Читать книгу: «Однажды в Риме», страница 3

Так прошло полгода. И тут на должность префекта Рима заступил некто Тиберий Титус – человек явно с манией величия, но, что еще хуже – яростный ненавистник христиан. Это ты тоже мог слышать, ведь говорят: если в Риме разобьется горшок – стук слышно по всему миру. Первое же происшествие – разбойное нападение на торговый обоз – он связал с общиной римских христиан. Их всех схватили во время богослужения и бросили в тюрьму – ту, что за акведуком, возле городских бань. Гамалиила тоже. Я узнала об этом от своих людей и тут же побежала к тюрьме.

Помню, была ветреная ночь, страшный ливень… Я подкупила охрану, вызвала его… умоляла позволить спасти, просила уйти со мною, обещала переправить на другой конец страны, исчезнуть из его жизни навсегда – утопиться, повеситься… но лишь бы он выжил… лишь бы жил!.. Он отказывался… кажется, готов был ударить меня.

Тогда я отстранила его и – вошла в камеру. Они сидели на соломе, на каменном полу – человек сорок. Посреди каземата в какой-то плошке горел свечной огарок. Я встала на колени. Рассказала всё как есть. Что люблю его. Что не могу допустить его гибели. И если он не хочет спасаться один – просила разрешения спасти их всех, увести от завтрашней казни. Я ведь могла продать имение, подкупить всю префектуру…

Я была как в бреду, плакала, сотрясалась от страшной дрожи. Они молча смотрели на меня…

И тут я услышала ласковое: «Иди-ка сюда, дочка! Ты же вся промокла, совсем замерзла…» Это заговорил беловолосый старик в углу. Когда я подошла, он усадил меня рядом, снял с себя покрывало и укутал в него, как ребенка. Он стал спрашивать, как меня зовут, кто я такая, грел мои руки своими – так, словно это было самое главное, совсем не беспокоясь о том, что убегает драгоценное время. Мы стали разговаривать, и именно тогда я услышала слова о Христе, которые легли на самое сердце, потому что были сказаны с любовью ко мне. Помню их, как что-то очень простое и пронзительно ясное: мы спокойны, потому что верим, что Господь наш Иисус Христос силен спасти нас от смерти в любую минуту и при любых обстоятельствах, если Он этого хочет. А если Он хочет уже принять нас к себе, в свое Царство – так к этому мы шли всей своей жизнью, этого и сами желаем. Потому что жизнь вне того, кого любишь, не имеет ни цены, ни смысла…

А потом он говорил о самом Христе, и все мы слушали эту потрясающую проповедь о Боге Любви, завороженно, на одном дыхании, на пороге смерти, и помню, как было радостно и тепло на душе, словно все мы сидели под одним покрывалом, и не было ни страха, ни времени, и я уже понимала, что пойду с этими людьми до конца, что у меня больше нет другого дома и другой семьи…

…А потом за окном рассвело, и я спохватилась, что ни разу за ночь ни один стражник не обеспокоился моим присутствием в камере… Тут загремел запор, дверь открылась, вошел старший тюремщик – очень растерянный, который сказал, что случилось нечто невероятное: ночью скоропостижно скончался Тиберий Титус, а новоназначенный префект на вопрос стражников – что делать с заключенными христианами, ответил: «Гоните их всех в шею, мне срочно нужны свободные камеры для банды настоящих разбойников, которых вечером отловили легионеры на центральном тракте!»

И христиане вышли на свободу, воспевая славу Богу, увидели сияющие лучи восходящего солнца… а вместе с ними пошла и я… по сути, так и ушла за отцом Дементием. Навсегда из старой жизни…

Юния замолчала. Гай Луций смотрел на нее: лицо его было непроницаемо, только поблескивали живые глаза. Потом он решительно поднялся:

– Пойдем-ка в дом, становится прохладно.

Девушка поняла, что он заметил ее нервную дрожь после горького рассказа, но, как ни странно, дрожь проходила сама, и на душу Юнии мягко опускался покой – впервые за долгое время. Словно птица-боль, которую она решилась выпустить из клетки-души, взмахнула крылами и улетела прочь в закатное небо. Этот центурион действительно умел работать с людскими душами!

Гай Луций сам приготовил и подал напитки. Она улыбнулась и позволила ему эту заботу, приятную обоим.

И тут он сказал:

– Сейчас, когда ты стала его сестрою во Христе – он не пошел навстречу?

Юния медленно опустила чашу.

– Мы… общаемся… но… отец Дементий готовит его принять сан священника. Для этой цели в феврале он обручился с Софонией. Но случилось несчастье: девушка сильно простудилась и умерла за неделю до свадьбы…

– А ты? – твердо гнул свое центурион.

Тогда она глянула ему в глаза:

– Я не гожусь, Гай Луций! Даже очень раскаявшаяся блудница не может стать женою священника! Есть Правила, кто может… на ком можно…

– Это он так сказал? – сузив глаза, уточнил легионер.

Юния не ответила.

Тогда центурион жестко произнес:

– А ты знаешь, что такие слова полностью уничтожают, сметают в мусор саму Жертву Христову?! Ту Жертву, которую Он принес ради раскаявшихся грешников! Он пришел умереть за них, Он умер за них! А теперь я слышу, что «раскаявшаяся грешница недостойна стать женою Его слуги»!

Юния смотрела на него, широко раскрыв глаза.

– Так мог сказать или очень глупый, или ослепленный гордыней, – уже спокойнее произнес центурион. – И если есть законы на эту тему, то они не имеют ничего общего с любовью.

Девушка опустила взгляд. Потом тихо ответила:

– Никого нельзя заставить полюбить насильно…

– Вот это верно! – уже мягко ответил центурион. – Где нет любви – там ничто не поможет!..

***

Девушка вошла в комнату и вздрогнула. А потом рассмеялась:

– Напугал меня! Подумала: что за чужой человек в доме?! Побрился – тебя и не узнать. Без бороды – совсем другое лицо…

Гай Луций молчал и глядел исподлобья, и Юния поспешила сказать:

– Тебе так хорошо. Лицо выглядит моложе!

Он усмехнулся, объяснил:

– Решил пройтись сегодня по городу и встретил своего бывшего подчиненного. Сейчас он сам командует легионом. Очень способный парень, быстро пошел на повышение. Проводит аттестацию своим легионерам – показательные состязания на арене Колизея. Заодно и публику потешит, согласовал это с префектурой Рима. Просил меня принять участие в аттестации, посмотреть, кто из его парней во что горазд. Вот и привожу себя в порядок. Рим – это не Александрия…

– И как тебе показался Рим?

– Мне он отвратителен. Вавилонское столпотворение…

– Ах, ты читал про вавилонское столпотворение? – развеселилась Юния.