраль уже, день всё прибавляется и прибавляется. Уходит темнота…

Лерка не слышала, когда Лена вышла из кулисы. Она стояла в глубине сцены, почти у задника и совершенно серьёзно смотрела на неё.

– Грустно тебе?

– Лен, ерунда, от чего мне грустить…

– Да ты, Лерка, по-прежнему мечешься, всё никак выбрать не можешь. Что я, не вижу… Пойдём, Лерка, винца выпьем, что ли, ну их, этих мужиков. Время ещё детское, пойдём, там уже гитару достали, споём чего-нибудь, типа, «Ну, хочешь, я выучусь шить…».

Она обняла её и повела в кабинет. Там дым стоял коромыслом, вразнобой пели песни. Они присоединились к компании, расположившись за столом, и включились в общий хор. Было так душевно, все собравшиеся знали друг друга давным-давно, дружили, общались и по работе, когда-то, в пору расцвета бардовской песни, участвовали в сборных выездных концертах на рыбацких песках, маленьких оленеводческих посёлках, в училищах и даже на зонах. Лерка вспомнила один такой концерт, их клуб авторской песни выступал в клубе исправительной колонии общего режима. Их провели через КПП в клуб, разглядеть окружающий пейзаж было невозможно, было холодно и темно. Она вышла на сцену, практически не видя зала, гитара казалась тяжёлой и всё норовила вывалиться из рук. Пела, почти не слыша себя, думала совсем о другом. В это время в таком же унылом, плохо освещённом зале за тысячи километров отсюда мог сидеть Володя в такой же унылой серой робе и слушать такой же самодеятельный концерт… И пела она в тот момент только для него, да так, что удостоилась потом удивлённого взгляда руководителя клуба, профессионального музыканта, он сказал ей уже в автобусе, по пути домой:

– Лера, не узнаю тебя, ты сегодня так пела, прямо как Алла Пугачёва, что-то случилось с тобой?

Лерка отмахнулась:

– Скажешь тоже, песня уж больно душевная.

Силилась сейчас вспомнить хотя бы текст, ничего не получалось, там было что-то о войне, о письмах с фронта… Символично, конечно – у каждого своя война, и она своего солдата всегда найдёт…

Она шепнула Лене:

– Лен, одиннадцать уже почти, пойду я. А ты сиди, завтра выходной, спешить некуда.

Свистунова кивнула, глаза её были уже слегка осоловевшими, она помахала ей вслед и снова включилась в общение.

Лерка из вестибюля вызвала такси и уже через две минуты ехала по направлению к дому.

В квартиру заходила на цыпочках, дверь закрывала тихо, но, уже сняв шубу, услышала голоса. Это было неожиданно, ни о каких гостях Сергей её не предупреждал, она тоже никого не ждала.

Лерка замерла в прихожей. Эти два голоса она не смогла бы перепутать ни с какими другими. Ну, надо же, на моей же кухне…

– Нет, Вовчик, забудь, это не про нас, там всё уже давно поделено. Ты один раз уже вписался с этим участком в горах, я потом долго концы подчищал. Сказать не могу, чего стоило признать результаты тендера недействительными. Ладно, не парься, дело давнее, забыли. По ЖКХ посмотрим, пока тут всё свободно, начинаем сюда работать. Тебя Ядрихинский по рыбе прислал, начинай. Что есть?

– Смотри, ООО чистое оформили, учредитель там один, физическое лицо.

– Кто такой?

– Нормальный парень, проверяли, чистый, да он здесь и не появится. Генеральную доверенность сделали.

– С ОКВЭДами что? Только переработка или ещё есть?

– Обижаешь, там добыча вместе с деятельностью судов, задействованных в добыче, переработке и консервировании рыбы. Потом воспроизводство биоресурсов искусственное, переработка и консервирование стационарные, продажа и тэдэ, и тэпэ. Вот, все они тут.

– Про воспроизводство хорошо, можно будет типа контрольный лов даже осетровых делать. Пойдёт. Рыболовство во всех водоёмах оформили?

– Да, морское, речное и озёрное.

– Нормально. Тут в озёрах гольца много, икра у него красная, не хуже самой дорогой дальневосточной, а себестоимость её на порядок ниже. Так, всё. Потихоньку начинаем завод банкротить. Езжай домой, не вижу вообще смысла твоего приезда сюда. Можно было обо всём по телефону поговорить, ничего особо секретного тут нет. Я уже все документы подготовил, всё на подписи. Как только будет можно оформлять, я тебе позвоню. Только, знаешь…

– Что?

– По-дружески прошу, не трогай Лерку.

– Ну, во-первых, друзья мы с тобой так себе… Наша Лерка…

– Вовчик…

– Всё-всё, не пыли. Лерка – девушка сильно не глупая и не слабая, она сама разберётся. И заметь, я её не трогал никогда, наоборот, пытался защитить. То, что она тогда уехала, это было её решение, только её, я это понял. Представь, как её ломало от того, что она видела со мной. Как вспомню эти испуганные глазищи в пол-лица… Я бы к ней даже не подошёл, если бы ты её тогда не привёз, и это было сильнее любого запрета. А ты у нас весь такой вроде респектабельный, а взял и втянул её во все эти заморочки, молодец. Она хоть всё это понимает?

Лерка опёрлась о шкаф, рукой сжала ручку его двери так сильно, что побелели костяшки запястья. Дышать было трудно, перехватывало горло.

– Ты мне что предъявляешь? Лерку? А если я тебе Алиску предъявлю?

Было слышно, как Сергей встал и ногой отбросил стул.

– Алису? И что ты хочешь мне предъявить?

– А наркотики она где брала? Где? Вспомни.

– Ну, точно не у меня. Ты с чего взял?

– Да взял где-то. Она мне сама говорила.

– Нет, Серый, не у меня. Кто угодно, но не Алиса. Да, она ко мне приходила, было дело. Глазки строила, чуть в штаны не лезла.

– Ты…

– Да ладно тебе, было же. Отправил я её, на фига мне эти запутки. Не знаю, где она брала. Так, предположить могу, но это не точно.

– Кто?

Пауза затягивалась.

– Кто?

– Я знаю, что она была у Андрюхи.

– Ядрихинского? Ты уверен?

– Я тебе говорю, она к нему ходила. Что там у них произошло, не знаю, но после этого всё у неё было. Ты тогда куда-то в Новгород, что ли, ездил, фосфориты изучал перед Северореченском.

Опять загромыхал стул. Было слышно, как Сергей тяжело сел. Лерка решилась и вошла на кухню. Оба повернули головы, глядя на неё бешеными глазами.

– Лера, ты давно здесь?

– Достаточно давно, Серёжа, чтобы достаточно много услышать. О, выражаюсь я сегодня почти как Велемир Хлебников… Двери надо плотнее закрывать, чтобы никто не подслушивал. Привет, Володя.

– Привет.

Она села на свободный стул.

– Ну что, коньячок-то у вас остался?

Они смотрели на неё и оба уже смеялись.

– Лерка, ты и так пьяная, может, хватит?

– Я не пьяная, я в облаках витающая. Я такой поэтический вечер сейчас слушала, песни пела. Пришла домой вся возвышенная, одухотворённая, почти на крыльях прилетела. И что? Попадаю в такую пикантную ситуацию, где меня вовсе какой-то Лилей Брик представляют. Опять сплошная поэзия на грани морали и нравственности, но вы-то явно не Маяковский и Ося Брик. Правда?

– Правда, Лера, правда. Лиля Брик по сравнению с тобой девочка несмышлёная.

Она и вправду чувствовала себя не совсем в своей тарелке, трудно было избавиться от ощущения какой-то дурной театральности происходящего. Тоже мне, говорила когда-то бабушка Федосья Гавриловна, актриса погорелого театра… Она переводила взгляд с одного на другого. Хотелось плакать, потому что невозможно было понять и объяснить хотя бы самой себе, кто ей больше дорог и жизненно необходим вот сейчас, в эту минуту, в эту секунду. О том, что будет завтра, через месяц, через год, не думалось, это было совсем не важно.

– Ладно, пойду я спать, вам, наверное, поговорить по делам ещё надо, не буду мешать.

– Спокойной ночи, я ухожу уже, завтра рано утром самолёт.

– Хорошей дороги, Володя.

Сергей, прищурившись, наблюдал за тем, как она уходит. И когда Лерка подошла к двери в прихожую, вдруг сказал:

– Нет, Вовчик, не улетай, останься до понедельника. Улетишь прямым рейсом, чего перекладными мотаться. А мы с тобой завтра съездим на завод, посмотрим там всё, что да как. Лера, мы можем рассчитывать на праздничный субботний ужин?

Обернувшись, она ответила:

– Конечно, можете, как же в субботу без праздничного ужина. Точное время начала спектакля с выходом кордебалета?

– Ну, давай в семь. Человека на три-четыре рассчитывай, помощник мой Валера будет, ну, может, ещё кто.

– Хорошо.

Володя отвернулся к тёмному окну, его спокойное лицо не выражало никаких эмоций. Сергей, сложив на столе руки, смотрел на неё с точно таким же выражением.

Глава пятая

К ужину Лерка готовилась серьёзно, не то, чтобы ей очень уж хотелось поразить кого-то из них своими кулинарными талантами. Просто тревога, поселившаяся в душе вчера, после прочтения проекта Указа и последующих событий, не отпускала.

Они с Лизой прогулялись до рынка, накупили всяких вкусностей, встретили кучу знакомых, наговорились с ними, обсудив массу новостей, а на выходе из здания почти столкнулись с Леной Свистуновой, бледной и явно не выспавшейся.

– Ленусик, привет! А я думала, ты спать будешь весь день.

– Привет. Ага, поспишь тут. Привет, Лизок! Проснулась от того, что ухи хочу без памяти, вот умру сейчас, если не поем! В холодильнике глянула, рыбы вообще нет, ну ни хвостика. Пришлось сгребаться и сюда тащиться.

– Вот, сапожник без сапог… Рыбозавод у неё второе место работы, можно сказать, а рыба в холодильнике не живёт.

– Да с такими успехами она скоро ни у кого жить не будет. Ни в свежем, ни в консервированном виде…

– Лена, не впадай в пессимизм! И не переживай, никуда эта рыба не денется.

– Конечно, кому, как не тебе об этом знать… – мрачно хмыкнула Свистунова.

– Ну, Лен, перестань! Посмотри, какой сегодня денёк, даже солнышко выглядывает.

– Ну да, да… Лиза, как у тебя настроение? Когда в гости придёшь? Или лучше мне к тебе прийти? Давай на следующей неделе?

Договорившись устроить на следующей неделе девичник, разошлись. Накормив Лизу и отпустив её играть в комнату, Лерка начала готовить ужин. Включила на видео концерт Ваенги, окинула взглядом кухню. Дел было много: рыбу пожарить, для расстегаев тесто поставить, мясо к запеканию приготовить, овощи на салат порезать, картошку почистить. Для расстегаев рыбу надо отдельно готовить – она не признавала невнятную рубленую начинку, в расстегаи по-северному филе кладётся щедрым куском, солёное и перчёное. А сверху лучок кольцами, и жарить потом в кипящем масле, духовке – отказать, вредно, наверное, но зато откусишь такой расстегай, сок из него течёт, нёбо обволакивает, вкус – божественный… Лерка подивилась своим мыслям, замешивая тесто. Кого она обманывает… за стол, за её стол! – сегодня сядет Володя… конечно, она старалась! Надо побольше всего приготовить. Серёжа про четверых говорил, но уж сколько раз бывало – где четверо, там и пятеро, а то и шестеро… Она приготовила четыре прибора, подумав, добавила ещё два. Сама она с гостями ужинать не собиралась, пусть сидят, по-мужски. Так, напитки в холодильник, овощи оттуда…

Работа кипела, Лерка в голос подпевала очередной песне:

 
Я знаю точно, что меня ты позовёшь
И не забудешь, не предашь и не уйдёшь,
А я останусь, так и быть, твоей мечтой
Твоей несбывшейся судьбой
Я знаю, больше никогда
Не будет так лежать в моей руке твоя рука
И больше никогда тебя не назову
«Любимый»…^[4]
 

Когда почти всё уже было готово и оставалось только поставить в духовку мясо, позвонил Сергей. Ну, конечно, пятеро, кто бы сомневался… Она накрыла большой стол в гостиной, расставила приборы, бокалы и стаканы, водрузила на стол кувшины с брусничным и клюквенным морсом, принесла холодные закуски и блюдо с расстегаями. Картошка уже варилась, духовка для мяса разогревалась.

Входная дверь открылась, и гости заполнили просторную прихожую. Кроме Сергея, Володи и помощника Валеры, Лерка с удивлением увидела директора рыбозавода, невысокого худощавого, довольно молодого человека по имени Геннадий Павлович. А с ним Свету, бывшую корреспондентку их газеты. Свистунова когда-то безуспешно пыталась научить девочку азам журналистики и объяснить, что такое жанры, в бессилии называя «овцой»; а та, почти уже рыдая, оправдывалась:

– Елена Максимовна, Вы сказали, надо про нарушения писать, а про жанр ничего не сказали, а я и не знаю ничего про этот жанр…

Лерка искренне улыбнулась, поздоровалась со всеми. Судя по всему, девочка с жанрами разобралась досконально. Света, едва не бросившись с ней обниматься, возбуждённо частила:

– Валерия Евгеньевна, здравствуйте! Ой, как же я рада Вас видеть! А я теперь на рыбозаводе работаю, у Геннадия Павловича. Учиться поступила на экономический!

– Ты, Света, молодец. Геннадий Павлович, смотрите, как бы Света у Вас с такими способностями должность вскоре не отняла. С нами, девушками, это случается.

Сергей и Володя одновременно развернулись, одинаково посмотрев на Лерку, насмешливо и даже одобрительно. Блондинка Света вытаращила глаза, её щёки покраснели, она даже не сразу смогла заговорить.

– Света, не обижайся, я же шучу. Проходите, пожалуйста.

Стол был тут же признан самым выдающимся в стране, гости усаживались, пришлось и Лерке ставить себе приборы, садиться вместе со всеми, раз уж тут Света, и серьёзного мужского разговора не предвидится. Мясо в духовку она уже поставила, засекла время. Из своей комнаты выбежала Лиза, покрутилась на коленях отца, перебралась к матери. Володя смотрел на них долгим непроницаемым взглядом. Лерка, наклонившись к дочери, сказала ей на ушко:

– Лизунчик, не надо взрослым мешать. Давай мы с тобой на кухне перекусим! А с папой ты потом поиграешь, он сейчас занят, ему нужно с гостями поговорить.

На кухне Лиза поклевала салат, выпила тёплый чай и, забрав с собой яблоко, пошла в свою комнату, по пути завернув к отцу, чтобы опять прижаться к нему. Сергей, погладив по голове, развернул её к двери.

Разговор за столом напоминал игру в волейбол: кто-то задавал тему, кто-то отбивал подачу, порой подкручивая ответный мяч. О рыбозаводе говорили как будто вскользь, необязательные вопросы, такие же ответы. Похоже, серьёзно обсуждение воспринимала только Света, пытавшаяся рассуждать со знанием дела о развитии завода. Геннадий Павлович периодически трогал её за плечо, пытаясь остановить, но она всё продолжала и продолжала говорить.

Лерка наблюдала за происходящим с удовольствием, как за весёлым спектаклем. Похоже, Сергею тоже было смешно, он широко улыбался и своими комментариями только подливал масла в огонь. Света, раскрасневшись, на этот раз уже от вина, кокетничала напропалую. С Елисеевым не рисковала. При живой-то жене! Попробовала сначала с Валерой, но быстро разочаровалась. Всё-таки свой, северореченский, не очень-то это интересно и не очень перспективно. Валера на Светины ухищрения внимания не обращал. Он на равных участвовал в общем разговоре, парень он был дельный, не дурак, но и не «чего изволите». Для будущей карьеры в органах власти это, пожалуй, минус – принцип личной преданности ещё никто не отменял. Света переключилась на Володю – заезжий гость, загадочный какой-то, по заводу ходил, вопросы задавал, такой симпатичный, брутальный… Володя сидел с непроницаемым лицом, иногда улыбался, словно поощряя Свету к активности и отпускал ленивые комплименты. Лерка посмотрела на него внимательно, нет, не растренировался к сорока пяти годам, просто девочка ему вообще не интересна, так, досадное приложение к проекту и порученному делу…

На кухне прозвенел звонок духовки. Она встретилась глазами с Сергеем, тот понимающе подмигнул, сказал:

– Лера, что там у нас с горячим? А то пора бы налить…

– Готово! Давайте, я у вас тарелки грязные заберу и приборы тоже, принесу свежие, под мясо.

Она встала, начала собирать посуду. Подошла к Володе, их руки на секунду соприкоснулись. И вдруг такой мощный электрический разряд проскочил между ними, что Лерка едва не уронила на пол стопку тарелок. Ну, ничего себе… На статическое электричество это как-то не очень было похоже. Краем глаза она увидела, что буквально на секунду его лицо стало удивлённым, но он усилием воли погасил эмоцию. Сергей покосился на них, но отвлёкся, наливая вина Свете. Володя склонился к нему и что-то тихо спросил. Сергей коротко ответил:

– На кухне.

Лерка тут же вручила ему тарелки.

– Ты курить? Помоги, пожалуйста, а то мне всё за один раз не унести.

Он принял у неё тарелки, пошёл на кухню, она за ним, с вилками и ножами. Сергей молча посмотрел им вслед.

На кухне Володя подошёл к окну, закурил.

– Устала, наверное? – проговорил, не оборачиваясь.

– Да не очень, нормально, я люблю гостей принимать, была бы возможность, каждую неделю приёмы бы устраивала, мне это не трудно. Когда гостей вкусно, а главное, красиво накормишь, знаешь, как на душе хорошо становится.

– Ну да, тебе бы салон содержать, а не самой с тарелками носиться! Сидеть во главе стола, распоряжаться слугами и вести светские беседы.

– У тебя какая-то нездоровая страсть к роскоши. Ты, случайно, в прошлой жизни не барином был? Замашки остались.

– Мечтать не вредно.

– Точно сказано, а ещё говорят, мечтать не больно.

Она достала из духовки мясо, выложила на блюдо, посыпала горячую картошку жареными шкварками и зеленью, понесла в гостиную. Поставила на стол, вернулась на кухню за чистыми тарелками и приборами.

– Володя, пойдём, а то остынет.

– Да, сейчас, докурю и приду.

Ужин явно приближался к концу. Первым засобирался Валерий, у него ещё были планы на оставшуюся часть вечера, о чём он не преминул сообщить всем. Вскоре и Геннадий Павлович поднял Свету из-за стола. Свете совсем не хотелось уходить, она ещё не теряла надежды очаровать Володю, но Геннадий Павлович был очень настойчив, подхватывал её под руку, почти тащил в прихожую, наконец, его усилия увенчались успехом, и они удалились. Лерке показалось, что Володя облегчённо вздохнул.

– Я, наверное, тоже пойду, отдыхайте.

И тут к Леркиному удивлению, Сергей остановил его:

– Да ладно, чего там тебе в гостинице делать, давай ещё посидим, коньячок-то остался!

Володя, казалось, был удивлён не меньше, но виду не подал.

– А давай! Уж лучше я у вас посижу, чем за углом меня Света не подкараулит! – и подмигнул, – а то и в гостинице ждёт…

Лерка крикнула им из кухни:

– Мальчики, вы тогда на кухню перебирайтесь, забирайте коньяк свой и закуску, я вам тут стол освободила.

Она загрузила грязную посуду в посудомоечную машину, выдала им чистые тарелки. Присела рядом.

– Что, Володя, испугался? Чуть не утащила тебя наша Света?

– Лерка, не сыпь мне соль на рану. Зачем мне Света, о чём речь?

У Сергея зазвонил телефон, он глянул на дисплей. Звонил Ядрихинский.

– Привет, Андрюха, привет! Вовчик прилетит в понедельник, это я его тут задержал. Мы сегодня на заводе были, можно сказать, на экскурсии. Беда там, конечно. Даже не прошлый, а какой-то позапрошлый век… А, чего я тебе за него рассказывать буду, сейчас трубку передам.

– Здорово! – Володя говорил устало, пытаясь чётко проговаривать слова. – Там работы, жуткое дело. Однозначно реконструкция понадобится, вкладываться надо прилично. Не знаю, приеду, обсудим, стоит ли во всё это вписываться. Финотчёты у меня, Серый завтра ещё кое-какие материалы обещал подогнать. У тебя там нормально всё? Понятно. От Игоря новости есть? Да, послезавтра точно буду. Давай.

Он подал телефон Сергею.

– Чего это он? Прямо испереживался. Как будто мы первый объект берём.

– Да не обращай внимания, что ты, Андрюху не знаешь? Сидит там один, все разъехались в разные стороны, Белозёров и тот свалил, куда-то на юг.

– Ну, с Илоной бы пообщался.

– А что, с Илоной можно общаться? Типа, куда очередной бриллиант пристроить?

Лерка встала и пошла прибирать в гостиной. В дверях оглянулась:

– Вот совести у вас совсем нет. Как будто не знаете классического произведения, что лучшие друзья девушек – это бриллианты. Вы просто два старых сплетника…

– Лера, почему это мы старые? Да ещё и сплетники? Мы вон ещё какие, юные прелестницы на нас западают, Вовчик едва ушёл. Ну, давай, за нас, сплетников!

– Давай! Они, может, конечно, и юные, но не всегда прелестницы. А если прелестницы, то не всегда свободные…

Лера уложила Лизу, почитала ей книжку. Когда-то в детстве она тоже её любила:

… Жители Изумрудной страны ростом были не выше Жевунов. На головах у них были такие же широкополые шляпы с острым верхом, но без серебряных бубенчиков. Казалось, они были неприветливы: никто не подходил к Элли и даже издали не обращался к ней с вопросами. На самом деле они просто боялись большого грозного Льва и маленького Тотошки.

– Думаю я, что нам придётся ночевать в поле, – заметил Страшила.

– А мне хочется есть, – сказала девочка. – Фрукты здесь хороши, а всё-таки надоели мне так, что я их видеть не могу и все их променяла бы на корочку хлеба! И Тотошка отощал совсем… Что ты, бедненький, ешь?

– Да так, что придётся, – уклончиво отвечал пёсик…^[5]

– Мама, а как это – что придётся? Он что, кого-то ловит и ест? Он же голодный. А собачка что может есть?

– Собачка должна есть мясо. Вот уж не знаю. Все кого-то ловят и едят, к сожалению. Давай, солнышко моё, засыпать будем.

– Мам, а ты полежи со мной немножко, а то я плакать буду, а не спать.

– Ну вот, что за новости, почему это ты плакать будешь? Что-то случилось, ты расстроилась, что ли?

– Нет, я не расстроилась, папа расстроился. А этот дядя Вовчик его друг? Он хороший?

– Лизунчик, с чего ты взяла, что папа расстроился? У него работа тяжёлая, он устаёт очень. Всё хорошо. Дядя Володя хороший, да, он папин друг. Спи, малыш.

Лерка полежала рядом в ожидании, когда дочь заснёт. Лиза, Лиза, сколько тебе ещё предстоит узнать… И кто такой друг, и кто такой враг, и что не бывает чёрного и белого… И каким словом охарактеризовать этих двоих, что сидят сейчас на кухне и мирно разговаривают? И как назвать её саму?

Лиза уснула быстро. Лерка вышла из её спальни, потихоньку продолжила уборку в гостиной. Иногда до неё доносились обрывки разговора. Нет, она совсем не понимает мужчин! Сидят там, как два задушевных друга, беседуют, словно и не было нескольких лет настоящей вражды.

– Нет, у нас в институте военная кафедра была, какая там армия. А ты, вроде, отметился?

– Ещё как отметился! Прикинь, я во внутренних войсках служил, мы женскую зону охраняли. Такие дамы там отдыхали, без оружия не попадись. Весело было, такого насмотрелся, анекдот на анекдоте. Веришь, порой реально страшно было даже на вышке стоять.

– Вовчик, ну ты в своём репертуаре. То ты охраняешь кого-то, то тебя охраняют. Меняетесь периодически. Теперь твоя очередь.

– Не смеши!

Он помолчал, передёрнул плечами, как под порывом холодного ветра. А перед глазами уже серебрился иней на дощатых стенах. Ночной воздух словно звенел крохотными льдинками. Дырявые тулупы и бекеши от вползающего внутрь мороза не спасали, ветра не было, и то вперёд… Ноги в кирзачах и кое-как намотанных портянках каменели до боли, приходилось периодически со всей дури пинать деревянную стенку, чтобы хоть немного согреться. Толстая подушка инея с еле слышным шелестом осыпалась вниз, такая вокруг стояла тишина, лишь иногда с разных сторон взлаивали собаки. Сегодня с земляком Толиком они опять, не чувствуя ни рук, ни ног, ни лица стояли в карауле на колпаке – наблюдательной вышке между рядами колючей проволоки, открытой с двух сторон всем ветрам, затянутой между дощатыми стенами только сеткой-рабицей. Толик наблюдал за контрольно-следовой полосой, а Володя до рези в глазах всматривался за «запретку», там была уже территория зоны. От желания согреться и уснуть мозги просто набекрень сворачивались… Разговоры на посту были запрещены, но они тихонько переговаривались, чтобы хоть чуть-чуть стряхнуть сонный морок.