Читать книгу: «Ангел в моём рюкзаке»

Однажды, когда я сидел у костра и готовился ко сну, ко мне пришёл ангел. Он сказал: "Здравствуй! Я твой ангел. Можно, я буду жить в твоём рюкзаке?"

Я не возражал. Когда идёшь один сквозь Кангарские степи, любой попутчик только в радость. Я сказал ему: в моём рюкзаке не очень уютно, там только степной ветер да хлебные крошки. Может, что тебе туда положить?

Ангел сказал: Положи туда свою веру и белую тряпку, что ты носишь в боковом кармане.

Утром я проснулся и увидел, что верхом на моём рюкзаке свернулся большой белый кот. Он почувствовал мой взгляд и сказал: Вот так я буду выглядеть для других людей, и для тебя, когда ты начнёшь забывать о нашем знакомстве.

Кот исчез, и на его месте появился ангел: Пойдём, впереди у нас долгий путь.

Дни сливались в мерный ритм шагов по иссохшей траве. Степь, величественная и безжалостная, раскрывалась перед нами – бескрайнее море солончаков, вздыбленных ветром холмов и редких, корявых деревьев, цепляющихся за жизнь. Ангел шел рядом, его присутствие было подобно легкой прохладе в полуденный зной – неуловимое, но ощутимое.

Однажды, когда солнце висело расплавленным шаром, а горизонт дрожал в мареве, я увидел впереди озеро с чистой водой. Жажда стала нестерпимой. Я ускорил шаг, но ангел легкой рукой коснулся моего плеча. "Смотри," – прошелестел его голос, подобный шелку. Я вгляделся. Озеро оставалось, но под ногами уже хрустела лишь потрескавшаяся соль, а мираж упрямо держался вдали. "Это Пустыня Сомнений, – пояснил ангел. – Она манит тем, чего жаждет измученная душа, лишь чтобы усугубить страдание. Иди за мной". Он повел меня не напрямую к миражу, а вдоль сухого русла, где в тени старого камня мы нашли горстку горьких, но сочных ягод. Кот в рюкзаке в тот день не спал – его зеленые глаза, приоткрытые в щелку, наблюдали за моей борьбой с иллюзией.

По ночам степной ветер выл по-особенному. Это был не просто шум, а голос, шепчущий о бессмысленности пути, о забытых ошибках, о людях, которых я больше не увижу. Однажды такой ветер принес с собой не просто тоску, а Теней. Они не были людьми и не были зверями – скорее, сгустками тьмы, принимавшими облик моих давних страхов и сожалений. Они вились вокруг костра, пытаясь прорваться сквозь круг света. Ангел не вставал. Он сидел неподвижно, его свет был неярким, но неколебимым, как свет далекой звезды. Тени набрасывались, но, приближаясь к нему, таяли, словно дым, не в силах вынести его тихого присутствия. Я же, прижав к груди ту самую белую тряпку (она теперь казалась куском облака, укрывавшего сердце), повторял про себя простые слова веры, которым научился у него же: "Я иду. Я здесь. Этого достаточно". К рассвету ветер стих, а тени растворились в сером предутреннем свете.

Однажды мы наткнулись на место, где земля выглядела твердой, но нога проваливалась в холодную, вязкую жижу. Казалось, сама степь устала и хотела засосать путника. Чем больше я боролся, пытаясь выбраться из очередной топкой лужи, тем глубже увязал. Усталость и апатия накатывали волной. "Перестань биться, – донесся до меня спокойный голос ангела. Он стоял на твердой кочке неподалеку. – Посмотри на кота". Я опустил взгляд к рюкзаку. Белый кот спал, свернувшись клубком, его бока ровно поднимались и опускались. В его абсолютном спокойствии, в его доверии к тому, что несут его, была невероятная сила. Я перевел дух, перестал дергаться и почувствовал под ногой скрытый корень, твердый, как кость земли. Опираясь на него, я выбрался. Ангел лишь кивнул: "Иногда путь требует не борьбы, а внимания и покоя, который ты носишь с собой".

Ночью ангел стоял на страже. Он редко двигался, но его бодрствующее присутствие было щитом. Это не была агрессивная охрана; скорее, пространство вокруг нашего скромного лагеря наполнялось ощущением неприкосновенности. Дикие звери обходили нас стороной, а ночные страхи отступали перед тихим светом его сущности. Я засыпал под мерное, успокаивающее мурчание кота (которое теперь я слышал даже когда кот был ангелом) и просыпался от того, что ангел мягко касался моего плеча: "Рассвет. Пора идти дальше".

Наш путь был диалогом без слов – шаги по степи, взгляды, понимающие молчание. Ангел не вел меня за руку, но указывал путь через знаки: отблеск воды на камне, тропа, протоптанная сайгаками, звезда, ярче других горевшая на нужном направлении. Он защищал, не лишая меня опыта опасности, но смягчая удары судьбы и напоминая о вере и том белом лоскуте чистоты, который я всегда носил с собой – теперь не в кармане, а глубоко внутри, рядом с верой, в самом сердце своего рюкзака-души. Степь учила нас обоих, а их союз был тихим чудом посреди бескрайнего простора.

Дни становились короче, а воздух прозрачнее и острее. Солнце, еще жаркое днем, клонилось к западу все раньше, заливая степь медовым, ностальгическим светом. Земля под ногами менялась: трава становилась гуще, попадались первые, робкие кусты, а на горизонте, сначала как дымка, потом как складка серой ткани на краю мира, начал проступать Город. Его имя я не произносил давно, оно затерялось в веренице дней пути, как затерялась когда-то и память о той квартире под черепичной крышей.

За день до городской черты мы нашли колодец. Не глубокий, почти высохший, лишь мутная лужица на дне. Рядом с колодцем сидел человек. Не старый, но изможденный дорогой, лицо его было пепельным от пыли, а глаза смотрели куда-то внутрь себя, не видя нас. В его рюкзаке, похожем на мой, но продырявленном и потрепанном, не шевелился никакой кот. "Куда путь держишь?" – спросил я, по обычаю степи. Он вздрогнул, словно очнувшись. "В Город," – прошепелявил он. "Ищу то, что потерял. Или то, что потеряло меня." Его голос был лишен тона, плоский, как степь в зной. Ангел мой, в облике кота, вышел из рюкзака и сел рядом, облизывая лапу. Его зеленые глаза спокойно смотрели на незнакомца. "Что потерял?" – спросил я снова. Человек сжал виски. "Веру. Или… белый лоскут. Не помню. Кажется, я оставил их где-то на дороге. Теперь внутри только ветер и крошки." Ангел-кот тихо мяукнул. Когда мы пошли дальше, оставив странника у колодца с его пустым рюкзаком и пустыми глазами, ангел (уже в своем истинном облике) сказал тихо: "Видишь, что бывает, когда забываешь о том, что несешь в своем рюкзаке? Он нес только тяжесть пути, забыв его смысл. Его опасность – не в волках или трясинах, а в этой внутренней пустыне." Этот образ – человек с пустым рюкзаком души – стал для меня предостережением и грустным эхом возможного будущего.

Мы разбили лагерь на последнем холме, откуда Город был виден ясно – каменное гнездо, опутанное дымом и дорогами. Ночь выдалась тревожной. Не Тени прошлого, нет. На этот раз явилось Искушение. Оно пришло не с ветром, а словно выросло из самой тьмы у костра. Не образ, а ощущение: внезапная, острая тоска по теплу очага, по стуку посуды, по голосам знакомым, по покою стен. Зачем идти туда, в ту квартиру, где, возможно, остались лишь призраки? Зачем ворошить прах? Не лучше ли свернуть с пути сейчас, найти другое место в Городе, начать с чистого листа? Иллюзия была сладкой и удушающей. Я чувствовал, как эта мысль, как липкая паутина, пытается опутать волю. Ангел не стоял на страже как обычно. Он сидел напротив, его свет в этот раз был не щитом, а… зеркалом. "Посмотри на себя," – казалось, говорил его молчаливый взгляд. "Кто ты без этого пути? Кто ты без памяти, которую несешь, даже если она тяжела?" Я заглянул в рюкзак. Кот спал. И в его сне, в абсолютном доверии ко мне, к пути, который ему уготован, я нашел ответ. Белый лоскут в моем сердце зашевелился, напоминая о чистоте намерения. "Я должен увидеть," – прошептал я в ночь, и Искушение отступило, как вода от берега. Ангел кивнул. Его охрана в эту ночь была не внешней, а внутренней – он помог мне охранить цель.