Читать книгу: «Молот Солнца 3: Сердце Дракона», страница 3

Потом он вдруг встрепенулся, словно вспомнил о чем-то, и опустился на одно колено. Размытые фигуры странных существ за его спиной сделали то же самое. Невнятный шепоток прокатился по их рядам.

– С возвращением, ваше величество! – сказал человек. – Народ шакли очень рад снова видеть вас в ваших землях, королева Альва!

Глава 3

Гатла-на-Вете встретила их тишиной, то и дело прерываемой скрипом воротных петель – ветер шевелил створки, но чем-то подпереть их тут никто почему-то не догадался. Да и стражи на воротах почему-то не было видно, и такое Дикарь встречал впервые. Оставлять въезд за городские стены без охраны было опасно и преступно. Если бы сейчас с равнины сюда забрел бы какой-нибудь ящер, могла бы случиться большая беда. Даже, если бы это был безобидный зауропод, один взмах хвоста которого мог разрушить целый дом…

Когда фургон въехал в ворота, Дикарь подал Гнуту Лимосу знак, чтобы тот остановил лошадей, а сам спрыгнул с козел. Осмотрелся.

И увидел стражника.

Это был грил, и он был мертв. Он лежал на груде досок справа от ворот, раскинув руки-ноги по сторонам. Доспехи съехали, бронзовый шлем сбился набок. Голова его свесилась, и было видно, что горло у него перерезано. Рана уже запеклась, черная короста облепила ее края. Но погиб стражник, по всей видимости, не в бою – вместо оружия в его руке была зажата бутылка «вилуски», а секира же стояла чуть поодаль, приставленная к стене.

Дикарь обнажил меч и снова обвел взглядом окрестности. Не увидел ни души. Жестом указав вышедшему из фургона Ластеру закрыть ворота, он хотел было пройтись вдоль пустующих торговых рядов, как мертвый стражник вдруг шевельнулся и одной рукой схватил его за ногу. Дикарь сразу приставил меч ему к груди. Стражник поправил шлем и сел на досках. Глянул на Дикаря мутным взглядом, отпихнул меч в сторону и что-то невнятно просипел.

– Что? – не понял Дикарь.

Тогда грил зажал рану на горле рукой и с видимым усилием сказал, присвистывая:

– Кто такие? Что вам здесь нужно?

Дикарь опустил меч.

– Мы путешественники, – сказал он, мотнув головой на фургон. – Нас четверо, и мы направляемся в Крос-Бод. Хотели бы запастись в вашей деревне едой и провизией.

Стражник издал серию звуков, которые могли бы означать смех, если бы не звучали столь болезненно: хс-с-с, х-х-х-с, хы-хыс. Закончив таким образом смеяться, стражник сказал:

– Воду вы можете набрать в любом колодце, но вам следует выбрать тот, где она еще не протухла. Набирать воду на Главной площади я вам не советую, туда бросали куски тел в прошедшее полнолуние. Там все загнило…

– Спасибо за предупреждение. А как быть с провизией?

– Провизию вы здесь не найдете, – усмехнулся стражник. – Все уже растащили… Но если хорошенько порыться в подвалах «Приюта каменщика», то наверняка можно отыскать еще «вилуски»!

Стражник поднял бутылку, демонстрируя ее Дикарю, а потом присосался прямо к горлышку. Он шумно и жадно глотал спиртное, а оно выливалось у него через рану на горле, и тогда грил снова зажал ее пальцами. Дикарь наблюдал за этим, брезгливо сморщившись.

Вдоволь напившись, стражник отбросил бутылку в сторону и тяжело поднялся на ноги. С первого раза это у него не вышло, и Дикарю пришлось подать ему руку. Стражник принял это как должное – не поблагодарил даже – и подойдя к стене взял свою секиру. Ластер уже закрыл ворота и теперь, стоя подле них, взирал на стражника с недоумением, перемешанным со страхом.

Сита же, выйдя из фургона, подошла к стражнику, осмотрела с ног до головы с нехорошим прищуром и спросила, указав на него пальцем:

– Он что – мертвяк?

Дикарь кивнул. А стражник снова отставил секиру и потрепал Ситу по волосам, смутно улыбаясь.

– Какая хорошенькая… – сказал он. – На внучку мою похожа, только не грил… Ей ручки с ножками отрубили, голову отрезали и в колодец побросали… А когда я жаловаться в городской совет пошел, то мне сказали, что они не понимают сути моих претензий, и что в полнолуние всем все прощается… А я вот так и не смог простить. Взял вот эту секиру и порубил их всех…

Рассказывая это, он продолжал трепать Ситу по волосам, и в конце концов ей это надоело, и она отпихнула от себя руку стражника. Но он все-равно продолжал смутно улыбаться, глядя на девчонку с необычайной теплотой.

– И теперь они понимают суть твоих претензий? – хмуро спросил Дикарь.

– Теперь понимают…

– И с той поры ты не расстаешься с «вилуской»?

– Стараюсь… – ответил стражник. – Это помогает забыться. Я хотел бы сдохнуть, но потом вспоминаю, что они раз уже это сделал. Без толку… – Он снова издал свой странный смех: хы-хыс, хы-хыс, хс-с-с. – Так что от тоски в Гатле «вилуска» помогает гораздо лучше, чем смерть. А все началось с этого треклятого камня!

– Какого камня? – быстро спросил Дикарь.

– Жила у нас одна девка, она нашла в поле магический камень – он еще светился таким голубым светом – и что-то там с его помощью наколдовала, отчего вся Гатла провалилась в этот замороченный мир… – стражник указал рукой на ворота, как бы указывая, какой именно мир он имеет в виду. – С той поры смерть здесь перестала быть концом жизни… Как же звали ту девку? – стражник потер лоб. – Забыл совсем… Проклятая «вилуска», стирает из памяти совсем не то, что нужно!

– Лата Дисан, – напомнил Дикарь. – Ее звали Лата Дисан.

– Точно! – стражник взглянул на Дикаря с хитрым прищуром. – А ведь я, кажется, тебя знаю, парень… Ты ведь жених той девки, Латы… Капрал из стражи караванов, ты часто наведывался к нам в Гатлу. Имени твоего я не знаю, а вот прозвище у тебя было… – он покачал пальцем в воздухе, вспоминая.

– Дикарь, – подсказала Сита.

– Точно! – воскликнул стражник. – А я-то думаю: ну почему мне твоя физиономия такой знакомой показалась! А я тебя уже ни раз видел на этих самых воротах. Значит, ты тоже вместе с Гатлой провалился сюда… Ты для чего вернулся, Дикарь? Что тебе нужно в Гатле? Если ты за девкой своей, то нет ее тут уже. Сбежала она. Хотели ее на кол посадить, а труп сжечь, но она сбежала со странниками какими-то. Они и хозяина Йона с собой прихватили из «Приюта каменщика». С той поры пустым стоит «Приют», никто там больше не разливает вино и не угощает мясными пирогами. Лишь наведываются туда порой да шарят по погребам те, кто хочет алкоголем тоску свою залить… Вот только не заливается она, не заливается! – стражник смахнул слезу с щеки.

– Зачем им понадобился хозяин Йон? – громко спросил с козел фургона Гнут Лимос. Похоже, из всей истории его заинтересовал почему-то именно этот момент.

Стражник задержал на нем взгляд, как будто тоже пытался припомнить, но не припомнил и пожал плечами.

– Хозяин Йон – порядочный и добрый малый, потому, наверное, и убили его в самую первую «ночь безумия». Его самого, да работника его, Барца. Тоже добрый малый был, хотя и с хитрецой… Ну, а кто из нас без хитрецы? Не по злобе ведь, а от нежелания сделать что-то неправильно… Барцу, бедняге, булавой половину башки в кашу превратили, а Йону кол в глаз воткнули. Барц-то он сразу отрубился, а вот хозяин Йон еще и с колом в глазу немало народу покрошил свои топором… Хороший у него топор был, добротный такой. В общем, забрал наш Йон с собой к мертвякам трех человек, двух грилов и одного неандера. А потом и сам упал замертво. Через сутки только и смог подняться, но уже не живой… И даже не в обиде остался на тех, кто его порешил, так и продолжал управлять своим постоялым двором…

– А потом что случилось? – поторопил Дикарь словоохотливого стражника.

– А потом странники эти пожаловали… Пацан лохматый, девка-неандер вот с такими титьками… – стражник показал на себе, какого размера грудь была у девки-неандера. Получилось, что вполне себе приличная. – А главный у них – человек с кинжалом длинным таким, и способен этот кинжал выбрасывать из себя огненную плеть… Колдун, наверное, какой-то… Он-то твою девку и освободил, и увел ее из Гатлы. И хозяин Йон с ними ушел, потому как не мог больше оставаться в этом проклятом месте! Я его нисколечко не осуждаю: уж лучше с колдуном и девкой титястой, чем с праведниками лицемерными… Вот только подозреваю я, что не смог хозяин Йон уйти далеко от Гатлы. Удрали они ночью, а к утру скорее всего помер он окончательно и бесповоротно где-нибудь на равнине, и растащили его труп по кускам какие-нибудь местные звери…

Рассказывая это, стражник то и дело срывался на свист и клекот, похожий на птичий, и тогда он еще крепче зажимал себе рану на шее. Глаза свои, и без того достаточно безумные, он при этом таращил во все стороны – то на Дикаря, то на Ситу (и промелькивала в них тогда какая-то глубоко скрытая нежность), то на Ластера у ворот, то на Гнута Лимоса на козлах фургона. В итоге он глянул на пустую бутылку из-под «вилуски», валяющуюся на земле. Потом он, покачиваясь, направился к груде досок, на которой лежал до этого, разворошил ее, и вытащил откуда-то из-под низа непочатую бутылку. Пальцем вдавил пробку внутрь и присосался к горлышку. Рану на шее он зажимал пальцами, но сквозь них все же протекали тонкие струйки «вилуски».

– Эй, уважаемый! – окликнул его Дикарь, которому несколько надоело наблюдать за этой картиной. – Объясните нам все же, почему вы решили, что этот ваш хозяин Йон умер где-то на равнине?

– И то верно – он же мертвяк! – поддержала его Сита, крутя лохматой головой. – Или я неправильно поняла этого уродливого грила?

Она не была тактичным ребенком, и о таком качестве сапиенсов, как сочувствие, никогда не слышала. А если и слышала, то не придавала этим слухам особого значения в силу малого возраста и невыносимости характера.

Стражник оторвался от бутылки, глянул на девчонку с изрядной долей удивления, и вдруг расхохотался. Получилось у него это не очень ладно – из раны брызнули остатки алкоголя, перемешанного со слюной, а присвистывание, клекот и бульканье слились в один не самый аппетитный звук.

В конце концов стражник утер выступившие на глазах слезы, сильно зажал истекающую «вилуской» и слизью рану на шее и приветливо кивнул на Ситу. Смотрел он при этом, впрочем, на Дикаря.

– Какая замечательная девчонка! – сказал он. – Твоя сестра?

Дикарь молча покачал головой.

– Дочка? – с удивлением уточнил стражник.

Дикарь снова покачал головой.

– А кто же тогда?

– Это не твое дело, зараза! – крикнула ему Сита. – Отвечай на вопросы, когда тебя спрашивают!

– Кажется, я ошибся, – сказал стражник, немного опешив от такого напора. – Она совсем не похожа на мою внучку.

– Тем не менее она права, – холодно заметил Дикарь. – Что вы имели в виду, когда сказали, что хозяин Йон мог умереть на равнине, после того, как ушел из Гатлы с колдуном?

Дикарь чувствовал внутри себя некое напряжение. Такое бывало с ним порой, когда караван шел мимо опасных мест. И ничего, казалось бы, не предвещает беды – дозорные не сообщают о подозрительных личностях на пути, и солнце светит, и погода способствует… Ан-нет – щемит что-то за ребрами, как будто потроха позволяют видеть немного больше, чем глаза…

И ведь не подводило это предчувствие. Почти никогда. Была здесь опасность, бесспорно была, но вот откуда ждать ее?

Стражник наконец ответил:

– По Гатле ходят слухи, Дикарь, что смерть покинула деревню из-за того камня, который нашла твоя девка… Носатый Прол рассказывал, что его братья – Тин и Гик – решили уйти из Гатлы, чтобы посмотреть на тот мир, в котором мы все оказались. Тин тогда уже был мертвяком, а Гик живым еще на тот момент… Взяли они с собой оружие, да припасов побольше, и ранехонько поутру отправились в путь.

– Куда именно они пошли? – спросил Гнут Лимос.

– Никто не знает. Да это и не важно! Важно то, что далеко они не ушли, и вскоре Гик притащил своего брата обратно в Гатлу. Расстелил плащ на траве, уложил на него труп и волоком притащил.

– Труп? – удивился Дикарь.

– Да! Они отошли от Гатлы не далее, чем на пяток миль, а потом Тин просто рухнул замертво и уже больше не двигался. Гик с ним и так, и сяк – все без толку. Умер Тин на этот раз окончательно и бесповоротно. Гик приволок его обратно в Гатлу, он надеялся, что брат здесь снова оживет, но он уже не ожил. Так и закопали его на старом кладбище… И с той поры есть мнение, что мертвяки живут только рядом с тем колдовским камнем, не больше пяти миль от него. А стоит только отойти чуток подальше – всё, конец… Я вот хочу попробовать выйти за ворота и отправиться куда глаза глядят. Может и кончусь там. Да только боязно пока, вот и пью «вилуску». Но как только вся «вилуска» в Гатле закончится, так и бояться перестану. Уйду на равнину – и будь, что будет. Глядишь и отмучаюсь!

– Где камень? – резко спросил Дикарь.

Стражник сразу нахмурился, снова потянулся за секирой.

– В каком это смысле? – спросил он, насупившись. Пальцы его сомкнулись на древке своего оружия, и он сразу стал выглядеть как-то поуверенней.

– Где. Сейчас. Камень, – с расстановкой повторил свой вопрос Дикарь.

Естественно, он видел все движения стражника, но покуда они не представляли опасности, он предпочитал ничего не предпринимать. Да и жалко ему было этого грила, мечтающего выпить весь алкоголь в деревне и уйти на равнину, чтобы там сдохнуть уже окончательно и бесповоротно…

– А тебе это зачем? – стражник подкинул секиру, поймал другой рукой и угрожающе покачал ею.

Дикарю только и оставалось, что наблюдать за этими движениями со скучающим видом. Сита же ждала от него действий с горящими глазами.

– Слушай меня внимательно, грил… – по-прежнему медленно сказал Дикарь. – Ты достаточно натерпелся, и мне не хотелось бы делать тебе еще хуже…

– А что ты можешь мне сделать, Дикарь? – с усмешкой спросил стражник.

Он в очередной раз подкинул свою секиру, но поймать ее не успел – Дикарь, резко выбросив руку, перехватил ее, одним ударом переломил древко о колено и отбросил рукоятку в одну сторону, а кусок с двухсторонним топором – в другую. Коротким ударом ноги впечатал грила в стену. Достал меч и приставил ему к животу.

– Я просто прошу ответить на свой вопрос… Где в Гатле хранится камень, который нашла моя невеста?

– Ух, какой ты горячий! – с усмешкой сказал стражник. – С тобой, наверное, опасно связываться! Будь я живым, я бы точно испугался…

– Я не пугаю, грил. Я просто хочу услышать ответ… Говоришь, ты никак не можешь решиться уйти за ворота, чтобы сдохнуть на равнине? Я могу облегчить твое положение: я сам унесу камень из Гатлы. А ты можешь пить свою «вилуску» и махать мне на прощание платком. И если ваше поверье не врет, если ваше проклятье и в самом деле связано с камнем, то примерно через час после моего ухода из Гатлы ты свалишься замертво с блаженной улыбкой на лице…

Стражник задумчиво теребил кончик носа. Но уже было понятно, что предложение Дикаря ему начинает нравиться.

– Камень в доме суда, что напротив городского совета. Все доказательства по делу девицы Дисан хранятся в хранилище суда в опечатанном ящике… Но имей в виду, капрал: суд охраняют четверо вооруженных приставов.

Пряча меч обратно в ножны, Дикарь рассмеялся:

– Четверо? Боюсь запыхаться!

– Я тебя предупредил, Дикарь.

– Благодарю тебя, грил…

Он махнул рукой Ластеру, взял Ситу за затылок и подтолкнул вперед, в сторону улицы, которая начиналась по ту сторону базарной площади, но сейчас от ворот была не видна, скрытая за пустующими прилавками.

Не такой Дикарь помнил Гатлу-на-Вете, совсем не такой! Даже когда он был здесь в прошлый раз в поисках Латы, уже после того, как мир раскололся… Даже тогда деревня эта была гораздо оживленнее, да и на воротах стоял не одинокий пьяный стражник, а как минимум двое, а раньше еще и арбалетчики на стенах дежурили…

А какая прежде была торговля на этой площади! Торговые караваны часто заходили сюда, и тогда здесь начиналось настоящее веселье. Крутились карусели, качели взлетали выше крыш, за ними развевались разноцветные ленты, а пьяные гаеры потешали народ своими пошлыми шутками и не менее пошлыми кривляньями.

Торговля шла такая, что любо-дорого было посмотреть! Торговцы продавали здесь то, что привезли из далеких земель, а скупали в огромном количестве вяленую и копченую рыбу, солонину всякую, которой Гатла славилась со стародавних времен, муку из местной твердой пшеницы и еще живую птицу, необычную породу которой вывели именно здесь, в Гатле-на-Вете…

А после того, как мир раскололся, реки Веты здесь не стало – потек вместо нее в стороне какой-то мутный поток, заполненный трупами неизвестных монстров. И рыбы не стало, а караваны с каруселями и гаерами сюда уже не сворачивали…

Дикарь, Ластер и Сита шли пешком, фургон с привязанными позади лошадьми громыхал за их спинами. Дикарь знал, куда следует идти – раньше он не раз бывал в городском совете, где заверял свои подорожные. Заходить в дом суда ему не доводилось, но зато мимо него он проходил тоже частенько. И даже видел, как в клетке рядом со зданием сидят заключенные, дожидающиеся приговора.

Вспомнив об этом, он вдруг подумал, что его Лата еще совсем недавно тоже сидела в этой клетке в ожидании казни, и в груди у него задавило от жалости, нежности и злости одновременно. Желание отомстить захлестнуло его, но он пока не знал кому именно следует мстить. Судьям – за то, что делали свою работу? Это глупо и несправедливо. Суд для того и нужен, чтобы вершить правосудие на основании предъявленных доказательств.

Он когда-то сам служил в охране суда в городе Берте, что на реке Круглокаменная, не понаслышке знал о работе судей и прекрасно понимал, что решения суда не бывают правильными или неправильными, добрыми или злыми, хорошими или плохими. Они либо соответствуют закону, либо нет. А все остальное – лишь эмоции и философия. Нельзя обвинять судью, если его решение соответствуют букве закона…

Задумавшись, Дикарь и сам не заметил, что произнес эту фразу вслух:

– Нельзя обвинять судью, если его решение соответствуют букве закона…

– Обвинять – нельзя, – тут же согласилась Сита, которая шагала рядом с ним. – Но убить – запросто.

Ластер, идущий чуть позади, даже с шага сбился.

– А девчонка вырастет тем еще головорезом, – заметил он.

Кажется, он слегка побаивался эту малолетнюю бестию. Впрочем, он много чего побаивался и особо этого не скрывал. Боялся темноты, пьяных компаний, громких криков, шепота за спиной, звуков в ночи… Боец он был никакой, но зато знал множество интересных историй и часто рассказывал их на привалах и перед сном, а все слушали его, раскрыв рты.

– Если доживет, – коротко ответил ему Дикарь.

Сита без лишних слов двинула ему своим острым и очень твердым кулачком в плечо.

– М-мудила! – зло сказала она.

– Пиявка гребаная, – не замедлил отозваться Дикарь, даже не взглянув на нее. Вместо этого он внимательно изучал дом суда, который уже виднелся по правую сторону улицы.

– Дай мне меч, мудила, и я покажу тебе, кто из нас тут пиявка!

Оружие в их компании было у каждого, кроме Ситы. У Гнута Лимоса на боку висела длинная сабля с утяжеленным концом, Ластер выбрал себе кинжал, которым можно было и от врага отбиться и мяса жаренного кусок отрезать, а сама Сита присмотрела себе короткий меч «тилор», но взять его ей не позволили.

– Ты припадочная, – так обосновал Дикарь это решение. – В бою от тебя толку все равно не будет, а вот ночью ты нас всех запросто можешь перерезать…

Сказал, и тут же пожалел, что подкинул девчонке эту идею. А позже предупредил всех, чтобы держали свое оружие под присмотром, а к сундуку, в котором хранился их арсенал, ее и близко не подпускали. Конечно, всерьез он не допускал, что Сита может возжелать ему как-то навредить. Нет, гораздо больше его беспокоило, что она может захотеть принести пользу, кинется в бой, когда делать этого не следует, а отдуваться за ее лихость придется ему самому.

Поэтому сейчас он ответил ей так:

– Ты получишь оружие, когда я научу тебя им пользоваться. После Гатлы я займусь твоим обучением…

– Ладно, – сразу же согласилась Сита. – Не такой уж ты и мудила, гаденыш…

По дороге к дому суда им почти никто не встретился. Дикарь еще по старым временам помнил, что эта улица считалась в деревне центральной и обычно здесь было довольно оживленно – сновали туда-сюда повозки, прогуливались жители, с криками и смехом бегали дети.

Сейчас здесь ничего подобного не наблюдалось. Лишь однажды попался им навстречу прихрамывающий неандер с пустым взглядом, и было непонятно: толи живой он еще, толи уже мертвяк, хотя каких-то видимых повреждений на его теле заметно не было. Впрочем, чтобы умереть не обязательно лишаться половины головы – порой достаточно просто получить удар ножом в брюхо…

Еще пару раз им встретились прямо посреди улицы изрубленные в куски ящеры. Кто именно это был теперь разобрать не было никакой возможности, к тому же Дикарь пока так и не научился различать динозавров. Но ему было достаточно и того, что он мог отличить хищника от растительноядного зауропода. Эти же были хищниками. Видимо, они сумели прорваться в деревню через плохо охраняемые ворота, наделали немало шума и в итоге их попросту изрубили в капусту, опасаясь, что они могут воскреснуть. Тучи мух так и роились на их вонючих останках, стоял мерный гул.

Сита демонстративно зажала себе нос пальцами.

Клетка у дома суда пустовала, ее решетчатая дверь была распахнута. На земле валялся сломанный замок. У входа в дом стояли два пристава в доспехах, опираясь на алебарды. Видимо, еще двое приставов находились внутри, поскольку стражник на воротах говорил о четырех.

Гнут Лимос остановил фургон неподалеку от клетки, а Ластеру и Сите Дикарь приказал:

– Ждите меня в фургоне. Зарядите арбалеты, но в дом не суйтесь, что бы там не происходило. Внутри я разберусь сам. Ясно?

В ответ ему согласно закивали. Но ему этого было мало.

– Ясно?! – гаркнул он, в упор взирая на Ситу.

– Ясно, ясно… – отозвалась она. – Зарядить арбалеты и ждать… Чего разорался?

Удовлетворенно кивнув, Дикарь направился к крыльцу. Он поднялся по трем очень глубоким ступеням, шагнул к двери и нисколько не удивился, когда алебарды перед его носом запрещающе скрестились.

– Кто такой?

Один был человек, а второй грил, но оба они были мертвяки. У человека в брюхе зияла черная дыра, в которую можно было с легкостью просунуть руку, а голова грила была разрублена напополам, от макушки до нижней челюсти, и не разваливалась на две части только потому, что ее плотно сжимал шлем. От удара, нанесенного по всей видимости тяжелым мечом, один глаз у грила выскочил из глазницы и свисал на сосудах, а второй был налит кровью и казалось, что он светится изнутри красным.

– Капрал Пиин из охраны караванов, – последовал ответ, который Дикарь подготовил заранее.

– Караваны больше не ходят в Гатлу, – заявил пристав с дырой в брюхе.

– Зато охрана осталась, – сказал Дикарь веско. – Освободите проход, или же я пройду без вашего позволения.

– Оружие придется оставить здесь.

– Вы знаете устав охраны караванов – я не могу оставить вам своего оружия…

Он посмотрел сначала в глаза человеку, а потом глянул в единственный глаз грила. И подумал, что, пожалуй, помнит их обоих – они оба много лет стоят на этом месте, охраняя вход в дом суда. К тому, у которого в брюхе была дыра, каждый день на службу приходила какая-то женщина – жена, видимо – и приносила узелок с едой. А грил с располовиненной головой всегда любил дремать, опираясь на свою алебарду, но спал он очень чутко, проскользнуть мимо него незаметно было невозможно.

Да, они оба помнили устав охраны караванов – правила там были строгие, и за оставление оружия полагалось отсечение руки. Это если действия не имели тяжких последствий. А если имели, то отсекалась уже голова…

– Хорошо, капрал Пиин, ты можешь войти…

Алебарды раздвинулись, освобождая проход, и Дикарь толкнул дверь. Холл оказался довольно просторным для деревенского суда, а потолки были высокими и, мельком глянув наверх, Дикарь подумал, что если придется драться, то удобнее всего ему делать это будет именно здесь, в холле. Во всяком случае, есть где развернуться…

Холл заканчивался арочным проходом, у которого стоял еще один пристав с секирой на плече, и он тоже был мертвяком. Дикарь не стал дожидаться, пока к нему проявят интерес и начнут задавать вопросы – подошел сам и резко спросил:

– Судья у себя?

Пристав взглянул на него с легким удивлением: мол, откуда ты такой взялся? Но все же ответил:

– У себя…

Он сразу проследовал через арочный проход в сумрачный коридор, напряженно ожидая, что его в любой момент могут окликнуть. Но не окликнули. Ладно…

Дойдя до середины коридора, он остановился, прислушиваясь. Откуда-то доносились голоса, но он никак не мог понять откуда именно. Потом понял, что в самом конце коридора имеется еще один арочный проход – точно такой же, как на входе – и звуки исходят именно оттуда.

Коридор заканчивался большим окном, через которое свет в основном сюда и проникал, от двух же масляных ламп на стенах, которые Дикарь приметил по пути, толка было немного. Похоже, их зажгли больше по привычке, следуя каким-то устоявшимся правилам, нежели для освещения.

Дойдя до арочного прохода, Дикарь остановился. Перед ним был зал заседаний. Это была точная копия холла, только вместо входной двери светилось еще одно окно, а большая часть помещения была заставлена скамейками. Все они, впрочем, сейчас пустовали. У стены слева от окна был сооружен невысокий подиум, на котором за широким столом сидел судья в красной мантии и красном же колпаке. Судья был человеком преклонных лет, лицо у него было серое, изможденное, но гладко выбритое – судьи по закону не могли носить бороду и усы.

В клетке рядом с арочным входом сидел давно немытый неандер лет сорока и смотрел на судью с ухмылкой. Клетку охранял четвертый пристав, на поясе у него в красивых парадного вида ножнах висел меч.

Судья лениво вещал:

– На основании пункта два статьи семь законодательного уклада, за воровство в здании городского совета плотник Притус Аран приговаривается к недельному пребыванию в клетке и последующей публичной порке на главной площади. Приговор окончательный и должен быть приведен в исполнение немедленно!

Судья поднял со стола бронзовый колокол и трижды стукнул по нему бронзовым же жезлом, объявляя заседание закрытым. Неандер в клетке неприятно рассмеялся, скаля желтые зубы, а пристав открыл клетку, схватил его за шиворот и вытащил наружу.

– Примите мою глубочайшую благодарность, господин судья! – со смехом крикнул немытый неандер. – Вы самый лучший судья в Гатле!

Пристав толкнул его взашей, и неандер буквально вылетел мимо Дикаря в коридор. Пристав снова поймал его за шиворот и потащил к выходу. Дикарь же прошел в зал заседаний, несколько раз отрывисто хлопнув в ладоши.

– Поздравляю, ваша честь! – сказал он. – Это был очень мягкий приговор за такое преступление. Еще прошлым летом ему за подобное отрезали бы язык и сослали на рудники на пару лет!

Судья устало стянул с головы колпак, обнажив прежде скрытую под ним гладкую лысину. Скомкав колпак, утер им пот со лба.

– За последнее время в Гатле свершилось слишком много разных зверств, чтобы добавлять к ним новые, – ответил он. А потом словно опомнился и вскинулся: – Кто вы такой?! Что вам здесь нужно?!

Раскинув руки в стороны, Дикарь прошелся по залу.

– А разве это не открытое заседание? Разве любой желающий не может на нем присутствовать, чтобы лицезреть, как вершится местное правосудие?

– Заседание уже закончено…

Дикарь остановился напротив подиума.

– Закончено? Замечательно! Тогда перейдем к следующему вопросу: где камень, господин судья?

Судья снова утерся колпаком.

– Какой камень? Кто вы такой, я еще раз спрашиваю?!

– Меня зовут Крас Пиин, по прозвищу Дикарь. Я капрал охраны караванов и жених той девушки, которую вы обвинили в колдовстве и приговорили к смерти через усаживание на кол… Должно быть, в то время у вас были менее гуманные взгляды!

Видно было, что судья растерялся. Сначала он смотрел Дикарю прямо в глаза, а потом вдруг закрутил головой, как будто хотел найти поддержку где-то поблизости. Но пристав уже ушел – голос его доносился издали, из холла.

– Вы же не станете меня убивать, молодой человек, за то, что я просто делал свою работу… – несколько сдавленно сказал судья. – К тому же для девицы Дисан все закончилось как нельзя лучше! Разве это не вы освободили ее из клетки?

Дикарь коротко и не очень весело рассмеялся.

– Вы боитесь умереть, ваша честь? Из этого я могу сделать вывод, что вы пока не стали мертвяком. И это удивительно, учитывая, что я до сих пор не встретил в Гатле ни одного живого сапиенса!

– Потому что я на коленях умолял не убивать меня! – воскликнул судья. – После той ночи, когда девица Дисан сбежала из своей клетки, и хозяин Йон вместе с ней, в Гатле многое поменялось… Мертвым надоело безумие живых, и они решили с этим покончить, не дожидаясь нового полнолуния… Вы знаете, чем это закончилось, капрал?

– Могу догадаться, – ответил Дикарь. – Они перебили всех, кто еще оставался в живых?

– Ну, всех, или почти всех… – Судья завозился в кресле, принимая более удобную позу, а Дикарь подумал, что если бы тот был мертвяком, то ему не пришлось бы этого делать – у мертвых не бывает неудобной позы. – Некоторые все же смогли вымолить себе прощение, и я в их числе. Но нас осталось так мало, что даже если новая «ночь безумия» и настанет, то мертвым уже ничего не грозит…

– А живым? – спросил Дикарь.

Судья даже передернулся всем телом.

– Я с ужасом жду следующей «ночи безумия», – произнес он, глядя при этом куда-то в стол. – И я знаю, что это будет моя последняя ночь… Я мечтал сбежать из Гатлы куда глаза глядят, но мне некуда идти в этом мире! К тому же я стар, я просто не вынесу путь через равнину, которая кишит всякими ужасными тварями… Может быть и к лучшему, молодой человек, что вы пришли, чтобы убить меня сейчас. Тогда я наконец избавлюсь от своего страха… Только прошу вас: сделайте это не очень больно! Я не переношу боли…

Дикарь даже смутился, услышав от старого судьи подобную просьбу. Но одновременно с этим подумал, что для старика, наверное, это был бы лучший выход. Но…

– Я солдат, а не убийца, – сказал Дикарь. – И мне не за что вам мстить, раз моя невеста покинула Гатлу живой.

– Тогда что вы от меня хотите?! – резко спросил судья.

– Я уже сказал вам, что мне нужен камень. Камень, который нашла Лата Дисан, и который по вашему закону принадлежит ей. Я обещаю вернуть ей его… – Дикарь протянул вперед руку с раскрытой ладонью. – Ну! Камень!

Лицо судьи из серого стало белым, и он как-то обмяк в своем кресле. Похоже, ему стало нехорошо.

– Но вы же понимаете, что без отмены приговора я не могу отдать вам его, – пробормотал он. – Он является уликой обвинения, внесен в протокол…