Ты – ничтожество

– Ты лунатик, что ли? – спросила она.

– Что? – переспросил он, но больше это походило на сдавленный крик испуга.

– Лунатик, говорю? – повторила она и кивнула на его тоненькие штаны, протёртые в самых неудобных местах, и светло-синюю маечку, как и штаны, из детского пижамного комплекта.

Он ничего не ответил, а только уставился на неё и, видимо, в этом взгляде запечатлелось всё отчаяние, вся страсть и ревность, какие она могла вызвать в нём за несколько лет оседания гормонов, потому что она, не убирая книги в сумку, встала и поспешно вышла из беседки.

Он ещё некоторое время сидел с какой-то самодовольной ухмылкой на лице, которую сам несколько раз пытался вручную разгладить, после чего улёгся, растянувшись на скамейке, с книгой на животе, и задремал.

Но стать ничтожеством окончательно, чтобы влезть в прокрустово ложе сна, не вышло, и вскоре, замёрзший и словно бы липкий изнутри, с забродившим послевкусием завтрака во рту, он открыл глаза.

Сгущалась вечерняя темнота, всё вокруг ржавело под светом первых, ещё сонных фонарей. Он поднялся и вышел из беседки.

За забором, между безлиственными деревьями смутно виднелись очертания заброшенной оранжереи. На заборе, между двух разъятых прутьев, почти осязаемая, висела табличка: «Жанр: мистика, ужасы. История о духах приусадебной оранжереи с банальным описанием заброшенного интерьера и тухлыми словечками типа «крючковатый», «костлявый», «призрачный свет луны». Возможны временные изломы и упоминания исторических личностей, если автор хорошо учился в школе, а также любовная история, если он латентный некрофил в активном пубертате. Рассказ где-то на двенадцать вордовских листков. Рекламу можно сразу кидать в фан-паблик Стивена Кинга». Он пролез между прутьями и двинулся к оранжерее, уворачиваясь от костлявых веток и высоко поднимая ноги, чтобы не шуршать опавшей листвой.

Дойдя до середины длинного, засиженного бомжами коридора, из которого и состояла вся оранжерея, он оказался в просторном зале с разбитым плиточным полом и расписанными граффити стенами. Из большого окна без стёкол под потолком лился медно-красный свет заходящего солнца. Хотя там, откуда он пришёл, все уже утонуло в потёмках, свет этот был ярким и густым, словно бы сотканным из занёсшей это покинутое место пыли, которая, кружась в его лучах, придавала ему форму.

– Я слышал твой голос, – заговорил он. – Ночью. Я слышал, как твои слова создают всё то, что я зову собой и своей жизнью. Это происходит всегда, из секунды в секунду, просто незаметно, как сердцебиение или пищеварение. И я, видимо, очень глубоко залез, раз смог услышать тебя. Это вышло случайно, но теперь я не могу жить как прежде. Я нашёл шов и теперь как бы об него всякий раз спотыкаюсь. Я знаю, что даже это произошло по твоему умыслу. Зачем ты допустил это, зачем ты создал меня?

– Я мог бы сказать, – отвечал я, – что создал тебя по заданию для творческого семинара. Или – что ты списан с меня, так сказать, по образу и подобию, чтобы решить мою проблему. Или, что я пишу тебя от скуки. Какой вариант тебя больше устраивает?

– Никакой.

– И правильно, потому что все это верно лишь отчасти. А истина в том, что ты – моя борьба с ничтожеством, но не с тем, каким ты себя считаешь после того, как съешь лишнюю печеньку, а с настоящим, буквальным. Только через тебя я есть подобно тому, как этот свет есть как форма только благодаря вырезу окна и парящей в нём пыли.