Кому на Руси жить хорошо (сборник)

Часть вторая

Уже два месяца почти

Бессменно день и ночь в пути

На диво слаженный возок,

А все конец пути далек!

Княгинин спутник так устал,

Что под Иркутском захворал.

Два дня прождав его, она

Помчалась далее одна…

Ее в Иркутске встретил сам

Начальник городской;

Как мощи сух, как палка прям,

Высокий и седой.

Сползла с плеча его доха,

Под ней – кресты, мундир,

На шляпе – перья петуха.

Почтенный бригадир,

Ругнув за что-то ямщика,

Поспешно подскочил

И дверцы прочного возка

Княгине отворил…

КНЯГИНЯ

(входит в станционный дом)

В Нерчинск! Закладывать скорей!

ГУБЕРНАТОР

Пришел я – встретить вас.

КНЯГИНЯ

Велите ж дать мне лошадей!

ГУБЕРНАТОР

Прошу помедлить час.

Дорога наша так дурна,

Вам нужно отдохнуть…

КНЯГИНЯ

Благодарю вас! Я сильна…

Уж недалек мой путь…

ГУБЕРНАТОР

Всё ж будет верст до восьмисот,

А главная беда:

Дорога хуже тут пойдет,

Опасная езда!..

Два слова нужно вам сказать

По службе, – и притом

Имел я счастье графа знать,

Семь лет служил при нем.

Отец ваш редкий человек

По сердцу, по уму,

Запечатлев в душе навек

Признательность к нему,

К услугам дочери его

Готов я… весь я ваш…

КНЯГИНЯ

Но мне не нужно ничего!

(Отворяя дверь в сени.)

Готов ли экипаж?

ГУБЕРНАТОР

Покуда я не прикажу,

Его не подадут…

КНЯГИНЯ

Так прикажите ж! Я прошу…

ГУБЕРНАТОР

Но есть зацепка тут:

С последней почтой прислана

Бумага…

КНЯГИНЯ

Что же в ней:

Уж не вернуться ль я должна?

ГУБЕРНАТОР

Да-с, было бы верней.

КНЯГИНЯ

Да кто ж прислал вам и о чем

Бумагу? что же – там

Шутили, что ли, над отцом?

Он всё устроил сам!

ГУБЕРНАТОР

Нет… не решусь я утверждать…

Но путь еще далек…

КНЯГИНЯ

Так что же даром и болтать!

Готов ли мой возок?

ГУБЕРНАТОР

Нет! Я еще не приказал…

Княгиня! здесь я – царь!

Садитесь! Я уже сказал,

Что знал я графа встарь,

А граф… хоть он вас отпустил,

По доброте своей,

Но ваш отъезд его убил…

Вернитесь поскорей!

КНЯГИНЯ

Нет! что однажды решено —

Исполню до конца!

Мне вам рассказывать смешно,

Как я люблю отца,

Как любит он. Но долг другой,

И выше и святей,

Меня зовет. Мучитель мой!

Давайте лошадей!

ГУБЕРНАТОР

Позвольте-с. Я согласен сам,

Что дорог каждый час,

Но хорошо ль известно вам,

Что ожидает вас?

Бесплодна наша сторона,

А та – еще бедней,

Короче нашей там весна,

Зима – еще длинней.

Да-с, восемь месяцев зима

Там – знаете ли вы?

Там люди редки без клейма,

И те душой черствы;

На воле рыскают кругом

Там только варнаки;

Ужасен там тюремный дом,

Глубоки рудники.

Вам не придется с мужем быть

Минуты глаз на глаз:

В казарме общей надо жить,

А пища: хлеб да квас.

Пять тысяч каторжников там,

Озлоблены судьбой,

Заводят драки по ночам,

Убийства и разбой;

Короток им и страшен суд,

Грознее нет суда!

И вы, княгиня, вечно тут

Свидетельницей… Да!

Поверьте, вас не пощадят,

Не сжалится никто!

Пускай ваш муж – он виноват…

А вам терпеть… за что?

КНЯГИНЯ

Ужасна будет, знаю я,

Жизнь мужа моего.

Пускай же будет и моя

Не радостней его!

ГУБЕРНАТОР

Но вы не будете там жить:

Тот климат вас убьет!

Я вас обязан убедить,

Не ездите вперед!

Ах, вам ли жить в стране такой,

Где воздух у людей

Не паром – пылью ледяной

Выходит из ноздрей?

Где мрак и холод круглый год,

А в краткие жары —

Непросыхающих болот

Зловредные пары?

Да… страшный край! Оттуда прочь

Бежит и зверь лесной,

Когда стосуточная ночь

Повиснет над страной…

КНЯГИНЯ

Живут же люди в том краю,

Привыкну я шутя…

ГУБЕРНАТОР

Живут? Но молодость свою

Припомните… дитя!

Здесь мать – водицей снеговой,

Родив, омоет дочь,

Малютку грозной бури вой

Баюкает всю ночь,

А будит дикий зверь, рыча

Близ хижины лесной,

Да пурга, бешено стуча

В окно, как домовой.

С глухих лесов, с пустынных рек

Сбирая дань свою,

Окреп туземный человек

С природою в бою,

А вы?..

КНЯГИНЯ

Пусть смерть мне суждена —

Мне нечего жалеть!..

Я еду! еду! я должна

Близ мужа умереть.

ГУБЕРНАТОР

Да, вы умрете, но сперва

Измучите того,

Чья безвозвратно голова

Погибла. Для него

Прошу: не ездите туда!

Сноснее одному,

Устав от тяжкого труда,

Прийти в свою тюрьму,

Прийти – и лечь на голый пол

И с черствым сухарем

Заснуть… а добрый сон пришел —

И узник стал царем!

Летя мечтой к родным, к друзьям,

Увидя вас самих,

Проснется он к дневным трудам

И бодр, и сердцем тих,

А с вами?.. с вами не знавать

Ему счастливых грез,

В себе он будет сознавать

Причину ваших слез.

КНЯГИНЯ

Ах!.. Эти речи поберечь

Вам лучше для других.

Всем вашим пыткам не извлечь

Слезы из глаз моих!

Покинув родину, друзей,

Любимого отца,

Приняв обет в душе моей

Исполнить до конца

Мой долг, – я слез не принесу

В проклятую тюрьму —

Я гордость, гордость в нем спасу.

Я силы дам ему!

Презренье к нашим палачам,

Сознанье правоты

Опорой верной будет нам.

ГУБЕРНАТОР

Прекрасные мечты!

Но их достанет на пять дней.

Не век же вам грустить?

Поверьте совести моей,

Захочется вам жить.

Здесь черствый хлеб, тюрьма, позор,

Нужда и вечный гнет,

А там балы, блестящий двор,

Свобода и почет.

Как знать? Быть может, Бог судил…

Понравится другой,

Закон вас права не лишил…

КНЯГИНЯ

Молчите!.. Боже мой!..

ГУБЕРНАТОР

Да, откровенно говорю,

Вернитесь лучше в свет.

КНЯГИНЯ

Благодарю, благодарю

За добрый ваш совет!

И прежде был там рай земной,

А нынче этот рай

Своей заботливой рукой

Расчистил Николай.

Там люди заживо гниют —

Ходячие гробы,

Мужчины – сборище Иуд,

А женщины – рабы.

Что там найду я! Ханжество,

Поруганную честь,

Нахальной дряни торжество

И подленькую месть.

Нет, в этот вырубленный лес

Меня не заманят,

Где были дубы до небес,

А нынче пни торчат!

Вернуться? жить среди клевет,

Пустых и темных дел?..

Там места нет, там друга нет

Тому, кто раз прозрел!

Нет, нет, я видеть не хочу

Продажных и тупых,

Не покажусь я палачу

Свободных и святых.

Забыть того, кто нас любил,

Вернуться – всё простя?

ГУБЕРНАТОР

Но он же вас не пощадил?

Подумайте, дитя:

О ком тоска? к кому любовь?

КНЯГИНЯ

Молчите, генерал!

ГУБЕРНАТОР

Когда б не доблестная кровь

Текла в вас – я б молчал.

Но если рветесь вы вперед,

Не веря ничему,

Быть может, гордость вас спасет…

Достались вы ему

С богатством, именем, с умом,

С доверчивой душой,

А он, не думая о том,

Что станется с женой,

Увлекся призраком пустым

И – вот его судьба!..

И что ж?.. бежите вы за ним,

Как жалкая раба!

КНЯГИНЯ

Нет! я не жалкая раба,

Я женщина, жена!

Пускай горька моя судьба —

Я буду ей верна!

О, если б он меня забыл

Для женщины другой,

В моей душе достало б сил

Не быть его рабой!

Но знаю: к родине любовь

Соперница моя,

И если б нужно было, вновь

Ему простила б я!..

* * *

Княгиня кончила… Молчал

Упрямый старичок.

«Ну что ж? Велите, генерал,

Готовить мой возок?»

Не отвечая на вопрос,

Смотрел он долго в пол,

Потом в раздумье произнес:

«До завтра» – и ушел…

* * *

Назавтра тот же разговор,

Просил и убеждал,

Но получил опять отпор

Почтенный генерал.

Все убежденья истощив

И выбившись из сил,

Он долго, важен, молчалив,

По комнате ходил

И наконец сказал: «Быть так!

Вас не спасешь, увы!..

Но знайте: сделав этот шаг,

Всего лишитесь вы!..»

– «Да что же мне еще терять?»

– «За мужем поскакав,

Вы отреченье подписать

Должны от ваших прав!»

Старик эффектно замолчал,

От этих страшных слов

Он, очевидно, пользы ждал,

Но был ответ таков:

«У вас седая голова,

А вы еще дитя!

Вам наши кажутся права

Правами – не шутя.

Нет! ими я не дорожу,

Возьмите их скорей!

Где отреченье? Подпишу!

И живо – лошадей!..»

ГУБЕРНАТОР

Бумагу эту подписать!

Да что вы?.. Боже мой!

Ведь это значит нищей стать

И женщиной простой!

Всему вы скажете прости,

Что вам дано отцом,

Что по наследству перейти

Должно бы к вам потом!

Права имущества, права

Дворянства потерять!

Нет, вы подумайте сперва —

Зайду я к вам опять!..

* * *

Ушел и не был целый день…

Когда спустилась тьма,

Княгиня, слабая как тень,

Пошла к нему сама.

Ее не принял генерал:

Хворает тяжело…

Пять дней, покуда он хворал,

Мучительных прошло,

А на шестой пришел он сам

И круто молвил ей:

«Я отпустить не вправе вам,

Княгиня, лошадей!

Вас по этапу поведут

С конвоем…»

КНЯГИНЯ

Боже мой!

Но так ведь месяцы пройдут

В дороге?..

ГУБЕРНАТОР

Да, весной

В Нерчинск придете, если вас

Дорога не убьет.

Навряд версты четыре в час

Закованный идет;

Посередине дня – привал,

С закатом дня – ночлег,

А ураган в степи застал —

Закапывайся в снег!

Да-с, промедленьям нет числа,

Иной упал, ослаб…

КНЯГИНЯ

Не хорошо я поняла —

Что значит ваш этап?

ГУБЕРНАТОР

Под караулом казаков

С оружием в руках,

Этапом водим мы воров

И каторжных в цепях,

Они дорогою шалят,

Того гляди сбегут,

Так их канатом прикрутят

Друг к другу – и ведут.

Трудненек путь! Да вот-с каков:

Отправится пятьсот,

А до нерчинских рудников

И трети не дойдет!

Они как мухи мрут в пути,

Особенно зимой…

И вам, княгиня, так идти?..

Вернитесь-ка домой!

КНЯГИНЯ

О нет! я этого ждала…

Но вы, но вы… злодей!..

Неделя целая прошла…

Нет сердца у людей!

Зачем бы разом не сказать?..

Уж шла бы я давно…

Велите ж партию сбирать —

Иду! мне всё равно!..

* * *

«Нет! вы поедете!.. – вскричал

Нежданно старый генерал,

Закрыв рукой глаза. —

Как я вас мучил… Боже мой!..

(Из-под руки на ус седой

Скатилася слеза.)

Простите! да, я мучил вас,

Но мучился и сам,

Но строгий я имел приказ

Преграды ставить вам!

И разве их не ставил я?

Я делал всё, что мог,

Перед царем душа моя

Чиста, свидетель Бог!

Острожным жестким сухарем

И жизнью взаперти,

Позором, ужасом, трудом

Этапного пути

Я вас старался напугать.

Не испугались вы!

И хоть бы мне не удержать

На плечах головы,

Я не могу, я не хочу

Тиранить больше вас…

Я вас в три дня туда домчу…

(Отворяя дверь, кричит)

Эй! запрягать, сейчас!..»

_{Лето 1871}

2
Княгиня М.Н. Волконская
(Бабушкины записки)
(1826–27 гг.)

Глава 1

Проказники внуки! Сегодня они

С прогулки опять воротились:

«Нам, бабушка, скучно! В ненастные дни,

Когда мы в портретной садились

И ты начинала рассказывать нам,

Так весело было!.. Родная,

Еще что-нибудь расскажи!..» По углам

Уселись. Но их прогнала я:

«Успеете слушать; рассказов моих

Достанет на целые томы,

Но вы еще глупы: узнаете их,

Как будете с жизнью знакомы!

Я всё рассказала, доступное вам

По вашим ребяческим летам:

Идите гулять по полям, по лугам!

Идите же… пользуйтесь летом!»

И вот, не желая остаться в долгу

У внуков, пишу я записки;

Для них я портреты людей берегу,

Которые были мне близки,

Я им завещаю альбом – и цветы

С могилы сестры – Муравьевой,

Коллекцию бабочек, флору Читы

И виды страны той суровой;

Я им завещаю железный браслет…

Пускай берегут его свято:

В подарок жене его выковал дед

Из собственной цепи когда-то…

* * *

Родилась я, милые внуки мои,

Под Киевом, в тихой деревне;

Любимая дочь я была у семьи.

Наш род был богатый и древний,

Но пуще отец мой возвысил его:

Заманчивей славы героя,

Дороже отчизны – не знал ничего

Боец, не любивший покоя.

Творя чудеса, девятнадцати лет

Он был полковым командиром,

Он мужеством добыл и лавры побед

И почести, чтимые миром.

Воинская слава его началась

Персидским и шведским походом,

Но память о нем нераздельно слилась

С великим двенадцатым годом:

Тут жизнь его долгим сраженьем была.

Походы мы с ним разделяли,

И в месяц иной не запомним числа,

Когда б за него не дрожали.

«Защитник Смоленска» всегда впереди

Опасного дела являлся…

Под Лейпцигом раненный, с пулей в груди,

Он вновь через сутки сражался,

Так летопись жизни его говорит:

В ряду полководцев России,

Покуда отечество наше стоит,

Он памятен будет! Витии

Отца моего осыпали хвалой,

Бессмертным его называя;

Жуковский почтил его громкой строфой,

Российских вождей прославляя:

Под Дашковой личного мужества жар

И жертву отца-патриота

Поэт воспевает. Воинственный дар

Являя в сраженьях без счета,

Не силой одною врагов побеждал

Ваш прадед в борьбе исполинской:

О нем говорили, что он сочетал

С отвагою гений воинский.

Войной озабочен, в семействе своем

Отец ни во что не мешался,

Но крут был порою; почти божеством

Он матери нашей казался,

И сам он глубоко привязан был к ней.

Отца мы любили – в герое,

Окончив походы, в усадьбе своей

Он медленно гас на покое.

Мы жили в большом подгородном дому.

Детей поручив англичанке,

Старик отдыхал. Я училась всему,

Что нужно богатой дворянке.

А после уроков бежала я в сад

И пела весь день беззаботно,

Мой голос был очень хорош, говорят,

Отец его слушал охотно;

Записки свои приводил он к концу,

Читал он газеты, журналы,

Пиры задавал; наезжали к отцу

Седые, как он, генералы,

И шли бесконечные споры тогда;

Меж тем молодежь танцевала.

Сказать ли вам правду? была я всегда

В то время царицею бала:

Очей моих томных огонь голубой

И черная с синим отливом

Большая коса, и румянец густой

На личике смуглом, красивом,

И рост мой высокий, и гибкий мой стан,

И гордая поступь – пленяли

Тогдашних красавцев: гусаров, улан,

Что близко с полками стояли.

Но слушала я неохотно их лесть…

Отец за меня постарался:

«Не время ли замуж? Жених уже есть,

Он славно под Лейпцигом дрался,

Его полюбил государь, наш отец,

И дал ему чин генерала.

Постарше тебя… а собой молодец,

Волконский! Его ты видала

На царском смотру… и у нас он бывал,

По парку с тобой всё шатался!»

– «Да, помню! Высокий такой генерал…»

– «Он самый!» – старик засмеялся…

«Отец! он так мало со мной говорил!» —

Заметила я, покраснела…

«Ты будешь с ним счастлива!» – круто решил

Старик, – возражать я не смела…

Прошло две недели – и я под венцом

С Сергеем Волконским стояла,

Не много я знала его женихом,

Не много и мужем узнала, —

Так мало мы жили под кровлей одной,

Так редко друг друга видали!

По дальним селеньям, на зимний постой,

Бригаду его разбросали,

Ее объезжал беспрестанно Сергей.

А я между тем расхворалась;

В Одессе потом, по совету врачей,

Я целое лето купалась;

Зимой он приехал за мною туда,

С неделю я с ним отдохнула

При главной квартире… и снова беда!

Однажды я крепко уснула.

Вдруг слышу я голос Сергея (в ночи,

Почти на рассвете то было):

«Вставай! Поскорее найди мне ключи!

Камин затопи!» Я вскочила…

Взглянула: встревожен и бледен он был.

Камин затопила я живо.

Из ящиков муж мой бумаги сносил

К камину – и жег торопливо.

Иные прочитывал бегло, спеша,

Иные бросал не читая.

И я помогала Сергею, дрожа

И глубже в огонь их толкая…

Потом он сказал: «Мы поедем сейчас»,

Волос моих нежно касаясь.

Всё скоро уложено было у нас,

И утром, ни с кем не прощаясь,

Мы тронулись в путь. Мы скакали три дня,

Сергей был угрюм, торопился,

Довез до отцовской усадьбы меня

И тотчас со мною простился.

Глава 2

«Уехал!.. Что значила бледность его

И всё, что в ту ночь совершилось?

Зачем не сказал он жене ничего?

Недоброе что-то случилось!»

Я долго не знала покоя и сна,

Сомнения душу терзали:

«Уехал, уехал! опять я одна!..»

Родные меня утешали,

Отец торопливость его объяснял

Каким-нибудь делом случайным:

«Куда-нибудь сам император послал

Его с поручением тайным.

Не плачь! Ты походы делила со мной,

Превратности жизни военной

Ты знаешь; он скоро вернется домой!

Под сердцем залог драгоценный

Ты носишь: теперь ты беречься должна!

Все кончится ладно, родная;

Жена муженька проводила одна,

А встретит, ребенка качая!..»

Увы! предсказанье его не сбылось!

Увидеться с бедной женою

И с первенцем сыном отцу довелось

Не здесь – не под кровлей родною!

Как дорого стоил мне первенец мой!

Два месяца я прохворала.

Измучена телом, убита душой,

Я первую няню узнала…

Спросила о муже. – «Еще не бывал!»

– «Писал ли?» – «И писем нет даже».

– «А где мой отец?» – «В Петербург ускакал».

– «А брат мой?» – «Уехал туда же».

«Мой муж не приехал, нет даже письма,

И брат и отец ускакали, —

Сказала я матушке: – Еду сама!

Довольно, довольно мы ждали!»

И как ни старалась упрашивать дочь

Старушка, я твердо решилась;

Припомнила я ту последнюю ночь

И всё, что тогда совершилось,

И ясно сознала, что с мужем моим

Недоброе что-то творится…

Стояла весна, по разливам речным

Пришлось черепахой тащиться.

Доехала я чуть живая опять.

«Где муж мой?» – отца я спросила.

«В Молдавию муж твой ушел воевать».

– «Не пишет он?..» Глянул уныло

И вышел отец… Недоволен был брат,

Прислуга молчала, вздыхая,

Заметила я, что со мною хитрят,

Заботливо что-то скрывая;

Ссылаясь на то, что мне нужен покой,

Ко мне никого не пускали,

Меня окружили какой-то стеной,

Мне даже газет не давали!

Я вспомнила: много у мужа родных,

Пишу – отвечать умоляю.

Проходят недели, – ни слова от них!

Я плачу, я силы теряю…

Нет чувства мучительней тайной грозы;

Я клятвой отца уверяла,

Что я не пролью ни единой слезы, —

И он, и кругом всё молчало!

Любя, меня мучил мой бедный отец;

Жалея, удвоивал горе…

Узнала, узнала я все наконец!..

Прочла я в самом приговоре,

Что был заговорщиком бедный Сергей:

Стояли они настороже,

Готовя войска к низверженью властей.

В вину ему ставилось тоже,

Что он… Закружилась моя голова…

Я верить глазам не хотела…

«Ужели?..» В уме не вязались слова:

Сергей – и бесчестное дело!

Я помню, сто раз я прочла приговор,

Вникая в слова роковые.

К отцу побежала, – с отцом разговор

Меня успокоил, родные!

С души словно камень тяжелый упал.

В одном я Сергея винила:

Зачем он жене ничего не сказал?

Подумав, и то я простила:

«Как мог он болтать? Я была молода,

Когда ж он со мной расставался,

Я сына под сердцем носила тогда:

За мать и дитя он боялся! —

Так думала я. – Пусть беда велика,

Не всё потеряла я в мире.

Сибирь так ужасна, Сибирь далека,

Но люди живут и в Сибири!..»

Всю ночь я горела, мечтая о том,

Как буду лелеять Сергея.

Под утро глубоким, крепительным сном

Уснула, – и встала бодрее.

Поправилось скоро здоровье мое,

Приятельниц я повидала,

Нашла я сестру, – расспросила ее

И горького много узнала!

Несчастные люди!.. «Всё время Сергей

(Сказала сестра) содержался

В тюрьме; не видал ни родных, ни друзей…

Вчера только с ним повидался

Отец. Повидаться с ним можешь и ты:

Когда приговор прочитали,

Одели их в рубище, сняли кресты,

Но право свиданья им дали!..»

Подробностей ряд пропустила я тут…

Оставив следы роковые,

Доныне о мщеньи они вопиют…

Не знайте их лучше, родные.

Я в крепость поехала к мужу с сестрой,

Пришли мы сперва к «генералу»,

Потом нас привел генерал пожилой

В обширную, мрачную залу.

«Дождитесь, княгиня! мы будем сейчас!»

Раскланявшись вежливо с нами,

Он вышел. С дверей не спускала я глаз.

Минуты казались часами.

Шаги постепенно смолкали вдали,

За ними я мыслью летела.

Мне чудилось: связку ключей принесли,

И ржавая дверь заскрипела.

В угрюмой каморке с железным окном

Измученный узник томился.

«Жена к вам приехала!..» Бледный лицом,

Он весь задрожал, оживился:

«Жена!..» Коридором он быстро бежал,

Довериться слуху не смея…

«Вот он!» – громогласно сказал генерал,

И я увидала Сергея…

Недаром над ним пронеслася гроза:

Морщины на лбу появились,

Лицо было мертвенно бледно, глаза

Не так уже ярко светились,

Но больше в них было, чем в прежние дни,

Той тихой, знакомой печали;

С минуту пытливо смотрели они

И радостью вдруг заблистали,

Казалось, он в душу мою заглянул…

Я горько, припав к его груди,

Рыдала… Он обнял меня и шепнул:

«Здесь есть посторонние люди».

Потом он сказал, что полезно ему

Узнать добродетель смиренья,

Что, впрочем, легко переносит тюрьму,

И несколько слов одобренья

Прибавил… По комнате важно шагал

Свидетель – нам было неловко…

Сергей на одежду свою показал:

«Поздравь меня, Маша, с обновкой, —

И тихо прибавил: – Пойми и прости», —

Глаза засверкали слезою,

Но тут соглядатай успел подойти,

Он низко поник головою.

Я громко сказала: «Да, я не ждала

Найти тебя в этой одежде».

И тихо шепнула: «Я всё поняла.

Люблю тебя больше, чем прежде…»

– «Что делать? И в каторге буду я жить

(Покуда мне жизнь не наскучит)».

– «Ты жив, ты здоров, так о чем же тужить?

(Ведь каторга нас не разлучит?)»

«Так вот ты какая!» – Сергей говорил,

Лицо его весело было…

Он вынул платок, на окно положил,

И рядом я свой положила,

Потом, расставаясь, Сергеев платок

Взяла я – мой мужу остался…

Нам после годичной разлуки часок

Свиданья короток казался,

Но что ж было делать! Наш срок миновал —

Пришлось бы другим дожидаться…

В карету меня подсадил генерал,

Счастливо желал оставаться…

Великую радость нашла я в платке:

Целуя его, увидала

Я несколько слов на одном уголке;

Вот что я, дрожа, прочитала:

«Мой друг, ты свободна. Пойми – не пеняй!

Душевно я бодр и желаю

Жену мою видеть такой же. Прощай!

Малютке поклон посылаю…»

Была в Петербурге большая родня

У мужа; всё знать – да какая!

Я ездила к ним, волновалась три дня,

Сергея спасти умоляя.

Отец говорил: «Что ты мучишься, дочь?

Я всё испытал – бесполезно!»

И правда: они уж пытались помочь,

Моля императора слезно,

Но просьбы до сердца его не дошли…

Я с мужем еще повидалась,

И время приспело: его увезли!..

Как только одна я осталась,

Я тотчас послышала в сердце моем,

Что надо и мне торопиться,

Мне душен казался родительский дом,

И стала я к мужу проситься.

Теперь расскажу вам подробно, друзья,

Мою роковую победу.

Вся дружно и грозно восстала семья,

Когда я сказала: «Я еду!»

Не знаю, как мне удалось устоять,

Чего натерпелась я… Боже!..

Была из-под Киева вызвана мать,

И братья приехали тоже:

Отец «образумить» меня приказал.

Они убеждали, просили,

Но волю мою сам Господь подкреплял,

Их речи ее не сломили!

А много и горько поплакать пришлось…

Когда собрались мы к обеду,

Отец мимоходом мне бросил вопрос:

«На что ты решилась?» – «Я еду!»

Отец промолчал… промолчала семья…

Я вечером горько всплакнула,

Качая ребенка, задумалась я…

Вдруг входит отец, – я вздрогнула…

Ждала я грозы, но, печален и тих,

Сказал он сердечно и кротко:

«За что обижаешь ты кровных родных?

Что будет с несчастным сироткой?

Что будет с тобою, голубка моя?

Там нужно не женскую силу!

Напрасна великая жертва твоя,

Найдешь ты там только могилу!»

И ждал он ответа, и взгляд мой ловил,

Лаская меня и целуя…

«Я сам виноват! Я тебя погубил! —

Воскликнул он вдруг, негодуя. —

Где был мой рассудок? Где были глаза!

Уж знала вся армия наша…»

И рвал он седые свои волоса:

«Прости! не казни меня, Маша!

Останься!..» И снова молил горячо…

Бог знает, как я устояла!

Припав головою к нему на плечо,

«Поеду!» – я тихо сказала…

«Посмотрим!..» И вдруг распрямился старик,

Глаза его гневом сверкали:

«Одно повторяет твой глупый язык:

«Поеду!» Сказать не пора ли,

Куда и зачем? Ты подумай сперва!

Не знаешь сама, что болтаешь!

Умеет ли думать твоя голова?

Врагами ты, что ли, считаешь

И мать, и отца? Или глупы они…

Что споришь ты с ними, как с ровней?

Поглубже ты в сердце свое загляни,

Вперед посмотри хладнокровней,

Подумай!.. Я завтра увижусь с тобой…»

Ушел он, грозящий и гневный,

А я, чуть жива, пред иконой святой

Упала – в истоме душевной…