Кристалл времени

Через три года

Ирине позвонили коллеги из детского дома, просили помочь новому воспитателю.

Вера Ивановна работала воспитателем в детском доме, в Москве, события которого описаны в рассказе. Однажды она увидела, что работники столовой фрукты забирают себе. Она возмутилась, обратилась к директору, тому самому Аркадию Степановичу. Тот «поставил ее на место». Педагоги посоветовали Вере Ивановне обратиться к Ирине. Конечно, она откликнулась и готова была дать совет.

Вера Ивановна рассказала о событиях во всех подробностях. Ее воспитанники – ученики третьего и четвертого классов, которые за полгода очень ее полюбили. Да и она привязалась к ним всей душой. У воспитательницы не было своих детей, все силы и любовь она отдавала детям своей группы.

– Что Вы планируете делать дальше? – спросила я огорченно. Тревога за эту замечательную женщину не покидала меня. Победить такого директора невозможно даже очень доброму человеку. А понимающих проблему помощников у воспитателя, кроме меня, не было.

– Я хочу подать в суд на директора, – ответила Вера Ивановна.

– Я вижу несколько вариантов развития событий, как человек, который хорошо знаком с ситуацией. Вам это интересно услышать? – спросила Ирина. – А решение Вы примите сами. В любом случае, я Вам верю, я на Вашей стороне, помогу, если в этом будет необходимость. – Но я сейчас живу в Петербурге, встретиться нам с Вами непросто. Но если нужно, я приеду в Москву.

– Спасибо. Я Вас слушаю.

Ирина рассказала Вере Ивановне, что директор останется, у него поддержка в РОНО. А еще, что работать будет невозможно. Рассказала, что в нашей истории три

года назад директор запретил выдавать обувь детям одной из групп, воспитатели которой участвовали в акции неповиновения. Для этих детей собирали обувь среди знакомых.

И еще Ирина рассказала о знаменательном диалоге. После голодовки один из директоров приютов города, Марина Львовна, спросила ее тет-а-тет, зачем Ирина и коллеги так поступили, неужели не было других вариантов противостояния. Ирина ответила кратко: «Нет, не было». Через несколько лет Ирина узнала, что Марина Львовна и ее коллеги, директора приютов, в аналогичной ситуации (приюты хотели закрыть) отстояли детские учреждения. Объявив голодовку. Их противостояние продолжалось не пять дней, а девять! Приюты существуют и сегодня. Благодаря этим людям. Но этот метод противодействия на сегодня исчерпал себя.

Ирина посоветовалась с коллегами из детского дома.

– На мой взгляд, очень сложная ситуация, мало шансов выиграть дело в суде. Скажем честно, ситуация тупиковая. Вера Ивановна решительно настроена бороться, собирать документы, идти в суд. И что можно сделать? Что вы посоветуете?

Педагоги согласились, уточнив, что ситуация не просто сложная, а безнадежная, обещали перезвонить через некоторое время. Надежды не было, у всех опустились руки.

– Нужно просить духовной помощи. Мы обсудили ситуацию с верующими людьми… Лучше всего обратиться за помощью к священнику В., – посоветовала подруга Анастасии Вениаминовны.

Был морозный ясный день, везде лежал нетронутый чистый снег. А около храма снег был утоптан – было очень много людей, они не помещались в храме и слушали проповедь через приоткрытую дверь. Ирина думала, как бы ей попасть внутрь храма. Мерзла. Ноги просто окоченели. Вдруг она увидела худенькую женщину в черном пальто и платке, она шла прямо к Ирине. Женщина взяла Ирину за руку со словами: «Что ж Вы тут мерзнете», – провела ее мимо огромной толпы через боковую дверь… Ирина стояла рядом со священником.

На другой день Ирина была в состоянии бесконечной радости, она была уверена, что решение суда будет положительным, и поделилась этим знанием с друзьями.

За дело Веры Ивановны взялся адвокат из центра профсоюзов. Были назначены слушания. Ирина приехала в Москву. Интересы директора детского дома представляли два адвоката. Вера Ивановна и педагоги стояли в коридоре. Ирина беседовала с Верой Ивановной, громко, так, чтобы слышали адвокаты. Это оказалось важным. Один из адвокатов потихоньку ушел, сообразив, в каком неправедном деле он участвует. Ирина поддерживала Веру Ивановну (как в свое время ее в похожей ситуации поддерживала Анастасия Вениаминовна). «Свидетели» директора запутались в своих показаниях, Вера Ивановна выиграла дело в суде. Позже выяснилось, что «свидетелям» были обещаны серьезные бонусы за поддержку директора и ложные показания. А Ирине директор пообещал, злобно прощаясь: «Мы еще встретимся».

И в этот раз участникам противостояния не удалось полностью изменить ситуацию, система работала не для воспитанников, руководили детским домом функционеры, ставящая свои цели, самих себя на пьедестал, оставаясь равнодушными к страдающим детям и любящим взрослым.

Встреча через двадцать лет

Выпускники детского дома встретились в солнечный майский день. Они пришли в круглый большой двор детского дома, собрались под тентом в виде бабочки желто-фиолетового цвета. Проект был создан студентами художественного училища в те сложные девяностые годы. Огромный цветной зонт-тент создавал праздничное и немного волшебное настроение. Один из выпускников детского дома, Костя, стал профессиональным фотографом. Для встречи он подготовил выставку своих фотографий, мостов в разных городах и разместил их на стене во дворе. Были здесь и портреты воспитанников, а еще старинные фотографии незнакомых людей. Костя поднял несколько шторок – они закрывали небольшие зеркала, двор стал как будто светлее и больше. Звучали те же песни, что и в те давние времена в детском доме: «Пусть мама услышит, пусть мама придет, пусть мама меня непременно найдет…» Торжественная часть закончилась быстро, гости сели за столы, расставленные во дворе в форме круга, пили чай с пирогами и вспоминали случаи из жизни детского дома, задавали вопросы друг другу, рассказывали о себе.

– Соня, ты работаешь все в том же продовольственном магазине?

– Нет, я закончила педучилище, работаю воспитателем.

– Помнишь нашу короткую встречу в магазине? – спросила Анастасия Вениаминовна.

Соня засмеялась.

– Соня выбежала из-за прилавка, мы обнялись, – прокомментировала Анастасия Вениаминовна. – И первое, что она мне сказала: «Не покупайте эту колбасу, она некачественная».

Евгений работал в школе учителем информатики и классным руководителем. В его восьмом классе за четыре года было семь отличников, а в четвертом классе их было только два, остальные ученики закончили учебный год на «хорошо» и «отлично».

– Как Вам это удалось? Семь отличников? – поинтересовалась выпускница Лена.

– Помните Гришу? Сколько мы занимались с ним! Я прошел, благодаря ему, университет по выполнению домашних заданий и перестроил программу, научился объяснять понятно и кратко. Вы знаете, Гриша поступил в университет на исторический факультет и закончил его, – рассказал Евгений.

Выпускница детского дома Катя поддержала разговор.

– Хочу вам напомнить, как мы начали вместе придумывать, как мы будем жить. Все приносили картинки и идеи, Татьяна Алексеевна, наш художник, вместе с психологом прикрепляла листочки на холсте. Первая картинка была моя – зеркало. Я вспомнила об этом, когда увидела зеркала на стенах этого зала, – сказала она. – А еще я встретила в нашем детском доме любовь всей моей жизни. Муж в командировке, передает всем привет.

– А где Алена? – спросил Евгений.

– Ее удочерили, она в Канаде. Вышла замуж, у нее маленький ребенок. Все у нее хорошо.

На миг показалось, что нет стен, есть лишь живой поток солнца.

– Вера! А чем ты занимаешься? – спросила Наталья Алексеевна, художник.

– Я – парикмахер, – смущенно сказала девушка. – Я пришла с сыном, Колей. Он очень просил меня познакомить его с вами. И хочет учиться писать рассказы. Я столько рассказывала ему о нашем доме братьев и сестер.

Виталий пришел не один. С женой.

– Ирина Викторовна, помните, я вам звонил? – сказал Виталий. – Моя невеста не верила, что у меня есть личный психолог. Да, я выпивал. Теперь все под контролем. Вы разговаривали тогда с моей будущей женой, – мы рассмеялись, вспомнив этот разговор по телефону, – сейчас у нас двое детей. – Все улыбались. Рассматривали семейные фотографии.

Выпускники смотрели фотографии на стенах, вспоминали, задавали вопросы.

– А кто этот благородный молодой человек со старинной фотографии? – спросил кто-то из выпускников, указав на фото на стене.

– Это фотография молодого Януша Корчака, – сказал Костя, – мы мало говорим об этом человеке, – продолжил он в наступившей тишине. – Его слова «Дети превыше всего» в трагическую минуту жизни поразили меня.

– Портрет Януша Корчака висел в доме моего учителя. Меня это ошеломило – это была единственная картина на стене, – сказала Ирина Викторовна. И продолжила, – а вы знаете, Евгений закончил аспирантуру, работал директором школы, выступал на конференциях. Недавно ему предложили работать в Комитете образования.

– И что? Евгений, вы согласились?

– Да. Отличная команда. Все получится. А сейчас я готовлюсь к выступлению на международной конференции. Эпиграф к моему выступлению… Помните, мы обсуждали гипотезу: «Все мы братья и сестры не менее чем в четырнадцатом поколении»¹⁰? Вот именно эта идея-гипотеза.

– Женя, но ведь настоящей полной победы не было в детском доме: директор все же остался работать, возникло немало серьезных ситуаций с педагогами и детьми, – Ирина Викторовна обратилась к Евгению. Этот вопрос ей часто задавали друзья и коллеги, но у нее не было четкого ответа, – этот отрицательный результат нельзя не учитывать.

– Конфликт конфликту рознь. Вот Вы сами любите пословицы и поговорки. Я тоже проникся к этим зернам мудрости. Помните, как Вы наставляли нас: на каждое мнение есть противоположное, на каждую пословицу – прямо противоположная. Мне запомнилась такая пара поговорок: «Чаще дерутся – дружнее живут» и «В драке нет умолоту». Полная победа невозможна – жизнь станет стерильной, безжизненной. Но я уверен, что мы, люди, человечество, можем избежать трагичных событий и немыслимых для человека ситуаций – ситуаций за гранью. И это определяем мы сами, каждый в большей или меньшей степени. И самое интересное: если у человека нет знаний, программы, в процессе столкновения точек зрения именно этот, пока бездуховный человек, примет программу более знающего человека и осуществит ее как сможет.

Казалось, время распахнулось, мы переживали одновременно множество состояний из прошлого, настоящего, предчувствовали будущее. Друзья и выпускники слушали Евгения не перебивая, затаив дыхание, любуясь им, прикоснувшись к вечно прекрасному.

Встреча выпускников продолжалась до позднего вечера, при свечах. Птицы залетали под тент, клевали крошки с ладоней. Педагоги и воспитатели не смогли полностью изменить ситуацию, противостоять системе. Но они попытались это сделать, они знали цену такой попытки и искали новые пути помощи детям, оказавшимся в трудной жизненной ситуации. Иван предложил прочитать эссе, опубликованное в альманахе «Уроки Светописи. Золотое Слово».

Уроки Светописи

– Автором и руководителем издательского проекта «Уроки Светописи» была Ирина. Сразу скажу, что рассказ, по мнению первых читателей этой книги, выбивается из общего текста. И все же я оставил его, он – память Анатолию Епову, автору портрета Януша Корчака, сыгравшего такую важную роль в ее жизни…

– Мы опубликовали пять выпусков альманаха «Уроки Светописи», – пояснила Ирина,– я рада познакомить вас с фрагментом эссе студентки Ксении Михеевой педагогического колледжа, опубликованным в альманахе «Уроки Светописи». Вып.2 «Золотое Слово», «Петрополис», 2007. Я уже отправила на электронную почту эссе, прочтете дома. На прощание расскажу вам одну невероятную с точки зрения здравого смысла историю о проекте «Уроки Светописи», – продолжила Ирина, – одно время я работала в педагогическом колледже. Прекрасный сценарий о Лунине, подготовленный нашим театральным режиссером, я хотела опубликовать в очередном альманахе «Уроки Светописи». И вот что произошло (время и место действия девятнадцать часов, февраль). Я, счастливая, подошла к двери своей парадной с давно ожидаемым сценарием. Бац! Ах! Ударили по голове, утащили портфель со сценарием, документами, кошельком. Я кричу: «Спасите! Помогите! Рукопись!» (теперь смешно, а тогда…) Бегу в сапогах на высоких каблуках за преступниками, за мной люди… Трое мужчин обогнали меня, долго бежали за ворами… Но вернулись ни с чем, глядя в сторону, один из них сказал мне: «Их было двое. Один мужчина показал нам нож».

Я понимаю, что что-то не так в этой истории… Вспоминаю, что сценарий рукописи создан на основе книги известного современного автора «Лунин». Пишу в Интернете автору книги и в тот же день получаю ответ примерно такой: «…Если бы сценарий опубликовали, Вы бы платили пожизненную неустойку издательству за нарушение авторских прав…» Таковы правила в больших издательствах. Да, что еще любопытно, паспорт и ключи я нашла в своем почтовом ящике на следующий день, портфель – на помойке. Без рукописи и кошелька.

– «Знаки судьбы», «Альманах «Уроки Светописи» оберегает сама судьба!?», – прокомментировал Иван, улыбаясь.

Дорогие читатели, познакомьтесь с эссе.

Милосердные люди. «Театр горящего сердца»

¹¹

– Вся проблема в том, что дети в приюте – брошенные, лишенные всего. Они не умеют играть. У них были насущные проблемы, поэтому они не проиграли свое детство, не исследовали границ своего «я».

В нашем театре вместе с детьми играют взрослые, потому что без них вся игра разваливается, взрослый всегда ведущий. Игра коллективная, поэтому даже незначительная детская реплика наряду со словами ведущего взрослого играет важную роль.

– Что самое сложное в такой театральной игре?

– Дети не могут усвоить двуплановости поведения. В одном из спектаклей я, играя волка, по сценарию должен был называть зайца дураком. У меня были такие слова: «Ну и дурак…» Мальчик Коля, который играл зайца, не понимал, как его могут называть дураком. В другом спектакле кошка и пес дрались между собой на сцене, я играл кошку, пса играла одна из воспитательниц приюта. Через несколько дней в процессе моей беседы с этим преподавателем заходит мальчишка, который видел этот спектакль. Он говорит: «Вы же друг с другом дрались!» Мальчику было двенадцать лет. Дети не различают «я на сцене» и «я в жизни».

– Какие задачи ставит перед собой театр?

– Театр задумывался с большими задачами, конечно, педагогическими. Можно создать спектакль для одного ребенка, чтобы помочь ему. У нас был мальчик, который всегда рисовал большие яркие рисунки, и всегда подписывал крупными-крупными буквами «Толя». Однажды мы заметили, что буквы на его рисунках стали крошечными, а сами рисунки стали темными, безрадостными. Оказалось, что у мальчика снова запила мама, и, после перехода из младшей группы, где он имел вес, был лидером, в старшую, у него понизилась самооценка. Я думал, как приподнять его самооценку. И придумал. Мы поставили «Бармалея», где Толя играл Бармалея, сидя у меня на плечах, покрытых длинным плащом. После весь зал гадал, кто же там под плащом, а героем стал Толя. Он вознесся надо всеми в прямом смысле. После спектакля ему все аплодировали, на лице – гамма чувств. Не передать. Так получается, что спектакль может существовать для одного ребенка.

Это реальное событие?

– Это реальное событие? – тихо спросила Наташа, – Вы писали о себе? Это Вы – Ирина Викторовна? Ирина – это тоже Вы?

– Да, это реальные события и люди – прототипы героев, у некоторых из них несколько прототипов.

Ирина продолжила рассказ, взволнованно повествуя о последующих событиях.

– О реальности событий. Новый директор – это какое-то необычное явление в моей жизни. В 1990 году я гуляла летом по огромному лугу с трехлетней дочкой, переживая полное счастье. И вдруг я увидела облако: воина в шлеме. Настолько реального, жутковатого, что я зарисовала его. И акция неповиновения, о которой я рассказала, была настоящим сражением с чем-то большим, чем с человеком.

Вот еще что важно. Портрет Януша Корчака. Мне не хотелось говорить о нем в начале рассказа. Но образ Корчака вновь и вновь возвращал меня к одному из основателей детского дома.

Два письма

Я прочту два письма из моей переписки.

Вот мое письмо воспитателю детского дома.

– Ольга Ивановна (воспитатель детского дома), благодарю за отклик.

Вы пишите, что в период работы в детском доме были очень острые моменты, горе, кризисы, а в рассказе все хорошо. Это не так. Если я представляю ад, то это детский дом – переживания детей. Безысходность. О некоторых ситуациях я до сих пор не рассказываю и не пишу. Точнее сказать, рассказываю крайне редко педагогам, родителям и психологам, на курсе начинающих писателей как поддерживающую историю: было, случилось, но вырулили. Теперь все хорошо. Детский дом – это про всех нас, взрослых. И про наши решения, и про то, как мы мало знаем.

Преподавателю курса «Путь писателя».

Я написала письмо преподавателю курса по писательскому мастерству. На занятиях я спорила с Евгенией: «Нельзя все сводить к пути героя». Но когда я перечла свой рассказ «Дом братьев и сестер», чтобы убедить преподавателя в своем видении, я была ошеломлена. Рассказ и события точь-в-точь соответствовали пути героя. Не зная теории поведения в экстремальной ситуации, мы, воспитатели, прошли по известному пути, существующему сотни и сотни лет. Так глубока колея? Можно ли из нее выйти? Какие на тот момент были еще пути противодействия, кроме известного героического?

Мы не могли оставить детей, мы их как бы усыновили. Вы же не отдадите своих детей или приемных кому-то чужому?

Глава 3
Вдохновение

Здесь

перекресток

столетий.

Мудрости Храм,

Храм свершений,

Благих начинаний!

Великих!

Город Пушкин

Как-то Мария, художник по образованию, предложила своим родителям, Ивану и Ирине, пожить летом в Пушкине: «Это и история, и красота, и парки. Близко Павловск. Словом, вы прекрасно отдохнете. А я буду навещать вас раз в неделю. Мама, тебе очень понравится. В этом городе есть какая-то тайна. Как будто бы здесь можно понять, как поднять неподъемное, как решить никем еще нерешенную проблему». Нежный голос Марии порой напоминал перезвон колокольчиков, ей легко было убедить родителей. Она помогла снять квартиру в Пушкине, переезд она также взяла на себя. Уже через неделю родители прочувствовали благодать этого города и следующие три года проводили здесь отпуск. Ирина стала писать стихи и прозу: как только она входила в парк, рука, казалось, сама тянулась к перу – перо к бумаге… Слова и фразы просились в жизнь, не давая покоя. Но вот что удивительно, как только Ирина покидала парк, вдохновение оставляло ее. Ирина открыла, что и Павловск, и Пушкин, подобны волшебным шкатулкам, в которых есть свои загадочные лабиринты, оставленные нам архитекторами и декораторами, чьи замыслы еще до конца не разгаданы нами. Она приглашала друзей в города Пушкин и Павловск, показывала им разнообразные маршруты по дворцам и паркам.

Иван и Ирина задумали написать книгу о людях, об образовании. На тот момент об учителях было написано немного хороших книг. Честно говоря, они знали только одну такую книгу, оставившую в их душе след: «Вверх по ведущей вниз лестнице»¹². И, вероятно, решили заполнить пробел. Сначала Иван никак не мог решиться написать первые слова книги, хотя она уже рождалась в душе, вибрировала на кончиках пальцев. Он ощущал ее зов, видел, как ее читают люди разного возраста и удивленно улыбаются. Казалось, все было готово к тому, чтобы начать труд: Иван ясно понимал, какие события он опишет. И все же что-то останавливало его. Ему казалось, что если взглянуть на события с высоты, то можно найти внутреннюю опору для описания историй, без нее и начинать не стоило: в окружающей действительности было столько противоречивой информации, да еще она как будто меняла свой «облик» со временем! Размышления прервала Ирина. Ее старинная подруга написала ей письмо в то самое время, как это часто бывает с дорогими друзьями, чувствующими друг друга на расстоянии, когда муж искал вдохновения, творческого озарения. «В письме стихотворение Редьярда Киплинга «Дворец», – сказала Ирина, – оно поможет тебе».

Дворец

Когда был я Царём и Строителем, испытанным в мастерстве,

Я повелел котлован копать, чтоб дворец построить себе.

Вдруг в раскопе открылись руины дворца, и когда отрыли порог,

Стало видно всем, что такой дворец только царь построить и мог.

Никакого не было плана, а стены разбегались туда сюда,

То кривой коридор, то зал пятигранный, то лестница в никуда…

Кладка была небрежной и грубой, но каждый камень шептал:

«Придёт за мной строитель иной – скажите, я всё это знал».

И стройка шла, и был у меня точный план всех работ.

Я спрямлял углы, я менял столбы, переделывал каждый свод,

Даже мрамор его я на известь пустил, от начала и до конца

Пересматривал я все и труды, и дары скромного мертвеца.

Не браня и не славя работу его, но вникая в облик дворца,

Я читал на обломках снесённых стен сокровенные мысли творца:

Где поставить контрфорс, возвести ризалит, я был в гуще его идей,

Прихотливый рисунок его мечты я читал на лицах камней.

Да, был я Царём и Строителем, но в славе гордого дня

Был исполнен Закон: из тьмы времён, Слово дошло до меня:

И было то Слово: «Ты выполнил долг, дальше – запрещено:

Твой дворец предназначен другому царю, не тебе продолжать дано».

И я рабочих велел отозвать от мешалок, лебёдок, лесов,

Я работу свою поручил судьбе неисчислимых годов.

И последнее дело своё свершил, на камне награвировал:

«Придёт за мной строитель иной – скажите, я всё это знал».

Иван думал, что знает свою миссию в жизни: пройти в течение пятидесяти лет сквозь все лабиринты жизни, все увидеть и описать – вот задача. Он знал, что результаты наблюдения будут различаться в зависимости от наблюдателя. Этот свежий взгляд на происходящее из фокуса реального потока событий уже стал волшебной, но обыденностью. «А что, если и правда, – начал писать Иван, – мы взглянем на мир добрыми глазами и он изменится, станет добрее? Так пусть все герои этой книги смотрят на мир именно так: целостно, настраиваясь на новое. То, что невыразимо в словах, может зазвучать музыкой, предстать картинами, архитектурой, цветами. И вдруг ярко-желтые крокусы, анютины глазки золотой пыльцой рассыплются по весеннему городу».